***
«Гепчока» - что означает это слово? - думал Эри-бий, приближаясь к этому месту.
- Добро пожаловать, горец! - сказал ему шейх.
Эри-бий был поражен. Откуда неожиданно появился этот человек.
- Как здесь красиво, правда? - продолжал шейх. Здесь не может быть места коварству, злу. В таком месте Великий и Всемогущий Алпах очищает душу людям. Посмотри на эти дали, на эти красоты. В душе рождается вдохновение, радость, счастье. Глаза становятся очарованными, тело становится легким, здоровым. Само собой произносится слово «кечегиокъа» (ночное великолепие) и слышится отовсюду, - сказал Леуан шейх.
- Как ты угадал мои мысли? Я думал о том, что означает слово «Гепчока», и как оно произошло?
Эри-бий обратил внимание как блестят глаза шейха, как блестит его плеть, как блестит в вечерне-ночном сиянии все вокруг, и сопоставил слово "кечегиокъа" с сиянием плети на руках этого человека, и красоты Гепчоки.
- Эри-бий, это не трудно узнать. Я и не смогу тебе это объяснить. На это нужно время. Ты лучше открой то, что готовится на огне и достань горячее мясо.
Эрибий отодвинул горящие угли и достал с огня тушку. Он был уже сыт, но, Аллах знает, такой еды никогда в жизни не пробовал и поэтому согласился.
- Человек и одним запахом этого насытится. Шейх, где ты научился так готовить мясо. Что за аромат, какие травы ты сюда добавил? - спрашивал он. В это время к ним подошли двое всадников. Это были знакомые Шейха. Они приблизились к очагу. Леуан сам налил им сладкой бузы и предложил им сказать слово.
- Я потом сам тебе отдельно расскажу, как готовлю мясо, а сейчас послушаем, что скажут Къара-бий и Сары-бий из Коштан-Тау Черекского ущелья. Их разговор должен быть очень интересным.
После угощений вкусным мясом и после бузы они долго говорили.
- Из-за перевала грузины нападают на нас, не дают покоя, черкесы уничтожают наши леса и пастбища. Что ты скажешь на это? Мы пришли узнать твое мнение, - сказал Кара-бий.
- Все это не принесет ничего хорошего ни им, ни вам. Я вам советую держать на перевалах дозорных, прокладывайте дороги к тем местам. Стройте мосты через реки. В этом случае грузины не должны вам навредить. Если с ними ваши отношения наладятся, ваша жизнь будет процветать в той же мере. У вас могут возникнуть торговые отношения. Вы можете возить им скот, одежду, выделки из шкуры и шерсти, привозить оттуда ткани, мыло, нитки, сладкие продукты, золото, серебро, и другие драгоценности. А если с черкесами вы будете продолжать вражду, ваша жизнь будет под угрозой. Ваши села, которые находятся на их территории постепенно перейдут на их сторону, примут их язык, быт и их нравы. Об этом я уже говорил с Хадагжуковым Эзитом в его доме. Знаете, что они сказали?
- Тоба, да ты им прямо все сказал? - удивился Кара-бий.
- Да. Когда я сказал им о прекращении вражды между горцами - балкарцами и черкесами, Эзит мне предложил назвать всех равнинных балкарцев и черкесов одним словом «кабардинцы». Не станет ли это еще одной причиной для новых междоусобиц? Таким образом, один язык из этой местности может исчезнуть.
- А не может ли быть такое, что они перейдут на наш язык и на нашы нравы?
- Нет, - ответил шейх.
- Почему? - спросил Кара-бий.
- Даже если ваш язык красив и понятен, даже если он в мире самый звучный язык, вы народ не твердый, вы не сможете сохранить свой язык, свою землю, свой характер. Вы сразу уступите. Вы даже свою землю не сможете отстоять.
В какие-то далекие времена, часть из вашего народа перебралась в Грузию. Эти люди работали на грузинов, и потихоньку переняв их язык, даже приняли их веру. Их потомки наверняка даже забыли о своем происхождении. Это было во времена правления Дауута, и я об этом помню. С тех пор прошло триста лет. А со времен прибытия черкесов в эти места, не прошло еще и сто лет.
Да, хуже нет, чем потерять свой язык и свою веру. Не в обиду будет сказано, Кара-бий, но вы такой народ.
Триста лет назад у вас была возможность не пускать черкесов в эти земли, вы проглядели это. А они обосновались и теперь вас вытесняют.
БАЯН-ТАШ
Повесть
- Скажите, почтенный, какой, по-вашему, смысл имеет слово «аталык»? - спросили у Баяна гости, приехавшие в Думалу из-за гор.
- Проницательным станет тот, кто смотрит на мир задумчивым взглядом Солнца, - этим изречением, прежде чем перейти к разговору о значении слова «аталык», - отвечал гостям Баян.
И пусть на долгие времена останется в памяти народной это славное имя, говорю я, прежде чем начать мою повесть о Баяне, - основой для нее послужили беседы с моими земляками Ксанаевым Эрмен-бием и Мизиевым Махмутом, которые никогда в этой жизни друг друга не видели.
***
Когда умерла Айкёз, ее сыну едва исполнилось десять лет. По завершении всех поминальных обрядов, в неизбывном горе, понурый, брел он как-то по улицам села, и ноги сами привели его в «ныгъыш» - место, где собирались и стар и млад, где люди обменивались мнениями по самым разным вопросам, обсуждали новости, житейские неурядицы, рассказывали истории о славных делах давно минувших лет, заключали торговые сделки, сговаривались о свадьбах, где между тем устраивали игры, мяли кожи, занимались иными ремеслами, словом, это было собрание вполне добропорядочных людей.
- Да не оставит несчастного Великий Тейри!- услышал мальчик чьи-то слова, обращенные к его отцу, охотнику Борану. - Единственный сын твой, да укрепится он, подобно булату! От судьбы не уйдешь, но кто бы мог подумать, что так рано уйдет от нас мать Атарала...»
Лютая сиротская тоска, и слова соболезнований и утешений какими бы искренними они ни были - не в состоянии рассеять или хотя бы смягчить этой тоски.
Дни шли за днями, недели выстраивались в месяцы, те - в годы, бурная Черек-река неутомимо несла свои воды в Каспий.
Однажды, сидя на берегу реки, одинокий и задумчивый Атарал, набрав пригоршню камней, бросал их, стараясь забросить как можно дальше, - иные достигали противоположного берега. За этим и застал его отец. Не мог он не видеть тоски во взгляде сына, однако сказал: «Бала (сказать «балам» - сын мой - не позволял горский этикет), целый год мне придется провести вдали от нашего дома, в горах. Оставить тебя здесь одного? Но какой отец способен на такое. Единственный выход - отдать тебя в дом аталыка. Там ты и скучать не будешь и кое-чему научишься, в жизни пригодится. Согласен, пойдешь к нему?»
- А кто он, отец, кто такой этот аталык? - вместо ответа спросил
Атарал. - У меня есть другой отец, постарше тебя? Аталык - это он?
Боран всмотрелся в скорбные глаза сына, в его лицо, безукоризненное во всех чертах, красивое мальчишечье лицо, подаренное, казалось, самим Тейри, чтобы утешать и радовать суровое отцовское сердце.
-
Нет, сын, речь вовсе не об Айдаре, моем отце, который погиб еще до твоего появления на свет. Я говорю о таком человеке, достойном во всех отношениях, который согласился бы взять тебя на воспитание, научить уму-разуму, вырастить из тебя настоящего мужчину. Таков обычай: многих мальчиков в твоем возрасте отдают аталыкам, чтобы, повзрослев, они вернулись к родителям настоящими джигитами.
- Не смогу я без тебя жить, отец. Мне все время кажется, что я и тебя могу потерять... Когда я остаюсь один, ухожу в горы и целый день там плачу. Возвращаюсь, готовлю еду и жду тебя... - невольные слезы прервали слова Атарала.
Медленно – так скала отделяется от горы - сдвинулся с места могучий Боран, подошел к сыну и обнял за худые плечи.
- Ладно, будь по-твоему. Никому тебя не отдам. Будем жить вдвоем, помогая друг другу... не плачь, - и Боран, по-мужски неловко, стал вытирать слезы Атарала собственными руками.
...Сладкое чувство отцовства. Кто знает, сколько времени они простояли бы так, на этом берегу, если бы Борана не окликнули с другого берега. Это был Ортай, ловивший рыбу в бурливой воде Черека.
-
Не слышу, что ты сказал?! - старался перекричать шум реки Боран. - Повтори!
-
Я говорю - на охоту! Приглашаю завтра на охоту! - и Ортай, для
верности, жестами обозначил время сбора: когда на темном предутреннем
небосводе загорается Чолпан жулдуз35 .
Неумолимы предначертания судьбы: охота в этот раз закончилась тем, что Боран, преследуя тура, сорвался со скалы и погиб. Атарал, которому в ту пору было пятнадцать лет, остался один - в жизни, чью суровость подчеркивали заснеженные скалистые горы и бешеные, все на своем пути сметающие реки, - остался без чьей бы то ни было поддержки.
Через несколько дней после гибели отца, на ныгъыше, к Атаралу, оказав ему особое внимание перед обществом, подошел мужчина в добротной волчьей шубе. Это был Кара-Муса Айдаболов, который сначала порасспросил мальчика о его скорбных сиротских делах, а затем заговорил о ближайшем будущем. Атаралу все-таки нужно было подыскать себе аталыка, а для этого отправиться через Хумаланский перевал в селение Безенги.
- Когда придешь, осмотрись, - наставлял Кара-Муса. - Выбери любой хороший с виду дом и просись на ночлег. Да примечай, как отнесутся в этом доме к гостю. Если с искренним радушием, поговори утром с хозяином. Проси его покровительства, обещая при этом быть
послушным, выполнять его поручения, - словом, ты должен найти себе аталыка, и - в добрый путь, сынок.
***
В Чегет-Эле отсутсвие Атарала, конечно же, не осталось незамеченным. И вот что говорили по этому поводу его односельчане:
- Благо, что не перевелись еще люди, подобные Кара-Мусе Айдаболову. Принять участие в судьбе сироты - разве не угодно такое дело Тейри? И одел его, и обул, и верный путь в жизни подсказал, и всяческую помощь оказывает...
Между тем Атарал добрался до Безенги, и первое, что привлекло его внимание - схожесть здешней местности с его родным Черекским ущельем: каждый камень, куст, коши, река - все это показалось ему давно знакомым. Само селение, с его каменными стенами, земляными крышами, вытянулось вдоль левого берега Черека-безенгийского недалеко от «Сыкъайгъы-Къала» - древнего городища «Бызынгы», - место, посмотреть на которое приезжают гости и ближние, и дальние, и дальние очень.
Атарал остановился, как подсказал Кара-Муса, у седьмого от начала улицы дома. Дом был строен крепко, основательно; окна, выходившие на неширокую улицу, были закрыты ставнями. Ограда замыкала довольно обширный двор.
- Хозяева! - позвал юноша. - Есть кто в доме?..
Вышедший на крик горец производил впечатление человека необыкновенно сильного и непоколебимо спокойного. Коротко взглянув на пришельца, он широко повел рукой.
- Кто бы ты ни был, заходи в дом!
Атарал, пропустив сначала хозяина, вошел. Остановился у порога.
- Да пребудет дом этот в довольстве и радости.
По его словам, по манере держаться с незнакомыми людьми, по множеству неброских, но обязательных для горца черт, было видно, что тау адат он знает не понаслышке.
Вечер провели в неторопливой беседе: О Безенги, селении, видевшем и горе и радость; о твердыне, которую защитили горы и от чумы и от нашествия Тамерлана-хромого; о прекрасной Айдане, о братьях ее -Эгене, Эрмене и Алхате, живой стеной преграждавших путь чужеземным аскерам... Утром же Атарал не услышал от хозяина, имя которого было Эрсо, благодарственных слов, обращенных к Тейри, не помянуты были добрым словом праотцы, его и сияющее солнце, казалось, не очень-то и радовало, и о тучных отарах не говорил он...
Атарал понял, что в этом доме вполне обойдутся и без него, а потому, поблагодарив за гостеприимство, сказал:
-
Пойду я, пожалуй, отец... А далеко ли до Думалы?
-
Что ж, - сказал хозяин сухо, - мир просторен. А до Думалы рукой
подать. До перевала Арсо расстояние в шесть окриков. Дорога сначала
будет подниматься и петлять, а дальше — спуск до самого стойбища Баяна
Мамашева, ну а каков он - увидишь сам.
При упоминании имени Баяна теплая волна перехватила сердце Атарала, так словно он давно знал этого человека, принимал в своем доме, бывал у него, слышал его добрую и мудрую речь.
«Отец мой, нашел себе аталыка, ты можешь быть спокоен за меня. Вырасту, возмужаю... Мне кажется, ты его встречал. Не может быть, чтобы такие люди, как ты и он, не встретились...» - думал юноша, ускоряя шаг, чтобы быстрее достичь теперь уже определенной цели. С перевала Арсо окинул он взглядом покатые склоны и стал спускаться к Думале, где жил еще незнакомый ему Баян.
Солнце стояло в зените, уставший Атарал решил немного передохнуть у придорожного валуна. Присел и не заметил, как к нему подкрался сон...
Странные сновидения посетили его: то он сражался с каким-то зверем, то внезапно налетевшие птицы кружили над ним с резким шелестом радужного оперения. Затем ему привиделось, что у камня, который облюбован им для отдыха, остановились еще какие-то путники, стали располагаться на ночлег, готовить себе еду, послышался голос, предлагавший разделить с ними ужин...
Атарал открыл глаза - перед ним был незнакомый мужчина. Не молодой, но и не сказать старый. Он не привиделся ему: сон уступил место яви.
- Вставай, мальчик, уже вечереет, - сказал, наклонившись, незнакомец. - Подкрепились из моих припасов, да и пойдем ко мне. - Незнакомец свернул свою бурку так, чтобы Атаралу было удобнее сидеть, и предложил ему хычинов с айраном.
От его взгляда не ускользнуло, что явно изголодавшийся юноша не набросился на угощение, но ел, не спеша, с достоинством. Сам же Атарал, пока был занят едой, думал: «Может быть, сам Тейри послал ко мне этого человека? Но зачем я ему нужен? А не лучше ли было избежать этой встречи, пусть даже человек этот кажется таким благожелательным...»
Так и не найдя решения своим вопросам, он наконец прервал затянувшееся молчание:
- Кто ты, уважаемый? И почему ты разбудил меня?
Незнакомец ответил так:
- Я долго наблюдал за тобой, мой мальчик. Сейчас мы отправимся в мой кош. Увидишь Алапая, это мой пес, который, я уверен, ждет нас где- нибудь на возвышении, а потом... а потом будет так, как рассудит Тейри.
Атарал понял, что готов идти за этим человеком куда угодно, он вдруг почувствовал полное к нему доверие, ему захотелось увидеть и пса Алапая, и кош... «У него, наверное, и конь есть, похожий на сказочного алфа. Должно быть, и корова есть, и овцы. Я не откажусь, если он предложит мне какую-нибудь работу, - думал Атарал, уже идя вместе с незнакомцем по дороге к его кошу. - А что, если попроситься к нему в аталыки?..»
Между тем впереди показался кош: вид его говорил о достатке и рачительности владельца. А тут и сторожевой пес выскочил на дорогу...
- Не бойся, мальчик, - сказал хозяин коша, - это мой Алапай. Хорошего человека он не тронет, тем более, что ты идешь со мной.
Сказав это, спутник Атарала погладил его по голове. Этот жест доброго человека, это прикосновение было для него столь же неожиданно, сколь и приятно. После гибели отца никто еще не обращался с ним так просто и так сердечно. «Должно быть, это очень хороший человек,- подумал растроганный Атарал. - Интересно, как его зовут? Сам он не представился, да и я почему-то до сих пор не спросил...»
Мысли Атарала прервал голос, доносившийся со стороны Кардан-суу.
-
Ба-аян! Пестрая корова двойню принесла. Такие красавчики, такие резвые!..
-
Вот хорошо! - обрадовано сказал спутник Атарала и прибавил шагу.
«Значит, - подумал юноша, - имя этого человека - Баян. Ба-ян, - повторил он про себя по слогам. - Что бы это слово могло означать? Наверное, так звали какого-нибудь сказочного богатыря...»
Атарал оказался у коша раньше Баяна, и когда тот подходил, сообщил ему радостно:
- Ата! Это бычки, красненькие, красивые такие!..
Баян не подал виду, поскольку ему было приятно это обращение - «отец». «Видно, мальчик из хорошей фамилии - до сих пор он доказывает Речка, вытекающая из-под снега (балк.) это всем своим поведением. Куда он направляется? Пока он не сказал этого, но, думаю, что моя поддержка ему не помешает...»
Дело шло к вечеру, в Думале была ранняя весна. Во многих местах лежал нерастаявший снег, но на солнечных склонах уже пробилась зелень, ее вовсю щипали овцы. Ржание и топот лошадей, сытое мычание коров, разноголосое блеяние, за этим угадывалось обширное и хорошо поставленное хозяйство.
К Баяну подошел управитель стойбища Айсын и пригласил к только что накрытому столу - подкрепиться с дороги. Сказал, после того, как усадил путников, что на завтра назначили стрижку овец, и спросил мнения хозяина на этот счет.
- Добро, начинайте! - живо отозвался Баян. - Я как раз и новые ножницы привез из Сванетии. И вот эти молодцы, - указал на двух рослых и крепких парней, - они тоже помогут. Вчера к нам прибыли. Этот - Гуро, а тот - Ажо.
Парни, сидевшие за одним столом с хозяином и с хрустом уплетавшие лепешки с айраном, отличались от думалинцев очень уж увесистыми и горбатыми носами, впрочем, во всем остальном - такие же «таулу» - горцы.
- А ты не хочешь помочь нам? - неожиданно обернулся Баян к Атаралу. И, давая возможность подумать, продолжил: - Судя по твоему выговору, ты идешь из тех мест, где живут цокающие. А куда путь держишь, если не секрет?
- Я сирота. И мать и отца потерял... - юноша запнулся, передвинул на столе чашу из под айрана, однако, добродушие Баяна приободрило его и, справившись с чувствами, он продолжал: - Если возьмете к себе, буду делать, что скажете... я все умею делать... - здесь юноша вновь прервал себя: врожденное достоинство не позволяло выглядеть навязчивым ни в какой мере.
Жители Верхней Балкарии, с характерным в их речи «ц» вместо «ч». - А зовут меня Атаралом. Я из рода Аландыевых. Старики говорят,
что род наш очень древний и восходит к скифам. Мне было десять лет, когда умерла мать, а отца лишился в прошлом году: он был охотником, сорвался и погиб. Теперь у меня никого нет. - Атарал смолк, не в силах продолжать свой рассказ, а луч заходящего солнца высветил на его щеках две влажные полоски.
- Не горюй, мой мальчик. - Баян пожалел, что своими вопросами так расстроил гостя. - Останешься у меня. Будешь мне третьим сыном. На вот, вытри глаза. Слезы не украшают мужчину, - и Баян протянул Атаралу свой белый башлык. - Впрочем, - сказал он, заметив, как неустрашимый Айсын украдкой промокает свои глаза, - в иной час слезы не умаляют мужественности, но могут и возвысить.
После ужина люди скоро управились с делами: загнали в сараи коров и овец, лошадей пустили попастись на воле и, оставив всю живность под присмотром Алапая и трех его здоровенных помощников, спустились к низовью Думалы, в самый ее живописный уголок, воспетый прекрасной Салазан, дочерью Цюйок-Батыра:
«Проснись, Думала, на весенней заре,
Красавица, дай мне ответ:
Кто первым поставил свой кош на бугре
И в камень впечатал свой след?..»
Древняя Думала сейчас пуста. На месте былых построек молчаливые руины; там, где цвела жизнь, где кипенье работы сменялось кипеньем праздников, где радости дни, равно как и невзгоды, еще больше сплачивали благородных думалинцев, - там только горные ветра догоняют друг друга. Но природа этих мест по-прежнему прекрасна: красота не умирает. Я верю, что настанет время, когда этот благословенный край вновь будет заселен могучим племенем горцев.
***
Впервые после гибели отца Атарал заснул спокойным, беззаботным сном, несмотря на то, что постель его была в чужом доме. Так бывает, когда незнакомых раньше людей соединяет незаметная нить - взаимная приязнь, когда душевное родство не уступает по силе притяжения кровному.
Несколько раз поднимался ночью Баян, чтобы взглянуть на спящего гостя, теперь уж - приемного сына, то поправляя сбившееся на сторону одеяло, то поудобнее пристраивая подушку, набитую свежестриженной овечьей шерстью. «Не в тягость бессонная ночь, согретая заботой о чужом им человеке, который кажется таким родным. О Тейри, как бы я хотел не ошибиться в нем, предугадывая его блестящее будущее», - с этой мыслью Баян вышел во двор - проводить тускнеющую Чолпан жулдуз и встретить новый рассвет.
Эмин-кызы, тоже не спавшая в эту ночь, благословила своего супруга именем Тейри и поспешила к своим обыденным хлопотам.
Атарал же, проснувшись, увидел прямые как стрелы лучи солнца, прорезавшие кромки Къызыл-Къая36 и осветившие широкое лицо горы Къапчагъай37.
«О Къапчагъай, похоронившая в склепах семерых братьев, убитых в неравной борьбе, но все же не ставшая женой ни одного из тех, кто домогался твоей любви; верная дочь аланов, предстань во всей своей красе, расскажи нам о том, что прошло перед твоими глазами в этом краю!» - запела моя душа, и все же я обратился к тем словам, с которых начался сегодняшний день для Баяна и Атарала.
-
Доброе утро, Баян! - приветствовали торопливо идущие мимо них
охотники.
-
Да поможет вам Тейри! - отвечал Баян, радуясь утренней прохладе
нового дня.
Затем он подошел к приемному сыну и, положив ему на плечо уверенную руку, стал объяснять то, с чего, по его замыслу, должно было начинаться воспитание будущего несгибаемого джигита.
- Сын мой, собери в этот кожаный мешок ровно триста тридцать
пять камешков размером с игральную кость. Потом будешь сопровождать
меня, положив мешок на голову. Это трудно, но ты должен терпеть. С тем
же грузом вернешься вечером домой, ведя в поводу жеребенка. Каждое
утро будешь добавлять в мешок по одному камню. И когда их количество
достигнет тысячи трехсот тридцати штук, скажешь об этом мне. Но это
будет не скоро - только через три весны, - сказав так, Баян направился в
сторону восходящего солнца.
Не все люди понимали замыслы Баяна, но все говорили: «Баян знает, что делает, он видит далеко».
***
- Атарал, мальчик мой, сегодня начинается стрижка, работников будет много, а ты разведи огонь, чтобы сварить на всех мяса. Учись всему, - наставлял новичка сын Айдо. Сам он взялся подготовить место для стригалей, принес ножницы и крепкие шнуры, чтобы связывать овцам ноги.
Между тем подоспели вчерашние, уже знакомые Атаралу, люди и живо взялись за привычную работу, которая требовала и навыка, и смекалки, и немалой силы. Среди прочих Атарал выделил Айсына, работавшего не только с живостью в руках, но и с песней на устах:
«Ой, девушки-красавицы, постойте,
Меня прекрасным взором удостойте!
Взгляните - я сегодня только тут,
Другой страны красотки завтра ждут!»
Остальные подхватывали:
«Ой, парни удалые, грянем вместе,
В ладоши бейте, помогая песне!»
Непринужденная обстановка совместного труда, уважительное отношение друг к другу, взаимовыручка, - это было по душе Атаралу. Как завороженный наблюдал он за работой Ажо и Гуро, сванов, которые не только в совершенстве знали свое дело, но и с явным удовольствием сливали свои голоса с широким звучанием балкарской песни, легко поднимавшейся по склонам гор и эхом раскатывавшейся в дальних ущельях.
Росла и гора свеженастриженной шерсти. Атаралу, как ребенку, захотелось с разбегу броситься в ее мягкую шелковистую белизну. В итоге общего труда была и его, пусть пока небольшая, но его часть! Внимательный взгляд Баяна не отрывался от игры своего подопечного, и в этом взгляде светилась отцовская любовь.
Подходил к завершению рабочий день, шерсть была уложена в хранилища, коровы подоены, овцы стояли в загонах; были сделаны приготовления и на завтрашний день.
- Сотню овец обработали сегодня! Неплохо, а? - подошел к своему хозяину Айсын. - И это только первый день. Завтра настрижем больше, уверен.
Айсыну хотелось похвалить Атарала и обоих сванов за их усердие, которое и впрямь было достойно похвалы, но, зная, что Баян не любит поощрений, сделанных задолго до окончания дела, как и поспешных выводов, он ограничил свое сообщение обещанием поработать еще лучше.
Люди остались отдыхать в коше, только Баян с Атаралом отправились в село. К Айсыну подошел Бучо, прозванный «любопытным».
-
Как думаешь, что это задумал Баян?
-
Ты имеешь в виду парнишку, которого он взял в дом?
-
Да, я говорю об Атарале.
- Знаешь, Бучо, мы с тобой привыкли думать о дне сегодняшнем, а Баян просчитывает на годы вперед. И он не только умеет строить планы, он знает, как нужно, шаг за шагом, приближаться к цели. Тебе хорошо известно, что обоих своих сыновей он отправил на воспитание в Карачай. Там, вдали от отчего дома, от материнской ласки, они вырастут крепкими и духом и телом, не будут изнеженными барчуками. Они узнают и ежедневный труд простых людей, и овладеют искусством воинов. Так всегда поступали и ханы, и беки, отправляя своих детей в аталычество. А что касается Атарала, думаю, что по истечении назначенного Баяном срока мы увидим восемнадцатилетнего батыра, равного которому не найдется во всей округе. Не зря Баян слывет человеком рассудительным и прозорливым. Присмотрись, как он держит себя в обществе, как сдержан за столом, как ведет хозяйство. А завтра, ты увидишь кое-что достойное удивления. «Баян-таш»38, обточенный Айдо... ну да пора и об отдыхе подумать. Завтра и узнаем, что нам уготовано Тейри, - закончил разговор Айсын, после чего вместе с Бучо стал располагаться на ночлег.
***
Утром Баян принес из дому свой знаменитый камень - обточенный, имеющий форму правильного шара и весящий никак не меньше трех пудов. На расспросы людей охотно отвечал:
- Этот камень обточил для меня мой отец, завтра он придет, вы увидите его. Мне было тогда, как сейчас Атаралу, пятнадцать лет. Я спросил у отца: «Что мы будем делать с этим камнем?» Отец сказал, что я буду должен на своих плечах таскать его до дома и обратно в кош. Во всем послушный воле отца, я таскал на себе вот это самый камень ровно десять лет. Посмотрите, как он лоснится. Он обильно полит моим потом и отполирован моими руками.
- А теперь что ты будешь делать с ним? - не выдержав, спросил
Атарал.
Невольно вырвавшиеся слова перебили Баяна, но, памятуя о приятном у балкарцев и карачаевцев равенстве всех людей перед словом и Тейри, он отвечал без каких бы то ни было признаков гнева:
- Теперь делать будешь ты, а требовать с тебя - как именно делать - буду я. Но пора приниматься за работу. А игру с камнем покажу в обед.
Все приступили к своим привычным обязанностям. Ближе к полудню, когда уже были обстрижены шестьдесят овец, шерсть стали связывать в тюки, в то время как не были оставлены без внимания и коровы, и лошади, кто-то плел изгороди из ивовых прутьев, - словом, дела продвигались во всем их множестве, без суеты, по давно заведенному порядку.
Больше других ждали сегодня обеденного часа Ажо и Гуро, то и дело подходили к камню, трогали его руками, пожимали в недоумении плечами, переговаривались между собой и возвращались к работе.
Наконец послышался призыв Баяна:
- Ну, богатыри, подходите поближе и следите за тем, что я буду
делать!
Баяну уже было пятьдесят лет. Но по-прежнему ладный, широкоплечий, он подошел к своему камню, впервые, надо заметить, за последние два года. Решительно подхватил его обеими руками, резко прогнулся назад, с таким же резким движением вперед выбросил перед собой руки, из всех сил бросая камень. Тот, описав в воздухе дугу, гулко
шлепнулся в траву. Мальчики тут же измерили расстрояние, которое пролетел камень, оказалось двенадцать шагов.
- А теперь пусть попробуют самые сильные из вас. Но осторожней,
рук не вывихните, - сказал Баян и отошел в строну, наблюдая за своими
силачами.
К камню поочередно подходили Айсын и Бучо, сделали по броску, но и в половину не приблизились к Баяновой отметке.
- Говорил я тебе, Бучо, что это не игра в альчики, шутя посокрушался Айсын. - Этому надо учиться с детства.
- Да, кому-кому, а мне учиться поздно: шестой десяток минул в этом году, - отвечал Бучо, сдвигая широкополую шляпу на глаза.
Игра захватила всех. Один за другим вступали в нее и признанные силачи, и те, что питали надежду таковыми стать. Возгласы, споры, смех... Между тем солнце оставило позади вторую половину неба.
- Парни, хватит! - сказал, подняв руку, Айсын. - Время поесть и отдохнуть. Настригли прилично, продолжать сегодня не будем: дождь собирается.
Айсын обернулся к думалинцам, толпой собравшимся посмотреть на необычное ристание. Тут были и Мизиевы, и Мамашевы, Кайтаевы и Калабековы, Орсоевы и Байтаевы - представители исконных думалинских родов.
- Не обижайтесь, уважаемые, но игры пехлеванов продолжатся завтра, если на то будет воля Тейри. Кто интересуется, может осмотреть «Баян-таш» поближе, этими словами Айсын остудил зрителей, разгоряченных не меньше самих участников молодеческой забавы.
***
Думала. Кто дал название этой местности? Какой смысл имело это слово для человека, о котором сегодня мы ничего не знаем? Если посмотреть на слово «думала» как на два составляющих корня «дум» и «ала», получим, во-первых, превосходную степень «могучей красоты» и, во-вторых, описание цвета - не слишком яркое сочетание красного и коричневого. Мне видится животное — сильное, красивое, с характерным окрасом шерсти; животное, которое с незапамятных времен обитает в этих местах. Да, это олень. Есть старинная песня о сказочно красивом олене, о Думале, но наш грубый слух еще не перебрал по одной всех тончайших нитей этой песни. Нам вообще некогда слушать старинные песни, как не удосужились мы до сих пор достойно оценить вклад в нашу культуру слагателей этих песен - жырчы, которые исполняли их, довольствуясь зачастую самым скромным вознаграждением. «Жырчыны хакъы» - плата за сочинительство, - в народе сохранилось это понятие. Плата иногда была солидной: дорогое одеяние, домашний скот, породистые скакуны. Случалось, что народные певцы-сказители сопровождали в путешествиях знатных особ, и тогда их песни звучали в пределах других народов, чеченцев, ингушей, кабардинцев, дюгеров, а также в Грузии, Азербайджане, Армении... И сколько бы не воздавалось жырчы, требования к ним предъявлялись строгие: имея приятный для слуха голос, певец должен был уметь импровизировать - удивлять публику внезапными и точными экспромтами, говорить на нескольких языках, знать «адат» -этические нормы других народов.
А между тем, движимые желанием посмотреть вчерашнюю игру с камнем, к Баяну пришли старейшины родов - «тукумов» - со своими недорослями. В ожидании начала говорили о делах насущных, - кто-то принес весть о том, что в здешних краях появился некто Леуан-шыйых, прибывший из Кумыкии, чтобы обращать горцев в мусульманскую веру. Интерес к новой религии был велик, толки о ней - самые противоречивые. За разговорами подошло время, назначенное Баяном для начала состязаний.
- Джигиты, выросшие на холмах Бузуртана, на одном дыхании достигающие вершины Темир-Тау39, сегодня вы не только увидите знаменитый камень, но и умение человека, для которого этот камень был обработан самим Айдо, - с этими словами Айсын пригласил Баяна, полагая, что он лучше всякого объяснит смысл и покажет думалинцам приемы столь полюбившейся им игры.
Баян вышел перед людьми и поднял вверх правую руку. Все разговоры утихли.
- Аланы! - обратился он к собравшимся. - Игра, которая, к моему
удовольствию, так заинтересовала вас, очень проста, о чем говорит и ее
название - «бусагъат»40. Каждый желающий может принять в ней участие,
и вот каким образом: нужно поднять этот камень обеими руками, добежать
с ним до нашего коша, обогнуть его и, так же вернувшись в исходную
точку, бросить как можно дальше. Как вы понимаете, результат зависит от
выносливости, быстроты ног и крепости рук участника. Начинайте!
Баян не смог скрыть радости, когда первым начать состязание вызвался Атарал. Сделав все, как объяснил его аталык, юноша бросил камень и, стараясь дышать ровнее, отошел в сторонку. За ним пробовали свои силы Ажо и Гуро, затем - некоторые из думалинских парней, но перебросить камень за отметку Атарала - четыре шага от исходной - никто не сумел. Тогда Баян снова вышел вперед и показал следующую игру. Нужно было плотно обхватить камень обеими ногами и сделать прыжок на месте, как можно более высокий.
Не только прыгнуть, даже оторвать камень от земли не смог никто из осмелившихся на это.
Баян подошел к камню сам, в напряженном молчании зрителей обхватил его ногами, согнулся в поясе, затем, резко выпрямившись, взлетел вместе с камнем в высоком прыжке. Толпа взорвалась выкриками восторга и одобрения.
- Баян, - чуть только успокоились зрители, сказал Айсын. - Ты не мог бы повторить то, что я видел в прошлом году. Покажи молодым, прошу!
Баян взял камень, переложил его в правую руку и отвел ее в сторону, затем стал приседать, медленно сгибая ноги в коленях, в сидячем положении разогнул левую ногу и также отвел ее в сторону. После чего,
перенеся тяжесть тела и камня на согнутую ногу, стал подниматься на этой ноге, пока не выпрямился во весь рост. Так, стоя на одной ноге, с камнем в одной руке, Баян вдруг заметил незнакомого пожилого мужчину, который отделился от толпы и в восхищении произнес:
- Превосходно! Невиданно! Такому человеку Аллах дает счастье! «Странный незнакомец, — подумал Баян, все еще стоя на одной ноге
с трехпудовым шаром в вытянутой руке. - И этого слова, которым он меня наградил, я еще не слыхивал...»
- Кто ты, чужестранец?
Ответа на вопрос Баяна с нетерпением ждали и думалинцы, окружившие обоих.
Незнакомец подошел поближе и, прежде чем ответить, принял камень из правой руки Баяна в свою левую. Руку он, по примеру Баяна, вытянул в сторону и удерживал тяжесть без видимых усилий, хотя на вид ему было не меньше шестидесяти.
- Да, я чужестранец, но, как вы можете убедиться, хорошо знаю и ваш язык. Я - эфенди, проповедую религию Аллаха. Если вы удостоите меня чести быть вашим гостем и пожелаете выслушать, я расскажу о себе и о цели моего прихода к вам.
Баян снял камень с недрогнувшей руки пришельца, всем своим видом показывая свое к нему уважение. Отыскал взглядом Айсына и кивнул ему. Айсын так же незаметно кивнул в ответ, давая понять, что все необходимое для приема уважаемого человека будет сделано, и немедленно.
- Я много путешествовал, знаком со многими замечательными людьми, - говорил меж тем Баян, - многое видел и узнал, но, признаюсь, впервые слышу эти слова: «Аллах», «эрфендли»... Неужели язык эрфенли похож на наш грубый, похожий на орлиный клекот, затерявшийся в горах язык?
- Этот вопрос я понимаю как проявление скромности, -неторопливо заговорил незнакомец. - Язык ваш точен и выразителен, на нем можно свободно изъясняться и друг с другом, и с ханом, он достоин того, чтобы на нем обращать свои молитвы к Аллаху. Дело, как вы прекрасно понимаете, не в языке, а в нравственных установках народа, говорящего на нем. Значение любого языка велико, если обширно духовное и материальное состояние его носителей, если высоки их помыслы, если главная их дума - о Всемогущем Аллахе, который создал мир, животных и людей, наделенных бесценным даром речи. Замечу: ваш язык очень сходен с моим родным, но об этом позже. Сегодня я буду говорить о том, с какой целью пришел в ваши края...
По знаку Баяна страннику поднесли чашу с айраном, которую тот принял с благодарностью и осушил до дна.
Вечером во дворе исходил паром огромный казан. Собравшиеся горцы ждали рассказа незнакомца, который все не начинал, казалось, выжидая чего-то...
Невдалеке показался всадник, подъехал к коновязи и спешился. В нем легко узнали Айтека Тардан-элли, который всегда поспевал и к месту, и ко времени.
-Ас-саламу алейкум! - обратился к думалинцам Айтек. Странное приветствие удивило всех. Скажи он: «Ингир ахшы болсун», - все тут же привстали бы, как ведется, но незнакомое выражение вызвало только недоумение. Невыносимо долго протянулись несколько мгновений замешательства. И все же люди встали, один за другим, из-за уважения к самому Айтеку.
Айсын указал приезжему почетное место, что дает представление о его возрасте - ему было уже за шестьдесят.
Присев, Айтек заговорил:
- Обижен я на вас, земляки. Где это видано, чтобы пришельца, с каким бы приветствием он ни обратился, собрание не принимало стоя? Тем более, что в моем приветствии заложен глубокий смысл, а разъяснить его вам пришел Леуан-шыйых, проповедник новой религии, религии Аллаха, который создал мир из семи далеко расположенных один от другого уровней. Самая быстрая птица, даже если она летит без передышки, и за тысячу лет не сможет долететь от одного уровня к другому.
В этот момент шапа41 подошел к Айсыну доложить, что мясо сварено, боза и айран готовы, хычынов и локумов хватит, чтобы накормить целую армию. И тогда Айсын из рода Аласиевых, признанный всеми певец и алгъышчы,42 испытанный борец - пример для молодежи, встал во весь свой богатырский рост и произнес:
- Мы рады выслушать человека, пришедшего к нам с Великим Именем в сердце, но прежде хочу предложить всем вам отведать то, что послал нам Тейри. Пусть же теперь скажет свой алгъыш Айтек, который привел к нам гостя, Леуан-шыйыха из рода Эрфенли, если это угодно Тейри - нашему стражу и надежде нашей.
И Айтек сказал:
- «О вы, что воссели у Красной горы,
Что тысячу лет проживаете здесь,
На этих холмах ежедневным трудом
Свой хлеб добывая и пенный айран,
Леуана-шыйыха узнаете слова!
Именем Аллаха прошу тебя, Леуан, расскажи этим заблудшим рабам Господа, что есть Божество, могущее спасти мир от черной смерти и воскресить избранных. Расскажи о величии самого Великого, что умом повелевает небесным громам и молниям, орошает дождем, укрывает снегом землю, гордыню и порчу отводит от людей, превращает пустыню в цветущий сад, - всюду и все в Его власти!
О Великий Тейри, почему тебе доселе не было известно о Великом Аллахе? Да будет к добру и счастью появление в наших краях шыйыха! Да воцарится во веки веков мир в наших горах! Да приумножится поголовье скота! Пусть обережет нас Аллах от новых страданий!
Тарданэлли, выпил полчаши бозы и передал чашу Леуан-шыйыху, который выслушал все с большим вниманием.
Наступила полная тишина. Над холмом взошла луна, по яркости с ней спорила только Чолпан-жулдуз. И стар, и млад, затаив дыхание, ждали речи шыйыха, который уже успел удивить их своей недюжинной силой, сумев удержать на вытянутой руке камень Баяна.
Леуан-шыйых был погружен в раздумья. Казалось, сейчас остановится луна, сдвинутся с мест своих горы, небо приблизится к земле и появится таинственный Аллах, чтобы стать свидетелем разговора Леуан-шыйыха с думалинцами. Наконец шыйых изрек:
- О Аллах, помоги этим людям стать сильнее, смелее и разумнее, чем они есть на самом деле.
С заметным облегчением вздохнули слушатели, напряжение сошло с их лиц, в глазах заблестела радость. Леуан-шыйых продолжал:
- Вы думаете, что я поведу мою речь, составив из слов, собранных в небесах? Нет таких слов. Я лишь скажу, что горы, реки - все земное, и освещающая землю луна, и Чолпан, которая скоро скроется от наших взоров, - все это создано Аллахом.
Раньше вы думали, что все мироздание создано самим Тейри; что горам, лесам, рекам, различным животным покровительствуют особые божества. А теперь знайте, что все величие мира, все, начиная с мельчайших букашек, создано Им. Все, что видит наш глаз, что в состоянии охватить наш разум, и нас самих создал Аллах. Не оскудеет рука дающего, и вы не забывайте благодарить Аллаха, что целы ваши руки, ноги; что у вас есть возможность накрыть стол обильной едой, подаренной вам самим Аллахом. И если вы поверите в Него и сумеете сказать: «Ашхаду Ал ла илаха иллалаху, Мухаммадан Расулуллху», - то вы отныне считаетесь мусульманами, верующими в единого Аллаха, который создал всех людей, животных, горы, степи, все семь небес.
Лучше Айтека Тарлданэлли я не скажу, сравнения его изумительно точны и удачны, я лишь добавлю: - Если многословие - серебро, то малая его часть золото. Бисмилляхий, - закончил свою речь Леуан-шыйых и, отправив в рот кусочек локума, запил его айраном.
Такой ритуал приема пищи многим показался несколько нарочитым, и они повторили его, едва сдерживая смех. Другие боялись сделать это, думая, что сейчас сойдет на землю Тейри и всех накажет.
- Не опасайтесь! - поспешил успокоить земляков Айтек.- Ни один волос не упадет с ваших голов. Тейри не станет карать вас. Видите, я жив!
Всеобщий смех снял царившее среди гостей напряжение. Знакомство с новой верой, однако, не для всех было делом безусловно необходимым. Как один Аллах, думали они, сможет заменить и Тейри, и Апсаты, и Аймыша, и Голлу, и Маржа, и Жел Анасы, и Сууу Анасы, и Элии, и Шибли - божества, которым горцы поклонялись до сих пор. А как же верования в огромные, обладающие божественной силой камни; в сказочные деревья, в грохочущие водопады; как быть с тысячелетними обрядами, связанными с прежней верой, которую теперь хотели заменить верой в Аллаха?
Атарала вначале не слишком занимали эти изменения, вызвавшие брожение в умах и душах думалинцев. Он заботился лишь о том, делал лишь то, что ему ежедневно говорил Баян. Ему даже нравилась сама подготовка к намазу. Правда, пятикратное повторение в течение дня одной и той же молитвы он решил заменить двумя-тремя. Но, узнавший о том, Баян сказал:
- Если Аллах требует исполнения намаза пять раз в день, то так и должно быть, без обмана. Иначе - грех!
При всем том, Атарала иногда смущали сомнения: как это люди смогут теперь обойтись без прежних богов, особенно без Тейри и Голлу. Первый повелевал громами и молниями, а теперь они как бы без присмотра? Будут творить, что им вздумается? А Голлу, который даровал людям красоту и силу? Что такое человек без красоты, без физического совершенства? «А может, они станут помощниками Аллаха - это было бы совсем не плохо. Не хотелось бы, чтобы и Маржа оставался в бездействии, он же помогает людям заниматься куплей-продажей, преумножать нажитое богатство, он велит богатым делиться частью с неимущими. Без помощи Маржи как смогут наши мужчины ходить в Сванетию, Орусам, Черкесию, в Чечню и Дагестан, чтобы обменивать на тамошние товары все, что производят наши женщины: сукно, башлыки, бурки и многое другое», - думал Атарал во время совершения намаза, что, разумеется, отвлекало его от молитвы.
Как-то о своих раздумьях он рассказал Баяну. Тот расхохотался, а потом ответил:
- Не давай приближаться к себе Шайтану. Это он отвлекает тебя от намаза подобными мыслями. Он может настроить против меня, заставить тебя отказаться от занятий, к которым я тебя приучил. Такие-то мысли в голове твоей не появляются?
Атарал, немного помедлив, ответил:
- Нет, теперь Шайтан меня не одолеет! Да я и не видел его ни разу. Может, и нет его вовсе? Может, он - выдумка самих людей, нехороших людей - чтобы устрашить и унизить людей добропорядочных?
Принявший мусульманство в один день с Баяном, стараясь во всем следовать заветам новой веры, Атарал спросил однажды у своего аталыка, спросил в первый и последний раз:
- Если это только не секрет, отец, скажи мне, почему ты так оберегаешь меня от возможных невзгод, стараешься сделать за меня то, что я и сам сделать в силах? И еще: я не совсем понимаю этой затеи с камешками... Открой мне, в чем тут дело?
- Сын мой, первая часть вопроса несложна: я полюбил тебя, как не любил бы родного. Думаю, что сам Аллах послал мне тебя. А что касается камешков... - и Баян задумался. - Знаешь, мой отец хотел видеть меня настоящим батыром, способным на любые испытания. Это я понял в тот день, когда он привез меня в Гюржю43, страну пехлеванов, борцов и силачей, людей, которые с любой работой справляются, имея - прежде всего - ясный, практический ум. Для отца высшей целью было, чтобы я стал лучшим из признанных богатырей.
Семь дочерей было у Айдо, моего отца, которому сейчас девяносто. Я стал первенцем его второй жены. Таскал он меня с собой повсюду: по горам, по долинам, огромные камни заставлял толкать с круч. Учил борьбе, взяв за пример изворотливость кошки. А когда в Гюржю я победил силача Алон, отец мой от радости плакал. Он думал, что в час моей победы его лицо неприметно, но я видел и это сияющее лицо, и слезы на нем. А как он полюбил тебя, Атарал! Он предрекает тебе будущее самого славного богатыря в этих горах! «У Атарала совершенное сложение, - так он мне сказал. - И душа его прекрасна, соответствует всему телесному облику. Люди, подобные ему, встречаются очень редко. Побереги его...» Знаешь, и затею с камешками тоже предложил он. Что будет потом, через десять лет, Аллах рассудит. Думаю, что наши старания не пропадут даром. Об этом ты не должен больше спрашивать меня, делай, что говорю. - Баян поднял глаза вверх, глядя на заходящую Чолпан-жулдуз.
Атаралу показалось, что он поднялся к небу и летит среди звезд, которые говорят с ним на своем языке, состоящем из мимики, улыбок,
жестов... Ему захотелось ответить им что-нибудь, но он не мог... Спросить бы у Баяна, есть ли в мире еще языки, кроме того, на котором говорят они. Но вопрос не прозвучал, а вместо того на лице Атарала появилась широкая, блаженная улыбка.
Баян заметил состояние юноши.
- Сын мой, не кажется ли тебе, что иногда ты способен говорить со звездами, с лесными зверями, с камнями у дорог, с огнем, вылизывающим бока у казана? - Баян отошел на некоторое расстояние от Атарала и сел возле огромного валуна, готового сорваться со своего места. Испытующе посмотрел на воспитанника. - Языков в мире столько, что, считая их, не хватит пальцев на руках и ногах. Я не решаюсь назвать даже примерное их количество. Черкесы, живущие на равнинах, имеют свой язык, во всем отличный от нашего. А языки мулахов, сванов, чеченцев, урусов. И прочих - их не сосчитать. Мы, аланы, легко понимаем казий-кумуков, ногайцев, татар, азербайджанцев, а с карачаевским наш язык - одно целое. Через три года повезу тебя в Гюржю, научишься их певучей речи... Ну, а сейчас пора домой.
Бодрый и радостный шагал Атарал, защищенный от жизненных невзгод самим Баяном, который сердцем и умом мог оградить от бед и целую страну.
***
- Отец, через два месяца количество камешков в мешке станет равно тысяче тремстам тридцати пяти, - сказал однажды Атарал, снимая с головы свою ежедневную ношу.
-
Очень хорошо! В тот день тебе исполнится восемнадцать лет и мы с тобой отправимся в Гюржю. Завтра останешься дома, поможешь матери. А к вечеру придешь на ныгъыш и послушаешь, о чем там говорят. Да, незабудь в полдень покормить жеребенка жареной кукурузой и напоить,- наставив так своего воспитанника, Баян удалился для вечернего намаза.
***
Думалинский ныгъыш, воспетый в древних песнях, сразу полюбился Атаралу. Ему приятно было проводить здесь свободные минуты, прислонясь к большому камню седлообразной формы, - говорят, этот камень столь же древен, как и Земля, что он никогда не разрушится, всегда будет с народом, облюбовавшим этот край.
На ныгъыше Атарал сразу заприметил благородного старца, - на вид ему было не менее девяноста лет, - в белом чекмене с черными газырями. Его аккуратные чабуры были по-особому подвязаны кожаными ремешками. Несмотря на возраст, старец сохранял фигуру ладного здорового мужчины. Стоявшему в стороне Атаралу вдруг захотелось, чтобы этот почтенный человек подозвал его к себе, заговорил бы, спросил о чем-нибудь...
Они встретились взглядами, и то ли мысли их сошлись, то ли Аллах надоумил, но только старец усмехнулся вдруг и рукой поманил к себе Атарала. Тот робко приблизился.
- С прошлого года наблюдаю за тобой, парень. Повезло тебе с аталыком. Баян - хороший человек, иного мнения о нем не услышишь и в самой дальней округе. И он любит тебя, видимо - и за твое старание, и за успехи в делах, которые тебе поручает. Когда ты побеждаешь своих сверстников в борьбе - это для него как награда. А его мысли, его душевные устремления ты поймешь, со временем ты все поймешь...
Речь распорядителя ныгъыша была прервана тем, что к нему подошел один из думалинцев с просьбой разрешить устроить соревнования по борьбе.
- Пехлеваны готовы и ждут знака к началу.
- Отчего нет! Начинайте! - ответил старец. - Но Атарал в этот раз участвовать в борьбе не будет.
Атаралу это не понравилось, но он смолчал, весь вид его говорил: старший знает, что делает. Однако тот, кто предложил устроить борьбу, спросил:
- А почему уважаемый Эрдели не разрешает этому пареньку из Черека участвовать в состязаниях?
- Здесь нет Баяна, а именно он должен дать согласие на участие Атарала в борьбе. Таков закон, хоть и неписаный, но обязательный для всех. Мы не вправе нарушать вековые обычаи, - не повышая голоса, ответил старый Эрдели, лишний раз напомнив об особенностях отношений между отцами и детьми, на сей раз - на примере Баяна и Атарала.
Атарал думал о роли ныгъыша в жизни общества, отдавая должное и вековым традициям, и людям, которые, соблюдая правила этикета, упорядочивают, облагораживают жизнь этого самого общества, сколько бы малым или большим оно ни было...
Тем временем вернулся верховой, посланный за Баяном, и сообщил, что тот скоро приедет. Думалинцы занялись подготовкой площадки для борьбы. Сами же состязания были приурочены к тою, празднику в честь Мухаммед-файгъамбара. Год уже прошел, как думалинцы, приняв новую религию, исполняли все положенные обряды и отмечали мусульманские празднества.
- Пока идут все приготовления, - снова повернулся к Атаралу старый Эрдели, - я хочу рассказать тебе еще кое-что о твоем отце. Обратил ли ты внимание, добрый молодец, какие у него быстрые и ловкие движения рук? За какую бы работу ни взялся - все сделает лучше всех! А как он умеет говорить, завораживая слушателей, заставляя их страдать и радоваться вместе с героями своего повествования. Он также знает повадки всех животных: и лошадь приманит, и быков укротит, и матерого волка изловить сможет. А коровы у него какие? Из Гюржю пригоняет
курдючных овец, быков, мулов. Туда же отправляет сукно, бурки, ноговицы, пряжу, сушеное мясо, курдючный жир. Из Кабарды получает кровных скакунов, кукурузу, пшеницу, просо, пряности, соль, изделия из железа... всего не перечислишь. Он просто сказочно богат! Без сомнений, ему помогает Аллах!
Все мы видим и тебя, твое послушание, твое усердие в любом порученном тебе деле. Рано или поздно ты должен был попасть в руки мудрого Баяна. Сегодня ты пришел на ныгъыш. А известно ли тебе его значение для народа? Все полезные для людей дела начинаются здесь, с обсуждения. Все недоразумения, споры, кражи разбираются здесь принародно. Сюда приходят поделиться хорошей мыслью, как и услышать умную речь. И тебе надо почаще бывать здесь - учиться разумному ведению разговора, слушать мудрые, передаваемые из поколения в поколение народные сказания и песни. Здесь тебе подадут пример уважительного отношения к старшим. Великий Тейри устроил так, что Думала без Баяна, как и он без Думалы, обходиться не может... А не рассказывал ли тебе твой аталык о двух своих старших сыновьях?
- Нет, Эрдели-бей, я о них ничего не знаю, - ответил охотливому старцу Атарал.
- Думаю, сегодня Баян сам тебе о них расскажет. Вон он, переехав через арку, направляется в нашу сторону. Я попрошу его рассказать...
Атарал подскочил к подъехавшему аталыку, помог ему спешиться и тут же повел коня к водопою.
- Вон и Баян-пелиуан приехал. Без него - какое торжество! - воскликнул Эрдели-бий и встал, приветствуя Баяна с подчеркнутым уважением.
- Да, Эрдели-бий, приехал. Можно было бы провести игрища и без меня. Но коль скоро вы сочли мое присутствие необходимым, мне остается только благодарить, - сказал Баян и занял место с левой стороны от Эрдели-бия. Когда все приготовления были завершены, когда к думалинцам присоединились актопуракцы и кекташевцы, Эрдели-бий провозгласил:
-
Приглашаю всех пехлеванов в центр круга. Но, прошу заметить, каждый, кто решит принять участие в состязаниях, должен будет прежде всего назвать село, где родился, свое имя и имя отца, род, из которого происходит и как можно больше - дедов и прадедов, а также рассказать о делах, которые составили славу его предков. - Указывая на Баяна, старец продолжил: - Так как среди нас находится батыр, ровного которому не нашлось ни в Армении, ни в Грузии, ни в Чечне, ни в Осетии, быть ему судьей этих состязаний. И вступительное слово - тоже ему! - закончил Эрдели-бий при одобрительных криках собравшихся.
Баян вышел вперед.
- Будьте счастливы, люди! И ты, Эрдели-бий, выигравший в «ардау оюне» столько золотых, столько потянули тысяча игральных костей, будь четырежды старше своего сегодняшнего возраста! Счастья тебе, глава рода Гемуевых! Отец мой Айдо - твой ровсеник, Эрдели-бий. Айдо - сын Огуру, отец которого, Тууз, имел от четырех жен шестерых сыновей и трех дочерей, а внуков и правнуков у него было более двухсот.
Отец Тууза - Аксын отличался могучим и красивым голосом. Пение его вызывало восхищение в Грузии, а в пении там знают толк. Громовой голос Аксына вызывал в горах снежные обвалы, поэтому его называли «Акъкъан ауазлы» срывающий голос. Отцом Аксына был Танчай, который, примкнув к Тохтамыш-хану, воевал с аскерами Темир-улана. Тангай должен был стать родоначальником тукума44, но уступил это право Мамашу, сыну старшего брата Тангая - Ойдура, который пил бузу с Тохтамышем в нашей Думале. Таковы наши корни, которые сохранились в памяти отцов и дедов.- Сказав это, Баян попросил, чтобы ему принесли деревянный ковш с длинной, около метра, рукоятью. Это было приспособление для «ардау оюн», игры, которая повергла в изумление всех, кто наблюдал за ней впервые.
- Атарал, — обратился Баян к воспитаннику, - выходи сюда, начнем с тебя. Держи этот ковш за край рукояти, а я буду класть в него камни до тех пор, пока твоя рука не опустится книзу. После тебя это могут повторить все желающие испытать силу своих рук, все равно - левых ли, правых, кому как удобно. Я решил начать с этой игры, пока вы еще не устали, она имеет и другое название - «алан билек» - рука удальца.
Баян стал накладывать камни в ковш, удерживаемый за длинную рукоять рукою Атарала, ведя при этом счет. Десять камней было в ковше, когда он остановился, заметив, что ковш дрогнул. Тогда он принялся вести другой счет. При слове «пять» ковш коснулся земли.
- Итак, начальное количество - десять камней! Тот, кто поднимет больше и дольше удержит победит! Награда победителю новые ноговицы и отменной работы плеть, - добавил Баян и отошел в сторону, уступая место желающим принять участие в этой игре для крепкоруких.
Пятнадцать джигитов пробовали свои силы. Лучше других показали себя Ажо и Гуро, которым не хватило одного камня, чтобы достичь результата Атарала.
- Есть еще желающие?- вызывал Баян, уже сомневаясь, что таковые найдутся.
В круг вышел невысокий крепыш. Он перечислил своих предков до девятого колена, затем сказал:
- Меня зовут Абуш. Я сын двоюродного брата Эрдели-бия, Аслана, который ходит по горам, как тур; силен, как эмеген; умеет подражать голосам птиц.
- Ну, Абуш, держи ковш прямо, на вытянутой руке. Посмотрим, каков ты силач!..
Все более удивляясь, Баян нагрузил ковш одиннадцатью камнями. При счете на удержание - ковш плавно наклонился к земле.
Крики зрителей, хлопанье в ладоши, и Баян подошел к победителю.
- На, живи долго! - протянул ему чабуры и плеть. - Если и бороться будешь так - равного тебе не найдется! - Баян повернулся к молодежи. Эта игра очень древняя, и придумана она для того, чтобы у парней крепли руки - вилы да топоры крепче держать, ко всякой работе годными быть, в любое время старшим подмогой, младшим - примером!
Теперь привстал со своего места Эрдели-бий.
-
В качестве следующего испытания предлагаю юным пехлеванам показать свое умение говорить перед войском. Коротко выразить свою мысль, затем, столь же короткой и убедительной речью увлечь воинов в поход, воодушевить их на бой с врагом. Наверное, к этому испытанию призовет вас Баян-батыр, знающий много сказок, легенд и песен, которые, надеюсь, мы еще услышим сегодня. Не так ли, уважаемый судья?
-
Я думаю, что лучше всех оценить красноречие, то есть умение нанизывать слова на ветер, сможет уважаемый Эрдели-бий, - шуткой на шутку ответил Баян.
Немногие вызывались показать себя в роли военачальника, словом зажигающего отвагу в своих воинах. Из тех, кто все-таки осмелился на это, лучшим оказался Атарал. Зрители все как один взяли его сторону: сами такого не желая, они вдруг почувствовали себя воинами, а в этом юном воспитаннике Баяна - своего вожака, который несколькими фразами сумел внушить им и опасение за родину, и пробудить в их гордых и отважных сердцах готовность стать живой стеной на пути врага, кто бы он ни был... Словом, в Атарале были недюжинные задатки полководца.
- А теперь приступим к борьбе! - возгласил Баян, когда зрители
немного поутихли. Первым выйдет Атарал, остальные пусть приготовятся. Запомните: здесь не важно, кто выше, тяжелее или сильнее. Во внимание берется лишь умение человека, знание им правил борьбы, осторожность и уважение к противнику. А дальше - земля выдержит упавшего! - Баян окинул взглядом молодежь, готовую вступить в борьбу и остановился на ладной фигуре Ажо. - Выходи, парень. Всем известно, что сваны непревзойденные борцы. Покажи и ты свою удаль!
После этих слов Баян подозвал к себе Аркъына, передавая ему право вести схватки в качестве судьи.
Аркъын дело знал.
- Ну, пехлеваны, где ваша кошачья ловкость! Покажите, на что способны, коль скоро оказались на этом широком тапхыте45. Говорят, даже солнце останавливает свой ход, чтобы посмотреть на забаву удальцов.
В середину круга медленно вышли Ажо и Атарал, два неразлучных друга, делящие пополам даже кусок хычина. Борьбу оба начали в низкой стойке: никто не хотел попасться на внезапный выпад и прием соперника. Схватка началось с замедленных движений, вяло, оба осторожничали. Присматриваясь друг к другу, ожидая, что соперник допустит какую-нибудь ошибку... Собственно, это хороший пример противостояния - за положение в обществе, за место под солнцем. Пример вечного стремления к неравенству - каждый хочет быть лучше другого: сильнее, красивее, богаче, могущественней...
В какой-то момент прозвучало: «хоп!» и один из пехлеванов оказался на лопатках, да мало того - с разорванными по шву штанами, что вызвало веселье зрителей. Мгновенно подоспевший Аркын, набросив на Ажо свою бурку, вывел его из круга.
Первая схватка закончилась победой Атарала.
Баян во время схватки места себе не находил, хоть и верил в своего воспитанника. Знал, сколько бы схваток не предстояло еще - Атарал окажется на высоте, однако - чем черт не шутит - волновался. Нет, не зря он готовил своего приемного сына, не зря заставлял упражняться и летом и зимой, совершать долгие переходы в горах, научил плавать в ледяной воде, учил тому, что умеет сам, тому, что по рассуждению недюжинного ума, должен знать и уметь человек выдающийся. Между тем Аркъын объявил:
- Сейчас встречаются Гуро и Абуш - самые тяжелые; наверно, и самые сильные! Из «ардау оюна» видно, что по силе и выносливости равного Абушу среди вас нет!
Снова тяжелое дыхание борцов на тапхыте, в то время как зрители наблюдают, затаив дыхание. Абуш силен, однако и Гуро не подарок, он очень ловок и техничен. Пот проступает на суконных рубашках борцов, видно, что схватка дается обоим нелегко. Сказывается и то, что борьбе они отдают не столько времени и сил, чтобы претендовать на высокие результаты. «Чий сабийле» - говорят о таких, что означает - «незрелые дети». Но - улучив момент, Абуш правой ногой делает подсечку и бросает соперника на землю. Победа достается ему.
Пехлеваны обнялись и пожали друг другу руки перед тем как разойтись.
Аркъын, следя за схваткой, успел еще и заметить, как старый Эрдели-бий наблюдал за борющимися парнями, словно в нетерпении двигая ногами, как в быстром танце. Аркъын подошел к нему.
- Мне показалось, уважаемый Эрдели-бий, что в молодости вы увлекались борьбой...
- А с чего ты это взял? - усмехнулся старец.
- Вы так живо следили за схваткой, что казалось, готовы сами броситься на тапхыт. Я подумал, что вы, несомненно, знаток в этом, и решил узнать ваше мнение о сегодняшних борцах.
Эрдели помолчал, лукаво поглядывая на Аркъына, затем сказал:
- На год я старше Айдо. Помню, как он обтачивал камень для упражнений пятнадцатилетнему Баяну, первому сыну от своей второй жены Налкез. Куда бы ни ехал, всюду возил с собой этот камень. В бросках он не знал себе равных, да и в борьбе мало кто мог с ним соперничать... Да, ты верно подметил насчет моих как бы танцующих ног, - это свойственно всем заядлым борцам, наблюдающим за схваткой...
- Извините, Эрдели-бий. Я позволю себе переспросить, - сказал Аркъын, желая узнать о Баяне побольше. - Он был вторым сыном от второй жены Айдо или от всех трех жен сыновей было восемь?
- Это долгая история, расскажу как-нибудь потом, тем более, что тебе пора возвращаться на тапхыт, там уже готовятся к схватке Атарал с Абушем, - остудил любознательность эгена старик. - Глянь, откуда будет смотреть на своего третьего сына Баян, - и Эрдели-бий указал взглядом на бугорок, где восседал, скрывая волнение, аталык Атарала.
Аркъын поспешил вернуться к своим обязанностям эгена.
- Люди! На тапхыт вышли еще мало кому известные, но - я уверен - великие в будущем пехлеваны, Атарал и Абуш! Сейчас Думала, которая смотрит вместе с нами, узнает, кто из них сильнейший!
Слова эти понравились Баяну, и сияющий взгляд Эрдели-бия, острослова и мастера импровизированных выступлений на ныгыше, говорил о том же.
- Ала бер!46 - резким голосом дал знак к началу Аркъын. Завязалась схватка, нельзя сказать, чтобы слишком замедленная, но - осторожная, позиционная. Соперники на расстоянии высматривали сильные и слабые стороны друг друга. Впрочем, не упуская момента, чтобы попытаться провести прием. Атарал был техничен, в хорошей форме, но и Абуш, который походил на грузного медведя, выглядел опасным противником. Шла схватка, победителю которой открывалась дорога в Грузию, куда, к удовольствию тысяч ценителей борьбы, съезжаются на состязания первые из первых.
Но пока на тапхыте кружат один вокруг другого осторожные соперники. Зрители уже недовольно ворчали, поник задумчиво головой Баян... Внезапный натиск Атарала! Он обхватил грузное тело Абуша, приподнял его рывком и в глубоком прогибе перебросил его через себя, за спину. Такие броски в горской борьбе оцениваются как победные.
- Алф! - закричали в один голос зрители. - Атарал - алф!
Ни один мускул не дрогнул на лице Баяна. Не дожидаясь окончательного решения Аркъын-эгена, он сошел со своего возвышения и обратился к людям:
- Аланы, удалых джигитов отцы! Сегодня Атаралу исполнилось восемнадцать лет, Абушу - скоро двадцать. Через три месяца, к началу осени, с этими двумя борцами я поеду в Грузию, чтобы показать их возможности на тапхыте, чтобы там, среди сильнейших, они набрались опыта и мастерства. Я надеюсь, что они не посрамят наши горы, оправдают наши ожидания! Только в преодолении мужает человек, только в трудностях складывается его характер, только воля к победе развивает в нем благородство. К этому я призываю всех горских юношей!
А сейчас начнем «эристен», или «айтыш», - это будет третьим испытанием для джигитов на пути к совершенству, - сказал Баян и приблизился к Эрдели-бию, чтобы передать ему управление дальнейшим ходом состязаний.
- Спасибо, батыр, - поднялся со своего места Эрдели-бий. - Ты повел дело к самому интересному испытанию: сейчас мы узнаем, кто обладает даром слова. Это очень важно - уметь говорить, слушать, сказать нужное слово в нужный момент, зная, что от твоей речи может быть и великая польза, равно как и великий вред, все зависит от того, как распорядиться словами. К тому же, не будем забывать, что «многословье серебро, краткость - золото», Баян-тархан!47
А начнем эту игру с испытания в ней джигита, обладающего сильным, певучим голосом, восхищенно внимающего птичьему пению; беспристрастно наблюдавшего за схваткой Алапая с волком, а потом похоронившего волка с подобающими почестями. Кто бы мог быть этим джигитом?
Тот, о ком шла речь, стоял рядом Аркъыном и смущенно вытирал потное лицо рукавом чекменя...
- Да-да, это он, Атарал! Хвала тебе, батыр, сын батыра! Мы знаем и об этой твоей проделке. Но теперь - о правилах игры.
У меня в руках чаша с песком. В дне чаши просверлено отверстие. В течение определенного времени песок просыпается весь, без остатка. Скажу так: за это время можно сосчитать до ста двадцати, не торопясь и не
запинаясь. Каждый из участников игры должен за это время произнести речь. Это может быть и рассказ и легенда, и сказка, и нечто относящееся к настоящему моменту в жизни народа, главное - чтобы речь была связной, понятной и приятной для слушателей, чтобы в ней не повторялись по нескольку раз одни и те же слова, она должна быть краткой, убедительной и достоверной. С последней песчинкой в чаше заканчивается и речь.
После этого мудрый Эрдели-бий широким жестом руки пригласил Атарала выйти на видное всеми место и сказать то, что юный джигит найдет в своей душе - обратиться с речью к слушателям.
Атарал вышел — и замер, глядя, как тонкая струйка песка потянулась из чаши. Казалось, он так и простоит, не смея открыть рта, но...
- Велик Аллах, ниспославший нам Мухаммеда! - ровным, уверенным голосом начал Атарал. - Слава мудрым халифам, которые обещали создать мир без войн, провозглашая равенство между людьми и справедливость! Да пребудут вечно сияющими Солнце и Луна, увлекающие за собой мирады звезд в бесконечном пространстве!
Аллах, вразуми и обогати и воина и пастуха, правителя и землепашца, а вы, люди, созидающие все богатство мира и воспитывающие себе на радость детей, - не забывайте о Судном дне!
Да благословит Великий Аллах жизнь детей и их родителей, подарив нам великую религию мусульманства, спасающую мир от разрушительных воин, религию созидания! - так закончил свою речь Атарал, в то время как последние крупицы песка просыпались из чаши на подстеленную для того гладко выделанную кожу. После этого он отошел в сторону.
- Какой голос! Слушал бы, не прерываясь, - сказал Эрдели-бий, переворачивая чашу вверх дном. - Но уговор есть уговор. Мы выслушаем тебя еще раз, даже если тебя опередят другие краснословы.
Эрдели-бий обратился к собравшимся, которые живо обсуждали достоинства только что отзвучавшей речи:
- Ну, выходите, джигиты! Смельчаки, которые до восхода солнца отправляются на охоту в горы и умеют обходиться без воды и питья по несколько дней! Не стесняйтесь показать свой ум и свой голос!
Ответом ему было всеобщее молчание. Замер вдали огромный утес, слушающий неутомимую болтовню бегущей под ним речки Кардан. В воздухе над толпой слышен только птичий щебет. Наконец, после продолжительного раздумья, вперед шагнул Гуро.
- Я знаю, что в красноречии мне не превзойти Атарала, я и не пытаюсь этого делать, хочу лишь повторить перед вами некоторые высказывания Баяна, запавшие мне в душу. Думаю, что слушатели оценят их по достоинству. Вот они:
Достарыңызбен бөлісу: |