Таумурзаев Далхат Магомедович «Голлу» Карачаево-балкарские легенды

- Я ведь уже три года, как наблюдаю за этой вещью на своем грушевом дереве...

Он сделал отметки, поправил.

- Да будет удачливым и этот посох! И будем мы свидетелями того, как станешь ты хозяином тысячи баранов.

Хаммат лукаво улыбнулся.

- Знал бы ты, как трудно пасти даже полсотни баранов, был бы осторожней, говоря старику о ста баранах. Только тот, кто выкармливает их, оберегает и сам не спит, когда они спят, знает, что и шерсть у баранов золотая, и какова цена его мяса. А я знаю это. Ведь уже шестьдесят лет хожу с палкой за стадом.

Неожиданно Хаммат задремал. То ли теплые лучи убаюкали его, то ли ночь была нелегкой, и спал он мало.

- Аллах, аллах, какой сладкий сон пригрезился, - вздрогнул он вскоре. - Так душа согрелась и помолодела, как будто вот сейчас я слушал Моттая, его песню.

- А Моттай был певцом? - спросил я

- Посмотрите на него, он не слышал о Моттае! Не слышал про такого певца! Никто не знает и сам певец не знает на земле он или на небе. Так говорили о певцах, подобных Моттаю. Как все сливалось хорошо - и мелодии, и слова! А душа того, кто слушал, расцветала, свежела совсем как во сне.

- Говорят, не забываются дневные сны. Может, и ты вспомнишь те слова, те песни услышанные?- спросил я.

- Кое-что забылось, но многие никогда не забывал, и они всегда со мной. Как эта палка, - сказал Хаммат.

И услышал я песню, которую слышали и деревья, и древние горы Безенги от своих героев. Пели ее настоящие мужчины.
От восточного ветра

Ты споткнулся, мой осторожный.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Два ока из синей воды.

Не моргая, глядят.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Грудь твою белую, белую, как пена,

Накрыл иней, инея белизна.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Нога передняя воду ледяную

Ударом на две части рассекла.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Не удержал я тебя в беге.

Тихим рожденный, конь мой.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Налету вдруг остановился.

В горах рожденный конь с ветром в душе.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Из серебра сплетенное

На спине твоей седло.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Как устал мой конь крылатый,

Орлом летящий.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Дорогу в Гнездо Нартовн

Проложит он, неустанный.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Разваренные кукурузные семечки

Даю я ему в полдень.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Ой, быстроногий, нетерпеливый,

Не прыгай в овраг.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Если и откусывал корень жешне,

Не больше меня отдыхал.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Надеясь на тебя, мой надежный,

Я вышел в дальнюю дорогу.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

В день, когда я потерял друга сивого,

Сложил я песню эту.

- Хорошая песня стоит коня, - произнес я, глядя, как изменилась оструганная палка в руках старика. - А тот, кто знает ее, в памяти бережет честь села. «Певца слушали, певца слушались, хоть не было у него богатства», - говорили в народе.

- Хотя я посох себе закончил делать, а песню дальше не вспомню. Куда-то она от меня ушла, и давно я не говорил ее, - загрустил Хаммат. - Ее же только на свадьбах и петь, а у молодых сейчас другие песни. Хотя я других не слышал. Попьют, поедят, и один шум. Шум разве веселье, разве отдых? А раньше... - вздохнул он глубоко.

-Хаммат, а какая мелодия была у этой песни?

-Как будто во сне приснилась - красивая, протяжная музыка. Неясно и прекрасно! А проснулся - и забыл. Наверно, это был не дневной сон, - так же грустно и тихо сказал пастух.

-Но если то были песни Моттая, ты не мог их забыть!

-Во имя Аллаха, посмотри на меня - ведь не помню! Памяти никакого следа. И такое, оказывается, бывает. И ведать не буду, а в один день вернется ко мне музыка Моттая, как же иначе, - утешая и себя, и меня, сказал он.

Я не стал больше огорчать Хаммата, но знал, что в следующую встречу вновь заговорим о Моттае, и разговор наш будет уютнее. Он припомит и мелодию такой удивительной песни. Я верил в это.

Пришел и такой день, но беседовал я уже не с ним. В 1976 году гостил я в Кошхатае у Шохая Закоева. Этот степенный, красивый мужчина порадовался уже тому, что я пришел в его дом и хочу побеседовать с ним. Он не стал узнавать, кто я, откуда пришел. Радушно усадив меня на стул, он опросил:

- Какой рассказ для тебя интересен? Чем могу я быть полезным? Спрашивай. Такому гостю, как ты, я буду рад хоть чем-нибудь услужить.

- Я прочитаю слови песни одной, а ты вспомни ее мелодию. Вдруг она знакома тебе? Название ее «Звук копыт», а поведал ее Хаммат Рахаев из Хасаньи.

Шохай внимательно выслушал и сразу горячо сказал:

- Так это ведь песня «Сивый мой»! Я ее хорошо знаю.

И тут же он спел ее. Сказал, что после каждых двух строчек надо повторить «Эхе-хей-хей, коратор!» А когда я записал ее по-новому, то увидел в ней 26 новых строчек!

Воистину этот день был радостным для меня. Мы сидели допоздна, и я записал «Лишнего буйвола», «Заблудившегося тура» и другие новые и интересные рассказы. Не было предела моей радости. Какая песня без мелодии, припева? Не песня это.

Щедрый день, который подарил мне мелодию «Сивого» во всей ее полноте клонился к закату.

- ШохаЙ, а чем бы ты совсем меня успокоил, какое у тебя дока­зательство, что именно такой была мелодия, припев?

- А какой еще она могла быть? Неверующий ты, еще в детстве сколько раз я слушал Кыдена Каркаева, слепого певца. Как он пел! Все замирали, и голос его прикасался к душе, услаждал и грел ее. Такое не забыть. А потом сколько раз у меня просили - спой «Сивого», и сколько я пел. Конечно, не так, как Кыден, так никто не умел. Ах, если бы сейчас, сегодня спеть эту песню, как надо, как пели ее раньше, какая для вас была бы радость! Ведь ее слушаешь и думать начинаешь. Об ушедшем, лучшем, забытом. Такая песня…

Теперь мне хотелось бы привести отрывок, который записан со слов Шохая. Вот он:
Если бы в моих силах было тебя удержать,

Неужели без души обнимал бы тебя?

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Нестись я тебе не мешал,

Аркан на шею твою не набрасывал.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Мышцы на ногах твоих

Вдрагивают и волнуются, как струны.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Кто под небом такого видел коня?

Четыре дня бежал он без устали.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

В день своих восьмидесяти лет

Я не хотел бы глаза открыть без тебя.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Крылья большого орла носил ты.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

Он бежал, как на свадьбу свою,

И не было пропасти, его испугавшей.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

А теперь лежит холодный, мертвый,

И клеймо в памяти осталось у меня.

Эхе-хе-хей, сивый мой!

- Шохай, а какой смысл ты видишь в этой песне, какая правда в ней скрыта? И как нам ее понимать? - спросил я.

- Балкарец любил сильно лошадь. Даже не так. Он оберегал ее, гордился и тревожился о ней, как о душе своей. И как честь, как достоинство, ему было необходим конь. Седло и уздечки, шпоры и все прочее должны были быть серебряными, добротными. Вы не знаете, сколько разных предметов делали для коня, и они принадлежали ему. Это были не просто украшения, а еще и знаки. Полумесяц - знак всевышнего, кружок - для отвода недоброго глаза, и многое другое еще.

Да, я расскажу, как сложилась песня «Сивый». Однажды охотник с конем, который был и любовью, и гордостью, и песней хозяина, усталые вернулись с охоты. Охотник лег отдыхать, но, услышав тихое ржание, попросил сына:

- Посмотри, конь от беспокойства или просто так ржет. Сын быстро поднялся и вышел. В это время во двор въехал младший брат отца. Юноша помог ему спешиться, а коня привязал к стойлу. Устроив дядю на отдых, он вышел, чтобы дать корм лошади, снять с нее седло, уздечку, и вдруг увидел, что конь мертв. Какое это горе, какая боль тяжелая - увидеть любимого коня холодным, бездыханным!

Плакал юноша, он был молод - он умел плакать, а отцу уже не было дано такое облегчение, как слезы. Тогда он со своим братом сложил эту песню, вложил в нее душу свою - вот она, живет, и будет жить! Еще я вспомнил слова, слушай:

Это длинная песня, всю не помню. Конечно, время новое и песни новые, но зачем забывать старые? А ведь забываются песни предков, вот что грустно, - добавил он с печалью.

- Шохай, ты упомянул корень «жешне» в песне. Что это такое? Никогда я не слышал про него.

-Жешне рос в оврагах, у берегов речек и очень глубоко прятал свои корни. Его густой запах почему-то очень волновал осликов, и они крутились возле него. Говорили, что этот корень лечит и бережет потомство. Вкусный такой корень, прохладный, всегда желтый, давно я не встречал его, - сказал хозяин, снимая овечью папаху.

В этот вечер я выслушал еще один его рассказ, и запомнился он мне.

- Шли однажды по дороге два неразлучных друга. Издалека шли. И спешились, чтобы дать отдохнуть коням. Расстелили под огромным грушевым деревом бурки и решили, что не мешает им немного поспать. Но вскоре на дерево прилетела одна ворона, а следом и большая стая. Они кричали о чем-то, шумно развлекали друг друга.

- Как ты думаешь, на каком языке они говорят? - спросил один путник другого.

- А на каком языке могут говорит вороны? Думаю, что для них легче всего наш язык. Главная буква у них «къ», и у нас она главная, - ответил второй.

Так, переговариваясь, лежали они, когда к ним подъехал всадник. Они поздоровались, узнали кто, из какого ущелья. Третий путник тоже обратил внимание на множество ворон и удивился;

- Как они далеко от нашего аула, а каркают прямо как наши вороны! Вскоре подъехал к дереву четвертый всадник. Обменялись приветствиями, представились друг другу, и один из друзей спросил:

- Гость, да будет дорога, тебя ожидающая, легка как пух. Скажи, как тебе кажется, к какому языку больше подходит этот вороний язык?

- К языку моего аула, конечно. Скажешь им: «Ишш!» - отлетают, а если мягко произнесешь: «Кагк», - подлетят обратно. Если мне не верите, спросите у знаменитого охотника Учу из наших мест.

Собеседники еще не успели что-либо ответить, как к грушевому дереву подошел сам охотник Учу. Обрадовался ему четвертый путник:

- Говорят, кого вспомнишь, того голова от порога выглянет. Вот сам

Учу. У него и спросите.

Узнав, о чем разговор, Учу рассмеялся.

- О каком пустяке вы говорите! Да разве трудно узнать язык ворон? Эх вы, джигиты. Подумайте лучше, какой язык у ласточек. Вот это загадка. Их язык самый настоящий.

С этими словами он вытащил из-за пазухи свирель и стал играть. Полилась мелодия. Казалось, что она льет с высокого, далекого неба, и все вокруг закружилось под свежим, сильным ветром. Мгновенно налетели ласточки. Их было много, они легко вытеснили ворон и заполнили дерево.

Из скалы Казанов послышались голоса зверей. Учу извлекал из своей свирели все звуки леса, жизни и смерти, и, подчиняясь этой мелодии, шли к ней, покорные и благодарные туры, буйволы, медведи. Замерли путники. Все вокруг преобразилось, засверкало. Учу, наигрывая высокую, многоликую ноту, перешел на тихую, медленную и внезапно смолк. Запели ласточки, буйволы забормотали, все живое как бы умоляло, чтобы продолжалась музыка. Но, поняв, что больше они ничего не услышат, печально и тихо, как заснувшая вода, стали расходиться звери.

- Когда мой отец Атарал, - заговорил Учу, - в молодые годы играл на этой свирели, дикие козы из дальних гор, летя через долгие пропасти, приходили послушать его музыку. И тогда в награду за их бесстрашие он подкармливал старых коз, лечил больных. Сильных, молодых отгонял обратно в высь, а слабых, бессильных оставлял в низовье. Да, отец как-то говорил о воронах, что им знаком язык каждого села. Они же такие – быстро привыкают, сильно не любят, мало знают. Как назвали, на то и откликаются.

Так сказал Учу. А путники еще пребывали во власти его музыки. И казалось им, что в этом мире господствуют только сказка и песня, все слова человеческие солнечны и мудры, сильные звери оберегают бессильных - во всем только свет.

И проговорил один из путников:

- Вот моя свирель. Пусть теперь она с тобой будет. Ее мой отец Айтек принес издалека. Играю я плохо, но всегда ее ношу с собой. И ты носи, играй на ней. Без музыки душа человека тусклая и бедная. «Если встретишь того, кто лучше тебя играет, ему отдай», - завещал мне отец. Услышав сегодня твою музыку, увидев пальцы твои, я понял, что завещание отца я выполню. Какие мастера, волшебники ходят по нашей земле, какие чудеса творят они с душой человеческой! Возьми эту свирель. Знаю, что с ней ты разбудишь и мертвых, знаю, что будущие люди запомнят ее, нарты проснутся, тысячное войско благодаря ей в героев превратится. И да исполнит мои слова Тейри! А свирель тебе будет служить, давно она тебя ищет.

Учу осторожно взял в руки свирель и долго, бережно разглядывал ее. Заглянул в дырочки, приложил к губам.

- Сын Айтека, поверь мне, я постараюсь выполнить завещание твоего отца. Свирель эту все будут знать как свирель Айтека. Умирать буду, передам другому музыканту, сохраню его доброе имя. И оно будет жить, будет светиться. А сейчас я попробую сыграть на ней.

Учу стал перебирать пальцами по шести кружочкам, и вновь взметнулась ввысь, зазвенела музыка, и старое грушевое дерево помолодело, зашептало листочками, оживилось эхом. Долго играл Учу, с наслаждением. А после сказал:

- Имя того, кому принадлежала эта свирель, кто оставил ее людям, бессмертно. И имя Айтек будет светиться, будет волновать нас, как лунный свет. Друзья мои - мы на одной земле сидели, ели хлеб, соль. Разный у нас путь, но он под одним небом лежит - значит, мы друзья. Раньше был обычай - оставлять другим лучшее, что есть у тебя. Он есть и сейчас, будет всегда, надо верить. А самое лучшее - это наш язык, наша память и наша совесть. Никогда не задавайтесь вопросом, друзья мои, о языке ворон. Это же скучно! Они на чьем поле долго засиделись, хорошо знают его язык, ему подкаркивают. Особенно если это поле глубоко вспахано.

Учу попрощался и поскакал дальше.

- Оказывается, нет ничего в мире прекраснее песни, музыки. Если и скалы рухнут, и иссякнут реки, жизнь все равно будет жизнью, пока есть в руках человеческих одна такая свирель. Вот что я понял сегодня, - сказал сын Айтека и тоже продолжил свой путь.

...Было время прощаться и нам. Шохай протянул мне два огромных яблока и проводил меня.

Никогда не забыть человека, с которым связала тебя песня, связала одна страсть и любовь к уходящему, любовь к словам народа. И навсегда я запомню двух мужчин, Хаммата и Шохая, поведавших мне о Сивом.

Они умели слушать песню, умели о ней рассказать, спеть ее.

- Ноги тянут, а вот душе не хочется ехать. Что скажешь, женщина? - обратился он, не называя ее по имени.

- И я не одобряю. Но раз решил ехать, то будь осторожен. Береженого Тха бережет. Богатства у нас хватает, земли много. Отнимать чужое нехорошо. Надо остановиться. Ведь ты берешь то, что тебе не принадлежит. Дай отдохнуть им, они тоже люди, - сказала бийче (княгиня).

Рано утром с тремя телохранителями Хадагъжуко вышел на дорогу.

Утреннее солнце заглянуло внутрь теснины, когда четыре путника остановились у высокой отвесной скалы шпилеобразной формы, которая, казалось, вот-вот рухнет в тот момент, когда захотят проехать мимо нее (это место называется Черкес-Коркган - «черкес испугался»).

Подождав на том месте изрядно, они все же решили проехать бесшумно (скала не свалилась). Следующее место называлось Фадауан (солома вторичного пользования для набивания чабуров). Там остановились и для пущей осторожности притаились в укромном месте.

Молодая поросль дубняка была полна птиц разных цветов и оттенков, и они пели совсем не так, как на равнине. Запах цветов на Фадауане тоже совсем иной.

Все же Хатагъжуко был не в восторге от увиденного - слишком тесно было душе, которая привыкла к необозримой широте равнины.

«Что заставляет таулу (горца) прятаться здесь, а не жить на равнине? - думал он. - Почему мы должны ехать сюда за данью, которая нам не принадлежит? Кто они? Кто мы? И будет ли это продолжаться долго?».

А вслух сказал:

- Мы останемся здесь до утра. А утром, когда еще темно, на дорогах еще движения нет, люди спят спокойно в кошах и домах, бесшумно ворвемся в село. А до этого нас не должен заметить никто. Ни одну птицу, ни одну муху мы не должны вспугнуть, спите спокойно, отдыхайте.

Ранним утром князь поднял своих нукеров (личная охрана и исполнители поручений), и они отправились дальше. Остановились у второго Черкес-Коркгана (второе место, где черкесы-воры остановились в нерешительности у огромного грибоподобного осколка горы, готового отде­литься от монолита и унести человека). Здесь князь приказал спешиться и идти бесшумно по одному. Воля его была исполнена, они без приключений прошли и вскоре оказались у нижней окраины села Зылги. Пока еще ранних путников не видно. Ясачники переехали через мост и направились прямо в Нижний Чегет. Здесь тоже еще никого не видно.

Но, проезжая мимо одного коша, они услышали душераздирающий младенческий крик, как будто бы ребенок умирал. Нукеры остановились, прислушались. Младенческий крик пробуждает сознание человека, вынуждает идти на помощь.

- Иди-ка в кош и проверь, что за крик, кого режут, - повелевает самому младшему нукеру Хадагъжуко.

Услышав слова повелителя, тот живо все исполняет. И что он видит? Под перевернутым казаном лежит младенец, завернутый в жабаги (полинялая прошлогодняя шерсть). Возвратившись, нукер докладывает об этом повелителю.

- Возьми младенца, нам бог послал его. Между нами и горцами этот ребенок возник как тот, кто вразумил нас, как вестник доброты и спокойствия. Больше сюда мы не вернемся как грабители, как притеснители, - сказал Хадагъжуко и решительно повернул коня в обратную сторону.

На обратном пути все были погружены в раздумья. Нет ответа на вопрос, что это был за знак. Меж тем плачущего ребенка с большими мытарствами доставили в Ташлы-Сырт, где жил князь Хадагъжуко.

А было так. Айдаболовы, Зануюковы и Абаевы, три княжеских рода, решили отправить несколько парней на жортуул (на год и более отправлялись туда, чтобы привезти младенцев. За них можно получить большую плату). С ними отправился и Айдо, сын известного мудреца Сыллы Айдаболова, оставив жену под каланга (угол в доме, где коротает свой день невестка, не попадаясь на глаза домочадцам).

Жена Айдо знала несколько языков, умела предсказывать будущее человека, лечить душевнобольных. К ней за помощью раз обратился молодой человек, чабан из рода Глашевых. После нескольких посещений чабану стало легче. И так он к ней привязался, что душе его стали угодны ежедневные свидания. Люди не обращали на это внимания. Вскоре дружба переросла в любовь. И так часто он стал проведывать женщину, что в душу его перенеслись игры и песни со всего света. Парень из рода Глашевых целый день поет песни в горах, а вечером проведывает княгиню и в знак благодарности приносит молодого ягненка. Так получилось, что и княгине теперь невмоготу без него.

- Уважает Глаш-улу (сын Глашевых) княгиню. Каждый день ягненка приносит, - говорили одни. Онером звался Глаш улу.

- Неспроста это. Как бы потом не пришлось горевать, - вторили другие.

Прошло лето, настала осень, а там и зима недалеко. Люди готовились к ней, возили сено, дрова, сушили кизяки. И Глаш-улу перестал навещать княгиню.

Между тем, случилось то, что должно было случиться. Княгиня пригласила свою служанку и говорит, еле сдерживая слезы:

- Со мной беда. У меня будет ребенок, а до приезда моего хозяина, лютого Айдо, осталось совсем мало. Что делать?

- Не следует отчаиваться. Никто не узнает. Рожай, а я отнесу и вручу ему самому. Чабан найдет, что с ним делать, - успокоила служанка свою бийче.

Вот настал тот день, опасно долгий день, когда родился доношенный и спокойный мальчик. Это произошло на сеновале. Служанка завернула источник беды в жабаги и отнесла в кош, рассчитывая застать там отца ребенка. Но чабан спозаранку встал и ушел вместе с овцами в Хашхи.

«Что делать? Как быть? Скоро совсем рассветет, а тут долго возиться нельзя», - подумала девушка и, положив младенца под казан, побежала за чабаном, чтобы рассказать о случившемся. Овцы ушли далеко, но проворная девушка догнала чабана и объяснила ему, что и как.

Не дослушав до конца весть, бедолага понесся в кош и перевернул все вверх дном, но ничего не нашел. Посмотрел и на то место, где казан покоился. Тоже ничего. «Собаки не могут тронуть человеческое дитя. Может, его кто-то унес, чтобы покрыть меня и княгиню позором?» подумал он и, не мешкая, вернулся к своим овцам. А девушке рассказал все, как было.

«Что же делать? Пойду и расскажу бийче. Она найдет выход из положения», - с этими мыслями девушка возвратилась в Коспарты, где жили Айдаболовы. Она была крайне подавлена и опечалена случившемся. Ей тоже показалось, что кто-то об этом знает, и в один прекрасный день позор раскроется.

Через считанные дни служанка доложила княгине, что какие-то всадники уехали из пределов жамауата (общества), не углубившись в него.

- Голубка, - сказала тогда княгиня, - переоденься в мужское платье и поезжай в Кабарду. Возможно, что ребенок попал в чужие руки. Может быть, кто-то из воров попытается продать его на чужбине. Нанимайся краткосрочно на работу, прислушивайся к тому, что люди говорят. Такое дело бесследно не исчезает, как вода в песок. Постарайся, чтобы тебя никто не узнал, не заподозрил. С возвращением не торопись. Ума и сметливости тебе не занимать. Мужественна и смела ты, я верю в тебя.

Вскоре всадника с тонкими чертами лица увидели на окраине Кашка-тау среди борющихся джигитов. От борьбы он отказался, сославшись на повреждение ноги, но в скачках участвовал. Его черный конь несся, как падающая звезда, и он удостоился боевого кинжала в черных ножнах.

Вскоре он заехал в Занхот-Кабак (этот населенный пункт основал Занхотов Абай) и нанялся пасти овец в течение месяца. С приближением зимы, ничего не услышав, он уехал вглубь Кабарды.

Следующей его остановкой явился Ачабай-Кабак (Ашабово). Он нанялся в музыканты, показал себя знатоком национальных инструментов. Через несколько дней узнал, что в Ташлы-Сырте (нынешнее Заюково) воспитывается мальчик, который найден в горах. Уточнять он не стал: в каких горах, кто нашел.

Ранней весной жалчы (поденщик) появился в пределах названного села и нанялся к князю Хадагъжуко пасти овец в течение шести месяцев. Ни об условиях, ни об оплате речь не шла. Он был убежден, что искомый мальчик найден.

Скоро сказка говорится, а время, когда спешишь, кажется длинным. Жалчы имел возможность видеть мальчика ежедневно. Его называли Жабаги. «Неужели нельзя было по-другому назвать?» - удивлялся новый чабан, и ему казалось, что так неблагозвучно мальчик назван из-за своего ущербного положения.

Жизнерадостный, здоровенький малыш начал подниматься на ножки, когда жалчы покинул дом, в котором жил полгода. На вопрос, почему он уезжает до осенней стрижки, он ответил: «Дома осталась старенькая мать, которая нуждается в моем возвращении в это время года».

...Айдо уже приехал и расспросил княгиню о ее служанке. Она вернулась ночью, когда все в доме спали. Никто не знал о том, где она побывала, куда она ездила.

Тайно, не торопясь, рассказала она княгине, что мальчика назвали Жабаги, живет он в надежных руках, уже ходит. Но кто знает, какая судьба его ждет.

Прошло несколько лет. Княгиня помнила, что в доме Хадагъжуковых растет и воспитывается необыкновенно живой, разумный мальчик. Об этом уже знал весь свет. Знали, что мальчик найден в горах под казаном, завер­нутым в жабаги.

Хадагъжуко был человеком своенравным, с крутым характером, но очень умным. Того же требовал от своего собеседника, будь то мальчик или взрослый.

Бытует легенда об уме и сообразительности Жабаги, которая не забыта до сих пор. Ее рассказывают в Кабарде и Балкарии по-разному, но вкладывают одно и тоже содержание.

Во дворе у Хадагъжуковых была хромая коза. Раз она подошла близко к огню и легла погреть бока. От сильного жара загорелась замусоленная повязка. С криком, визгом коза побежала на сеновал, и сено загорелось. Вскоре пожар охватил все близлежащие постройки и склады. Коза уцелела от пожара, удрав в безопасное место. Увидев беду, князь рассердился и приказал поймать козу и убить. Ее поймали, разорвали в клочки и выбросили собакам.

Так успокоил князь свои расшатавшиеся нервы. Все прошло, как вечерний туман после ливневого дождя.

Вскоре князь решил испытать на сообразительность семилетнего Жабаги и своего сына. Пригласив их по одному, спросил одно и то же:

- Правильно мы поступили с козой, как ты думаешь?

Сын Хадагъжуко долго молчал и не смог вымолвить ни одного слова. Жабаги же ответил:

- Нет, князь, несправедливо ты поступил с козой. Откуда могла знать хромая коза, что загорится повязка на ее ноге? Она побежала туда, где коротала дни и ночи, в надежде найти там спасение. Вдвойне ты не прав, когда поставил все хозяйственные строения близ дома. А самое бесчеловечное то, что ты, князь, решил успокоить свои нервы, убив бедную козу, которая ни в чем не была виновна. Таково мое мнение.

При этом Жабаги покраснел до ушей, сам удивляясь своей смелости.

Неприятно было князю услышать такие слова из уст ребенка. Но при этом он понял: мальчик может стать умным, смелым и находчивым человеком.

Рос Жабаги в княжеском дворе, не зная нужды и удивляясь пресмыкательству одних, бессовестности других.

Природа одарила его силой, Тейри вложил в его черепную коробку ум, а совесть, решительность и сообразительность он приобрел образованием.

Однажды к князю обратился пожилой мужчина, попросив помочь в воспитании сына.

- Сколько ему лет? - спросил князь

- Двадцать лет уже минуло.

- В чем его испорченность? - изрек нехотя покровитель Кабарды.

- Ворует он, жюйюсхан (уважаемый хан). Боюсь, что в этом возрасте покроет он меня позором. У меня есть все: скот, угодья, высокое положение. Одного не хватает: рабочих рук. А он, пристрастившись к воровству, не хочет делать ничего. Разве так можно жить? А если что ему скажу – грозит мне убийством. Где это видано такое, чтобы сын отца не слушал, отцово слово приводило его в ярость? Лучше бы его проглотила земля, провалился бы он в болото, сорвался со скалы.

Сказав такие слова, человек принялся вытирать рукавом увлажненные глаза.

- Я внимательно выслушал тебя, достойнейший. Исправится он, вот увидишь. Обратись вон к тому идущему молодому человеку. Ему столько же лет, сколько твоему сыну. Но житейскую премудрость знает он лучше меня, и исправить все может он. Все изложи ему, как мне рассказал, - посоветовал князь.

В этот же день состоялась встреча гостя с Жабаги. Тот говорит:

- Через двадцать дней здесь состоятся скачки. Постарайся привести своего сына сюда. Или в качестве участника соревнований, или как зрителя. О цели его приезда ему не сообщайте. Остальное наше дело. Если Тейри угодно будет, исправится твой сын.

Ровно через десять дней на скачки собрались джигиты со всей Кабарды и Балкарии. Увидев того человека с сыном, Жабаги подошел к ним и, от души обняв простолюдина, сказал:

- Как хорошо, что ты приехал на скачки! Ты будешь главным оценщиком коней и всадников. По всей Кабарде идет о тебе слава, как о знатоке верховых лошадей! Пойдем, я тебя познакомлю с главным распорядителем торжеств.

Подвел Жабаги отца и сына к Хадагъжуко. Встреча с князем еще больше подняла настроение горемычного отца, и он приготовился к нелегкому делу - определять лучших джигитов, вырастивших искрометных коней-чагъыдыев.

Скачки проходили славно. Все подходили ко вновь назначенному тюзлюкчю (смотритель, судья). Он давал умные советы, поправлял промахи джигитов, порицал тучных всадников, хвалил подтянутых, стремящихся к первенству, но не достигших цели парней.

В соревнованиях на десять окриков (километров) победил Жабаги, и первым его поздравил тюзлюкчю. Все это видит его сын, который изумляется авторитету и достоинству отца среди знаменитых людей.

Три дня соревнований прошли, как три мгновенья ока, как сладкий сон в горькой жизни мужчины.

Вот настал час расставания. По одному подходят князья к смотрителю и просят его почаще приезжать к ним, помогать в таких делах. Все было ясно, как безоблачный день.

Отцу преподнесены драгоценности за усердную работу в дни скачек, а его сыну посоветовали участвовать в соревнованиях:

- Главное - не сами выигрыши, они похвальны, слов нет. Но важнее сам процесс соревнования, стремление к победе в честной борьбе. Посмотри, как много народу понаехало. Все радуются, торжествуют от всей души. Каждый рад показать своего коня, свои силы, свою воспитанность. Такому совершенству человека радуется сама природа. Таким людям Тейри сопутствует в их деяниях. Пока живут джигиты на земле, скучать не приходится. Ради одних удовольствий желудка не стоит жить на свете. В следующем году мы ждем тебя, джигит, на соревнования. Отец твой найдет одного жеребца, - с этими словами Хадагъжуко обратился к сыну тюзлюкчю.

Прошло ровно полгода с того дня, как наши новые знакомые уехали к себе домой. И вот отец горемычного сына опять в гостях у Хадагъжуковых.

В этот раз ему рады, как долгожданному гостю. После расспросов по традиции он говорит.

- Я понял все, что вы сделали. Как хорошо, что живут на свете такие люди! Хвала Тейри, что вы не дали мне упасть лицом в грязь. Моего сына теперь не узнать. С утра до вечера он трудится. А какого коня выхаживает! Думаю, что он на скачках покажет себя. И все меня спрашивает: «Отец, с каких пор эти люди тебя знают? Почему ты о них мне никогда не говорил?» Что я мог оказать ему? Вышел, конечно, из трудного положения. Но то, что вы со мною сделали, это верх человечности. Наверное, я вас за это никогда не сумею отблагодарить. Если этого сделать не сумею, пусть Тейри отблагодарит вас.

С этими словами мужчина повернулся к коню, мгновенно вскочил в седло и во весь опор погнал благородное животное. Просьбы вдогонку остаться и повременить не помогли. Он уже слился с горизонтом.

- Хороший человек. Я понял его поведение, - сказал Хадагъжуко. - Дальнейшая беседа была бы для него тяжела. Таково свойство нашего народа. С людьми надо уметь разговаривать. Их надо слушать, затаив дыхание. Жабаги, ты таких людей особо цени.

Он посмотрел на юношу, который уже окреп, и с ним можно было говорить как с взрослым человеком.

Хадагъжуко любил Жабаги, с ним советовался, без него в дальнюю дорогу не выходил. Рос авторитет Жабаги и среди молодежи. Слухи о его достоинстве, умении выразить свое мнение в обществе ходили за пределами Кабарды. При одном упоминании его имени - «Жабаги сказал», «Жабаги защитил», «Жабаги за справедливость» - люди преображались.

В это время в Балкарии была сочинена песня, которая осталась безымянной. Но народ ее приписал княгине Айдоболовой, матери Жабаги.

Поется песня жалобным, протяжным голосом. Сопровождает ее барабанная дробь в специально подобранной тональности. Кто один раз услышит этот мотив, не сможет его забыть. Его нельзя спутать с мотивами других песен.

Часто спорят о том, откуда родом этот изумительно умный человек -Жабаги. Кто были его родители?

Конечно, не появился он из-под земли. Родился он от мужчины и женщины. Но обстоятельства требовали, чтобы они остались неизвестными. Так угодно было судьбе.

Бесспорно, что семя посеяно и взошло в горах Балкарии, но рос этот мудрец на нивах Кабарды. Разве не говорит это о давней трогательной дружбе между черкесами и горцами?

Нам известен факт дружественной встречи Жабаги с Болат-Беком Биттировым (Болака). Они долго беседовали, находясь в гостях у Аслан-Бека Катукова. Смеялись и шутили.

Споры тогда полезны, когда примиряют давно проведшие времена с сегодняшним днем.

Къазан улу Жабагъы, Казаноко Жабагъы и Казаноков Жабаги одинаково дороги кабардинцам и балкарцам. Он был первым интернационалистом в горах и на равнине.

Имя и дела Жабаги бессмертны. Легенды о нем следует собирать по крупицам и беречь для потомков.

Неизвестный прохожий
«Красивая «Гепчока», «Ай чудо!» - кто же первый раз сказал это слово? - с этими мыслями шел один человек в поблекшей одежде и встретился ему Хадагжуков Эзит:

- Эй человек, куда путь держишь? - спросил Эзит, оценивая его внешний вид.

- Да вот, ищу работу хоть где и хоть какую, - ответил он Эзиту, здороваясь с ним.

- Пойдем к нам. Я живу в Ташлы-сырте. Сегодня останешься у нас, а завтра я дам тебе работу, - сказал Эзит, отводя незнакомого человека к себе в дом.

Он кое-как накормил и оставил неприглядного незнакомца ночевать в сарае на сеновале.

- Какую работу ты смог бы выполнить? - спросил он его утром.

- Я смогу осилить любую работу, у меня хватить и мастерства,- ответил гость.

- В таком случае, у меня нет табунщика, и я доверю тебе свой табун. Он находится в Гепчоке, я провожу тебя туда. Новый работник, как-будто этого и ждал, отправился принимать работу.

Через некоторое время, дождь и снег совершенно заполонили Ташлы-сырт и люди потеряли покой.

Эзит снарядил свою лошадь, оделся тепло, взял в дорогу еды, попрощался с женой, и поскакал навестить своего бедного табунщика. Но по дороге его удивило то, что тем ближе он приближался к Гепчоке, тем суше и теплее была погода. Своего табунщика он увидел в полном здравии и в хорошем расположении духа.

- Я переживал за тебя, и приехал навестить, как ты здесь без еды и без питья. У нас в селе твориться такой кошмар, снег, дождь, земля - все перемещалось, - сказал Эзит, сходя с коня, и тепло здороваясь со своим табунщиком.

- Слава Аллаху, мне не пришлось испытать никаких трудностей. Эзит с удовольствием провел с работником время за беседой, и ему показалось, что этот человек очень интересный, достойный и очень благородный.

- Хозяин, возвращайся домой. За меня не переживай. Есть еда, вода, одежда. Есть чем укрыться. Я сделал себе кош. И даже приготовил место для загона лошадей. Здесь хорошее пастбище, -нахваливал табунщик условия. И вправду, Эзит был очень доволен сытым видом своих лошадей, высокой, зеленой травой. Как будто заново лето пришло.

- Хорошо, раз так, я поеду, - сказал Эзит. Неторопливо сел на коня, и поскакал.

Однако, как только он приближался к дому, то видел опять ту же картину: снег, дождь, холод, слякоть:

- О, Аллах! Ты только посмотри! Я клянусь, у этого человека есть что-то, чего я не могу понять, - сказал он потом своей жене.

***

И вправду, в Ташлы-сырте творилось что-то непонятное и угрожающее, как-будто не наступит следующий год, как-будто ничего не вернуть. Эзит, соображая, мысленно измерил расстояние между Ташлы-сыртом и Гепчокой и сказал своей жене: « Я понял что-то очень интересное. Аллах нас или сильно накажет за что-то, или очень хорошо наградит». Его жена не знала, что ответить на это со страху.

- Да пусть плохое не коснется нас, а хорошее дойдет до нас, - сказала его жена. При виде ее красивого лица испуганным, Эзит наклонился и приласкал рядом находящуюся бездомную собаку, и сказал:

- Не бойся, не бойся, дочъ Абаевых, великий Тейри сказанное дважды не повторяет.

- Я и не боюсь. Но если этот человек достойный и благородный, тебе самому потом придется краснеть. Подумай.

- Об этом я и сам думал, и понял так же, как и ты. Я верю в то, что у этого человека преобладает какая-то не совсем раскрытая добродетель, - сказал Эзит и отдал поручение своему слуге зарезать барашку для празднества.

Его слуги, которые смотрят за другой скотиной, обеспокоенные состоянием своего хозяина, со своей стороны старались лучше проявить себя в работе. Никогда не посещающий своего знахаря Эзит вышел из его комнаты, засидевшись долго, после чего его придворные всерьез забеспокоились здоровьем своего хозяина, и подошли к его жене. Однако, она не могла сказать всего, что тревожило мужа, и сказала:

- Успокойтесь, никаких проблем нет.
***

Дождавшись рождения новой луны, Эзит, снарядив коня, взяв в спутники одного эфенди, вышел он во второй раз в дорогу к своему табуну, в Гепчоку.

***

«Гепчока!» Сравнится с красотой луны. «Тогуза-хан, ойра»,- наверное, здесь впервые так сказали. Удивительнее всего то, что здесь погода остается ясной, когда вокруг туман и холод. Лошади разгоряченные, довольные, пасутся вокруг да около. Эзит действительно убедился в необычности человека, которого он здесь поселил, когда увидел его спускавшего с возвышенности, словно божество, в белом одеянии.

- Зравствуйте, - заговорил с ними табунщик, и из-за его улыбки снова все засияло, словно его светлость озаряет и все вокруг.

- Здравствуй, здравствуй! - ответили ему приезжие, и, пытаясь улыбнуться в ответ, понимали свое отличие от него.

- Очень просим тебя, не мучай нас более, ответь, кто ты на самом деле? Ты не заришься на чужое богатство, работаешь добросовестно, честный ты человек.

- Говори, кто ты? - настаивал на своем Эзит. Однако, тот не спешил с ответом, спокойно сел, и неторопливо сказал:

- Меня зовут Леуан, отца звали Мейлен. Что еще ты спросишь? – Он посмотрел прямо в глаза Эзиту, от чего тот, не выдержав, отпустил голову и замолчал. - Я знаю все, о чем вы говорили по дороге сюда. Я знаю даже то, о чем вы думаете сейчас, - сказал Леуан. Он поднял руки к небу и помолился богу, попросив мир и благополучие. Некоторое время Эфенди и Эзит молчали, не зная, что сказать.

- Значит это ты - Леуан-шейх, о котором говорят? - «Аллах, мы ничего плохого не говорили про этого человека. Слава Аллаху, он испытывал нас. Леуан-шейх мой гость», - подумал Эзит и, попытался встать перед ним, не смог стоять на ногах и сразу сел. Шейх, не обращая внимания на все это, вел себя с достоинством.

В этот день они заночевали у него. Обсмотрели все хозяйство, поражаясь порядку и результатам работы. Когда они вернулись в Ташлы-сырт, Эзит, так и не понял, почему такая большая разница в погоде в его селе и в Гепчоке.

- Женщина, - обратился старина Хадагжуков к своей жене, - сообщи всем слугам, всему роду, и пригласи все село. Завтра сделаю большое празднество в честь своего табунщика, он придет к нам в гости. И пребудет вместе с ним великое благо в наш дом, это я знаю точно.

***

Дети определенно не знают, что происходит, но очень довольны тем, что сытно покушают, и вдоволь наиграются в разные игры, копируя молодых джигитов. Эзит, заметив, что слуги пытаются угомонить, успокоить всех детей, сказал, чтобы всем была предоставлена свобода, чтобы все чувствовали себя хорошо, потому что сегодня в гости ко мне придет великий человек.

***

Прибыл одинокий всадник в село, а вместе с ним и ясное солнышко. Пока всадник озирался вокруг, Эфенди и Эзит подошли к нему. Эзит сам помог ему сойти с коня. Табунщик спрыгнул, а Эзиту показалось, что от его обуви искрами разлетелась земля. Гость казался еще светлее, еще моложе и свежее, чем в прошлый раз. Все прихожане были обращены к великому гостю.

- Здравствуй, - ответил ему эфенди совсем другим голосом, а все аксакалы встали, приветствуя этого человека. Дети, которые вели себя очень шумно, старики, которые громко о чем-то говорили, молодые, которые устраивали танцы, вмиг притихли.

- Люди! Дорогие мои гости, - обратился ко всем Эзит.- Человек по имени Леуан-шейх - это он. Верный слуга Аллаха. Исполненный милостью Всевышнего. Человек, который может приблизить солнце и отдалить снег, которому удалось в тяжелых условиях содержать мой табун - это он. И этот благословенный день в его честь. Посмотрите, какой сегодня день, а какой был вчера. Я посвящаю это празднество Леуан-шейху. Этого человека направил ко мне Аллах для испытания, для награды.

Эзит окинул взглядом всех собравшихся и, на свое удивление, заметил, что все плачут, что солнце неожиданно закрылось. Леуан-шейх обратился к народу:

- Черкесы, вы люди знающие цену жизни, и всего мира. У вас все есть. Вы умеете встречать и величать. Но я не вижу среди вас бедных, простых людей. Где же они? У вас же есть слабые, бедные семьи.

Его голос звучал как колокол. Эзит после всего услышанного низко опустил голову.

- Эзит, хочу откровенно сказать тебе. Только не думай, что гость тебя упрекает. Но мы не должны прятать то, что видит сам Бог. Я расскажу вам случай, который произошел с самим Пророком Мухаммедом, благослови его Аллах. «Пошел он как-то на базар и купил себе рубаху. Когда возвращался домой, ему встретился очень бедно и холодно одетый человек. Пророк отдал ему свою новую рубаху и вернулся обратно на базар купить другую. А когда возвращался, встретил по дороге бедную девочку лет десяти. Она стояла и горько плакала. Пророк спросил, почему она плачет. На что она, потирая глазки грязными ручонками, ответила, что потеряла деньги и боится возвращаться к своим хозяевам. «Не плачь», - сказал ей пророк, и дал ей денег. Но она и после этого плакала, и даже еще сильнее. Он опять ее спросил: «Почему ты теперь плачешь?» На что она ответила, что хозяева могут ее побить, потому что она уже задержалась очень долго. «Не плачь, я отведу тебя домой», - успокоил ее пророк и, взяв ее за руку, повел в дом. Около двора, в тени большого дерева сидели люди.

«Салам алейкум», - поздоровался пророк. Люди не ответили на его приветствие, а только и делали, что смотрели на него. Пророк второй раз поздоровался. Подойдя к ним вплотную, Пророку пришлось и в третий раз поздороваться с ними.

Сидевшие под деревом одновременно привстали и ответили пророку на приветствие.

- Здравствуй, здравствуй, - сказали они и пригласили его в свой круг.

- Спасибо, садитесь. Это девочка ваша, наверное, я встретил ее плачущей в дороге, и решил взять с собой.

- Да, девочка наша, она наша служанка, - ответили они.

- Скажите, ради бога, я поздоровался с вами два раза, почему вы мне не ответили сразу, а ответили тогда, когда я очень громко повторил.

- Не суди строго. Ты не похож на наших здешних, и голос твой звучит так сладко, что нам хотелось все время слушать и мы забывали ответить, - люди окружили его и начали его близко рассматривать. - Мы узнали тебя, мы верим в твою необыкновенность, поверили и тебе. В благодарность за это, мы хотим освободить эту девочку.

- Вы, подобные Эзиту, если будете жить на примере великого пророка, вам же за это и вознаградиться, - сказал Леуан, и окинул взглядом народ. Все слушали его заворожено, не отрывая взгляда. Сейчас вы не должны держать на меня обиду, я ни в коем случае не хочу прервать ваше празднество, танцуйте, веселитесь, - сказал шейх.

Однако никто не хотел прерывать его речь, и долго еще не могли собраться.

- Не сердись, что прерываю твое слово, шейх. Завтра я распоряжусь, чтобы зарезали двух волов и раздали бедным. Куплю сто баранов, и тоже раздам на "зякят". Ради Аллаха, расскажи нам еще про нашего пророка Мухаммеда, благослови его Аллах.

Собравшиеся люди уже сели за угощения, но желание слушать рассказы о пророке оказалось сильнее. Все девушки, юноши и старцы неотрывно смотрят на шейха.

- Пророк познал и бедность, узнал и богатство. Он всецело веровал в единого Бога. Был чудным, удивительным, очаровательным человеком. Ценил дружбу, справедливость, и никогда не отходил от пути, начертанного ему Богом. Он был силен и могущественен. Но никогда не кичился своими возможностями. Был скромным и порядочным. Проповедовал только волю Великого Аллаха.

Жил еще и другой сильный человек Деу. Двух верблюдов мог нагрузить на спину и перебраться с одной горы на другую. За один раз мог съесть одного барашка, и выпить весь бульон. И этим хвастался. Смотрел на это Бог и однажды свел их друг с другом.

- Говорят, что сильней тебя нет на свете никого, правда это? - спросил пророк.

- Да! А ты в этом сомневаешься? Давай, мы можем посостязаться.

- Согласен. Но сначала я хотел бы задать тебе один вопрос, ответь мне, - сказал пророк и посмотрел в глаза своему противнику. Тот был очень зол и недоволен. Пророк очень красиво и открыто улыбнулся.

- У тебя отец и мать есть? Если нет, то какие они были? Расскажи о них, а потом мы померимся силами, - сказал пророк и присел на камешек у дороги.

Со злым выражением лица:

- Зачем мне сейчас они нужны! Что за глупые вопросы ты задаешь. Если у тебя есть сила, давай состязаться, - сказал злой противник Деу.

***

Во дворе у Хадагжуковых в больших котлах остывает мясо, не пьется пиво, нет никакого хождения и разговоров: все слушают только шейха. Но Леуан уже пытается прервать рассказ и перейти к угощениям, однако, Эзит говорит ему:

Шейх понял, что люди хотят окончания рассказа, и продолжил:

- Такой сильный человек должен был быть достойным своих родителей. А ты даже не хочешь говорить о них. Слышали бы тебя сейчас твои родители, от обиды умерли бы и во второй раз. Ты должен это понять и измениться, иначе Аллах тебя покарает. Деу ничего не ответил, а только молча смотрел. А через мгновение из его носа начала течь кровь. Он пытался рукавом прижать и остановить кровь, но ничего не получалось. Пророк подошел к нему и приложил свою ладонь к его носу. Кровь мгновенно остановилась.

- Ты понял у кого силы больше? Никогда не хвастайся. Всевышний не любит хвастливых, высокомерных. Аллах может дать и отобрать жизнь и богатство, помни об этом.

- Я не знаю твоего Бога, и имя его не произносил.

- Поверь в единого Бога Аллаха, стань мусульманином. Помни, что все в мире создано им. Живое и неживое. Сегодня нас с тобой свел тоже Он. Аллах знает всю твою жизнь и жизнь твоих детей. Как только скажет: «Будь!», все сбывается по его воле, - сказал пророк Мухаммед, благослови его Аллах.

- Если все так, как ты говоришь, научи меня этой вере. Что для этого я должен сделать?

- Каждое утро ты должен величать Аллаха, каждый раз, когда садишься кушать вспоминай имя Аллаха. А остальное я тебе расскажу, когда перейдешь в мою армию. А теперь, если ты не против, давай все же померимся силами. Вдруг я не смогу сделать то, что ты умеешь.

- Нет, я не буду с тобой драться. Если тебе Аллах дал такую силу, с этого дня я пойду только за тобой, твоей дорогой, - сказал он.

- Коли так, смотри сюда, - сказал Мухаммед пророк, благослови его Аллах, и направил его взгляд на камень, на котором сидел сам. В этот момент камень разбился на четыре части. На этом месте потек чистый родник и оба мужчин с удовольствием напились воды. Деу понравился пророку.

Люди, дорогие Хадагъжуковы, Мухаммед был посланником Аллаха. Все молитвы и прошения Мухаммеда были исполнены Аллахом. Он творил чудеса, лечил людей от болезней, переломов и ранений. Мог вылечить и домашних животных. Не стремился жить лучше других, одеваться и питаться лучше других. Заботился о бедных, отдавал всем все поровну. Очень любил детей, и с удовольствием нянчился с ними. Люди приезжали из далеких мест, чтобы увидеть его, и услышать его речи. Он был очень красивым светлым человеком.

Речь Шейха, как и речь пророка, всем нравилась. И все слушатели не отрывались ни на угощения, ни на пиршество. Остывшие хлеб и мясо, оставались еще в котлах. Одежда этого человека временами сияла разными цветами. Как бы долго он не вел беседу, всем казалось, что солнце не садится, что день не проходит, и как-будто зима отошла далеко-далеко.

Как бы то ни было, приготовленные угощения были испробованы, пиво было выпито, танцевали, и на молодых смотрели. Было очень весело и празднично. Послушали и тост Леуан-шейха, запомнили все, что он сказал, и учли на будущее. Здесь же Леуан-шейха пригласили к себе в гости очень многие. Но когда Эзит пригласил шейха в гостиный дом и попросил о беседе, все были огорчены и недовольны тем, что у них могут быть секреты.

Во дворе у Хадагжуковых, в каменном доме, кроме шейха и Эзита присутствовали еще пять-шесть мужчин.

- Шейх, ты знаешь наперед о будущем, ты знаешь о прошлом. Поэтому мы просим тебя, расскажи нам, что будет с нами, с горцами: балкарцами, черкесами. Как обернется жизнь между этими двумя народами, - попросил его Эзит, распоряжаясь чтобы у дверей не было посторонних людей.

- Коли так, я скажу вам правду. Аллах даровал мне ясный ум, внимание, проницательность, и. пользуясь его разрешением, я скажу вам все как есть, и вы на это не обижайтесь.

- В тебе нет никакой вины, ты знахарь. Говори, как есть, - сказал он, попросив всех внимательно слушать.

- Уговорили. Имя пророка созываю в свидетели: скажу чистую правду. Вы, черкесы, когда прибыли в эти места, слово «Кабарты» означало «за пределом» или «за воротами», а произносилось «къабакъ арты». А тому, что до аланов, гуннов, хазаров, болгаров, кыпчаков, жили здесь племена горских балкарцев свидетельствует и сам Аллах. И вы в эту землю, названную «Кабарты», поселились. Вы всегда будете пытаться подчинить себе коренное население, стать над ними хозяевами. А этот народ будет не посягаем и вы все время будете жить в несогласии.

Если вы научитесь правильно понимать такие слова как: "Вы и мы, я и они", то это будет хорошо. Между горским балкарским населением и черкесами может возникнуть дружба. Но если в купле-продаже вы будете пытаться их обмануть, вы очень сильно можете пожалеть. Я вас не разочаровываю?

- Горько слышать, но все же лучше пусть будет сказана правда. Хотя бы для будущих поколений будет правильная наука о мире и согласии - сказал Эзит, остальные с ним согласились.

- Спасибо. Пришло время для правды.

- Вы очень любите присваивать чужое. Берете у своих же. У своей сестры, брата, соседа, у ночного гостя, у спутника, у родного отца, у своего покупателя или продавца. Все видит Аллах, он этим недоволен, он за это наказывает. Человек может забыть, простить, но Аллах не забывает. Без покаяния Он не прощает. Верно я говорю?

- Оллахи, ты как будто бы видел. А что, кроме черкесов никто этим не грешит?

- Наверное, грешит. Аллах вам поможет… Если между горским балкарским народом и черкесами воспрянет дружба, Аллах будет очень доволен. Он будет поощрять каждое ваше совместное радостное событие, взаимное гостеприимство, честное отношение друг к другу. Но если вы не оставите плохие дела, Аллах тяжело накажет. И это наказание будет длиться из поколения в поколение. Аллах создал человечество, дал людям условия для жизни, и Он любит послушание. Спасибо тебе, Эзит. Засиделся я у тебя в гостях. Я хотел с тобою вот так поговорить уже пять лет, но никак не получалось. Мои слова доведи до своего народа. Примите веру в Аллаха, узнаете волю Аллаха. Он видит абсолютно все. Не забывает благое, и не любит зла, корысти, вредительства. А теперь, если лошадь мою уже оседлали, я соберусь в обратный путь, - сказал Леуан-шейх и встал.

- Нет, нет. Я теперь тебя не отпущу к табуну. Мне и так стыдно, что заставил тебя у себя трудиться.

- «Спасибо, спасибо», - я говорю тебе еще раз. Каждый должен заниматься своим делом. Табун я должен вывести к весне и я это сделаю. А что будет дальше - в руках Аллаха. - Гость направился к выходу. Эзит не смог его остановить. Пошел за ним вслед, помог сесть на коня, еще раз подивился светлой красоте его лица и проводил его в путь. Всадник еще не скрылся с глаз, а Эзит проговорил:

- О, Аллах, с сегодняшнего дня я не буду скупиться ни на скотину и на имущество, - и зашел в дом.

Он вернулся в гостиную комнату, не присоединяясь ко всем присутствующим, беседующим, сел с краю на одинокий стульчик, взял в руки струнную черкесскую гармошку и протяжно заиграл мелодию. Гости поняли, что он загрустил из-за уехавшего гостя, и попросили его спеть всеми любимую известную песню "Думала".

- Какого гостя я упустил. С каким человеком расстался! Вы видели сколько я его уговаривал, так и не смог заставить его остаться еще на один день, - с грустью ответил им Эзит, не говоря ничего о песне.

***

Пешком, переходя через реку Кёнделена, Леуан-шейх встречает на пути одного человека в неприглядной старой одежде:

- Оллахи, я и сам не знаю куда иду. Найти бы какую-нибудь подходящую работу, чтоб можно было до весны протянуть, я бы не отказался, - ответил он.

Шейх заметил его порвавшуюся обувь, достал из сумы новые сапоги подал их незнакомцу:

- Одень это, а потом я скажу тебе, что ты должен делать.

- Да не забудется имя Аллаха, - сказал новый знакомый Шейха, быстро одел сапоги.

- Перед тобой село Ташлы-сырт. Там живет Хадагъжуков Эзит. Спроси его дом и напросись в гости. После приветствий и угощений они спросят тебя о твоих делах, о причине твоего визита. Я научу тебя что говорить, - повелел Шейх и пристально посмотрел прямо в глаза этому человеку, после чего тот смиренно подчинился. И выслушал все до конца.

- Дело вот в чем. С тех пор, как Эзит живет с женой, прошло более десяти лет. Однако, у них нет до сих пор детей и это их печалит. Какая бы жена не была хорошая, любовь мужчины недолгая, если нет детей. Но сейчас все изменилось. Его жена уже полмесяца носит под сердцем ребенка.

- Что... как же я...- начал он перебивать слова Шейха.

- Не перебивай, когда с тобою говорят старшие. Через восемь месяцев и десять дней она родит ребенка. А ты скажи, что через столько времени в их дом придет счастье и радость, скажи, что ты видел это во сне. Это все - правда. После того, как все уладишь, отправляйся обратно, доберись до Гепчоки, будешь помогать мне справляться с табуном, - высказал последнее поручение благословенный Аллахом Леуан-шейх, и пошел своей дорогой дальше.

***

Гость остался на ночлег, и только утром его спросили:

- Дорогой гость, пусть тебе сопутствует удача, прости за наш вопрос, но куда путь держишь, и какие дела привели тебя к нам? Мы поможем тебе, если будет в наших силах.

- Пусть вам не покажется это дерзким, но я свой ответ могу сказать только с глазу на глаз хозяину дома, - ответил тот.

После того как комнату покинули присутствующие, он ответил:

- Эзит, мне приснилось, что в Гепчоке одна твоя кобылица принесла жеребенка. Но это снилось к тому, что через восемь месяцев и десять дней в твоем доме будет слышан голос ребенка. Даю голову на отсечение, так оно и будет. Уже месяц, как я видел этот сон. И хотел рассказать тебе об этом. Больше у меня нет никаких дел, и я должен идти, - сказал он и начал собираться уходить.

- Постой, дорогой гость, если ты говоришь правду, я для тебя ничего не пожалею. Возьми сейчас для дороги моего самого лучшего коня, который привязан во дворе, - сказал восторженно Эзит.

Подарив ему одежду, большой дорожный мешок с едой, они его проводили.