Владимир ридигер

Катя долго молчала. Похоже, слова Дмитрия были созвучны ее душе. Но сколь велика разница между ними! Дело даже не в возрасте. Однако... так или иначе, - все мы люди. С нелегкими, зачастую противоположными судьбами. А переживаем и страдаем, в сущности, одинаково. Правда, не всегда замечаем у других то, что сполна находим в себе.

- Извините, - сказала Катя, - мне нужно раздавать лекарства. Знаете, хорошо, что мы так откровенны. И вам, и мне легче.

Оставшись один, Филдин сначала принялся перечитывать рукопись, затем стал быстро что-то писать, видимо, пребывая в творческом подъеме. Ему казалось, что только сейчас он подходит к чему-то очень важному, и это важное было скрыто от него все долгие годы неудавшейся жизни.

Но разве не парадоксально, а скорее, и странно, что первыми людьми, перед которыми он по-настоящему открылся, были деревенский священник и городская проститутка?

Катин подержаный "Фольцваген", переваливаясь по сельским ухабам, медленно подъезжал к заброшенной Журавлихе. На удивление отцу Алексею, Катя отлично ориентировалась в незнакомой местности, уверенно ведя машину вдоль старого леса. А Филдин, наблюдая за девушкой, испытывал смешанное чувство горечи и радостного успокоения.

Вот показалась изба старой бабушки Лизы, а рядом с ней - холмы перекопанной глины с притихшим бульдозером.

- Видите! - воскликнул отец Алексей. - Что же здесь творится, Боже праведный?!

Журавлиха являла собою жалкое зрелище: избы чуть не завалены свежей землей, повсюду громоздятся горы красного отборного кирпича, вдоль и поперек прорыты глубокие рвы, по которым проложены огромные трубы коммуникаций, тут же стоят фирменные бытовки строителей. Грязь и разруха - становление новой жизни, утверждение нового порядка для новых людей! Куда ни кинешь взор - толстопузые охранники с резиновыми дубинками, жадно высматривающие, на чью бы голову эту дубинку опустить. Картина впечатляющая.

Очутившись в избе, они увидели старушку, беспомощно шевелящую губами в надежде, что вошедшие ее поймут. Всем стало ясно - женщина потеряла рассудок. Катя приблизилась к бабушке Лизе и взяла ее за руку:

- Как ваше здоровье, Елизавета Федоровна?

- А вы... знакомы? - удивился священник.

- Ой, милущая! - заголосила старушка. - Где там наш Кириллушка живет? Что Поленька, внученька моя славненькая?

Здесь настал черед призадуматься Кате: Кирилл и Полина были хорошо ей знакомы...

Отец Алексей не выдержал:

- Вы меня узнаёте? - спросил он Лизу.

- Да как же тебя не узнать?! - воскликнула она. - Свекор мой, милущий! Вовчик родненький!

Видя такое, Филдин произнес:

- Необходима срочная помощь, ей надо вызвать врача.

- Кто сюда покажется, - вздохнул отец Алексей. - Везде канавы да охрана. Кому старый человек нужен, кроме Бога?

- Я найду хорошего врача, - сказала Катя, - только не раньше, чем завтра: пока до города доеду, пока отыщу, уговорю за приличные деньги, пока привезу сюда.

- Знаете... - отец Алексей призадумался. - Вы двое поезжайте, не ночевать же тут, я прочту ей молитву "Спаси и сохрани", уложу спать и сам отправлюсь домой. А завтра к полудню обязательно буду здесь, глядишь, вы доктора привезете.

- Какой дорогой пойдете? - спросила Катя. - Могу подвезти.

- Лесом, какой же, - ответил он. - Тут одна тропинка есть - прямо к церкви выводит. Спасибо, Катя.

Старушка закивала головой:

- Истину глаголешь, истину! Гляди сколько их у меня...

Она достала из комода какой-то сверток и положила на стол:

- Вот они, мои кровные...

Это были деньги: ровно шестьсот долларов.

- Теперича и я богатая. Только Маруся с Поленькой да с Кирюшенькой не знают.

- Откуда у вас эти деньги? - спросил священник.

- Люди добрые купили избушку, лес, реку... Им же надобно порадоваться, мы-то свое отжили, милущие.

- Какие люди, бабушка Лиза?

- Хорошие, работящие. Будут здесь жить-поживать, а мне вот... денежку дали. Отцу Алексею отнесу, пусть за мою душу неприкаянную молится. Ой, деточки, ой, славненькие убиенные мои! Чую, беда придет за все наши прегрешения. Кровушка невинная прольется...

Странно было слушать несчастную женщину - что-то тяжелое и неотвратимое слышалось в ее словах, что-то неизбежно грядущее витало в полутемной избе...

Филдин и Катя всю обратную дорогу молчали. Их "Фольцваген" с шумом обгоняли новые иномарки, и даже приевшаяся мелодия песни Анны Усачевой "Миллион ранних грез" лишь усугубляла мрачное настроение.

Простившись с девушкой, Дмитрий поднялся в свою квартиру. Ощущение нереальности происходящего не покидало его, будто в одночасье он принял на себя непосильный груз чужих проблем и не знает, что с ним делать. Да и нужно ли такой груз тащить? Его следовало бы просто скинуть, но... по непонятной причине этого не получается. А что, собственно, происходит? Старую бабушку выгоняют с насиженного места русские нувориши, - такова сегодняшняя российская жизнь. Отец Алексей, ортодоксальный священник, православный консерватор, не может мириться с подобной участью своих прихожан. А ведь его коллеги не только с этим мирятся, но и выгоду извлекают, приспосабливаясь к сегодняшним реалиям. Борьба нового со старым не обходится без жертв. Лишь бы это новое было действительно прогрессивным и необходимым обществу.

Дмитрий включил телевизор: новый триллер, затем давний совковый фильм, программа "Человек в маске"... Для чего нужна маска? Почему в маске человек чувствует себя уверенно, а без нее - нет? Ведущий ловко вытягивает сокровенные признания, человек в маске безбоязненно делится крамольными мыслями с многомиллионной аудиторией. Зачем это? Или все мы сидим под одной огромной маской, наглухо укрыв собственные чувства и мысли, не желая быть свободными, стесняясь самих себя?

Похоже, с возрастом желание резонерствовать становится ежедневной потребностью, решил Дмитрий. Ему теперь следует подумать, как отрабатывать свой хлеб насущный, какие прошлые связи возобновить, какие новые знакомства завести.

Пройдя на кухню, он налил себе стакан дорогого коньяка, что можно было отнести к чисто русской манере и, собравшись духом, одним залпом выпил. Кажется, после первой в России не закусывают. Значит, после второй. Он ощутил, как тепло медленно разливается по всему телу, бежит по сосудам. Определенно, он хандрит, позабыв о ярких прошлых годах! Тогда его ум и энергия били через край, все было нипочем, а природный авантюризм приводил к таким удивительным коллизиям, что вспомнить страшно. Нет, сейчас он не иссяк! Он снова на коне и готов бросить вызов судьбе. Готов сражаться и побеждать, чего бы это ни стоило! Не все так плохо, честное слово. Трудности были всегда, будут и впредь. Тот, кто не способен их преодолевать, - не способен ни на что. Он, такой человек, просто жалкий слизняк, забитый и задавленный окружающей действительностью. Конечно, сейчас трудно.Но разве бывает легко? Когда все понятно и все объяснимо? Только тогда, когда мы уверены в себе, когда не боимся фантазировать и рисковать, идти напролом и дерзать. Вот только тогда...

Он и не заметил, как, добравшись до подушки, уснул крепким младенческим сном, чистым и спокойным, глубоким и ровным, без треволнений и кошмаров, без ярких болезненных сновидений...

ТО, ЧТО УНОСИТ РЕКА

- Очень сожалею, что не нашел времени для более ранней встречи с вами, миссис Грейвс, - виновато заметил директор ФБР Эдвард Коллинз. - Право, отношу это к своей собственной нерасторопности.

Линда обратила внимание, как пальцы его левой ладони отбивают легкую барабанную дробь на поверхности стола.

- Что сейчас нас больше всего интересует? - продолжил Коллинз. - Все, что касается бывшей агентурной сети КГБ. А сеть эта на удивление нам являлась мощной и разветвленной, даже больше, чем можно предположить. Спецслужбы сегодня оказались в несколько затруднительном положении: с одной стороны неплохо пожинать обильный урожай, с другой стороны возник вопрос - куда его девать? Вернее, как им воспользоваться? Да и в России слишком нестабильно - кого-то можно, скажем, открыто сдать, кого-то следует попридержать до лучших времен. Вопрос в том, насколько компетентно нынешнее российское руководство в столь неоднозначной ситуации. Или они заняты собственными внутриполитическими разборками настолько, что руки до другого не доходят, или, напротив, пытаются разгрести возникшие завалы, - ведь кое-кто из них в свое время был напрямую связан и с ЦРУ, и с ФБР. Здесь, собственно, корень возникших проблем...

- Простите, сэр, быть может, я что-то недопонимаю, - сказала Линда, - но насколько далеко в этом вопросе лежит наша компетенция?

- Вы имеете в виду ФБР?

- Именно так.

- Все вы одинаковы! - улыбнулся Коллинз. - Что Пентагон, что ЦРУ. Как что-то сверхсложное - давай сюда ФБР, как снимать сливки - ребята из ЦРУ тут как тут.

- Я уже не работаю в ЦРУ.

- Правда? Что ж, и отлично! - воскликнул Коллинз. - У нас намного интереснее и демократичнее, вы сами в этом убедитесь. Но я отвлекся. Итак, дело касается вашего бывшего шефа. Пост, который он занимал в структуре ЦРУ, позволял ему вести двойную игру с КГБ, чем он, как мы теперь знаем, вполне профессионально пользовался. Более того, есть все основания полагать, что нити связей Уикли тянутся к высоким чинам КГБ, наиболее дальновидные из которых уже тогда фактически работали на Запад. Кто-то из них курировал ракетостроение, кто-то атомную энергетику, а кто-то занимался ловлей шпионов, так сказать, во всесоюзном масштабе, в службе общей контрразведки. Эти люди являлись "золотым фондом" ЦРУ, их имена были строго засекречены, но... нет ничего тайного, что не становится явным.

- К сожалению, здесь я ничем не могу помочь, - сказала Линда.

- Вы предварили мой вопрос, агент Грейвс. Но лучше вспомните имена чекистов, которые занимались вами в Советах после провала.

- Я отлично их помню: полковник Ведмедятников и майор Шельмягин.

- Вам известно, кто теперь Шельмягин?

- Кажется, шеф ФСК?

- Да, это так. Они меняются там десять раз на дню, просто чехарда какая-то.

Нам следует быстро ориентироваться в этой неразберихе, чтобы, сохранив своих людей, дать им возможность спокойно работать. Кстати, ваш приятель Филдс сейчас как никогда нуждается в целенаправленной поддержке.

Линда подумала: уж не ослышалась ли она?

- Вы сказали... Филдс?

- Да, именно Филдс. Есть и другие категории сотрудников российских спецслужб, которым необходима наша помощь, но это так, к слову.

- Чем же Филдс сейчас занимается? - спросила Линда.

- В настоящее время он, если так можно выразиться, принимает старт, ищет подобающую для себя нишу в русском бардаке.

- Значит, он жив?

Коллинз предложил ей сигарету:

- Ждал этого вопроса, потому что знал, насколько ваши отношения с Филдсом... - он подыскивал нужное слово, - доверительны. Я не ошибся?

- В прошлом времени, сэр.

- Разумеется. Все мы когда-то были молодыми. Не хочу вас чем-то задеть, поймите меня правильно, но послужной список всех бывших друзей Линды Грейвс нам хорошо известен.

Линда пустила колечко дыма по направлению к Коллинзу:

- Весьма польщена таким вниманием.

- Это наша работа, вы же понимаете.

- Наверное, Робертс понимает вашу работу лучше, чем кто- либо еще.

- Не слишком строго судите мистера "Мозги набекрень". Такое у него прозвище среди сотрудников.

- Очень точное, следует заметить.

Коллинз пошел напрямик:

- Сэм Уикли... Вам что-нибудь было известно о его связях с КГБ?

- Абсолютно ничего.

- Вы находились в близких отношениях. Не могло ли показаться, пусть косвенно или опосредованно, что он уделяет слишком много времени второстепенным задачам?

- Это было вначале нашей связи.

- Не совсем понимаю...

- Ну, применительно к занятиям любовью. В постели он был неукротим, и подобная второстепенная задача отнимала у Сэма много времени. Это мне не могло показаться.

Они молча наблюдали друг за другом. Чего Коллинз добивается, спрашивала себя Линда, к чему подводит беседу? Быть может, хочет сыграть на ее привязанности к Филдсу с тем, чтобы выудить какие-то сведения о Сэме? Похоже, такими сведениями он располагает более чем в достаточном количестве. Значит здесь что-то другое. Но что? В любом случае надо держать ухо востро.

- А вот Медведев и Шельмягин... - продолжил Коллинз. - О них Уикли часто упоминал?

- Ведмедятников, сэр. Если мне не изменяет память, ровно столько, сколько было необходимо по текущему моменту, связанному с моим провалом.

- Весьма любопытно, - оживился Коллинз. - Расскажите, как все происходило.

- Собственно, что рассказывать... Эти люди поначалу представились в качестве сотрудников МИДа, но военная выправка выдавала их с головой. Впрочем, они и не стремились что-либо скрывать - от слов перешли к делу, предложили сотрудничать.

- Как реагировал Уикли?

- Он предоставил мне выбор: или отказаться, или стать двойным агентом.

- Вот как? Значит, он не исключал возможности сотрудничества с КГБ?

- А что здесь удивительного? Сэм считал такую ситуацию исключительно важной для разведки.

- Что же вам помешало воспользоваться открывшейся перспективой?

- Это был мой выбор, мистер Коллинз.

- Конкретно.

- Сказались чрезмерные психологические перегрузки и, естественно, физическая усталость.

Он задумчиво произнес:

- Полагаю, так оно и было...

- Иначе и не могло быть, сэр.

Коллинз неожиданно вернулся к Филдсу. В настоящий момент, рассуждал он, его теперешние боссы, по всей вероятности, придерживаются выжидательной тактики. Однако, что совсем не исключено, готовят ему весьма "прицельную" роль. Какую именно - покажет время. И такое время, похоже, не за горами. Хотелось бы сыграть на опережение, чтобы упредить возможность нежелательных последствий для страны.

- Простите, для чьей страны? - спросила Линда.

- Для той самой, - ответил он, - служить которой мы с вами, агент Грейвс, присягнули на верность.

- В чем состоит моя задача? Я должна помочь Филдсу?

- Мы все должны ему помочь...

И Эдвард Коллинз неторопливо и обстоятельно перешел к самому главному предмету их разговора.

Удобно расположившись перед телевизором, Филдин без особого интереса переключал каналы, где второсортные кинобоевики сменялись многосерийными мелодрамами. Прав Швайковский! Ведь, в сущности, человеку совсем немного требуется: пожрать, приодеться, выспаться и, будучи чуть-чуть навеселе, вдоволь насмотреться всякой телевизионной всячины. Вот он, человек, и насытился, и умиротворился. Чего же еще желать?! От добра - добра не ищут. Неужели это не ясно? Да, мир полон несуразностей, непонятностей, а проще говоря, дерьма. Ведь жизнь наша - неуловимое мгновение, яркий лучик надежды, который, внезапно вспыхнув, столь же быстро гаснет. И всё! Дальше начинается вечность, пустота...

На экране телевизора выплыла миловидная женщина с короткой модной стрижкой и столь же обаятельной улыбкой. Опять нескончаемые вооруженные конфликты на рубежах необъятной России, опять очередная политическая склока между ветвями власти, и снова не утихающая война компроматов, взаимных упреков, обвинений, провокаций. Великая страна, очертя голову бросилась в мутный омут вседозволенности, вседоступности, одержимости легкой наживы. Игра идет по крупному: кто проиграл - или погибает, или садится в тюрьму, или выбрасывается на улицу. Здесь единый для всех закон - закон темной чащи, переполненной молодыми и старыми голодными волками, рвущими в клочья любую добычу... Улыбка исчезла с лица ведущей, когда в студию принесли экстренное сообщение: недалеко от своего дома, по пути из деревни Журавлиха в лесу зверски убит - зарублен топором - известный религиозный деятель, священник русской православной церкви отец Алексей. И дальше: "...его заслуги в становлении демократии неоспоримы, его высокие моральные и духовные качества были отданы служению людям, Богу и православию. Он был простым, открытым человеком, мечтавшим видеть Россию обновленной, сильной, счастливой...".

Дмитрий Филдин дальше не слышал, в голове появился какой-то тихий странный звук, похожий на перезвон двух колоколов старой часовни. Где он мог его слышать? Странно... Ведь где-то слышал. Быть может, это колокола из чьего-то далекого детства или юности. По ком они звонят? Кого поминают или благословляют? Какую скорбную весть несут в наши умы и сердца? Кому прочат вечную память, тревожно предупреждая: не преступи черту, будь как все, живи как все, думай как все! Иначе - грядет Божья кара тебе и роду твоему, и всем ослушникам, вознамерившимся пойти своей тропою. Золотые, темные от старости купола венчают истерзанную Россию, над ними вороны кружат, и словно стон, гудит, гуляет по великим просторам горечь и безысходность в нескончаемом перезвоне старых колоколов...

Он вдруг вспомнил о собственной рукописи, которую совсем забросил, если не потерял. Нет, рукопись на месте. Листки стали желтеть по краям, бумага помялась. Здесь, на этих листках, испещренных неровным почерком, собраны его мысли и фантазии в виде смешных, забавных комиксов совковых времен. Мир веселых и грустных приключений Джона Филдса отмечен печатью романтики, здорового пессимизма да, пожалуй, и философии, - размышлениями о наших помыслах, делах, судьбах. То был беспечный, легкий полет воображения, где сны похожи на реальность, а реальность - на сон... О чем писать теперь? Может быть, о жизни и гибели отца Алексея, такого же неисправимого наивного романтика, как он сам? Или попытаться "умом понять" заколдованную Россию, наперед зная, насколько это бесполезное занятие? У кого теперь искать ответы на бесконечную череду вопросов? Кому излить душу, с кем посоветоваться? Или поспорить?.. Лишь на склоне лет начинаешь понимать, насколько тягостно одиночество. Можно иметь кучу друзей и быть одиноким. Можно кричать во весь голос, - и остаться не услышанным. Что же делать? Любить, как утверждают классики. И быть любимым. Видимо, ему такого не отпущено.

Когда зазвонил телефон, рука Дмитрия Филдина нерешительно держала новую бутылку коньяка."Черт бы их дернул!", - подумал он, снимая трубку.

- Слушаю...

- Добрый вечер, Дмитрий, - приветствовал Вездесущинский.

- Разве уже вечер?

- Счастливый человек! Завидую потерявшим чувство времени. Как поживаете?

- Рад слышать вас, Тимирзяй Валерианович. Поживаю неплохо. Пью коньяк, смотрю телевизор.

- Вам сейчас необходимо расслабляться, правильно делаете.

- Вот только новости очень грустные...

- Вы про священника? Этого следовало ожидать. Плыть против течения да еще в церкви... Пророков в своем отечестве не жалуют - давно известно. Насилие омерзительно. Не лучше ли оставаться бездушным циником и смотреть на все отрешенно? Нервные клетки не восстанавливаются, дорогой мой.

- Мне плевать на нервные клетки!

- Напрасно. Кстати, я вам рекомендую некоторые импортные препараты, посмотрите на полке в кухне.

- Зачем они мне?

- Коньяк не всегда снимает напряжение. А стрессовая готовность сидит в нас постоянно. Имейте в виду.

- Что вы от меня хотите?

- Слышу нотки раздражения. Вам привет от Сомова.

- Какие будут инструкции?

- Дмитрий! Выкиньте все это из головы, отдыхайте, займитесь чем-нибудь интересным, сходите в музей, поработайте над книгой. Да, чуть не забыл - о вас справлялся Пелингас.

- Это еще кто?

- Швайковский. По-моему, он в восторге от вашей рукописи.

- Если можно быть в восторге от рукописи, которую повертел в руках.

- Не важно. Это в его стиле - быть ментором начинающих дарований.

"В его стиле кинуть хоть кого, как только исчезнет личный интерес," - подумал Дмитрий, а вслух сказал:

- Спасибо, что позвонили.

Доцент еще поболтал о какой-то чепухе и повесил трубку.

Затем звонила Катя по мобильному из Журавлихи. Весть о смерти священника застала ее в машине по дороге к бабушке Лизе, что привело девушку в мистический ужас, и даже врач, которого она везла, не смог ее утихомирить.

- Баба Лиза совсем больна, - сбивчиво повторяла Катя. - После укола она вроде успокоилась, но смотрит вокруг какими-то страшными глазами. Бедная Лиза!.. Вообще, так хочется уехать, чтобы все позабыть и начать новую жизнь...

...Вторая бутылка коньяка окончательно свалила Дмитрия Филдина. Сон его изобиловал нескончаемыми бегствами от уродливых чудовищ, медленно, но неотвратимо настигавших его, куда бы он от них ни кидался, за какой бы надежной дверью ни прятался. Проснувшись ночью, весь в липком поту, он широко открыл глаза, стараясь уйти от навязчивых кошмаров, однако и при свете торшера ему казалось, что по углам, затаившись, сидят его вечные преследователи, готовые разом сорваться с места, как только погаснет свет...

Он вспомнил о совете психотерапевта и, даже не прочитав аннотацию, проглотил пригоршню каких-то импортных пилюль. Что было потом - трудно себе представить, это состояние невозможно передать словами! Если сказать кратко, его будто невидимой силой притянуло к потолку, затем опрокинуло вниз головой на пол и, неимоверно тряхнув, кинуло в туалет одновременно с неукротимой рвотой. Пробормотав, что больше в рот не возьмет спиртного, Дмитрий, опустив голову к унитазу, просидел так до самого утра, содрогаясь от неимоверного озноба...

Утром все повторилось: головная боль, аспирин, холодный душ и снова коньяк. По телевизору ответственный чин ФСБ анализировал трагическую смерть отца Алексея, ее возможные мотивы и предположительных исполнителей. По его версии то было делом рук убийцы-одиночки, психически больного человека, маньяка, которому отец Алексей, скорее всего, чем-то досадил. Сейчас людей с расшатанной психикой - великое множество, кто это станет отрицать. Врагов у священника, насколько известно, не было. Коммерцией святой отец не занимался. Да, он баллотировался в Госдуму, но позвольте, теперь туда стремится каждый второй, кто считает своим долгом верой и правдой послужить великой России. Конечно, большая политика для неподготовленного человека сложна и даже чревата опасностью, рискуют все, кто туда идет. Однако эта трагедия напрочь лишена политической окраски, здесь нет никаких сомнений. Как нет сомнений и в том, что убийца в самое кратчайшее время будет найден, у следствия есть прямые и косвенные улики на этот счет. В общем, убийство хоть и загадочное, однако совсем не сложное с точки зрения компетентных органов. Разберемся...

Раздался звонок в дверь. От неожиданности Дмитрий замер - обычный звонок в дверь привел его в замешательство. Он нерешительно открыл. Молодой человек, стоящий на пороге, кого-то ему напоминал. Очутившись в передней, мужчина приятно улыбнулся и пригладил волосы:

- Получается, не прошло и двадцати лет, - сказал он, - как старые друзья встретились вновь!

- Простите, мы знакомы?

"Вот что значит алкоголь, - досадовал Филдин. - Напрочь отбивает память. И вид у меня, наверное, соответствующий. Как все некстати!"

Глаза у молодого человека заблестели, во взгляде появилось нечто чертовски озорное:

- Как поживает фирма "Петр и орава"? - весело спросил вошедший и для пущей схожести даже поковырял в носу. - Теперь узнали?

- Разрази меня гром, - воскликнул хозяин, - если вы не хулиган Петя!? Мне это снится?

Молодой человек рассмеялся:

- Полагаю, что нет! Но звать меня уже не Петя, а Питер. Я - гражданин США.