С. В. Букчин. Ревнитель театра 5 Читать Легендарная Москва Уголок старой Москвы 48 Читать Мое первое знакомство с П. И. Вейнбергом 63 Читать М. В. Лентовский. Поэма



бет58/135
Дата22.02.2016
өлшемі3.73 Mb.
#199
1   ...   54   55   56   57   58   59   60   61   ...   135

{429} Западные звезды

{430} О правде на сцене
(Беседа с Мунэ-Сюлли)950


Tragédie, c’est là ton supreme triomphe!

Jules Clareitie1 951

Я редко встречал человека с такой удивительной физиономией, как у Мунэ-Сюлли, и мне кажется, что этому много способствуют его глаза. Удивительные глаза, несмотря на то, что один немного больше другого, — мягкие, то задумчивые и подернутые точно пеленою, то вдруг взблескивающие, зажигающиеся пламенем, в особенности, когда он увлекается разговором.

— Классические пьесы! — воскликнул он. Вот уже который раз я это слышу! Что это за классификация? Разве это какой-то особенный род произведений! Я считаю классическими произведениями все те, которые принято считать образцовыми по языку и по обработке.

— Если я употребил слово «классический», cher maitre, то я хотел противопоставить это натуралистическому, реальному исполнению на сцене…

— Натуралистическому! Что значит это слово? Реализм на сцене! Ведь это понятия относительные!

— Вот потому-то и интересно определить, в каком соотношении находится стильное изображение, как вы его понимаете, с натуралистическим исполнением. Где настоящая сценическая правда? Где истинная красота?

— Прежде всего, не смешивайте поэтических образов, созданных гением поэта, и образов, выхваченных целиком из современной жизни!

— Но разве образы поэтических гениев далеки от жизни? Разве Шекспир дает нам не общечеловеческие типы?

— Вот, вот, вы сказали общечеловеческие, — это верно! Эти Отелло, Гамлеты, Эрнани, Софоклы, — разве они должны изображать обыденные жизненные типы? Вовсе нет! Это образы общечеловеческие, представители известной категории, так сказать, апофеозы известной эпохи и среды. В последнее время мне случалось видеть так называемую, {431} «составную фотографию». Брали типичные фотографии людей, например, с сангвиническим темпераментом. У каждого отдельного лица те или иные характерные черты наводились одна на другую, получалась фотография-тип, у которой почти все черты рельефно выделялись. Вы видите очень типичное лицо сангвиника и, в то же время, оно ведь не существует в действительности. А, между тем, разве оно не правдиво, разве это фикция, разве оно не нормально? Так и на сцене — во всем должен быть известный стиль и правда. Реальность времен Эдипа952 не может быть реализмом настоящего времени.

Ведь вам дико показалось бы увидать испанского гранда, Рюи-Блаза953 или Эрнани, в современном смокинге!

Так же точно Эдип, или Отелло, или Эрнани не могут говорить с тою интонацией голоса, с которою мы говорим теперь с вами.

Гнев Софоклова героя или персонажа средних веков нельзя выражать так, как его изображает герой современной драмы, потому что герой той эпохи совсем иначе думал и чувствовал и в пурпурной тоге говорил совсем иначе, нежели нынче; если же вы попробуете это сделать, то выйдет грубо и совсем не в соответствии с тем, что задумал автор. Во всем должен быть известный стиль и соответствие. Вот послушайте, например, эти стихи, я вам их скажу так, как я чувствую, что хотел сказать автор и какие образы он желал вызвать.

И Мунэ-Сюлли начал мне читать своим гармоническим голосом начало известной поэмы Мюссе954 «La nuit d’ete», — «Poète, prends ton luth»1

Я стоял и слушал, очарованный.

Но он вдруг прервал монолог и сказал:

— А теперь послушайте, что из этого выйдет, если читать это просто, «реально», как вы это называете.

И он прочел те же стихи.

— Видите, какая разница!

— Смотря на вас в ваших creations2, cher maître, я всегда удивлялся красоте и пластичности вашего жеста, каждого телодвижения. Скажите, вы помните какие телодвижения вам нужно сделать при известных фразах?

— Помнить! Зачем же?! Они являются естественно, без принуждения!

— Но ведь, изображая, например, Отелло или Эрнани, вы все же остаетесь самим собою?

{432} — Нет, тысячу раз нет! Я перерождаюсь, и в Эрнани сердце мое бьется иначе, чем в Отелло, мысль работает иначе, — я вхожу целиком в изображаемую эпоху. Задача истинного артиста не воспроизведение (reproduction), а воплощение (incarnation).

— И вы не думаете о том, что вот, при каких словах, вам надо подымать руку так или иначе?

— Нет, потому что я думал над этим тридцать лет, все время моей артистической жизни.

— Вы только что упомянули, что вы тридцать лет работали над созданием тех ролей, которые вы теперь так мастерски воплощаете. Но ведь, кроме работы, вам много помог также и ваш артистический талант, не правда ли?

— Не спорю, но одного этого качества еще мало, и вот почему многие таланты, рассчитывая исключительно на свои способности, забывают о работе, вследствие чего глохнут и ничего не достигают. Для разрешения задач искусства необходимо и то и другое. Нужен талант, нужны способности, но нужна и работа.

Что первые сами по себе? Потенциальная сила, лежащая, как клад, глубоко зарытою в душе каждого истинного артиста, до тех пор, пока ее не извлекут на свет Божий, где она начинает блестеть. Но для того, чтобы извлечь ее оттуда целиком, нужна усидчивая и терпеливая работа…

— Так что теперь вы совершенно сжились с изображаемыми вами типами?

— Mais absolument!1 Прежде, чем выйти Эдипом или в иной роли моего репертуара, я ознакомляюсь с языком автора, выискиваю главные, так сказать, основные моменты роли. Затем я изучаю эпоху изображаемого героя, хожу по музеям, картинным галереям до тех пор, пока личность героя, которого мне предстоит изобразить, не стоит целиком пред моими глазами во всех подробностях, начиная от физиономии до мельчайших подробностей костюма. Когда я этого достиг, тогда я могу сказать, что сроднился настолько с личностью героя, что чувствую его чувствами и мыслю его мыслями. Он — это я, и я — это он. Я вполне овладел им, я не играю, а живу на сцене.

Когда я изучал «Отелло», я стремился к тому, чтобы каждое движение, каждый жест, голос, взгляд — соответствовали образу венецианского мавра — честного, благородного, вспыльчивого, горячего. Отелло, вот! — артист выпрямился, голос его изменился, взгляд сверкнул — и предо мною на минуту стал мавр, которого я вчера видел на сцене.

{433} Но вот лицо переменилось, на его легла какая-то грусть, глаза заволоклись, жест стал нерешителен, и предо мною стоял Гамлет…

Разговор зашел о первом спектакле, и артист высказал мне, что ему кажется, будто третьего дня в Отелло его, как будто, встретили холодно.

— Впрочем, должен вам сознаться, что я себя чувствовал не особенно здоровым. Зато сегодня я чувствую себя в ударе. Эдип — моя любимая роль. Представьте, я начал мою карьеру ролью герцога Корнваллийского в «Короле Лире», в переводе Поля Лакруа955, и в его же переводе Эдипа я достиг, как мне кажется, всего, что в силах дать мой талант.

— Готовите вы какую-нибудь новую роль?

— К весне для выставки я готовлю пьесу Сарду «La Patrie»956, a в 1901 году, не раньше, у меня будет готов «Эдип в Колоне»957.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   54   55   56   57   58   59   60   61   ...   135




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет