Военной профессии

Эти люди предрасположены к насилию своей психической организацией, являющейся результатом их физиологического организма, их физической, воспитательной и социальной среды. Благодаря профессиональному воспитанию, профессиональным привычкам и свойственной животным подражательности они постепенно доходят до нравственного бесчувствия, которое часто сопровождается физическою нечувствительностью к болям. Отсюда проистекает презрение к человеческой жизни и к человеческому страданию, как физическому так и моральному. Насилие есть характеристическая черта скрытой преступности и морали, составляющих психику профессионального военного человека. Эта черта „насилие" постоянно сказывается, принимая то более или мене смягченные, то более или менее резко проявленные формы.

— 161 —
Профессиональное воспитание развивает профессиональный дух, этот пережиток эпохи клана, становящийся еще более сильным благодаря мундиру и шпаге — этим отличительным знакам, которые постоянно носятся военными и составляют в полном смысле слова тунику Нессуса *). Этот профессиональный дух, усиленный психическим пережитком былого значения военной профессии в обществе, породил глубокое пристрастие, детское убеждение, что профессиональные военные превосходят всех прочих людей.

Это пристрастие является диссонансом в теперешнем обществе, в котором военная профессия существует как остаток формы, бывшей полезной нашим предкам, но теперь все более и более утрачивающей свой полезный характер. Чем дальше идет время, тем более становится паразитной военная профессия. Она идет по пути к исчезновению. Как остатки органов у человека служат анатомическим доказательством его происхождения от животных, так точно „военная профессия" — тоже органический остаток — есть доказательство, что наши цивилизованные общества, находящиеся на пути к высшей цивилизации, произошли от обществ диких.

――――――――――

*) Туника Нессуса, которую подарила Геркулесу Деянира, его жена, была пропитана ядовитыми веществами. Этот яд Деянира считала любовным зельем, способным привязать, приворожить человека. Результаты получились обратные: Геркулес мучимый ужасными болями, пожелал сжечь себя.

Прим. переводчика.

— 162 —
Пристрастие это в соединении с практикой власти, так сказать, неимеющей узды, благодаря солидарности профессиональных военных развивает у них настоящую душевную болезнь, которую Лякассань назвал цезаритом. Цезарит и характеристическое военное „насилие", действуя совместно, создают формы для потенциальной преступности — формы выражающейся в диких нападениях на подчиненных и на штатских.

Все, принадлежащее к какой-нибудь профессии и носящие отличающие их знаки — или временные (судьи) — или постоянные (военные), все эти люди солидарность — чувство свойственное даже животным¹) — ограничивают только товарищами по профессии или даже товарищами по секции, если профессия представляет несколько секций. Чувство солидарности у них не распространяется как у других людей на более крупную фракцию данной коллективности, или на всю коллективность, или даже на все человечество.

У профессионального военного чувство солидарности безусловно ограничивается его кланом. К этому чувству, хотя и происшедшему из благородной основы, но скряжническому на деле, присоединяются другие черты военной психики: нравственное бесчувствие, идея превосходства, идея обладания существами, над которыми практикуется власть. Наконец, ко всему этому

――――――――――

— 163 —
присоединяется разлагающее влияние пассивного повиновения, уничтожающее у субалтерных офицеров последний остаток их индивидуальности, влияние ломающее их и превращающее в автоматов; так как субалтерный офицер смотрит, чувствует, думает и действует с разрешения своего начальника. „Кто покорялся, пишет Ренан, тот есть человек capitis minor, в котором осквернен самый зародыш благородной жизни". Пассивное послушание делает человека раболепным по отношению к его начальникам, и, по понятной реакции, — высокомерным по отношению к подчиненным. Все эти причины производят явления аналогичные тем типическим случаям, которые мы указали выше.

Вполне кровавая цель военной профессии; средства употребляемые этой профессией; предрасположенность членов ее к полному приспособлению к ней; — образ действия этих лиц, относительно которых мы указали типические примеры; — все это указывает на грубую нравственность, во многом похожую на нравственность диких. Эта грубая нравственность представляет лишь ослабленное чувство справедливости, коренящееся в человеческой природе.

Безнравственность военных, далекая от неясных форм безнравственности штатских, происходящих из одного с офицерами общественного слоя, имеет ту хорошую черту, что она ясна, не покрыта лицемерием, которое так затрудняет социолога при изучении психологии профессий.

Военная мораль считает, что нарушение общей

— 164 —
морали заслуживает меньшего порицания или наказания, чем нарушение военной дисциплины. Слава корпорации стоит выше всякого соображения и оправдывает какие угодно бесчестные поступки. Профессиональный военный имеет все права на низших, тем более имеет он их на штафирок.

Такая мораль достойна того, что про нее написал А. Корр: „Довольно тех нелепостей, которые представляют нам милитаризм как nec plus ultra земной красоты, рассадником великих характеров, школой презрения к смерти, школой самопожертвования. Он есть школа деморализации и ничтожности. Я не вижу основания, почему человеку лучше умереть, чем жить свободною, полезною жизнью, не доведенною лишениями до отчаяния. Что же касается духа самопожертвования, то обыкновенная жизнь представляет достаточно случаев, в которых люди штатские умеют проявлять самопожертвование героически, но с меньшим шумом, а главное без всякого личного интереса, чего не делают солдаты по призванию" ¹).

И. Колаяни, в своей Socilogia criminale, совершенно основательно закончил главу о войне и милитаризме следующими строками:

„В последнем счете война и милитаризм вызывают отвращение к полезному труду; поддерживают склонность к лености; создают у солдат новые потребности, не давая соответствующих средств

――――――――――

— 165 —
для их удовлетворения; будят жестокие и эгоистические инстинкты, заложенные в нашей природе; уважение к праву заменяют экзальтированным уважением к грубой силе; ведут к раболепству и к чрезмерной власти; всякими путями — прямыми и косвенными — доводят до нищеты, самоубийства, умственного помешательства, преступлений. Таковы печальные результаты этих пагубных учреждений, как это доказывают история и статистика".

В окончательном результате, как совершенно основательно говорит этот криминолог, как это доказывают все типические факты, изложенные в этой книге, милитаризм есть настоящая школа преступлений.
Всякое понятие есть продукт мозговой работы, которая в свою очередь есть функция физиологической организации мозга, мезологических условий существовавших раньше и существующих во время работы головного мозга. Физиологическая организация мозга определяется наследственностью, но в продолжение всего периода формирования мозга, эта организация изменялась под влиянием условий физической жизни (климат, пища и пр.) и жизни интеллектуальной (образование, воспитание и пр.). Мезологические условия, существовавшие раньше — это среда социальная; профессиональная, светская. Условия существующие в момент образования концепции — это сейчас перечисленные условия, к которым нужно присоединить климатерическую среду.

— 166 —
В результате всякое понятие производят следующие причины: наследственность, климат, пища, образование, воспитание, среда семейная, профессиональная, светская, социальная. Из этого следует, что понятие есть результат условий, что оно не может быть иным чем оно есть. Хотение есть понятие, и следовательно человек не свободен иметь такое, а не иное свое хотение. Поступки наши свободны в том смысле, что если нет препятствия направленного на хотение, то индивидуум не совершит акта, если не хочет совершить его; но он не свободен желать или не желать его.

„Неответственность логически выводится из несуществования свободной воли. Отсюда логически же вытекает несправедливость наказаний, карательных мер, и, следовательно, необходимость их уничтожения".

Наказание, будучи иррациональным, пожалуй, и бесполезно для уничтожения или по крайней мере ослабления анти-альтруистических и анти-социальных поступков профессиональных военных. Уклонения от нормальности надо не обуздывать, а надо сделать невозможным самое появление их. Отсюда логически вытекает необходимость действовать не на индивидуумов, а на профессиональную среду.

Этот прием ведет к уничтожению военной формы преступности путем уничтожения или исчезновения самой военной профессии. Именно к этой цели стремится социализм, какую бы школу он ни пред-

— 167 —
ставлял: будет ли это коммунизм, анархия или властный коллективизм.

Но до наступления этого времени будут продолжаться воины и, как следствие их, будут существовать профессиональные военные с их бесчисленными вредными поступками. Следовательно ближайшею целью должно быть смягчение этих явлений, и мы скажем вместе с Корром, что для достижения этого нужно сделать армии более гражданскими, нужно лишить их профессионального их характера. Средства коллективные, т. е. государственные, способствующие достижению этого результата суть следующие:

Полная переделка зверского военного кодекса, переделка на основаниях менее жестоких и более соответствующих нынешним, смягченным нравам.

Теперешняя организация общества не позволяет радикального лечения; и так как обуздание оказывается еще необходимым, то оно должно захватывать все преступления, кто бы ни был их автор. Такое обуздание иногда может иметь значение радикальной меры по отношению к имеющим скоро совершиться вредным поступкам: страх имеет влияние на психику некоторых личностей.

Реформа военных судов, которые, по Корру, должны быть смешанными, т. е. должны состоять из членов военных и гражданских, чтобы их решения были мягче, и, следовательно, справедливее.

Эти средства, которые законодательная и исполнительная власть могли бы применить теперь же, на

— 168 —
мой взгляд, оказали бы самое ничтожное влияние на скрытую преступность военных; потому что они действовали бы чрезвычайно мало на интеллект членов военной профессии. Однако нужно признать, что они сглаживали бы резкое различие, существующее между армией и остальными гражданами.

Этот процесс, продолжаясь целые века, фатально привел бы к полному поглощению армии гражданским элементом, т. е. привел бы к исчезновению военной профессии целиком вместе с ее специфическими признаками. Следовательно, эти реформы были бы полезны, но в действительности — они недостаточны, чтобы получилось сравнительно быстрое улучшение.

Для сильного влияния на интеллект профессиональных военных нужны другие средства, чем те которые законодательная и исполнительная власть могла бы употребить в дело, но которыми она, по всей вероятности, не воспользуется. Эти средства — следующие.

Запрещение носить шпагу, или саблю и форму вне служебных занятий.

Послушание, обязательное для подчиненных, должно быть ограничено только служебным временем, и должно распространяться лишь на то, что относится к службе. Послушание должно иметь строго определенные границы, и всякий профессиональный военный, стремящийся к их расширению, должен быть удаляем из службы.

Под действием этих средств быстро и неиз-

— 169 —
бежно исчезли бы военное пристрастие, дух клана, презрение к низшим и к штатским и пр. Я указал на эти средства просто для того, чтобы упомянуть о них: они не будут и не могут быть применены в организации теперешнего общества, в котором милитаризм является одним из оснований или устоев его.

Для улучшения грубой нравственности профессиональных военных нужно действовать на их интеллект, пользуясь для этого влиянием на интеллект массы, как на посредствующее звено. Этот промежуточный прием должен состоять в воспитании зрения и слуха посредством слова, письма, действия.

Нужно добиться — что не так уже трудно — что бы на армию смотрели как на социальную тяжесть.

Нужно ее поставить на соответствующее ей место в социальной иерархии; потому что существует такое место для профессионального военного — именно на самой низшей ступени иерархической лестницы; потому что профессиональный военный — паразит, эксплуататор, ничего не производит; потому что плуг крестьянина, инструмент ремесленника, перо писателя — почетнее шпаги.

В социальном клане, известном под именем „света", нужно вызвать благодетельную реакцию против пресловутой честности и самопожертвования, которые покрывают своим ореолом профессиональных военных. Мы видели, что под этим ореолом кроются безнравственность и вред.

Нужно клеймить этих профессиональных военных,

— 170 —
которые все думают то же, что откровенно высказал генерал Скобелев: „Я солдат телом и душою... только солдат, и с таким пылким честолюбием, что вы и представить себе не можете. Я хочу сделаться самым известным полководцем в России. Та слава, которой я достиг — ничто. Только благодаря войне могу я достигнуть того, чего хочу. Мир будет моей гибелью. Это я чувствую и знаю. Такая война, какая нужна мне, возможна только с Германией. Вот почему я разжигаю ненависть к немцам и не перестану разжигать ее!¹)

Всегда и везде, когда и где только возможно, нужно восставать против войны; потому что она есть причина существования военных. Нужно восставать против „этого последнего и гнусного остатка минувших варварских времен, составляющего ужас современной цивилизации, разрушающего всякий прогресс, всякое богатство" ²).

Это воспитание, направленное против милитаризма, против войны, должно совершаться медленно и постепенно, чтобы избежать сначала оппозиции, а по-

――――――――――

¹) Berthe de Suttner. Le Movement pacifique en Europe, in La Vie contemporaine, p. 562. Septembre 1893. — Когда Скобелева упрекнули за известную речь, произнесенную им в Париже за обедом, он ответил: «Чего вы хотите? Прежде всего я хочу войны и добьюсь ее..., потом я имел инструкцию от Муравьева, да и французы были очень любезны со мною, и, наконец, я был пьян как стелька».

²) Такую оценку войны внес в свои решения о желательном разоружении французский конгресс (Congres de la Repopulation de la France), бывший под председательством д-ра Ляно, в июле 189З г.

— 171 —
том и открытой реакции, могущей в конце концов оживить кроющуюся в нас любовь предков к насилию, символизированному в войне и в милитаризме. Дело утончения и смягчения нравов требует такта, грозя в противном случае неудачей или по крайней мере замедлением.

Это воспитание путем зрения и слуха, медленное, но постоянное, непременно приведет к исчезновению милитаризма.

Пропаганда социализма, мирные общественные течения, общество третейского суда, феминизм, — все содействует делу такого воспитания. Но больше всех этих причин действуют условия экономические, постепенно развивающиеся. Различные нации больше сталкиваются, лучше узнают друг друга, благодаря беспрерывному усовершенствованию средств сообщения. Под влиянием этих причин войны становятся более редкими. Постоянное усовершенствование оружия, постоянное увеличение армий тоже уменьшают вероятность войны, и, следовательно, смягчают вред милитаризма, достигающего своего полного раскрытия только во время войны.

Милитаризм заключает в самом себе зародыш своей смерти. Время незаметно помогает развитию этого зародыша, и непременно наступит момент, когда милитаризм и война исчезнут. Эти формы борьбы уступят место другим формам, менее насильным, но, быть может, не менее смертоносным.
―――――

ЗАЩИТА

―――――

(Еванг. от Иоанна, гл. VII. ст. 7).

„Чтобы резче отметить научный характер этого труда, автор хотел напечатать его в специальном органе криминологии ³), где он прекрасно дополнил

――――――――――

¹) Некоторые органы напечатали отрывки из этой книги: Societe Nouvelle, juillet 1893 (гл. IV и V); Mercure de France (гл. XII); Revue Socialiste (гл. II и III); Art Social (гл. VI) сентябрь 1893 г.; Sempre Avanti de Livorno, 23, 30 сентября и 7 октября (гл. VI); Critica Sociale de Milano, 1 ноября (гл. VII); Revolte, 25 ноября и 7 декабря (гл. IV в VI); Giornale di medicina Pubblica de Napoli, апрель 1894 г. (гл. IV).

²) Декабрьский номер 1893 г.

³) Archives d’Anthropologie criminelle.

— 174 —
бы мой обзор Военной преступности во Франции. Редактор этого органа ¹), прекрасный человек, отлично сам знаком с психологией изображенной автором среды, не мог однако побороть в себе чиновника. — «То, что вы говорите, совершенно справедливо, повторял он автору, но подумайте только! Напечатать это в моем органе! Под моим покровительством! Лекции, которые я читаю аудитории молодых людей, готовящихся в большинстве случаев к военной службе, обязывают меня быть очень осторожным. Если бы вы еще ограничились изображением милитаризма до 1789!» Это было... началом странствования книги по различным издателям, из которых каждый, один более другого, был патриотом. Издатели, один за другим отклонявшие эту книгу, все заявляли, что они прочли ее и — очень забавное признание — нашли ее интересной и очень верной во многих пунктах. Но, в заключение, вечное „не надо касаться армии" являлось мотивом их отказа напечатать эту работу"...

Итак „Психология военного по ремеслу" появилась 26 ноября и наделала большого шума в лагере политиканов, даже заграницей.

Нам пришлось пережить самые резкие нападки и даже оскорбления.

Волнение было так велико, что если верить газе-

――――――――――

¹) Dr. Lacassague.

— 175 —
там, в это дело чуть не вмешалась наша магистратура¹). В присутствии таких резких нападок мы оставались спокойны, как это и подобает людям науки, к которым мы принадлежим и которыми стремимся быть. Не мешая людям шуметь, мы продолжали наши исследования и лишь в редких случаях прерывали свое молчание ²).

Мы выпускаем теперь новое издание нашей книги, что и побуждает нас представить публике защиту нашего очерка социальной психологии однородной массе военного по профессии.

Прошло более года; страсти улеглись, и я думаю, что наши противники прочтут спокойно мои учтивые ответы на их немногие, очень немногие возражения.

Соединив, насколько было возможно, все сделан-

――――――――――

— 176 —
ные нам возражения, мы отвечаем теперь на них и повторяем то, что некогда писал Монтескье: ознакомившись с положением вещей, публика может судить сама.

Не знаю, отвоевали ли ее себе в этой достопамятной борьбе профессиональные военные, что, впрочем, было бы нисколько не удивительно, потому

――――――――――

¹) Мы не можем отказать себе в удовольствии привести несколько образчиков этих оскорблений. Наша работа оказалась «позором для общества», «грязным искажением», заслуживающим «только презрения и отвращения честных людей», «гнусной», «нелепой», «чудовищной выдумкой», заслуживающей «презрения, как всякая клевета». Автора величали «преступником», «педантом, рекламистом, хвастуном», говорили, что он, «как неспособный к военной службе, благодаря физическим недостаткам, не был солдатом», представляли его «пристрастным, лишенным чистосердечия». Эти грубые выражения появились в Bien public, 23 декабря, Dijon, в Courrier de Bayonne, 23; в Courrier du Centre, 25, Limoges; в Gil Blas, 1 февраля 1894, подписано С. des Perrieres; в Autorite, 9 февраля и в Courrier de la Champagne, 11, Reims, подписано A. de Batz; в Independant d’Epernay, 3, подписано H. Monfilleul; Pilori, 18 марта; в Voltaire, 2 февраля подписано G. Here и др.

²) Это «гнусные нападки, нездоровые измышления, достойные общественного презрения»; «пустая вспышка, темные инсинуации» и т. п. выражения, произнесенные полковником Ортусои в Armee de Reserve, 12 февраля; в Progres Militaire, 17 января и др.

— 177 —
что они так привыкли побеждать. Во всяком случае, генерал Юнг¹) ярко выделился в этом концерте вероятно по привычке к казарме. Из-под истощившегося светского лоска показался грубый солдат, что и подтвердило известную истину: как ни скрывай природу — она возьмет свое; а природа военного по профессии, не только жесткая, но даже прямо грубая.

В этом якобы ответе генерала Юнга есть, однако, перлы, ярко определяющие психическое состояние военного по ремеслу; некоторые из них мы, с разрешения читателя, постараемся оценить по достоинству.
„Г. Гамон прежде всего говорит о действии военного ремесла на духовное состояние своих членов. Он забывает рассказать о действии других профессий на духовное состояние их членов и в частности своей собственной (??). Человек, который только и делает, что спит, никогда не проснется..."
Генерал Юнг воспользовался предлогом своей

――――――――――

— 178 —
мнимой критики, чтобы написать апологию войны, апологию, где он говорит о «безжалостной борьбе миров в пространстве»...

Некоторым ¹) показалось проще оскорбить наш труд и обругать его автора не называя ни того ни другого.

Это прием полемики, лишенной всякой широты ума, подобная критика — вещь крайне печальная.

Многие из строгих порицателей наших высказали очень курьезные аргументы:
„Написано с полным незнанием предмета, превышающим все, что только можно себе вообразить. Это одна из книг наиболее искаженных, наиболее опасных, которые когда-либо писались об этом предмете, она фальшива и в высшей степени скучна. (Polibiblion март, A. de Ganniers).