В. С. Поликарпов

В.С. Поликарпов

НАУКА И МИСТИЦИЗМ В ХХ ВЕКЕ

МОСКВА «МЫСЛЬ»

1990

ББК 86.30

доктор философских наук профессор К. X. ДЕЛОКАРОВ, кандидат философских наук М. М. СКИБИЦКИЙ

В художественном оформлении книги использована гравюра современного голландского художника и графика М.-К. ЭШЕРА (ЭСХЕРА).

П

ВВЕДЕНИЕ

Действительно, мистицизм захлестнул в XX в. страны Запада, иррационализм пронизывает почти все сферы жизнедеятельности человека, глубоко укоренился в массовом сознании, несмотря на колоссальные достижения научно-технического прогресса. Каковы же причины необычайного бума иррационализма и мистицизма, охватившего западное общество? Это обусловлено в первую очередь социально-экономическими, социально-политическими условиями буржуазного общества, стимулирующими духовное обнищание западного обывателя, что проявляется в его тяге к поделкам «поп-культуры», снижение интереса к классической литературе, музыке, искусству в целом. К тому же научно-техническая революция многократно усиливает эти процессы, обостряет внутренние противоречия капитализма.

Результаты научно-технической революции в глазах человека приобретают вид некоей демонической иррациональной силы, современные технологии подавляют индивидуальность человека, превращая его в условиях капитализма в социальный «винтик». Автоматизация и роботизация вызывают у многих людей панический страх потерять работу. Возникает страх перед будущим. Все это влечет за собой чувство одиночества, депрессию, фатализм, ощущение эфемерности своего существования, обреченности и как следствие — стремление к мистицизму.

В обыденное сознание человека буржуазное общество насаждает представления об иррациональных, сверхъестественных силах, которые-де управляют миром, определяют жизненные судьбы людей. Наука в мире социального и духовного отчуждения не всегда в состоянии оказать людям помощь в объяснении стихийных сил, в овладении механизмами их управления. Излюбленное в этом случае средство—обращение к эзотерическому (тайному) знанию, к оккультизму и мистицизму. Не случайно в современной буржуазной философии чувствуется влияние «философии жизни» немецкого историка культуры и философа-идеалиста В. Дильтея. Задача философии, считает он,—понять «жизнь» исходя из нее самой—иррациональна². Способ же постижения этой «жизни», как утверждает не менее известный французский философ-идеалист А. Бергсон, может быть только «чистой интуицией». Интуиция, проповедует он, дана человеку как божественный дар. Сама же жизнь— это некий метафизически-космический процесс, «жизненный порыв» ³. Созерцаемое в «чистой интуиции», согласно Бергсону, должно оставаться невыразимым, иррациональным. Интуитивизм оказал значительное влияние на современные течения философской мысли. Знаменательно, например, то, что крупный немецкий экзистенциалист М. Хайдеггер в последние годы своей жизни обратил внимание на восточный мистицизм, в частности на дзэн-буддизм. Для Хайдеггера характерна тяга к «невыразимому» и «неизреченному», склонность к мистическому созерцанию и метафорическому способу выражения ⁴. В целом его иррационалистическая философия представляет собой одно из проявлений кризиса современного буржуазного сознания.

Иррациональное истолкование природы мира и способов его познания, теоретически «обоснованное» в работах В. Дильтея, А. Бергсона, М. Хайдеггера и других буржуазных мыслителей, тоже «подпитывает» бум иррационализма и мистицизма в современной западной культуре. Нельзя не согласиться с известным советским философом Т. И. Ойзерманом, который подчеркивает, что в условиях современного буржуазного общества происходит отчуждение познания, его мистифицированное выражение фиксируется в «реакционных философских учениях иррационалистического толка»⁵. Необходимо отметить, что квалифицированный критический и конструктивный анализ учений подобного рода дан в работах таких известных советских ученых, как В.Ф. Асмус, С.С. Аверинцев, Ф.X. Кессиди, А.Ф. Лосев, И.С. Нарский, Т.И. Ойзерман и др.

Возрождению и распространению определенных традиционных форм восточного мистицизма, астрологии и прочих древних суеверий способствует также сложившаяся гносеологическая ситуация в западной науке. Развитие там новых направлений в естествознании приводит некоторых философов и ученых к выводу, что западная культура должна «освоить» мировоззрение, сложившееся в лоне восточных религиозно-мистических учений. Не случайно большой интерес к восточной мистике на Западе в последнее время наблюдается среди естествоиспытателей, особенно среди физиков. Некоторые из них пытаются доказать, что существуют далеко идущие аналогии между картиной мира, созданной мистиками Востока, и картиной мира современной физики. Более того, они склонны утверждать, что мистическое видение мира гораздо глубже и совершеннее, чем научная картина мира. Такого рода подход к интерпретации феноменов объективного мира ошибочен в корне, он оказывает негативное влияние на прогресс науки.

Об этом свидетельствует критический анализ концепций таких западных мыслителей и ученых различных специальностей, как Д. Бом, X. Дитфурт, Д. Икеда, Ф. Капра, Т. Лири, К. Прибрам, Ч. Тарт, М. Талбот и др. В центре их внимания—так называемая экзопсихология, «голографическая концепция функционирования человеческого мышления», «релятивистская квантовая психология», хайдеггеровские рефлексии и экзистенциально-феноменологический подход к природе сознания, гипотеза «галактического разума» и т. д. На примере этих концепций отчетливо прослеживается тенденция названных западных мыслителей и ученых вписать мистическое мироощущение в философские основания современной науки. Если в рамках парадигмы классической европейской науки «мистический (трансперсональный) опыт» фиксировался как шизофренический, то теперь ситуация кардинально изменилась и мистицизм «заслуживает серьезного рассмотрения даже внутри научного сообщества» ⁶.

В работах буржуазных методологов для обоснования идеи «трансперсональной реальности» рассматривается ряд моделей сознания, основанных на научном анализе, на интуиции и «мистическом опыте», на художественной и литературной впечатлительности, а также на различных комбинациях этих средств. Это характеризует своеобразие диалога между представителями разнообразных школ западного теоретического мышления, направленного по своей сути против диалектико-материалистиче-ского мировоззрения. Как подчеркивает советский философ В.С. Готт, цель буржуазной идеологии в отношении естественных наук ясна: «...использовать данные этих наук, разумеется, в извращенном виде, для пропаганды идей мистики и иррационализма». В этой связи он подчеркивает, что «модные ныне на Западе парапсихология, телекинез активно используются в борьбе против материалистического мировоззрения» ⁷.

В советской философской литературе имеется ряд исследований, посвященных критическому анализу различных аспектов феномена мистицизма в контексте современной буржуазной культуры. К ним относятся работы Е.Г. Балагушкина, П.С. Гуревича, В.С. Глаголева, А.Н. Кочетова, М.А. Поповой, Б.В. Поспелова, М. Т. Степанянц, О. Д. Куракиной и других. Однако нет специального исследования различных вариантов концепций «интеграции» науки и мистицизма; можно сказать, что критический анализ различных модификаций концепции такого рода в нашей философской литературе до сих пор не проведен в широком аспекте. Данная книга и посвящена восполнению этих пробелов—критическому анализу попыток некоторых буржуазных мыслителей и естествоиспытателей интерпретировать результаты бурно развивающейся науки в духе мистических традиций восточных религиозно-философских систем.

Разоблачение научной несостоятельности этих концепций—немаловажный аргумент против всевозможных хитроумных попыток реализовать «слияние» науки с мистицизмом. За методологическую основу данного исследования взято положение В. И. Ленина о союзе философов-марксистов и естествоиспытателей, марксистско-ленинские принципы научной критики буржуазной философии. В качестве материала в книге широко использованы новейшие данные космологии, физики, биологии, психологии и других научных дисциплин. Предпринятый анализ нацелен на то, чтобы раскрыть истоки религиозно-мистической интерпретации кардинальных проблем жизни и смерти человека; выявить смысл параллелей между картиной мира восточного мистицизма и картиной мира современной науки; показать способы аргументации, используемые в буржуазной методологии для обоснования идей «трансперсональной (сверхъестественной) реальности», раскрыть социально-мировоззренческие функции мистицизма. Наконец, рассмотреть, как данные науки XX в. в сочетании с марксистско-ленинской методологией можно использовать для критического анализа указанной выше концепции «интеграции» науки и мистицизма.

Автор выражает благодарность за оказанную помощь в процессе работы над монографией профессорам В.С. Готту, В.С. Горскому, В.И. Жогу, А.Н. Кочетову, В. А. Малинину, А. И. Панченко.

Глава I

Истоки и социально-мировоззренческие аспекты мистицизма

Анализ природы мистицизма требует прежде всего выяснения его истоков и социально-мировоззренческих функций. В связи с этим необходимо обратить внимание на то, что скрывается за понятием «мистический опыт», часто применяемым в немарксистской психологии религии и религиоведении. Это понятие считается едва ли не главным в западном религиоведении и психологии религии. Традиция истолкования «мистического опыта» идет от американского психолога и философа-идеалиста У. Джемса, который реальность сводил к «чистому опыту», к познанию и который активно участвовал в создании организации по изучению «мистического опыта». В недавно вышедшей на Западе 15-томной энциклопедии религии «мистический опыт» определяется как «тип интенсивного религиозного опыта», характеризующегося таким состоянием субъекта, когда он чувствует себя сливающимся с «космической тотальностью»'.

С позиций научной психологии, исходящей из диалектико-материалистического понимания «опыта» как компонента познавательной деятельности общественного человека, «мистического опыта» просто не существует. Иное дело, что так могут быть названы те эмоционально-психические состояния индивида, которые основаны на вере в непосредственную связь человека со сверхъестественным ². В целом можно сказать, что специфика религиозно-мистического мироощущения человека состоит в его ориентированности на сверхъестественное, на чудо.

Самый древний исторический аналог и прообраз мистики просматривается в древних шаманско-оргиастических культах. Поэтому есть смысл рассмотреть этот культ отдельно как историко-культурный исток мистицизма. Шаманизм с его первобытной магией и мифологией оставил свой след в культуре месопотамской цивилизации, даосизме, зороастризме, исландских сагах, греческих мифах, в полинезийских поверьях, на всем пространстве от Арктики до Австралии. Существенно то, что в современной западной культуре происходит его реанимация. «В современной научной и «околонаучной» буржуазной литературе первобытная мифология и шаманизм расцениваются как изначальный исток древнейшей традиции внеконфессиональной религиозности и мистицизма, которая становится в конце концов первоосновой современных нетрадиционных религиозных движений и культов»³. Такого рода оценка первобытного истока мистицизма вносит определенный вклад в создание иллюзии о возможности социально-реформистского преобразования капитализма при помощи мифологических представлений и мистической практики, облаченной в одежды научной терминологии.

Шаманизм как архаическая система верований является историко-культурным явлением и выполняет в архаических культурах вполне определенные социальные и культурные функции. В этнографических исследованиях часто используется следующее определение шаманизма, данное Д. Шредером — последователем и оппонентом М. Элиаде: «Шаманизм — это установленная обществом и выраженная в определенной форме экстатическая связь людей с потусторонним миром, служащая интересам всего общества»⁴"⁵. Сущность шаманизма слагается из трех детерминант: мифологическая детерминанта, где мир представляется в виде трех зон (земля—небо— подземный мир), имеющих космический центр; медиумная детерминанта, где шаман реализует связь между этими зонами; ритуальная детерминанта—камлание, как средство осуществления этой связи. Сам же шаман, по словам английского ученого У. Разерфорда, — это человек, испытавший кризис личности, прошедший процесс специального психического тренинга, в результате чего он достигает «необычного состояния сознания» и вырабатывает особый «способ восприятия реальности» ⁶.

Деятельность шамана характеризуется выполнением трех функций—функций жреца, знахаря и колдуна. В психологическом плане шаман дает своим соплеменникам возможность «общения» с миром духов, якобы обитающих в небесной и подземной зонах Вселенной, в ходе сеанса медитации, создающего у участников иллюзию путешествия в «иной» мир. Возникающие впечатления настолько сильны, что логика становится подчиненной эмоциям. Это приводит к тому, что трудно реконструировать логически сам процесс акции шамана, выразить его посредством рационального языка. Благодаря используемым в шаманской мистерии символическим, образным средствам стирается граница между действительным и сверхъестественным (воображаемым, трансцендентным) миром. Шаманский ритуал представляет собой реализацию модели целостного мира, выработанной в рамках архаических культур. Именно архаическая модель мира позволяла древним коллективам ориентироваться в реальности, осуществлять свои жизненные функции.

Решение той или иной практической задачи для шамана возможно, видимо, потому, что он в состоянии экстаза перерабатывает поток информации, обычно неосознаваемый. Советский ученый В. Н. Басилов в связи с этим пишет следующее: «Состояние экстаза, должно быть, позволяет шаману сосредоточить внимание на тех сигналах органов чувств, которые обычно проходят мимо сознания. Такое объяснение делает понятным странную, казалось бы, способность шаманов находить потерявшихся где-то далеко от жилья людей и животных»⁷.

Любые монотонно повторяющиеся звуки могут вызвать отключения высших центров мозга. Психофизиологические эксперименты, проводимые для выяснения механизма галлюцинации, свидетельствуют о том, что даже после кратковременного воздействия монотонного раздражителя нормальная деятельность мозга становится невозможной. В этом случае наблюдается появление галлюцинаций весьма различного характера: от пятен света и геометрических фигур до сцен с животными и людьми. Видения могут быть настолько выразительными, что создается иллюзия, будто они действительно имеют место⁸.

Подобного рода галлюцинации возникают и в результате воздействия наркотиков. Неотъемлемым эффектом галлюциногенов является ощущение полета. Мотив «полет на небо» имеет не только культурно-религиозное обоснование, но и физиологические основания. Из современных экспериментов с наркотиками следует, что они дают ощущение движения, вызывают микропсию (видение предметов в уменьшенном виде). Характерным также является видение самого себя со стороны, ощущение отдаления от собственного тела и т. д. Заслуживает внимания тот факт, что эффекты галлюциногенов, несмотря на существование культурных различий, везде определяются как «путешествия души». Именно так трактуются экстатические переживания сибирских и индейских шаманов и экстатические переживания американских хиппи, у которых независимо от шаманских традиций существует понятие «путешествие» для обозначения своих наркотических видений.

Наркотические «путешествия в иные миры» фактически являются путешествиями в глубины сознания, заполненного картинами так называемой ассоциативной памяти человека — первобытными инстинктами, воспоминаниями детства человеческого рода и элементами коллективного бессознательного. Однако отсюда не следует вывод о внекультурном, исключительно психофизиологическом происхождении мистического мотива «путешествия души», а в общем плане—мистической веры, как это делают некоторые западные исследователи (Дж. Юнг и др.).

Корни мистицизма кроются в интересах и потребно- , стях человеческого общества на определенном этапе его развития. Истоки религиозно-мистических, иррациональных тенденций следует искать прежде всего в общественной жизни, в социокультурной реальности человеческого бытия. Научное объяснение религиозно-мистического мироощущения и миропонимания стало возможным только на основе материалистического понимания истории. Благодаря историческому материализму удалось выявить типологию истоков мистицизма. Речь идет о социальных, социально-психологических и гносеологических истоках, а также о таком существенном историкокультурном пласте, как шаманизм, о котором уже говорилось.

Одним из важнейших социальных истоков мистицизма являются противоречия общественного бытия, непонимание их природы. Действительно, древний человек не знал исторических закономерностей, он смутно схватывал их абрисы. «И единственным путем для того, чтобы придать какую-то закономерность потокам кровавых случайностей и опустошающих катастроф, было сведение общественного процесса к воле духов или богов»⁹. Такой вывод справедлив и в отношении последующих эпох классово-антагонистических обществ, в том числе и современного буржуазного общества. Так, социальные и экономические противоречия государственно-монополистического капитализма влекут за собой угрозу ядерного уничтожения человечества, угрозу экологической катастрофы, все больше углубляют отчуждение между людьми. Иррационализм и мистицизм оказались чем-то вроде иллюзорного средства от всех этих болезней современной буржуазной цивилизации; они выступают мироощущением тех, кто, не видя реальных возможностей решения жизненных проблем современности, спасаются бегством в вымышленный мир сверхъестественного, пытаясь решать эти проблемы при помощи медитации, мистических переживаний, наркомании и т. п.

Другим социальным истоком современных форм иррационализма, в том числе и мистицизма, является товарно-денежный фетишизм, господствующий в буржуазном обществе. К. Маркс показал, что товарно-денежный фетишизм скрывает за собой определенные общественные отношения людей, которые приобретают «в их глазах фантастическую форму отношения между вещами» ¹⁰. Сама действительность буржуазного общества, таким образом, непрестанно производит и воспроизводит иррационализм и мистицизм. Такова социальная почва, на которой происходит в культуре буржуазного Запада специфическое возрождение иррационализма и мистицизма.

Истоки религиозно-мистического мироощущения коренятся и в социальной придавленности широких масс, в их кажущейся полной беспомощности «перед слепыми силами капитализма...» ¹¹. Поэтому для уничтожения любых ипостасей иррационализма и мистицизма необходимо коренное изменение социально-экономических отношений. «Религиозное отражение действительного мира может вообще исчезнуть лишь тогда, когда отношения практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собой и с природой. Строй общественного жизненного процесса, т. е. материального процесса производства, сбросит с себя мистическое туманное покрывало лишь тогда, когда он станет продуктом свободного общественного союза людей и будет находиться под их сознательным планомерным контролем»¹².

К истокам мистицизма относятся и явления социально-психологического порядка. В условиях классово антагонистических обществ, особенно в условиях буржуазного общества, усиливаются отчуждение и деперсонализация человеческих отношений. Обостряются такие чувства, как чувство горя, скорби, одиночества, страха, которые и становятся социально-психологическими истоками мистицизма. Так, исследования американского специалиста Р. Мэя в области науки, литературы, поэзии, социологии, политики, религии и философии, посвященные феномену страха, свидетельствуют о том, что буржуазный мир второй половины XX в. можно назвать «веком явного страха» ¹³. Именно страх, доминирующий в современной западной цивилизации, является одним из существенных социально-психологических истоков мистицизма.

Социально-психологическим истоком мистицизма является также беспомощность человека перед неумолимостью природной или социальной необходимости, которая превращается в его глазах в грозную силу сверхъестественного порядка. Мистицизм—средство иллюзорного преодоления этой непостижимой необходимости, достижения психического равновесия путем отчуждения от социальной и природной реальности.

Еще одним социально-психологическим истоком мистицизма может выступать потребность в вере (в зависимости от социокультурного контекста жизнедеятельности людей). Западные исследования в области психологии показывают, что такая потребность является одним из центров программы деятельности человеческого мозга¹⁴. Оперирование понятиями, лежащими в основе любого логического рассуждения, по мнению западных ученых, должно быть предварено верой, т. е. знание опирается на веру (без веры не может жить даже самый завзятый скептик). Вера не сводится к религиозной вере, в противном случае можно сделать вывод о том, что люди имеют врожденную тенденцию к вере в бога, к вере в таинственные силы Вселенной. Вера — неотъемлемый атрибут человеческого бытия. Поэтому, когда у человека нет веры в подлинно гуманистические идеалы и ценности, тогда в образовавшийся ценностный вакуум проникают религиозно-мистические идеалы и ценности, ибо общественный человек без идеалов и ценностей не может существовать.

К социально-психологическим истокам мистицизма относится и такой комплекс чувств и настроений, который связан с проблемой смысла человеческой жизни, т. е. фактически с проблемой поиска смысла жизни. Обычно эта проблема встает тогда, когда у людей появляется глубокая неудовлетворенность собой и собственной судьбой. Такие люди чувствуют себя ничего не значимыми в мире, лишенными корней, а также надежд, — они ищут смысл своей жизни и не могут его найти. Однако потребность в поисках смысла жизни существует, и поэтому поиск осуществляется в широком диапазоне средств, начиная с наркотиков и кончая мистицизмом «Бгахавадгиты» *. С помощью такого рода средств они пытаются избавиться от внутреннего дискомфорта, вызванного неопределенностью отношения к миру.

Поиск смысла человеческой жизни представляет собой кардинальную ценность культуры, именно «встреча» человека с культурой позволяет ему в ходе ее освоения создать себя и свой образ. Анализ основных «встреч» человека с культурой выявляет возможность четырех идеальных типов личности: абсурдист (жизнь не имеет смысла, жить в бессмысленном мире—жить во зле);

деятель (смысл жизни находится непосредственно в самой жизни, он дан и задан всей социокультурной реальностью) ; творец (смысл жизни состоит в поиске этого смысла, в творчестве); фантазер или в определенном смысле мистик (смысл жизни лежит вне жизни, ценность имеет лишь ощущение потустороннего, трансцендентного бытия) ¹⁵.

Деятельность фантазера, хотя его стремление к мистическому и не покрывает всю культурно-духовную сущность данного человеческого типа, детерминирована поиском трансцендентной, запредельной сферы (какой попросту не существует) и фактически нацелена на перенесение человека в иное, «трансперсональное время» ¹⁶.

Наряду с этим в современном мире наблюдается усиливающийся интерес к давно отброшенным рациональной критикой различным ветвям «тайного звания», хиромантии, астрологии, знахарству и т. д. Исток такого интереса отнюдь не обычное невежество и обскурантизм, а исторически сложившееся обыденное сознание. Иррационализм и мистицизм вырастают в рамках обыденного сознания в силу того, что эмоции подавляют, заменяют логику.

Источником мистицизма являются также и проблемы гносеологического порядка. Современное естествознание, как известно, сделало совершенно фантастический прогресс в познании феноменов как макро-, так и микромира. Вместе с тем оказывается, что этот прогресс, по крайней мере в определенных социальных слоях, сопровождается ростом иррационализма и мистицизма в самых различных видах. Уникальные достижения физических, химических, биологических и других научных дисциплин и их воплощение в современных технологиях вызвали актуализацию множества сложных гносеологических проблем.

Под влиянием научного прогресса на Западе распространяется мировоззренческий релятивизм, склонность к отождествлению субъекта и объекта, «холистский» подход к реальности и т. д. Все это ставит современную космологию и гносеологию в положение, которое некоторые западные ученые склонны определять как близкое к восточному мистицизму ¹⁷. Интерес к нему вызван противоречием, в которое вступила западная культурная парадигма со своими собственными научными и техническими достижениями. Рост иррационализма и мистицизма связан с широко распространенным на Западе представлением о «кризисе» науки и техники, с антисциентистской тенденцией в буржуазной культуре, выражающими реакцию на дегуманизацию научно-технического прогресса в условиях капитализма.

Сложившаяся гносеологическая ситуация драматизируется также интересом к еще не объясненным наукой явлениям человеческой психики и организма: проблема внесловесной, непосредственной передачи мыслей, эмоций, воспоминаний от одного человека к другому, феномены «экстрасенсорной перцепции» («дальновидения»), «ясновидения» и др. В связи с этим заслуживают внимания исследования так называемого «экстрасенсорного восприятия биополей» и «биополевого» воздействия человека на человека (на неизученности такого рода феноменов и спекулируют различного рода знахари, медиумы, экстрасенсы, маги и просто шарлатаны, мошенники). В этой области уже получены первые результаты, свидетельствующие о нереальности мистических «биополей». В действительности же доказано, что организм человека подобно другим живым организмам генерирует физические поля, которые могут восприниматься другим человеком ¹⁸.

Современный мистицизм спекулирует на тяге человека к «чуду», которую раньше удовлетворял зачастую чародей, маг, облачившись в шкуру тигра и нацепив рога буйвола на голову. Подобного рода форма волшебной магии уже изжила себя. Однако феномен «чуда» реально существует¹⁹. В диалектико-материалистической интерпретации «чудо» характеризуется предвосхищением. «Чудо» нужно как средство сохранения нашего творческого видения действительности, живого исторического процесса. Однако при этом необходимо учитывать, что в абсолютизации «чуда» таится опасность появления элементов мистицизма и иррационализма.

И наконец, еще одним истоком современного мистицизма является древний мистицизм континентального Востока. Связь западного иррационализма с восточным мистицизмом проявляется в «возвращении» к «восточной мудрости». Мысль о влиянии восточного мистицизма на ряд конкретных особенностей западного иррационализма находит свое подтверждение в факте совпадения по времени двух явлений—начала широкого знакомства европейцев с культурой колонизируемого ими Востока и развития иррационалистических идей в Европе до уровня философских систем. Не случайно идеалистическая философия А. Шопенгауэра заключается мистическим идеалом «нирваны», заимствованным из буддизма. Это как бы предвосхитило тот период, когда индийский мистицизм в Европе начал распространяться усилиями поклонников оккультизма и теософии.

Индуизм, претендующий на регуляцию физического здоровья, психики, мира духовных, нравственных ориентации, весьма импонирует европейцам, американцам. В США действует большое количество индуистских религиозно-мистических организаций. Специалисты отмечают, что в США в равной степени распространены культы как восточного, так и европейского происхождения. Характерно то, что «эзотерические культы европейского происхождения начали играть существенную роль в американском оккультизме»» что США сегодня являются «центром возрождения западной магии и алхимии» ²⁰.

С истоками мистицизма органически связаны его социально-мировоззренческие функции. В марксистской литературе подчеркивается, что «мистика в собственном смысле возникает лишь тогда, когда религиозное умозрение подходит к понятию трансцендентного абсолюта, а развитие логики делает возможным сознательное отступление от логики в мистику» ²¹.

Основная идея мистического мышления — это идея мистического познания трансцендентного абсолюта («единого», «трансперсональной реальности», «высшего сознания», «брахмана» и т. п.), который апологеты мистицизма объявляют религиозным идеалом и высшей целью жизни человека. «Высшее состояние» (мистическое состояние «близости к абсолюту») позволяет якобы осмыслить бытие индивида и тем самым стать средством регуляции социального поведения человека. Короче говоря, мистицизму свойствен ряд социально-мировоззренческих функций, которые зависят от конкретного общественно-исторического контекста. В определенных исторических условиях мистика становилась формой протеста против церковной и социальной иерархии. Например, достаточно вспомнить оценку роли мистики Ф. Энгельсом в мировоззрении плебейских сект времен Крестьянской войны в Германии ²².

В целом средневековая мистика сложным образом сочетала в себе реакционные и прогрессивные тенденции. Ф. Энгельс писал: «Революционная оппозиция феодализму проходит через все средневековье. Она выступает, соответственно условиям времени, то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания. Что касается мистики, то зависимость от нее реформаторов XVI века представляет собой хорошо известный факт; многое заимствовал из нее также и Мюнцер» ²³. Средневековая мистика (на Западе и Востоке) служила основанием пантеистических и еретических учений, принципиально отличалась от реакционного богословия и носила исторически прогрессивный характер. В частности, идейным оружием антифеодальных и по сути антирелигиозных движений в средневековых ересях неоднократно выступали мессианизм и махдизм.

Представление об истине как боге столь же древнее, как и представление о боге. Это, как следует из древних шумерских, египетских и других памятников, закономерность мировой культуры. Понятие истины в ересях означало справедливость, правоту, бога. Гуманизм еретиков проявился в бесконечном возвеличивании человека (доходящем даже до отождествления его с богом). Именно отождествление в ересях бога со справедливостью, в которой так нуждались и нуждаются люди, позволяло их проповедникам осуждать существующие социальные и моральные пороки.

Мистические мотивы буржуазной идеалистической философии отнюдь не безобидны и в соответствующих условиях на практике оборачиваются потоками крови, что особенно видно на примере мистических мотивов расизма, лежащих в основе нацистского мировоззрения. Целью мистических мотивов расизма в его фашистском варианте было «разбудить древние инстинкты звериной вражды и беспощадности ко всем чужим» ²⁴, чтобы в конечном счете установить мировое господство германского империализма. Использование мифов, граничащих с оккультизмом, выступало средством заполнения многочисленных пробелов в нацистском эклектическом мировоззрении, механически составленном из разных псевдонаучных элементов, из верований и предрассудков различных эпох.

В фашистском рейхе культивировался мистицизм, с тем чтобы с его помощью, используя древнегерманскую мифологию, создать нечто вроде новой религии. «Можно философствовать,—говорил Гиммлер на сборах группенфюреров «СС» в 1937 г.,—существует реинкарнация человека или нет... Это представление является таким же трудным для научного анализа, как и христианская вера, учение Заратустры, Конфуция и т. д. Имеется, однако, большой плюс, а именно то, что народ, который верит в реинкарнацию своих предков... такой народ является вечным» ²⁵.

Мистицизм культивировался весьма рьяно в «СС» — этом своеобразном «государстве» в государстве. Нацисты, считая, что ««СС» должны были стать нордическим рыцарским орденом», обращались к иезуитским методам. ««СС» были построены Гиммлером по образцу ордена иезуитов. Предписания ордена, относящиеся к духовным упражнениям, записанным Игнатием Лойолой, выступали образцом, которому Гиммлер старался подражать... Рейхсфюрер «СС» должен быть равнозначен генералу ордена иезуитов, а вся структура руководства была извлечена из исследований иерархической системы католической церкви. Был реконструирован средневековой замок Падерборн в Вестфалии для использования его в качестве своеобразного монастыря для эсэсовцев, так называемый Вавельсбрук. Здесь собирались раз в год высшие руководители «СС». Каждый из них имел свое собственное кресло с серебряной табличкой, на которой была выгравирована его фамилия, и он должен был совершать ритуал духовных упражнений, целью которых было достижение состояния созерцания»²⁶.

Оккультно-фашистские, мистические мотивы просматриваются и в современном политическом терроризме. Так, к истокам социально-политических концепций различных вариантов современного «левого» терроризма относятся идеи «классического» анархизма и терроризма, идеи «левого» фрейдизма и экзистенциализма, Франкфуртской школы и отчасти теоретиков насквозь мистической «контркультуры»²⁷. Важным компонентом лево-террористической идеологии является авторитаризм, вырастающий из веры в обладание «высшей истины».

«Рыцари» правого терроризма также живут в мире мистических, подчас сюрреалистических мотивов и целей, которые и определяют средства их осуществления. Здесь следует вспомнить утверждение А. Бретона, что сюрреалистом является тот, кто выходит на улицу и стреляет в кого попало²⁸. В общем мотивы и действия современных террористов слагаются: из потребности противостоять действительности даже ценой собственной жизни (как формы мистического возрождения); из потери веры в традиционную систему ценностей, основанную на христианских заповедях; из стремления любой ценой возвыситься над «серой и глупой» массой²⁹ и т. д. Правящая элита буржуазного общества усматривает в терроре одно из основных средств сохранения своего владычества. Поэтому мистицизм и оккультизм правых и «левых» террористов представляют большую опасность для общества.

Возникновение различного рода мистических сект, появление пророков, ведающих о конце мира, знахарей, парапсихологов, телепатов, заполнивших западный мир, расцвет восточных религий и культов вполне закономерны. Всякий раз, когда поднимает голову реакция, а кризисные явления заставляют буржуазию усиливать свое давление на трудящихся, вновь и вновь появляется «мода на мистицизм» ³⁰.

Новая волна мистицизма в западном мире связана с поисками иллюзорного выхода из обострения социальных противоречий современного капитализма (отсутствие личной безопасности, проблемы духовной опустошенности, проблемы социального одиночества, проблема ущемления прав человека). На почве безысходности буржуазного мира и процветает мистицизм, сулящий мнимый выход из клубка неразрешимых противоречий. Не случайно представители творческой, художественной и научной интеллигенции буржуазного общества «надеются возместить остро ощущаемый ими духовный вакуум пробуждением религиозного чувства, обратившись к нетрадиционным культам, либо пытаются найти утешение, нравственное равновесие и уверенность в себе при помощи «всеисцеляющих» средств мистифицированной психотерапии (которая во многом оказывается созвучной религиозной мистике Востока)»³¹.

Стремление понять явления внутреннего мира человека, не укладывающиеся в рамки устоявшихся научных концепций, толкает западных специалистов к поискам ответов в восточных, особенно индусских, религиозно-философских доктринах. К тому же рост нервных нагрузок, увеличивающих психическое напряжение, требует развития психотерапии. Вместе с тем «групповая терапия» ^, основанная на принципе «здесь и сейчас», приводит к отключению разума и господству сенсорного сознания ³². Отключение от прошлого и будущего существенно обедняет человеческие взаимоотношения в условиях отчуждения и деперсонализации: «В любом случае исключение богатства прошлых связей, отношений, переживаний, знаний, воспоминаний наряду с запретом обсуждать будущую деятельность обедняет и делает тривиальными подлинно человеческие отношения» ³³.

Человек в буржуазном обществе делает попытки найти пути выхода из кошмарного мира Запада в одиночестве, в различного рода религиозно-мистических сектах. Члены объединений йогов, дзэн-буддистов, суфиев и других исповедуют восточные религиозно-мистические учения, употребляют ЛСД и марихуану, слушают «психоделическую» музыку, стремятся к экстазу и другим сильным переживаниям. Исследуя это явление, один из крупнейших буржуазных мыслителей, А. Тойнби, пришел к выводу, что «современная западная психоделическая музыка и танцы, сопровождаемые гипнотической игрой светящихся красок, имеют ту же самую цель, что и религиозный танец и пение, хотя эффект достигается на ультрапримитивном предрелигиозном уровне психического действия» ³⁴. Объективно достаточно участникам группы на время выключить свое сознание и войти в общение с каждым другим через «коллективное бессознательное» — и индивид попадает в состояние экстаза.

Такого же состояния можно достичь и в случае использования медитации как культового обряда восточных религий. В результате достижения экстаза у человека начинаются галлюцинации, будто бы он «вышел» в открытый космос, соединился с «космическим разумом» и получил «полное знание о мире». Практика нетрадиционных мистических культов приводит к тому, что человек становится неспособным формулировать собственные суждения, генерировать новые мысли, превращается в запрограммированный робот, управляемый извне.

И наконец, следует отметить специфические черты современных мистиков (нео.мистиков). Внешне они резко отличаются от мистиков древности: они увлечены громкой музыкой, яркими нарядами, конвульсивными танцами. Вдохновленные своими гуру, неомистики учреждают свои собственные ритуалы (например, рок-фестивали). Они проявляют интерес к религии, оккультизму, астрологии и ясновидению. Особенностью неомистиков является также их пребывание в мультиком-муникативной среде, а не в скитах: общение, а не отшельничество. Классические мистики в стремлении достигнуть свою цель лишали себя чувственных впечатлений. Однако погружение в мультикоммуникативную среду дает тот же эффект свободной отрешенности сознания. Перегрузка чувственного восприятия расшатывает нормальное состояние сознания и включает его новые уровни. Для неомистиков характерен эскейпизм — психологическое бегство из западной культуры: они не приемлют общества потребления. Эскейпизм, как и насилие, является болезнью современного буржуазного общества в целом.

Неомистицизм все больше и больше становится традиционным для западной культуры. Являясь превратной формой отражения реального социального мира, неомистицизм выражает стремление человека избежать противоречий общественного бытия.