Эмилио Пухоль.
Т А Р Р Е Г А
(Биографический очерк)
Моему благородному и любимому другу дону Антонио
С. Ларрагойти, исследователю, философу и поэту
человеческого сердца и мысли.
Всем простым людям, прижавшим к груди гитару с единственным желанием почувствовать эхо от ее вибрации в своем сердце;
Посвятившим культу этого инструмента свою любовь и волю, понимание, сделав его идолом души;
Проносящим с триумфом свое искусство по всем широтам, показавшим нашему поколению органическое и художественное преимущество гитары;
Тем, кто укрывал ее и поддерживал материально и морально, способствовал росту престижа гитары,
Выдающемуся основателю и президенту музыкальной академии города Сьела, Графу Гвидо Кизиси Сарасини, великому покровителю музыки;
Всем, объединенным чувством восхищения, благодарности и симпатии предлагаю я рассказ о жизни, которая была примером для тех, кому предназначено возвысить искусство.
ЭДУАРДО Л. ЧАВАРРА.
КНИГА О ТАРРЕГЕ
ПРОЛОГ
Когда в консерватории Валенсийской музыки закончилось памятное заседание, посвященное организацией “Друзья гитары” пятидесятилетию со дня смерти знаменитого гитариста Франсиско Тарреги /заседание, музыкальная часть которой была доверена известной концертной исполнительнице Хесерине Робледо/, в восторженной толпе, окружавшей героиню акта, протиснулся господин с благородным лицом, который остановился перед счастливой исполнительницей, напомнившей о Тарреге. Удивление, и затем уже двое горячо обнялись с глазами, затуманенными общим воспоминанием о маэстро.
Это был Эмилио Пухоль, также известный своим мастерским исполнением на гитаре, известный историк, который переложил и записал в современной системе таинственные книги испанских виуэлистов, открыв новые пути пропаганды испанского инструмента. Прочитав книгу Пухоля, мы видим, как перед нами открывается мир, раньше представлявшийся заснувшим, неизвестным, как прекрасная спящая красавица.
В этот раз речь идет не о технике исполнения, а о книге, открывшей правду. Яркое и ясное произведение, гуманное, наполненное радостями и горестями глубоко чувствующих артистов, таких как Таррега и его знаменитый биограф. Пухолю удалось описать жизнь человека c характером, особым образом связанным с духовной жизнью.
И затем в этой книге показан музыкант. Автор объясняет нам причину, таинственное “почему” произведений искусства, пульсирующего во всем творчестве Тарреги, во всех произведениях, начиная от самых простых и до тех, где он блещет своей неистощимой фантазией и непревзойденной техникой. Музыкант. Музыкант следует своей романтической эпохе, но во всех сочинениях ясно прослеживается его индивидуальность. По этому поводу следует сделать важное замечание: что касается техники, она всегда в “гитаре”, т.е. для нее не требуется необычных исполнителей и акробатического исполнения. Она, наоборот, требует - того, чего труднее добиться: изысканного вкуса, чувства мелодии и гармонии, лада, разумной пропорции скорости и звука. Одним словом: высокого искусства.
Мы лично знали Таррегу. Мы беседовали с ним о музыкальной эстетике и о других краеугольных камнях искусства. Книга Пухоля ориентировала нас в том, на что мы иногда не обращали внимания и объяснила нам причину его знаменитой техники.
Но кто смог бы понять его небесной чистоты звук, идеальный, о котором мечтают?
Но кто бы смог понять его небесной чистоты звук? Это персональный дар и этого не дадут целые книги объяснений.
Прочти, читатель, эту книгу с открытым сердцем. Ты увидишь при чтении, как Эмилио Пухоль, решительный историк и артист излагает историю жизни и превосходства искусства; историю, которая кажется романом, и существование души, которая жила единственно для искусства и которую даже минимально не загрязнили нечистые стороны действительности.
* * *
Оставь, о художник, в пустыне свое сокровище,
И не бойся, что время похоронит его в земле.
И если это действительно золото,
Кто-нибудь найдет его в сокровищнице...
В. Гёте.
Закрыв “Краткую хронику жизни Анны Магдалены Бах”, из которой так и плещет восхищение и нежность бессмертному гению искусства, я долго размышлял о человеческой доброте, которой книга пронизана.
Я уже стар, как и Гаспар Бургольд но также восхищаюсь маэстро, в моем случае Таррегой; внутри себя я почувствовал слова совести: “Напишите хронику жизни великого человека! Вы знали его, как никто другой. Напишите обо всем, что вы помните о нем. Я уверен, что Ваше верное сердце забыло не много. Напишите о его словах, его взглядах, его жизни и музыке. Люди сегодня не хранят его памяти, и, надо, чтобы его не забыли”.
Я предпринял все возможное, чтобы опубликовать эту книгу. Двигало мной чувство глубокого уважения и сыновней нежности к тому, кто был путеводной звездой и проводником в моем призвании к искусству; желание способствовать этому делу публикацией не издававшихся раньше произведений, распространением материалов о его жизни, духе и месте его в музыке; тому, которому гитара обязана основной долей ее теперешнего престижа.
Со дня его смерти прошло полвека и в этот долгий период идеологических, научных и общественных потрясений, искусство, впитывая в себя достижения современной культуры, быстро достигало новых горизонтов, которые открыл ему тяжелый опыт человечества.
В это время и, возможно, по указанной причине, по мере распространения по всем странам направления, намеченного Таррегой в области инструментальной музыки, где приложил артист свои личные качества, были опубликованы биографические, критические и аналитические статьи, совпадающие в общей восхищенной оценке; их нужно рассмотреть спокойно, с вниманием, чтобы не исказить действительного исторического смысла.
Возможно, то обстоятельство, что я являюсь верным его принципам учеником, вызовет подозрение и опасение в необъективности оценки. Те, кто предпочитает в искусстве большие размеры и мощные элементы, или те, кто без колебаний пассивно отвергают все новое, поздно поймут достоинства интимного искусства, каким бы возвышенным оно не было, если главной ценностью в том, в чем искусство выражается, не будут считать оживляющим его дух. С другой стороны, можно ли убедить того, кто идентифицируясь с современной культурой, в своих критериях опирается на совершенно по другому основанные и ориентированные теории по технике и эстетике? Риск предвзятости иногда неизбежен, поскольку приходится исходить из художественного чувства, не всегда общепринятого; субъективные же факторы, такие как чувствительность, темперамент или духовность, мы можем правильно оценить и рассмотреть, только если они отражаются от самого нашего существа. Поэтому здесь я не ставлю перед собой другой цели, кроме изложения (без дифирамбов и существенных упущений), оказавшиеся мне доступными данные о жизни и смерти знаменитого маэстро.
Климат, эпоха и окружающая обстановка - неразделимые вещи в истории любого творчества. Лишить творчество этих факторов значило бы исказить самую сущность творчества. Так, эстетические течения каждой эпохи и предпочтение каждого окружения - элементы, естественным образом влияющие на творческие способности, способности выражения каждого артиста и отражаются в его творчестве, будучи одновременно свободным выражением его духа.
Не видя ясно, нельзя понять и оценить; есть предметы и достижения, к которым, чтобы оценить их по достоинству, необходимо приблизиться; отдаленным взглядом видны лишь очертания, для оценки же деталей необходимо преодолеть немалое расстояние. О личности и творчестве артиста, жившего со второй половины прошлого века до первого десятилетия нынешнего века можно судить только в обстановке того времени.
Если мы хотим в этой истории собрать все подробности, то первое, что следует сделать, это окунуться в общественную обстановку. Слова “Давным-давно жил...” в детстве заставлявшие нас следить на крыльях фантазии за волшебными путешествиями в сказочные страны; это как бы поднятие занавеса над балаганом, как свет на экране, где сегодня демонстрируется бесплотная человеческая личность, как звук рожка, как бы приглашающий нашу фантазию не упустить из интриги самой незначительной детали. Конечно, нелегко начертить, хотя бы и крупными мазками, жизнь такого артиста, как Таррега, человека с богатой духовной жизнью, скромного, великодушного, презирающего собственное величие, врага шумихи и рабских интриг, жившего в эпоху, когда его любимый инструмент отвергался, когда публичные концерты собирали мало людей, а в частных концертах было мало пользы и должного резонанса. Грамзапись была далека от совершенства (наших дней), а о радио с его мощными пропагандистскими возможностями еще и не подозревали.
Каждый интеллигентный и чувствующий человек в причудливом рисунке своей судьбы, выковывает внутри себя, сам этого не замечая, роман о собственной жизни. В жизни человека, собравшего в пучок все силы души, отдавшего свою жизнь служению идеалу, бывают события, которые кажутся ирреальными; особенно если речь идет об артисте, который всегда в жизни, (как это бывает с концертантами) часто общается с различной публикой и людьми из разных мест, разной категории и разного окружения. Таррега радовался трудностям, ему нравилось все непредвиденное, оригинальное и рискованное. Со всей страстностью борца, если время не предлагало ему этого, он сам шел навстречу трудностям. Поэтому в его жизни, которая начинается как жизнь пикаэро и благодаря божественному искусству поднимается до высокой области человеческой доброты, есть эпизоды, как будто взятые из романа.
Из-за следования идеалу, хотя его жизнь была всегда жизнью простого рабочего в искусстве, без условностей, которые бы ослабили его волю к работе, иногда ему приходилось общаться со всеми сферами общества, он общался с жителями убогих пещер и с персонами королевской крови в пышных дворцах, с неграмотными самого низкого ранга и самыми известными фигурами философии, науки и политики, такими как Виктор Гюго, Сорилья, Пастер, Гамбетта и др., с новичками в искусстве и с самыми знаменитыми испанскими и зарубежными артистами, он жил в контакте с ними со всеми на этой духовной и эмоциональной вершине с одинаковой вибрацией души, что является самым привилегированным свойством искусства.
Мало точных данных о жизни Тарреги особенно в юности; скудные и достаточные в том, что касается отражения процесса его жизни как артиста, в которой не было шумной пропаганды и заслуженного признания успехов. Жизнь его была насыщенной и скромной, она и его искусство - законное золото, зарытое в пустыне. Многие биографические тексты, которыми пользовались до сих пор, дают противоречивую информацию, а критика и комментарии о его выступлениях, за редкими достойными исключениями, недостаточно убедительны и неуверенны.
Конечно, в каждой жизни прячется другая, неуловимая, неизвестная, и особенно, когда это жизнь человека с чувствительной душой, откликающейся на все, что может ее взволновать. Нашу задачу, несомненно, облегчает то обстоятельство, что Таррега не был артистом с двойной жизнью: одной для себя, а другой для искусства, он был человек с идеалами и собственной деятельностью. Поэтому историческую правду я постараюсь высветить простым изложением фактов, добавив к ней в качестве субъективного мнения только незначительные комментарии.
Эти страницы будут прежде всего организованным пересказом информации, полученной от родственников - Д. Висенте Таррега Эйксея и Д. Франсиско Таррега Рисо, брата и сына маэстро, а также прямых свидетелей-друзей и почитателей, которые любезно предоставили мне свои свидетельства. Во-вторых, это будут личные впечатления, которые оставило в моей памяти совместное проживание с артистом в период с 1902 по 1909 год, и, наконец, объективные исследования его личности и творчества, которые я чувствую обязанным привести в результате многолетнего опыта и из боязни, что такая славная фигура во всемирном искусстве гитары предстанет перед потомками некоторым образом лишенная действительных и неоспоримых заслуг.
Возможно, у многочисленных друзей, учеников и почитателей Тарреги, рассеянных по всему миру, имеются другие данные и свидетельства, которые могли бы информативно обогатить данную биографию. Но в предверии пятидесятилетия со дня смерти маэстро и под давлением многочисленных его друзей и поклонников, я должен был решиься закончить ее с доступными мне средствами.
ЭМИЛИО ПУХОЛЬ.
Достарыңызбен бөлісу: |