Сборник статей «Вопросы иберо-романской филологии»

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

Юбилейный сборник статей «Вопросы иберо-романской филологии» посвящен пятидесятилетию открытия отделения испанского языка на филологическом факультете МГУ им. М.В.Ломоносова и двадцатилетию кафедры иберо-романской филологии. О первых шагах испанистики в стенах МГУ и о том, как создавалась кафедра, читатель узнает из очерков Л.Н.Степановой, одной из первых выпускниц отделения, и В.С. Виноградова, основателя кафедры.

Этот сборник объединил исследования широкого спектра проблем иберо-романистики. Значительное место в нем занимает лингвистическая тематика. Социолингвистические исследования, лежащие в русле традиции отечественной испанистики, составляют содержание статей Б.П.Нарумова и А.Ю.Папченко, в которых изучается современная языковая ситуация двуязычных областей Испании и диалектных зон. В статьях Л.Л.Мартыновой и Д.Л.Гуревича затрагиваются актуальные вопросы лингвистической прагматики. М.А.Косарик и Н.Г.Сулимова исследуют важную проблему становления иберийской лингвистической традиции в (XVI–XVII вв.), рассматривая данный период как время выделения лингвистики в самостоятельную научную дисциплину.

Вопросы теории и истории перевода анализируются в статьях Ю.Л.Оболенской, М.П.Осиповой и А.В.Садикова, посвященных испанской переводческой традиции на ранних этапах её формирования (XI–XIII вв.), а так же в эпоху Возрождения и Просвещения. В статье А.Сантаны обращено внимание на трудности перевода юридических испанских текстов. Сопоставительные исследования некоторых культурообразующих концептов проведены в статьях В.С.Виноградова и Т.Г.Торощиной.

Статьи О.А.Сапрыкиной, Л.Н.Лапшиной-Медведевой, Г.Э.Карсян и А.Г.Вороновой представляют интерес как для языковедов, так и для историков литературы, поскольку в них лингвистический анализ текста сочетается с литературно-критическим взглядом на художественное произведение.

Литературоведческая тематика представлена статьями М.Г.Надъярных, В.Б.Земского и Е.В.Огневой. Эти статьи посвящены особенностям литературного процесса в странах Латинской Америки, рассматриваемого сквозь призму современных культурологических, антропологических, социологических идей и теорий.

Разнообразные по тематике статьи сборника в большей или меньшей степени затрагивают многогранную культурологическую проблематику, объединяя разобщенные направления современных исследований в области иберо-романистики и тем самым преодолевая разрыв между «чистой» лингвистикой, историей литературы и культуры.

Л.Н.Степанова

50 лет испанистике в МГУ: как это начиналось

50 лет назад на филологическом факультете МГУ было образовано испанское отделение, выпускники которого должны были стать специалистами в области испанского языка и зарубежной литературы. И вот 1 сентября 1948 года мы, первые студенты этого нового отделения, с трепетом переступили порог филологического факультета, тогда на Моховой, чтобы начать изучать предмет для многих с таинственным и интригующим названием «Испанский язык».

Кто нас ввел в этот загадочный мир испанского языка? Я пишу здесь о своих личных впечатлениях, но, думаю, многие со мной согласятся. Это были три замечательные женщины-испанистки: Эрнестина Иосифовна Левинтова, первая наша заведующая кафедрой испанского языка, Ольга Константиновна Васильева-Шведе, профессор Ленинградского (ныне Петербургского) Университета, и Мария-Луиса Гонсалес, первый наш преподаватель испанского языка.

Что нам дали наши педагоги? Здесь я хочу воспользоваться характеристикой испанского языка, которую дал в своей инаугурационной речи по случаю вступления в Королевскую Академию Языка известный испанский филолог Эмилио Лоренсо. Он назвал свою речь так: «El semblante y el talante de la lengua española» (Обличие и дух испанского языка). Так вот «еl semblante» («обличие») или, другими словами, система, структура языка нам разъяснялась на занятиях Эрнестины Иосифовны; но учились мы по только что вышедшему учебнику испанского языка, автором которого была Ольга Константиновна Васильева-Шведе, которую мы, разумеется, лично в то время еще не знали. Хотелось бы отметить, что это был первый по-настоящему университетский курс испанского языка, и, хотя методически он, может быть, сейчас устарел, но когда чуть ли не с пятого урока в нем давался отрывочек из Гальдоса, а чуть ли не с десятого урока отрывочек из Сервантеса, это так распаляло молодое воображение, что хотелось овладеть языком как можно скорее, чтобы читать испанских классиков в подлиннике...

Ну, а «дух» («el talante») испанского языка в нас «вдохнула» наша легендарная Мария-Луиса Гонсалес. Кто не помнит ее образную испанскую речь, всю искрящуюся пословицами, поговорками, каламбурами, добрую половину которых сочиняла она сама с присущим ей юмором!

Надо, впрочем, сказать, что хоть Испания была в то время нам недоступна, испанскую речь мы слышали вокруг себя постоянно, мы буквально жили в атмосфере испанской речи. Ведь в то время в Москве находились испанские эмигранты, участники гражданской войны в Испании 1936-39 гг. Стоит напомнить, что наша страна стала для них второй родиной, они чувствовали себя равноправными гражданами этой страны, а в некоторых случаях имели даже привилегии.¹ Так, например, испанские дети, вывезенные в 1936-39 гг. нашим правительством из охваченной войной Испании, могли поступать в наши высшие учебные заведения вне конкурса, и в нашей группе 1948 года были две такие девушки: Анхелес и Кармен.² Кстати сказать, наша преподавательница испанского языка знаменитая Мария-Луиса раскрыла свой педагогический талант, по ее собственному признанию, именно в России и именно на филологическом факультете, куда она пришла тоже в 1948 г. и где проработала до 1977 г., то есть до своего возвращения на Родину, в Испанию. На филологическом факультете ей было присвоено звание доцента.³

Итак, мы жили в атмосфере испанского языка. Мы постоянно присутствовали на всех мероприятиях (лекции, встречи, концерты) Испанского центра, который тогда помещался в клубе им.Чкалова на улице Правды. Мы постоянно куда-то бежали: то приезжает Пабло Неруда, то встреча с Луи Арагоном, то беседа с Жоржи Амаду...

Вскоре мы сами стали участниками самодеятельности на испанском языке. Мы проводили вечера у нас на факультете, выезжали к строителям нового высотного здания МГУ (тогда туда надо было добираться на электричке с Киевского вокзала), нас даже приглашали на радио (телевидения тогда не было), и мы с удовольствием читали стихи, разыгрывали сцены из пьес, пели испанские песни.

Как строился наш день? Занятия начинались как обычно в 9 часов, но уже к 8-ми часам утра мы съезжались со всех концов Москвы на репетицию хора. Наш испанский хор организовала тогда молодая аспирантка Елена Михайловна Вольф, впоследствии известный иберо-романист, рано ушедшая от нас. Мы пели на два голоса под руководством испанца-энтузиаста Фернандо. Потом начинались занятия, тогда еще действовала университетская традиция, когда каждое занятие разбивалось на две части по 50 минут каждая с 10-ти минутным перерывом. Отсюда, оставшееся до сегодняшнего дня название «пара», которое сейчас уже потеряло свое первоначальное значение. После занятий мы или репетировали, или шли в библиотеку, а вечером в театр или на концерт, или в Испанский центр. Надо сказать, что Москва в то суровое послевоенное время жила интенсивной культурной жизнью, ориентированной именно на студенческую молодежь. А потом что? – Гулять по Москве, и так иногда загуливались, что не успевали на метро, и ничего! – Пешком! Москва была тогда наша! Можно было пройти пешком всю Москву и встретить разве что подвыпившего прохожего или бездомную кошку...

Так мы жили в приподнятом настроении, изучали испанский язык и другие науки, любили нашу будущую профессию и горели желанием принести пользу своей стране.

Наступил выпускной 1953 год, и вдруг оказалось, что мы никому не нужны. В первый раз мы встретились со страшным, равнодушным чиновничьим миром. Распределения фактически никакого не было, а когда мы сами начали ходить по учреждениям и предлагать свои услуги, на нас смотрели «как в афишу коза». Нас спрашивали: Какой-такой испанский язык, это который итальянский? А то, что в Латинской Америке тоже испанский язык вызывало у чиновника искреннее удивление, так как он был уверен, что в Мексике – мексиканский язык, а в Аргентине – аргентинский.

Видя такое положение, наше мудрое Министерство решило вопрос гениально просто: закрыть испанское отделение. Так, в 1953 году после пяти лет деятельности наше отделение перестало существовать. Мы разбрелись кто куда, но за нами были еще младшие курсы, им продлили срок обучения и стали срочно переучивать на другие языки. Вся эта мешанина привела к тому, что специалистов по испанскому языку практически не оказалось.

Так продолжалось до 1960 года, когда на далекой Кубе легендарный Фидель Кастро со своими легендарными barbudos («бородачами») совершил свою легендарную революцию. Что тут поднялось! На Кубе оказался испанский язык! Где испанисты? А испанисты давно уже занимались другими делами. Начался лихорадочный поиск преподавателей испанского языка.

И вот на волне этого нового подъема я, бросив свое высокооплачиваемое министерство, в 1960 году пришла на филологический факультет. В ту пору испанский язык там еле теплился и был приписан к кафедре романской филологии, которой руководил профессор Рубен Александрович Будагов. Надо сказать, что факультет быстро откликнулся на срочную подготовку специалистов по испанскому языку. На факультете было создано существующее до сих пор отделение РКИ (русский как иностранный), но оно начиналось только как отделение с испанским языком. Набор на него был очень строгим. Туда брали только мальчиков, да не просто мальчиков, а уже взрослых людей, прослуживших в армии. Мне выпала честь быть первым преподавателем испанского языка такой группы, которая, надо сказать, сильно отличалась от основного контингента студентов на факультете. А когда мои ребята, сговорившись, отпустили себе за лето бороды a la Fidel, то вид их представлял еще более внушительное зрелище. Помню, идем мы, бывало, по нашим узким коридорчикам на Моховой в поисках свободной аудитории, я – впереди, а за мной 25 бородачей. Все с удивлением расступаются и спрашивают меня: «Лилия Николаевна, кто это?», на что я, многозначительно подняв палец, отвечаю: «Спецгруппа!»

Начался звездный час нашего испанского языка. Все хотели изучать испанский язык, от желающих не было отбоя. В это время к нам на факультет пришел Венедикт Степанович Виноградов, а потом стали приходить в качестве преподавателей наши выпускницы: Татьяна Дмитриевна Змеева, Ольга Максимовна Мунгалова, Наталья Георгиевна Сулимова, Юлия Леонардовна Оболенская. В это время у нас уже работали Изольда Отаровна Бигвава и Любовь Николаевна Лапшина-Медведева. Интерес к языкам и культуре Пиренейского полуострова все расширялся. Вскоре началась специализация по португальскому языку. У нас появились преподаватели-португалисты: Галина Петровна Зененко, Ирина Федоровна Ликунова и ныне работающие у нас Марина Афанасьевна Косарик и Ольга Александровна Сапрыкина. Наша иберо-романистика все разрасталась. Нам давно уже было тесно в рамках кафедры романской филологии. Мы давно уже были самодостаточными и обеспечивали весь испанский и португальский цикл. Но понадобилась титаническая энергия Венедикта Степановича, чтобы то, что давно уже было de facto, наконец, осуществилось de jure. И 23 февраля 1978 года в торжественной обстановке была открыта, а, точнее, возродилась кафедра испанского и португальского языков, во главе с ее первым заведующим профессором Венедиктом Степановичем Виноградовым.

Начиналась новая жизнь кафедры испанского языка. Но это уже другая тема.