чувство, что их невинность растоптана или душа утрачена навсегда, или то и другое вместе
(см. случай Дженнифер в главе 1). Их натура – чувствительная и очень тонкая, поэтому они
пережили тяжелые травмы в отношениях с эмоционально черствыми членами семей. Травмы
были достаточно серьезными, чтобы заставить их отправить
какую-то часть своего я в
бессознательное священное убежище, чтобы ее там сберечь. Такое разделение и уход
«ребенка» во внутренний мир («на другую планету») произошло без их ведома – внутренняя
структура становится осознанной лишь много позже, в ходе аналитического процесса.
Это разделение
я представляет собой проблему для этих пациентов, потому что их
защиты, естественно, препятствуют попыткам еще раз рискнуть «инопланетной»
невинностью в
этом мире, так как они опасаются повторения травматизации. И
действительно, в предыдущих главах мы видели, что система самосохранения намеревается
уберечь до-травматическое ядро детского
я, полное душевной жизни, от страданий, к
которым неизбежно приводит контакт с реальностью, от
необходимых болезненных
страданий, которые развивают силу Эго и его автономию. Слова Элен Люк в эпиграфе к этой
главе подчеркивают, что «настоящее», то есть трансформирующее, страдание переживает
«невинный, а не виновный».
Защитная структура, которую я назвал системой самосохранения, имеет две
неотъемлемые черты, два аспекта, которые чрезвычайно затрудняют исцеление этих
пациентов и усложняют дело для тех из нас, кто пытается им помочь. Обе эти пагубные
особенности отражены в рассказе о Маленьком принце и его новом друге, Пилоте,
воздушное судно которого «село на мель».
1. Первой из этих особенностей (у некоторых больных она более очевидна, чем у
других) является
огромное количество агрессии, видимо, необходимой для расщепления
психики при травматической диссоциации. В предыдущих главах, особенно в третьей и
четвертой, мы уже отмечали, что, когда защитная система вынуждена отщепить и
инкапсулировать детское
я, оставшееся невинным, во внутреннем мире возникают очень
негативные и агрессивные голоса или силы. Они удерживают эту утраченную сердцевину
я
в деморализованном и «подвешенном» состоянии с ужасающим ощущением своей
«изначальной греховности» и лишают ее надежды на то, что когда-либо за пределами этой
системы может произойти воссоединение с другими людьми.
В главе 3 мы также отмечали,
что защитная система, как правило, одновременно и
оберегает, и преследует. Чем дольше продолжается инкапсуляция
я, тем хуже становится
положение дел в психе и, видимо, тем больше агрессии перенаправляется на уязвимого
ребенка. Поэтому часто бывает, что прогрессировавшее
я поначалу действует как защитник,
но быстро превращается в преследователя.
В истории, рассказанной Сент-Экзюпери, агрессия внутреннего преследования
я не
сразу заметна, но милая невинность Маленького принца и его очаровательная жизнь на
отдельной планете служат лишь маскировкой
жестокого насилия, в результате которого
он оказался в одиночестве и изоляции и которое нависает над ним угрозой каждый день его
жизни. Я имею в виду «катастрофу баобабов» в сюжете этой истории (St Exupery, 2000: 24).
Когда мы читаем эту книгу, то приходим к пониманию, что ужасные баобабы являются
бичом для планеты Маленького принца. «Есть ужасные, зловредные семена. Почва планеты
вся заражена ими» (St Exupery, 2000: 26). Они представляют собой постоянную угрозу, то и
дело прорастают то тут, то там в самых неожиданных местах, и это требует постоянной
бдительности и прополки. Они несут ужас разрушения прекрасной
планете Маленького
принца. Так что именно
угроза разрушения, заставляет Маленького принца появиться на
Земле – искать барашка, который будет поедать баобабы и не даст им завладеть всем
хорошим на его планете, в том числе его драгоценной розой.
Таким образом, невинность здесь представлена на фоне коварной разрушительной
силы, которая пытается завладеть астероидом В-612. Зловредные семена баобабов заразили
убежище невинности Маленького принца, и он стал понимать, что без решительных
действий его невинность превратится в нечто «чудовищное».
2. Вторая
особенность защитной системы, создающая большие трудности при
исцелении травматической диссоциации, – то, что бессознательное «священное убежище», в
котором укрывается невинная оставшаяся часть ядра
я, неизбежно пропитано
архетипическими (всемогущими и грандиозными) энергиями и образами. Напомню, что,
согласно классическому описанию Шандора Ференци расщепления
я, в результате
диссоциации происходит формирование двух частей
я
– регрессировавшей и
прогрессировавшей. У некоторых пациентов с
ярким воображением эти части я
амплифицированы мифопоэтическим динамизмом психики. Регрессировавшее
я, или
либидинозное Эго, теперь связано с
божественным, то есть становится «
царственным»
Маленьким принцем с мощным ощущением высокого статуса и нуминозной харизмой.
Такой особый «ребенок» сопротивляется процессу гуманизации, так же как Люцифер
противостоял Божьему замыслу воплотиться, как мы это видели в главе 3.
Обычно в жизни ребенка «достаточно хорошее» поддерживающее окружение
трансформирует блаженство и ужас инфантильного всемогущества в активную силу Эго и
творческую жизнь. Как говорил Фрейд, «где было Ид, должно стать Эго» или, на
юнгианском языке, архетипические аффекты и энергии гуманизируются по мере их
переработки в ходе человеческих отношений. Однако при травматическом детстве все идет
не так. Опосредование прекращается.
Соответственно, мы говорим о
«нементализированном» (Fonagy, 2001) или «несформулированном» (Mitrani, 1996) опыте,
который остается в примитивном, нетрансформированном состоянии.
Ганс Лёвальд, известный психоаналитик, говорит нечто важное о том, каким образом
защита становится даймонической (Loewald, 1978). Расширяя фрейдовскую идею об Ид,
Лёвальд комментирует:
…в Ид есть что-то даймоническое, что-то связанное с динамическим
бессознательным, подобно греческой идее даймона, которая не относится ни к
мощи личного бога, ни к силе человека как индивида или сознательного существа,
но описывает нечто между этими позициями, что-то безличное.
Достарыңызбен бөлісу: