Святые по призванию
жүктеу/скачать 2.99 Mb.
|
| Но Анджела ждала своего часа, чтобы выполнить свое призвание.
Некое подобие предзнаменования было ей во время паломничества в Святую Землю, которого она желала всем сердцем: плывя по морю, паломники вынуждены были остановиться на Крите из-за ненастной погоды, и именно там необъяснимым образом Анджела ослепла. Ее убеждали прервать это путешествие, которое все совершали для того, чтобы наконец "увидеть" землю Христову "своими собственными глазами", но Анджела отвечала: "Разве вы не можете понять, что эта слепота ниспослана мне для блага моей души?" Так она совершила свое паломничество, ведомая за руку, полностью сосредоточенная, устремив весь свой дух, душу, чувства и ощущения к тому, чтобы воспринять тайны воплощения, страстей и смерти Господа своего Иисуса. Она вновь обрела зрение на обратном пути, и благодаря ее заступничеству корабль избежал ужасной бури и ушел от преследования алжирских пиратов. Между тем, годы шли, а она все еще не начинала своего главного деяния. Она уже приближалась к последнему десятилетию своей жизни, и ей уже случилось быть на пороге смерти из-за тяжелой болезни, но она все еще не решалась. Биограф XVII века был так удивлен столь долгим промедлением, что рассказал странный эпизод: "Однажды ночью Анджеле явился Ангел и подверг ее бичеванию, а Христос сурово порицал ее за то, что она медлила с основанием этого благословенного Общества". На самом деле, вероятно, все происходило так, как свидетельствует ее секретарь Габриэле Коццано: "Хотя еще маленькой девочкой была она вдохновлена на создание Общества, хотя было ей это божественным образом подтверждено и сама она сильно желала этого, все же она ни за что не хотела начинать, пока не получила приказа от Иисуса Христа, пока Он не призвал ее к этому сердцем, не подтолкнул ее и не заставил приступить к основанию Общества". "Иисус Христос призвал ее к этому сердцем" - это и есть та формула, которая объясняет, что произошло с Анджелой после долгих десятилетий, в течение которых она наблюдала за своим городом глазами "христианки". Здесь мы должны хотя бы вкратце сказать об условиях жизни женщины, как они менялись, или, скорее, как ухудшались, в те десятилетия. Мы можем сделать это с помощью цитаты одного брешийского историка, потому что она рассеивает некоторые иллюзии, касающиеся "прогресса". "До конца XV века труд был гарантирован женщине, он использовался во многих сферах и оплачивался почти так же, как труд мужчины. Начиная с 1500 года женский труд приходит в упадок и женщина оказывается в нищенском состоянии. В средние века в христианском мире женщины работали в самых различных областях... На 1300 год имеются списки из 15 чисто женских ремесел... Существуют женщины-писцы и врачи. Во времена св. Анджелы женщины все чаще ищут работу и, чтобы получить ее, довольствуются все более низкой зарплатой,.. и постепенно оказываются вытеснены корпорациями. В то время как с 1450 по 1550 год мужчина открывает для себя весь чарующий мир гуманизма и Возрождения, женщину отбрасывают назад из области, которую она раньше свободно занимала, и вынуждают занять опекаемое и малопочетное положение". (Л. Фоссати. Деяния и личность св. Анджелы, Брешия, 1981). Исключения - блестящие и образованные женщины Возрождения, как знаменитая поэтесса Вероника Гамбара,- были возможны только в среде патрициев. И именно в этих изменившихся общественных обстоятельствах выделился тип женщин, чье положение было гораздо хуже остальных. Это было множество тех, кому не суждено было стать ни супругами, ни монахинями. "Число женщин, которые не уходили в монастырь и не выходили замуж, было велико; они практически исчезали из общества и из семьи, так как оказывались в униженном положении, потерянными, без назначения и человеческого признания, не имеющими личной власти". Добавим ко всему этому еще одну важную особенность: материнский взгляд Анджелы останавливался не на всех женщинах, не ставших ни супругами, ни монахинями (чаще всего из-за отсутствия приданого или потому что их семьи не хотели делить небольшое имущество), но - реалистически - на молодых женщинах, лишенных образования и защиты, для которых неизбежно подчиненное положение часто превращалось в столь же неизбежное принудительное совращение. Эти девушки, для которых оставались закрытыми как двери монастырей, так и двери своего собственного дома, были обречены на то, чтобы исчезнуть в темных глубинах общества той эпохи: в молодости ими пользовались для услуг и удовольствия; затем они все больше вытеснялись из общества, попадая в больницы для неизлечимых больных и дома для нищих. Именно для них Анджела Меричи "из ничего создала общественный класс девственниц" (Л. Фоссати). Из наследия веры она извлекла самое древнее и самое сверкающее понятие, самое благородное призвание: призвание девственниц, которые с самых первых времен христианской эры посвящали себя Христу, оставаясь при этом в миру; и в этом качестве их признавали и почитали. Итак, она создала общественное положение "девственниц, посвященных миру". Но следует уточнить: это не была уловка для женщин, которые все равно не смогли бы выйти замуж; это было самостоятельное положение каждой женщины, которая обрела свое достоинство непосредственно в связи с Христом; для которой замужество было лишь одной из возможностей, и далеко не самой желанной. В Общество Анджелы поступают только "с радостью и по собственной воле" (Устав). Написанное ею вступление к Уставу звучит как провозглашение христианского достоинства. "Независимо от того, насколько высокопоставленными будут особы, будут ли они императрицами, королевами, герцогинями и им подобными... они пожелают быть вашими ничтожнейшими служанками, так как будут рассматривать ваше положение как намного лучшее и более достойное, чем собственное, (...) ибо вы были избраны, чтобы стать истинными и непорочными супругами Сына Божьего..." (Вступление к Уставу). Божественный дар Анджелы Меричи весь в этом взгляде и в этой брачной устремленности ко Христу: Он - "Возлюбленный", "Нежный и благословенный Супруг Иисус Христос", который первым "выбирает" и "призывает" свои создания и хочет быть для них "всем", "единственным сокровищем". В этом призвании есть нечто неповторимо личное, но каждая женщина должна воспитывать и "охранять" свое сердце, вступая в Общество: этот термин приобретает в данном случае некий оттенок военной организации (в те же годы Игнатий Лойола основывает свое "Общество Иисуса"), ведь и Анджела знает, что в мире необходимо вести "яростный бой", но ее глубинное внутреннее намерение состоит в том, чтобы оставить в истории спасительный дар церковной соборности. Высших руководителей Общества она учит: "Будьте бдительны и особенно заботьтесь о том, чтобы быть в нем едиными и согласными в воле, как мы можем прочитать об апостолах и других христианах первоначальной Церкви" (Завещание). И будет всегда настаивать: "Иного не будет знака, что благословенны Господом, как то, что любите друг друга и едины... Ибо любить друг друга и быть в согласии есть верный знак того, что вы идете по правильному пути, благословенному Богом..." (там же). Ей, матери-основательнице, было почти шестьдесят лет, когда она вместе со своими последовательницами поселилась рядом с церковью св. Афры. "Девственницы" - таким именем начали называть первых "дочерей св. Анджелы". Они жили каждая в своей семье, но были связаны между собой. Анджела на была наивным человеком: хотя ее "девственницы" и вступили в Общество, и были объединены между собой, они оставались социально не защищенными и нуждались в руководстве и образовании. Поэтому она призвала весь город к тому, чтобы присматривать за своими дочерьми, создав удивительную организацию. Она разделила город на четыре района, которым соответствовали четыре группы девственниц. Во главе этих групп она поставила четырех девственниц-наставниц, которые должны были заботиться об их воспитании, следить за их достоинством, свободой и даже за справедливой оплатой за работу, а также напоминать им о том, "чтобы они почитали Иисуса Христа.., чтобы они надежды свои и любовь отдали одному Богу, а не живому человеку.., чтобы Иисус Христос был единственным их сокровищем" (Пятое наставление). О наиболее серьезных проблемах следовало сообщать четырем "вдовствующим матронам", истинным настоятельницам, выбранным из брешийской аристократии: это были женщины, уже доказавшие свое умение воспитывать детей и управлять семьей; их задача состояла в том, чтобы обеспечить "девственницам" защиту и место в общественной жизни. Их долг состоял в том, чтобы быть "истинными и сердечными матерями столь благородного семейств,.. чтобы заботиться и печься о нем так, как если бы они появились на свет из вашего собственного чрева, и даже более того" (Завещание). Многие в Брешии, в том числе и аристократы, встали на сторону Анджелы, другие же отнеслись к ее делу скептически и озлобленно. Они говорили: "Заслуженно должна быть порицаема эта сестра Анджела, побудившая стольких девушек дать обет девственности, не заботясь о том, на кого она их покидает в этом полном опасностей мире, где им суждено погибнуть..." Знатные семьи опасались главным образом того, что их дочери дадут увлечь себя этим новым идеалом. Они обвиняли Анджелу в гордыне за то, что она попыталась "создать то, что никогда не пытались создать святые". Она же знала, какую ответственность взяла на себя и чувствовала себя матерью, навсегда взвалившей на себя бремя ответственности за них. В оставленном ею "Пятом наставлении" она утверждает, что останется такою и после смерти: "А еще вы скажете им, что теперь я жива еще больше, чем когда они могли видеть меня в телесной оболочке, и что теперь я лучше их вижу и знаю". Требуя послушания настоятельницам, она объясняла это так: "Будучи послушными им, вы будете послушны и мне самой, а будучи послушными мне, будете послушны Иисусу Христу. Он по своей великой благости избрал меня быть и в жизни, и после смерти матерью столь благородного общества" (Третье предписание). Ее речь так напоминала речь Христа: "И я всегда пребуду среди вас" (Последнее наставление). Она высказывала полную уверенность в том, что Христос защитит ее Общество, "пока стоит мир... Верьте в это, не сомневайтесь, будьте тверды в вашей вере, что это будет так. Я знаю, что говорю" (Последнее завещание). Как прекрасны ее слова: "Будет к вам благосклонна Мадонна, апостолы, все святые, ангелы и, наконец, все Небо и все мировое устройство" (Последнее наставление). Сильные этой святой материнской поддержкой, которая направляла и защищала их, ее первые последовательницы отличались добротой и святостью, так что первый сборник их биографий назывался "Садик брешийской святости". Нам хотелось бы закончить портретом Анджелы, набросанным ее первым сотрудником и секретарем: "Она была столь полна благодарности и любезности, что если кто-либо от всего сердца оказывал ей даже незначительную услугу, ей казалось, что она никогда не сможет вознаградить его своим любезным поступком. - Пусть Бог,- говорила она,- будет тем, кто вознаградит вас за все. Она была столь милосердна и так едина с Богом, что считала себя истинной должницей всякого создания, которое жило в благонравии и в соответствии с законами Божьими. Всякую почесть и всякое уважение, которое было выказано Богу, она рассматривала как выказанное ей, ибо Бог был ее единственной любовью и единственным благом. Она так жаждала и алкала спасения и блага ближнего, что готова была в любую минуту подвергнуть опасности даже не одну, а тысячу жизней, будь они у нее, ради спасения даже самого ничтожного существа. И так велико было это милосердие, что простиралось оно до ада от Неба. С материнской любовью обнимала она любое создание. И чем грешнее было это создание, тем с большей радостью принимала она его; и если не могла обратить его на путь истины, то по крайней мере, нежностью своей любви побуждала его сделать какое-нибудь доброе дело и избежать какого-нибудь зла. И говорила, что таким образом этому созданию после смерти дано будет хоть какое-то облегчение за это небольшое доброе дело, и в аду - чуть меньше мучений. Слова ее были полны воодушевления, силы и нежности, и обладали таким неслыханным воздействием, что каждый признавал : "Здесь Бог"" (Декларация Буллы). Анджела умерла накануне открытия Собора ("Булла о созыве" была опубликована в 1536 году), состоявшегося в Тренто. На смертном одре она сказала ученику, просившему у нее последнего духовного совета, очень простую вещь: "Делайте в жизни то, что вы хотели бы делать в смерти". Прах ее тридцать дней оставался непогребенным, потому что каноники св. Афры и каноники Собора оспаривали друг у друга ее тело, которое лежало в склепе как живое, и не было подвластно тлению. Говорили даже, что над церковью, где лежал ее прах, три дня сияла звезда. В одном из рассуждений о ней, написанном в 1566 году, можно прочитать: "Ей даровано было верить с такой силой, что если бы вера была утрачена, можно было бы вновь найти ее у Анджелы". И в "Памяти о смерти", которая хранится в библиотеке епископа Кверини, можно прочесть следующие знаменательные слова: "Эта настоятельница сестра Анджела всем проповедовала веру во Всевышнего Бога, и все проникались любовью к ней". СВЯТОЙ ИГНАТИЙ ЛОЙОЛА (1491-1556) В 1555 году все профессора Барселонского университета написали Игнатию Лойоле, уже знаменитому основателю "Общества Иисуса", следующее письмо: "Достопочтенный Отец, когда мы изучаем твои произведения и сравниваем их с произведениями древности, ты предстаешь перед нами поистине благословенным, ибо Христос избрал тебя (...), чтобы ты послужил прочной опорой старым церковным зданиям, грозящим рухнуть из-за своей ветхости и по нерадивости архитекторов, и возвел новые здания. Именно таковы были в прежние времена деяния Антония и Василия, Бенедикта, Бернарда, Франциска, и Доминика, и многих других прославленных мужей, коих мы почитаем как святых и чьи имена упоминаем с почестями. Наступит время - мы надеемся и желаем этого,- когда и твое имя будет так же почитаться за твои великие дела, и память о тебе будет священна во всем мире". В это время Игнатию было шестьдесят четыре года, и он умер год спустя. Именно здесь, в Барселонском университете, в возрасте тридцати трех лет он снова сел на школьную скамью, которую покинул подростком. Самым трудным для него, снова взявшегося за учебник латинской грамматики, был даже не возраст, слишком уже зрелый для подобного рода учения, но то обстоятельство, что ум его был полностью поглощен мыслью о Боге. Принимая столь трудное и непреклонное решение, Игнатий руководствовался лишь одним побуждением, о котором очень просто говорит в своей "Автобиографии": "Паломник размышлял, что ему делать. И в конце концов принял решение некоторое время посвятить учебе, чтобы помочь душам". "Паломник" - так называл он себя с того дня, когда Господь привлек его к Себе. От этого мужественного решения - в 33 года снова взяться, как мальчик, за учебу - зависело (такова тайна христианской истории) само будущее католицизма: вся та огромная "миссионерская" сеть коллегий, школ и университетов, та гуманитарная, научная и богословская работа, благодаря которой иезуиты сумели добиться подъема в Церкви после протестантского кризиса и проповедовать Евангелие "до крайних пределов земных", которые тогда впервые предстали во всей своей немыслимой отдаленности. Жизнь Игнатия до тридцати лет - это жизнь обычного испанского дворянина. Он родился в Лойоле, в стране басков, в 1491 году. В шестнадцать лет его отправили к знатному родственнику, жившему в окрестностях Авилы и занимавшему видное положение при дворе католических королей. Так он стал "блестящим и изысканным юношей, любящим роскошные наряды". Сам Игнатий, вспоминая некоторые эпизоды своей жизни, начинает так: "До двадцати шести лет он был человеком, предавшимся тщеславию света. Наибольшее наслаждение доставляло ему владение оружием, сопровождавшееся великим и суетным желанием снискать себе славу" ("Автобиография", 1). В двадцать пять лет он перешел на службу к вице-королю Наварры, это произошло именно тогда, когда французский король Франциск I, собирался напасть на это королевство. Войска осадили Памплону. Мнения защитников города разделись: многие готовы были сдаться, так что посланное подкрепление отказалось войти в крепость, которую должно было защищать. Но Иниго (таково имя, данное ему при крещении) отказался отступить, сочтя это позором. Встав во главе небольшого отряда, он сумел проникнуть в крепость и забаррикадировался там. Французы заняли город, затем пошли на приступ замка. Все хотели сдаться, но Иниго настоял на том, чтобы оказать сопротивление, и всех "увлекли его мужество и бесстрашие". Французы бомбардировали крепость шесть часов, затем перешли к рукопашному штурму. Снаряд попал в Иниго и раздробил ему ноги; как только герой упал, сопротивление было сломлено. Но Иниго были оказаны военные почести, и он был препровожден в свой замок. Рана была столь тяжела и лечение поначалу столь неудачным, что герой оказался при смерти, и над ним даже было совершено таинство Елеосвящения. Игнатий рассказывал, что его кости "потому ли, что их плохо вправили в первый раз, или потому, что они сместились в пути, не давали ране зарубцеваться. И тогда мучения начались сначала. Но больной, как во время предыдущих мучений, так и во время всех, что ему еще предстояло перенести, не сказал ни слова и никак не выказал своих страданий, разве что с силой сжимая кулаки" ("Автобиография", 2). Вопреки всем ожиданиям, он выздоровел; но кость была искривлена, и осталась сильная хромота. Игнатий хотел ездить верхом, хотел опять носить свои "весьма изящные и элегантные сапоги". Хотя у него уже срослись кости, он решил сделать новую операцию. Обратимся еще раз к его собственному рассказу: "Он никак не мог успокоиться, потому что хотел продолжать вести светскую жизнь, считал себя изуродованным. Он спросил у врачей, можно ли все разрезать заново. Те ответили, что, конечно, разрезать можно, но что боли будут ужаснее уже перенесенных, так как кость выздоровела и операция продлится долго. Несмотря на это, он решил подвергнуть себя этому мучению, из-за собственной прихоти. Старший брат сильно беспокоился и говорил, что ему не вынести такой боли. Раненый однако перенес ее с присущей ему силой духа. Ему разрезали плоть и распилили кривую кость, затем применили различные средства, чтобы нога не была такой короткой: были использованы мази и приборы, которые держали ногу в вытянутом положении. Настоящее мучение. Но Господь Наш постепенно вернул ему здоровье". ("Автобиография", 4-5) Мы так подробно - как это сделал и сам Игнатий - остановились на этом рассказе, потому что в нем как нельзя лучше проявляется его характер: невероятная сила духа - и поставлена на службу столь непрочным ценностям! В действительности, за этим стояло не одно только тщеславие: в душе Иниго крылась все объяснявшая тайна, и по сей день раскрытая не до конца. Он сам рассказывал, что в период выздоровления его посетила мысль, которая "так овладела его сердцем, что он погрузился в мечты на три или четыре часа подряд и даже не заметил этого. Он воображал себе героические дела, которые хотел бы совершить в честь одной синьоры, способ, которым приедет в страну, где она живет, слова, которые скажет, военные подвиги, которые совершит в ее честь. Он был настолько погружен в подобные планы, что даже не замечал, насколько неосуществимы они были, потому что эта дама была не из обычного дворянского рода: она не была ни графиней, ни герцогиней, но значительно более высокого ранга" ("Автобиография", 6). Можно предположить, что речь идет о несчастной принцессе Каталине, сестре Карла V, ставшей впоследствии супругой Жуана III, короля Португалии. Как раз тогда, когда выздоровление вынуждало Игнатия к неподвижности, Господь наш Иисус решил овладеть его сердцем и направить во благо Своей Церкви всю его энергию и силу самозабвения. С юных лет Иниго страстно любил рыцарские романы. Он попросил принести несколько подобных книг, чтобы скоротать время, но в замке Лойола их не нашлось: ему принесли "Жизнь Христа" Лудольфа Саксонского и чудесную "Золотую легенду" (Flos Sanctorum) Якопо Ворагинского Первое открытие, которое сделал для себя больной, заключалось в том, что существует иной мир - мир св. Франциска, св. Доминика и многих других святых, в котором также любят, сражаются, страдают и обретают славу, но во имя иного Господина и иной Любви. И этот "новый мир" заявлял о себе все настойчивее и серьезнее, и его мучил вопрос: "А мог бы я совершить то, что совершили св. Франциск, и св. Доминик?" В Автобиографии отмечено: "Все его рассуждения сводились к следующему: св. Доминик совершил это, значит, и я должен совершить; св. Франциск совершил то, значит, и я должен совершить". Но затем мысли и чувства прежних лет вновь овладевали им. Тем не менее Игнатий, умевший, к счастью, наблюдать за своей внутренней жизнью, подметил некое подобие "закона", который управляет жизнью духа. Он заметил, что размышления о Боге и святых сначала бывают утомительными, но затем исполняют его радостью. И наоборот, размышления о светских героических подвигах и о рыцарских страстях, сначала возбуждают в нем радость и удовольствие, но в конце концов оставляют на душе лишь грусть и беспокойство. Сам того не ведая, Иниго погрузился во внутренний мир души, начал то рискованное путешествие в ее глубины, в котором он так преуспел впоследствии. И он решил осуществить свое новое призвание: как только он выздоровел, он стал "паломником", решившим дойти до колыбели христианства - Святой Земли. Первым этапом было аббатство в Монсеррате, где он написал текст своей общей исповеди: на это ушло три дня. Вечером 24 марта 1533 года, в канун Благовещения, "в совершенной тайне он отправился к одному бедняку, и, сняв с себя одежды, подарил их ему, и надел тунику из очень грубой мешковины"; потом он начал перед алтарем Мадонны свою "ночную стражу": целую ночь он провел в молитве, все время стоя или опустившись на колени, чтобы стать рыцарем Господа и Святой Девы. Затем Игнатий отправился в Манрезу - город, который он впоследствии называл "своей первой церковью". Здесь ему было ниспослано пять видений, сформировавших его как христианина. Это важный момент. До обращения Иниго казался себе в общем добрым христианином, несмотря на все свои слабости, и был даже горд своей верой. Но только после обращения он действительно становится христианином: свет Откровения охватывает его и воцаряется в его сердце и уме; притязания и новизна христианского будущего увлекают его и подчиняют себе все его помыслы. Мы говорим о "видениях", но Игнатий будет всегда настаивать на том, что речь идет не об образах или четко очерченных формах (даже когда он видит Христа или Марию), но скорее о внутренних озарениях. Его формулировка такова: "увидел внутренним взором". Первое "видение" касалось Троицы: живая, жгучая тайна трех Божественных Лиц проникла в него с такой силой и так сокрушила его сердце, что он долго плакал, и впоследствии это часто будет с ним случаться. Второе "видение" касалось сотворения мира: "его уму предстало то, каким образом Бог создал мир". Третье "видение" касалось "Господа нашего, учреждавшего Таинство алтаря". Четвертое "видение" касалось "человечества Христа и Лика Марии". Пятое "видение" касалось значения всего существования и было столь значительным, что, как пишет Игнатий, "если сложить все, что он с Божьей помощью выучил за свои полные шестьдесят лет, то и тогда получится, что в тот единственный раз ему открылось больше". Это видение явилось ему на берегу реки Кардонер. Обратимся все к той же "Автобиографии": "И так он шел, погруженный в свои молитвы, и присел на минуту, обратив лицо к воде, протекающей внизу, и так он сидел, и начали открываться его умственные очи. Не то чтобы имел он видение, но он понял и познал многие вещи из жизни духовной, касающиеся веры и Писания с такой ясностью, что они предстали ему в совершенно новом свете". Человеку, пользовавшемуся его доверием, Игнатий сказал, что тогда ему показалось, "будто он иной человек и его ум отличен от того, каким был раньше". Троица, сотворение мира, Евхаристия, человеческая природа Христа и Марии, совокупное значение всего этого (сегодня мы бы сказали "новая культура") - вот догматические и духовные основания, на которых Игнатий смог начать свое строительство. жүктеу/скачать 2.99 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|