В.Б.Земсков Культурный синтез в Латинской Америке: культурологическая утопия или культурообразующий механизм?

В.Б.Земсков

Культурный синтез в Латинской Америке: культурологическая утопия или культурообразующий механизм?

Выбор темы определяется моим убеждением в том, что культурный синтез – это ключевая проблема для интерпретации культурообразования не только в Латинской Америке, но и в иных пограничных цивилизационных образованиях (или, как их еще определяют, лиминальных, лимитрофных, периферийных и т.д.), то есть таких образованиях, которые возникают на периферии стабильных крупных цивилизаций, в зонах, где они переходят свои границы, вступая во взаимодействие с иными цивилизациями/культурами. Как уже устоялось в представлениях культурологов, зонами такого перехода западно-европейской цивилизации являются иберийская, балканская, турецкая, российская, латиноамериканская цивилизации.

Сначала я резюмирую некоторые основные идеи относительно феномена пограничных культур, бытующие в российской научной среде, а затем перейду к некоторым обобщениям.

Прежде всего следует подчеркнуть научную новизну этой тематики. В цивилизационных исследованиях ХХ в. (начиная с работ Шпенглера и далее) в центре внимания, как правило, находились, «классические объекты», или «классические цивилизации», понимаемые как устойчивые, завершенные в своем формировании системы. Рождение во второй половине ХХ в. концепции многополярного мира отозвалось в цивилизационных исследованиях переходом от исследования «правильных» и статически воспринимаемых «классических объектов» к изучению «неклассических объектов», а именно пограничных цивилизаций, которые по самой своей природе отрицают возможность статического подхода. Ученые с удивлением обнаруживают, что пограничные цивилизации проявляют не меньшую активность и агрессивную способность к экспансии культурных ценностей за пределы своих границ не только в сторону удаления от цивилизационного центра, но и в направлении самого центра. Более того: высокая конфликтность, напряженность, свойственные зонам цивилизационной трансгрессии зачастую все очевидней определяют нестабильность глобальной ситуации. В то же время становится очевидным, что наука еще не располагает методологическим инструментарием, необходимым для систематического изучения пограничных культур.¹

Описанная тематика активно дискутируется в последние годы на страницах журналов, в ряде семинаров, среди которых следует выделить семинар по проблемам российской цивилизации, которым руководит А.Ахиезер: в зону его интересов в типологическом плане входят, наряду с иными, и латиноамериканская цивилизационная общность.

Суммируем наблюдения одного из основных участников этого семинара известного культуролога И.Яковенко, который обобщает свои наблюдения о различиях между «классическими» и «неклассическими» объектами следующим образом (выбираем основные характеристики).

«Классическим объектам» свойственны:

1. Высокий уровень структурированности идеального «тела» культуры, то есть ментальность, и психологической структуры базовой репрезентативной личности, и, соответственно, высокий уровень структурированности феноменологического поля культуры;

2. Движущие силы «классической цивилизации» направлены как во внутрь собственной системы (структурирование собственного внутреннего пространства), так и во вне, по направлению к иным культурам;

3. Им свойственны наличие определенной интенсивной, отчетливо маркированной доминанты, характеризующей данную цивилизацию; высокий уровень способности к саморазвитию; акцент на объективном; высокая способность к ассимиляции феноменов, происходящих из иных культур и иной исторической хронологии; высокая агрессивность; постоянная тенденция к разрушению изначального архаического культурного синкрезиса, порождающая импульсы исторической динамики.

Для «неклассических объектов», или «пограничных образований», характерны:

1. Низкий уровень структурированности как идеального, так и феноменологического поля культуры; внутреннее напряжение и противоречия как постоянный конститутивный фактор, определяющий природу культурообразующих механизмов и их функционирования;

2. Циклические «разрывы» процесса формирования, регулируемые механизмом инверсии развития;

3. Синкретическая доминанта, неспособность к саморазвитию, сосуществование в структуре культуры феноменов, принадлежащих различной исторической хронологии – от Архаики до Современности, постоянная активизация архаических феноменов;

4. Акцент на субъективном, растворение субъекта в культурном синкрезисе, экстенсивный характер, неспособность к динамическому развитию, очень болезненная модернизация.²

Дополним приведенные характеристики формулировкой, принадлежащей Я.Шемякину.

1) В «классических» культурах преобладают элементы органического структурного единства; в пограничных образованиях цивилизационная база неоднородна, расколота, фрагментизирована.

Внутри этой крайне нестабильной структуры происходит постоянное взаимодействие противонаправленных тенденций (Запад – Восток, Новый Свет – Старый Свет, и т.д.)

2) Все «классические» цивилизации являются результатом реализованного и завершенного процесса культурного синтеза. Незавершенность и нереализованность культурного синтеза – это определяющая характеристика пограничных образований;

3) В отличие от «классических» цивилизаций, в пограничных культурах стратегическая роль принадлежит не синтезу, а культурному симбиозу, являющемуся культурообразующим механизмом и структурной цивилизационной основой. Симбиотические взаимосвязи различных интегрирующих элементов, образующих основу пограничного образования, обеспечивают его неустойчивую стабильность³.

Сказанное позволяет сделать вывод: «классические» цивилизации по своей природе синтетичны, а «неклассические» – симбиотичны

Вернемся к наблюдениям И.Яковенко. В отличие от синтетических «классических» цивилизаций, пограничные – это агрегированные образования, то есть состоящие из блоков, не имеющих органической взаимосвязи. Агрегированная целостность имеет не синтетическую, а синкретическую природу, ее элементы связаны симбиотическими отношениями.⁴

Еще одна точка зрения – принадлежит Ю.Гирину, который описывает латиноамериканскую общность в терминах В.Тернера.⁵ Согласно В.Тернеру, лиминальные или трансгрессивные культуры с необходимостью амбивалентны, а «лиминальный человек» ускользает из классификационной сети, он «ни то, ни сё», «ни там, ни здесь», поскольку находится в «межпространстве».

Наконец, к сказанному следует добавить другой важнейший и хорошо известный историко-социологический подход, с блестящим успехом развитый А.Ахиезером на материале изучения русской цивилизации. Существуют две суперцивилизации: «современная» (в терминологии А.Ахиезера, «либеральная»), что равнозначно цивилизации западноевропейской, и архаико-традиционалистская. Экспансия «современной» цивилизации в зону архаико-традиционалистских образований раскалывает их, придает им транзитивный и лиминальный характер. Комбинация архаического, традиционного и «современного» определяет нестабильность их структуры, «раскол» и инверсию, как механизмы их развития.⁶

Если разграничивать эти два типа цивилизации на уровне цивилизационного самосознания, то прежде всего становится очевидным, что для «современной» цивилизации проблема идентичности не имеет особенного значения, в то время, как «жертвы» экспансии переживают ее крайне болезненно, и задачу достижения, или строительство собственной идентичности понимает как важнейшую. Пути к идентичности могут прокладываться на различных и противонаправленных основаниях: на основе архаико-традиционалистской (консервативный вариант), на модернизированной основе (супер-прогрессистский вариант), на основе комбинирования архаико-традициональстских и «современных» элементов. Последний вариант наиболее типичен для лиминальных пограничных культур, блуждающих в лабиринтах поисков идентичности, всегда размещенной в зоне неопределенного и утопического будущего. Настоящее характеризуется неопределенностью, фрагментаризированностью, расколом между противоборствующими традиционным и «современным» началами.

Описанные подходы позволяют построить прекрасно структурированную и логическую картину, но представляется, что добытые истины окутаны более или менее интенсивным облаком мистифицированности, что, видимо, связано с недостаточностью опыта изучения пограничных образований.

Прежде всего не может быть удовлетворительным преобладание статичности в осмыслении пограничных цивилизаций. Практически все, с определенными различиями, утверждают транзитивность, незавершенность и нереализованность культурного синтеза как имманентные, и более того – онтологические характеристики подобных образований.

С нашей точки зрения, это результат методологической оптики типа флаш-бэк, когда схватывается не процесс в целом, а определенное состояние процесса, пусть даже и хронологически протяженное, в то время, как цивилизационные формирующие процессы следует проецировать в Большое Время истории, где выяснится, что транзитивные свойства суть характеристики исторические.

Ведь и те центровые культуры, что образуют ядро европейской («либеральной», «современной») цивилизации в свое время были периферийными, лиминальными и пограничными зонами экспансии романской (а точнее греко-иудейско-романской) цивилизации, и только с утверждением Христианства они превратились из периферийных зон в центровые. С Ренессансом центр перемещается на север Европы (Англия, Голландия, Германия), где рождается Реформа, а сложная комбинация традиционного и реформированного католицизма порождает модернизационные импульсы и экспансию, в результате которой возникают новые пограничные цивилизации (иберийская, балканская, российская и латиноамериканская).

С такой точки зрения обнаруживается также относительность определения «классических цивилизаций» как синтетических, если понимать их в качестве онтологических характеристик. Западноевропейские культуры, образующие центр европейской цивилизации, до определенного исторического уровня обладают всеми характеристиками пограничных образований, включая расколотую идентичность, фрагментарность системы культурных ценностей, инверсионную цикличность развития, напряжение бинарных глобальных оппозиций (Реформа–Контрреформа), внутренние конфликты, неоднородность цивилизационной основы, наконец, повышенную роль симбиоза как культурообразующего механизма (со времен экспансии Христианства до средних веков и Ренессанса и далее).

Обобщим. Очевидно, что смена мест в связке центр–периферия – это общая закономерность цивилизационного процесса. Экспансия завершенных в своем формировании цивилизаций («классических», «синтетических») за пределы своих границ влечет за собой возникновение пограничных зон, где возникают «симбиотические» или «агрегированные» образования. В свою очередь, экспансия пограничных цивилизаций развивается не только вовне, за пределами общих цивилизационных границ, но и по направлению к цивилизационному центру. В ходе развития в основаниях пограничных культур нарастает удельный вес синтетических элементов, и, напротив, увеличивается доля симбиотических элементов в «классических» цивилизациях. Культурный синтез не есть привилегия «классических» цивилизаций, что становится очевидным при макроретроспективном анализе. И, напротив, учет макроперспективы позволяет увидеть, что симбиотичность вовсе не есть некая онтологическая характеристика пограничных цивилизаций.

С нашей точки зрения, если пограничная цивилизация оказывается способной к агрессивной экспансии по направлению к общецивилизационному ядру, это означает, что в ее структурных основах возникла определенная синтетическая системность. Никакое цивилизационное образование не способно существовать, даже в состоянии неустойчивой стабильности, если оно опирается только на симбиотические связи. Синтетические элементы, на которые опирается структурная основа формирующей цивилизации, ранее всего появляются не в материальной, а в идеальной базе «тела» цивилизации.

Видимо, более быстрое формирование идеального «тела» цивилизации – это есть общая закономерность.⁷ Например, в Западной Европе концепция антропоцентрического гуманизма в своем классическом виде появляется в произведениях Бокаччо и Петрарки, в то время, как материальные основы «современности» еще далеко не прояснилось. Помимо этого, следует учитывать различие скорости формативных процессов в Древности и в Современности как и различную активность субъективного фактора в эти периоды.

Цивилизационное сознание и его формы (цивилизационная идентичность) в древних культурах возникает медленно и стихийно, опираясь на доминирующую религию. В эпоху «современности» роль сознательного конструктивного фактора а процессе выработки форм цивилизационного сознания в противостоянии с цивилизационным центром гораздо выше, и это сообщает формативным процессам иной ритм. Кроме того, в эпоху модернизации, влекущей за собой секуляризацию идеальной сферы, цивилизационные проекты и идентификационные концепции (хотя основная религия продолжает играть важную роль среди прочих факторов) все более и более начинает опираться на «заменители» религии типа различных псевдорелигиозных модификаций синкретического характера, на социентистскую и культурную мифологию, одним словом, не на религию как таковую, а на Культуру. Так, например, первые русские идентификационные концепции, и среди них – российский марксизм.

Типологически сходные явления мы обнаружили в латиноамериканском варианте, где изначальная ключевая концепция «нового христианства» Нового Света трансформируется с течением времени в различные универсалистские проекты (от Боливара, Сармьенто до Марти, Родо, Васконселоса и далее, вплоть до латиноамериканского варианта марксизма, «теологии освобождения», универсалистского «терсермундизма» и пр.).

С нашей точки зрения, все крупные цивилизационные идентификационные концепции, неважно, в какой форме они появляются (как идеологемы, мифологемы или художественная символика), по своей сути являются синтетическими, а не симбиотическими образованиями. Они эклектичны и симбиотичны по своим источникам, но, образуя ядро цивилизационной мифологии, они обладают большой унифицирующей культуростроительной силой, и с этой точки зрения предстают как элементы синтетические. Испаноамериканский модернизм формирует концепцию универсальной синтетичности латиноамериканской культуры, и она реализуется в творчестве создателей этой цивилизационной философии. Вспомним поясняющие слова Марти: «подлинное – это синтетическое», и Дарио: «суверенный эклектизм».

В культурном продукте для нас важна не разнородность исходных элементов, а конечная органичность, и если она достигнута, значит, мы имеем дело с продуктом культурного синтеза. Таково творчество выдающихся творцов Дарио и Пушкина, цементирующих основания своих культур. Художественно-символические концепции идентичности – это реальные феноменологические объекты, образующие идеальное «тело» формирующейся цивилизации, и они обладают большой цементирующей силой (вспомним Пушкина, Достоевского – и Дарио, Марти, Родо).

Синтаксис культурообразующих процессов в Латинской Америке уже в достаточной мере разработан российскими латиноамериканистами (естественно, с учетом работ зарубежных, в первую очередь, латиноамериканских⁸). Этот «синтаксис» складывается из серии ключевых понятий и категорий, как идентичность, инаковость, культурный код, ре- (или пере-) кодификация, парафраз, травестия, набор генерирующих и производных мифологем, идеологем и стилей, различные степени и варианты инверсии смысла и формы, механизм бинарных оппозиций и поиск тернарного разрешения и т.д. Однако со всей очевидностью недостает убедительно развернутой семантики культурообразующего процесса.

С этой точки зрения, представляется важным заново обратиться к интерпретирующим возможностям категории парафраз (трансвестия – это его частная форма). В нашем понимании парафраз – это культурообразующая операция и механизм, смысл которого в переводе, или переходе (не только в лингвистическом, но и культурогенном значении) смысло-форм из одного культурного кода в другой. Парафразированием исходных смысло-форм путем перекодификации на базе собственных матричных основ достигается их новое, другое, значение в соответствии с необходимостью выразить инаковость другой идентичности. Эта операция с необходимостью включает моменты слияния новых значений с теми, что были уже выработаны воспринимающей культурой и стали ее традицией, включение их в общее смысловое поле. Если в результате подобных операций достигается создание репрезентативного и обладающего культурогенной силой феномена, способного производить новые смысло-формы, а следовательно, и традицию (как, например, творчество Пушкина или Дарио), значит, культурный синтез достигнут. Если такого феномена не возникает, значит, речь идет об имитативных или симбиотических парафразах, также неизбежных продуктов процесса культурообразования.

Резюмируя, можно сказать: культурный парафраз – это культурогенный (семантический, грамматический и синтаксический) перевод-переход, переводящий одну культурную Инаковость в другую культурную Инаковость. Полагаем, что описанный механизм культурного синтеза можно обнаруживать и изучать не только на уровне конкретного произведения или корпуса творчества того или иного крупного художника, но и на различных уровнях процесса образования идеального «тела» цивилизации в целом. Как, например, на уровне цивилизационной картины мира, образующей ядро идеального «тела» цивилизации в целом. Если таковая картина мирасуществует, значит, формирующаяся цивилизация уже создала свой код, то есть надличностную, «культурно-бессознательную»⁹ нормативность, держащую ее целостность.

Исследования последних десятилетий аналитически доказывают существование латиноамериканской «картины мира», и это позволяет нам говорить о высоком уровне культурного синтеза идеального «тела» латиноамериканской цивилизационной традиции. Здесь прежде всего следует упомянуть имя уругвайца Фернандо Аинсы, его известную книгу «Культурная идентичность Ибероамерики в ее прозе»¹⁰. Фернандо Аинсa первым сформулировал особую и опережающую роль литературы в формировании цивилизационного латиноамериканского единства (разумеется, речь идет об идеальной сфере) и аналитически доказал существование общего для латиноамериканской литературы субстрата, обнаруживающего инаковость лаиноамериканской цивилизационной целостности (общность тематических констант, типов героев, персонажей и т.д.).

Другой важный шаг в этом направлении сделал А.Кофман в книге «Латиноамериканский художественный образ мира»¹¹. Он выявил, что этот общий субстрат представляет собой структурированное единство, образованное систематической (и систематизируемой) сетью базовых мифологем, которые обнаруживают себя в различных комбинациях в творчестве большинства латиноамериканских писателей. Определив эту архетипальную платформу «культурно-бессознательного» поля Латинской Америки как латиноамериканскую мифологическую инфраструктуру, он показал ее синтетический характер. В очередной раз подтвердилась истина, сказанная Марти: подлинное – это синтетическое.

Какие выводы можно было бы сделать? Видимо, следующие:

1. Латиноамериканский Логос/Слово, образующий ядро идеального «тела» латиноамериканской цивилизационной общности, есть легитимный продукт культурного синтеза.

2. Сказанное не означает, что не существует «разрывов» между разными уровнями цивилизационного «тела» (между уровнем идеальным и иными); налицо и неоднородность, и внутренние напряжения, зоны эклектики и симбиоза, расколов и разрывов между вектором «желания» и реальностью. Несформированность – реальность латиноамериканской общности, но налицо и результаты формирования. Чтобы сделать иные выводы, следовало бы дождаться, наверное, конца следующего столетия.