§ 6. Культурная жизнь в Советской России 1920-х годов. Возникновение противоречий между интересами партии и авангардизмом в культуре

В 1920-е годы культурная жизни в Советской России была крайне хаотичной и неустойчивой. До 1922 г. наблюдалось значительное оживление в среде религиозных философов. По инициативе Н.А.Бердяева, в 1918 г. в Москве возникла Вольная академия духовной культуры с философско-гуманитарным факультетом, на котором работали такие известные люди, как С.Л.Франк, Вяч. Иванов, Андрей Белый, Ф.А.Степун. Ожило Психологическое общество при Московском университете, действовавшее под председательством Л.М.Лопатина, а затем И.А.Ильина. В 1921 г. при Петроградском университете восстановилось Философское общество, начавшее издание журнала "Мысль". В 1919 г. возникла и работала по 1924 г. Вольная Философская ассоциация (Вольфила), собравшая в Петрограде все лучшие интеллектуальные силы пореволюционной России. Вдохновителями и руководителями ассоциации являлись историк общественной мысли, литературный критик и публицист Р.В.Иванов-Разумник, известный поэт Андрей Белый, теоретик искусства Константин Эрберг и философ Аарон Штейнберг. Вольфила имела московское отделение и даже берлинское. Собрания, устраиваемые этой ассоциацией, привлекали сотни, порой более тысячи (!) слушателей. Доминирующими темами являлись вопросы о кризисе культуры, духовной революции, судьбе России. Среди самых многолюдных и оживленных вольфиловских заседаний следует назвать дискуссии о христианстве и иудаизме, о Герцене, Лаврове, декабристах, о Вл.Соловьеве и Ницше, о "пролетарской культуре", об Интернационале и утопии Кампанеллы "Город Солнца".

Ленин и большевистское руководство с тревогой следили за активной деятельностью философов. В 1922 г. Дзержинский приказал подготовить доклад о высылке идейно чуждой интеллигенции, который главный чекист должен был сделать на заседании ЦК РКП(б). Доклад был подготовлен. Судя по различным списками, для высылки было первоначально намечено более 170 человек. На каждого высылаемого заготавливались характеристики ГПУ, неблагонадежность ученых и мыслителей подтверждалась Наркомпросом. В середине августа 1922 г., начались повальные аресты, а затем высылка русских мыслителей, которая затянулась до конца года. Всего было отправлено за границу около 160 крупнейших представителей религиозной философии и науки, а в глубь страны выслано еще большее количество интеллигенции.

После высылки религиозных философов центр духовных исканий сосредоточился в весьма левых литературных и окололитературных группах. В Москве и Петрограде возникли многочисленные литературные кафе ("Стойло Пегаса", "Красный петух", "Домино" и др.), где левая интеллигенция читала художественные произведения, и манифесты, ведя горячие споры о новом искусстве и перспективах строительства пролетарской культуры. На какое-то время печатное слово отступило перед словом устным. В повсеместных дискуссиях стало вырисовываться различное понимание разными литературно-эстетическими направлениями задач "культурной революции" в России. Полемика в среде писателей, поэтов, художников, критиков, литературоведов определялась остро вставшей проблемой отношения к историческому культурному наследию, к универсальным принципам человеческого творчества и его традициям. Радикальные группы хотели отречься от всего отечественного и мирового культурного наследия и создать некую новую "пролетарскую культуру", подчиненную идеалам "мировой революции". Более трезвые, умеренные течения стремились сохранить живую связь с традиционными понятиями о литературе, искусстве, художественности, совмещая интересы художественной культуры с интересами советского режима.

На крайне левом фланге движения к "культурной революции" в 1920-х годах находился ЛЕФ - левый фронт искусства, образованный футуристами. Лефовцы объединялись вокруг журнала "Леф", издаваемого в 1923-24 гг. в Москве. Редактором его был Маяковский, ближайшими сотрудниками Асеев, Брик, Третьяков, Чужак. Цели этой группы определялись тем, чтобы сделать искусство практически ориентированным, отказаться от психологизма, от эстетически утонченной формы. Вместо живописи - фото, вместо художественной словесности - фактический очерк - таковы были представления лефовцев о новом "искусстве".

Эстафету ЛЕФа, как объединения радикальных пролетарских писателей и художников, приняла РАПП - Российская ассоциация пролетарских писателей, созданная в 1928 г. во время их Первого Всесоюзного съезда. В РАПП вошли такие известные литераторы, как Серафимович, Фадеев, Шолохов, Безыменский, Маяковский, Багрицкий. Во главе Ассоциации стояла группа идеологов пролетарской культуры, органом которых был журнал "На литературном посту" (отсюда их называли "напостовцы"). Среди ведущих критиков этого направления можно назвать Авербаха, Беспалова, Гроссмана, Рощина.

Идеологии, проповедуемой Пролеткультом, Лефом, Раппом, грозившей уничтожением вообще художественной культуры, противостояли такие крупные писатели, как Валентин Катаев, Борис Пильняк, Сергей Клычков, Сергей Есенин, Осип Мандельштам, Михаил Пришвин, Максимилиан Волошин и другие. Умеренные деятели культуры обращались в ЦК РКП (б), предостерегая, что тон таких журналов, как "На посту", и их позиция, выдаваемые за мнение компартии, не достойны ни литературы, ни революции и деморализуют писательские и читательские массы. Позицию умеренных выражал журнал "Красная новь", стремившийся отстоять сферу искусства, как специфическую область человеческого духа и особого способа познания мира.

Вполне понятно, что в условиях быстро оформляющегося тоталитарного режима последнее слово в литературно-эстетических спорах оставалось за партийно-государственным руководством. На первых порах революционного процесса партию, озабоченную борьбой с духовными и культурными устоями старой России, устраивал левый экстремизм идеологов Пролеткульта, подобных Маяковскому, писавшему тогда:

найдете - и к стенке.

А Рафаэля забыли?

Забыли Растрелли вы?

Время

пулям

Стодюймовками глоток старье расстреливай!

...Выстроили пушки на опушке,

Глухи к белогвардейской ласке.

А почему

не атакован Пушкин?

После победы в гражданской войне и политического укрепления нового строя, партию уже перестали устраивать левые радикалы от Пролеткульта. Партийно-государственное руководство было недовольно хаосом в культурной жизни, непонятностью широким массам авангардистских экспериментов, ожесточенной борьбой различных литературно-эстетических направлений. Партийная линия в области культурной политики, хотя и была направлена на революционные изменения, но в то же время предполагала создание общепонятной, доступной народу официальной культуры, которая бы воспитывала массы в духе коммунистической идеологии. Бунтарский авангард, родившийся в дореволюционной России в процессе борьбы с классическими традициями, не соответствовал партийным задачам в области культурного строительства. Этим задачам гораздо более отвечала модель сравнительно консервативной и достаточно управляемой культуры, способной языком общепонятных классических форм воспевать идеалы коммунистических преобразований. В силу такого рода причин ЦК партии в письме "О пролеткультах" (1920 г.) подверг критике крайне левые направления, за их отрицательное отношение к культурному наследию, отталкивающему массы от новой культуры. 9 мая 1924 г. отдел печати ЦК РКП (б) провел совещание по теме "О политике партии в художественной литературе". Совещание показало, что представители РАПП были явно левее партии в вопросах культурного строительства. Своим требованием максимально политизировать, идеологизировать литературу и искусство рапповцы угрожали если не вообще уничтожением этих областей культурного творчества, то по крайней мере ослаблением их социального значения, как мощных своей художественной силой средств идеологического воздействия. Партия, которой нужно было не столько новое искусство, сколько искусство выразительное, понятное и убедительное для масс, оказывалась умереннее и мудрее рапповцев. На совещании 9 мая 1924 г. критика напостовцев со стороны представителей "Красной нови" была поддержана видными руководителями РКП (б). В частности, Троцкий сказал, что нельзя создать пролетарскую культуру лабораторным, кружковым путем или на фабриках пролетарской литературы, ¹ Луначарский подчеркивал: "нельзя ставить вопрос о литературной политике не считаясь с особыми законами художества", а Бухарин иронически поинтересовался у левых "какое дворянское политбюро давало директивы Пушкину, когда он писал стихи?" ²

Итак, оказавшись левее партии в вопросах культурной политики, пролеткультовские литературно-эстетические группировки были обречены на поражение, а лояльные новой власти остатки художественной интеллигенции, стремившейся спасти культуру, могли рассчитывать на партийно-государственное покровительство.

Глава вторая. ПОЛОЖЕНИЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИ И ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ
§ 1. Отношение Церкви к революционным событиям, Поместный Собор 1917--1918 гг., личность Патриарха Тихона

Кризис церковной жизни, ясно обнаружившийся к началу ХХ века, вызывал тревогу со стороны многих священнослужителей и представителей православной интеллигенции. Значительная часть православного духовенства и церковной общественности стремилась исправить исторические нестроения через возврат канонических норм бытия Церкви и патриаршества, через утверждение соборности церковного управления и большей духовно-нравственной свободы церковной жизни. Необходимость подготовки созыва церковного Собора, призванного способствовать духовному оживлению русского Православия, была осознана, как мы знаем, и светскими, и церковными властями. 6 марта 1906 г. начало работу Предсоборное присутствие, в задачу которого входила выработка программы предстоящего Собора и богословская разработка вопросов, подлежащих обсуждению. 8 февраля 1912 г. при Святейшем Синоде было учреждено Предсоборное совещание для обсуждения и согласования предложений различных отделов Предсоборного присутствия. Но начало мировой войны прервало эту подготовительную предсоборную работу и февральский переворот руководство Русской Церкви, священство, широкие слои православного населения страны встретили в состоянии внутреннего кризиса, расслабленности мысли и воли.

После отречения Государя императора от престола 2 (15) марта 1917 г., в пользу своего брата Великого князя Михаила Александровича, Синод отказал в просьбе обер-прокурора Н.П.Раева разослать воззвание к народу поддержать царя. Напротив, члены Синода приветствовали решение Михаила отречься в свою очередь в пользу Временного правительства и Учредительного собрания и поспешили вынести из зала синодальных заседаний царский трон. После же отказа от престола Михаила Александровича 9 (23) марта, Синод опубликовал более чем странный с православной точки зрения документ.

"Свершилась воля Божия, - говорилось в Обращении Синода, - Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути.

Возлюбленные чада святой Православной Церкви!

Временное Правительство вступило в управление страной в тяжкую историческую минуту: Враг еще стоит на нашей земле, и славной нашей армии предстоят в ближайшем будущем великие усилия. В такое время все верные сыны Родины должны проникнуться общим воодушевлением...

Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского Правительства, да даст ему силу, крепость и мудрость, а подчиненных ему сынов Великой Российской Державы да управит на путь братской любви, славной защиты Родины от врага и безмятежного мирного ея устроения" ¹ .

Это сугубо конъюнктурное синодальное обращение было полностью лишено собственно церковной духовной осмысленности и высоты и даже имело явно кощунственную для православных, верных монархии людей первую фразу, оправдывающую заговорщический переворот ссылкой на "волю Божию". Такого рода воззвание только усилило растерянность в православных кругах русского общества, ибо не внесло никакой ясности в восприятие происходящего, обошло молчанием арест императорской семьи, кровавые бесчинства солдат и игнорировало церковно-национальное значение низвержения с престола Помазанника Божия.

Социальная обстановка после падения монархии, с одной стороны, характеризовалась духовной сумятицей и бесцеремонным вмешательством Временного правительства в лице нового обер-прокурора Синода В.Н.Львова в церковные дела. Надо сказать, что Львов являл собой крайне поверхностного, чуждого Православию либерального демагога, который устраивал глупые скандалы с архиереями и занимался измышлением мертворожденных проектов "церковной реформации" под лозунгом "свободная Церковь в свободном государстве". В этой реформаторской суете Львову вызвались помогать протопресвитер Г.Шавельский и молодой профессор-историк Петербургской Духовной академии Б.В.Титлинов. Известные исследователи истории Русской Церкви в ХХ веке характеризуют Титлинова как западника, не переносящего "варварских нравов" русского духовенства, предлагавшего в качестве панацеи от всех зол "демократические реформы", в силу которых он сам не верил, то есть, в конечном счете, как холодного и ограниченного рационалиста, способного говорить громкие слова о "новой эре", но лишенного даже искры всякого живого религиозного чувства ¹ .

С другой стороны, резкое возрастание общей свободы гражданской самодеятельности проявилось и в бурной активизации церковной общественности. Стали появляться многочисленные новые союзы духовенства и мирян, повсеместно проводились церковно-общественные собрания, начали выходить в свет новые православные периодические издания. 1-7 июня 1917 г. в Москве состоялся Всероссийский съезд мирян и духовенства, собравший до 8000 делегатов со всех епархий. На съезде были подняты многие вопросы церковно-общественной жизни, обсуждение которых продолжилось на Соборе.

Поместный Собор Православной Российской Церкви открылся торжественным богослужением в Успенском Соборе Московского Кремля в праздник Успения Пресвятой Богородицы 15 (29) августа 1917 г. Собор состоял из 564 членов, среди которых было 299 мирян. Он продолжал свою деятельность более года, проводя наиболее важные и торжественные заседания в храме Христа-Спасителя. 30 октября (12 ноября) 1917 г. Собор принял решение о восстановлении патриаршества. 6(19) ноября по жребию митрополит Тихон был избран Патриархом Московским и всея России. 21 ноября (4 декабря) в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы состоялась торжественное посвящение (интронизация) Тихона в сан Патриарха в Успенском соборе Московского Кремля.

Патриарх Тихон ( в миру Василий Иванович Беллавин) родился 19 января 1865 г. в городе Торопце Псковской губернии, где отец его всю жизнь прослужил священником. После окончания Псковской Духовной семинарии и Санкт-Петребургской Духовной академии Василий Беллавин получил назначение в Псковскую семинарию для преподавания сначала французского языка, а затем догматического, нравственного и основного богословия. В 1891 г. молодой преподаватель принял монашеский постриг с именем Тихон в честь святителя Тихона Задонского. В 1898 году, посвященный к тому времени в сан епископа, будущий патриарх был назначен епископом Алеутским и Аляскинским. 8 лет он нес миссионерское служение. В начале 1905 года Тихон был возведен в сан архиепископа и в 1907 г. возвращен в Россию на кафедру Ярославскую и Ростовскую. Архипастырское служение Тихона на этой древней кафедре отличалось теплым отеческим попечением о монастырях, священниках и мирянах, вхождением архиерея во все подробности приходской жизни, беспримерной доступности его для всех, кто нуждался в его внимании.

В декабре 1913 г. Тихон был переведен на кафедру архиепископов Литовских. Находясь на служении в Вильно он числился почетным членом местного отделения Союза Русского Народа. В связи с события мировой войны Тихон вынужден был перебраться в Петроград, где он и встретил февральский переворот. В первые дни Февральской революции архиепископ Виленский оказался в числе иерархов, подписавших цитированное нами ранее обращение Синода, в котором одобрялось свержение императора. В июле 1917 г. Тихон был избран митрополитом Московским и Коломенским.

Давая характеристику личности вновь избранного патриарха всея России, авторы новейшей истории Русской Церкви заключают:

"Фигура в целом положительная, он однако, как и большинство современных ему собратьев, не относился к числу патриотических приверженцев Царского Престола, что, собственно, и выразилось не только в приветствии Февральской революции, но и в дальнейшей политической непоследовательности, отрицательно сказавшейся в его высоком Патриаршем служении. Вместе с тем, в воспоминаниях современников Святитель Тихон... остался прежде всего как пастырь, горячо любивший свое стадо... Он не был известен как ученый Богослов или церковный публицист, однако в своей жизни и служении он сумел воплотить высокие евангельские примеры и апостольские наставления, проявляя при этом широту Богословского мышления. И потому его живое свидетельство веры заняло достойное место в сокровищнице русской духовности. А его простое и сердечное слово всегда доходило до глубин человеческой души. Поднимаясь по иерархическим ступеням, он неизменно оставался верен духу соборности, при каждом своем действии внимательно прислушиваясь к голосу Церкви. Любому человеку, тем более находящемуся на ответственном служении, практически невозможно избежать ошибок. Случались они и у Патриарха Тихона. Однако, оценивая свои поступки сознанием церковным, он находил смирение и мужество признавать их и исправлять ошибки... В его внешнем облике удивительно сочетались простота и величественность. Несмотря на почти семь десятилетий замалчиваний и клеветы, в народной памяти он сохранился как один из любимейших русских первосвятителей" ¹ .
§ 2. Гонения на Православие после большевистского переворота, сопротивление руководства Церкви и церковного народа богоборческой власти

Большевистский переворот радикально изменил ситуацию в стране. Агрессивный, идеологически обоснованный и последовательный атеизм большевистского государства поставил Русскую Церковь перед ранее невиданным врагом внутри самой России. Врагом, который поднял на борьбу с Православием все антиправославные стихии, накопившиеся в российской жизни. Врагом, который, стал претендовать на полное овладение верою, умом и душой человеческими и на создание совершенно нового, полностью обезбоженного "партийного", "советского" человека.

В этом отношении идеология большевиков, как мы уже ранее замечали, имела много общих черт с вероисповеданиями антихристианских сектантов. М. Агурский справедливо говорит о глубоких религиозно-нигилистических корнях большевистского мировоззрения и о его типологическом сходстве с радикальным дореволюционным сектантством. "Массовое движение религиозного нигилизма, - пишет Агурский, - подрывало основы дореволюционного строя и сыграло выдающуюся роль в революции 1917 г., как в Феврале, так и в Октябре. Религиозный нигилизм сектантов и большевизм быстро обнаружили общность интересов, несмотря на кажущуюся противоположность. Она прежде всего проявилась в стремлении к полному разрушению старого мира и к замене его новым мессианским центром Земли. Большевики вряд ли сознавали, какого союзника имеют они на своей стороне.

Рассматривая поддержку большевиков радикальными сектантами, нельзя обойти молчанием и их поддержку другими сектами, не отличающимися религиозным нигилизмом, как, например баптистами, евангелистами, адвентистами Седьмого дня. Последние, например, считали, что на Ленине почиет благодать Божия...

Гонения на Церковь, начавшиеся после Октября, нельзя списывать на одних лишь большевиков, которые были их инициаторами. В них проявлялась также долго сдерживаемая ненависть сектантской России к Православию" ¹ .

Русская Церковь оказалась далеко не готовой к решительному отражению натиска антиправославной стихии. Поместный Собор 1917-1918 гг., хотя и восстановил патриаршество, подведя итог более чем 200-летнему синодальному периоду, не мог предусмотреть коренное изменение социально-политических обстоятельств бытия Русской Церкви и заложить крепкую основу ее дальнейшему существованию. Деятельность собора была пресечена Октябрьской революцией, процесс истинного обновления русского православия оказался остановлен в самом начале и патриаршая Церковь попала в несравненно худшие внешние условия, чем были условия синодального периода.

Сразу же после прихода к власти большевики начали организацию борьбы с Церковью. Стремясь оторвать от нее молодое поколение, они поощряли всякого рода хулиганские бесчинства морально разложившихся элементов и подростков в дни православных праздников. Эти безобразия, получившие названия "Красная пасха" или "Красное рождество", сопровождались пародированием богослужения, осквернением икон, нападениями на крестные ходы. После создания в 1918 г. Российского коммунистического союза молодежи, партия стала более организованно руководить движением молодых безбожников. В конце 1921 г. в Москве появилась газета "Безбожник", а в апреле 1925 г. на съезде сторонников этой газеты был образован Союз воинствующих безбожников. Во главе этого союза стоял Центральный совет, которым много лет бессменно руководил циничный деятель Емельян Ярославский (М.И. Губельман).

12 июня 1922 г. советское правительство ввело принцип регистрации всех религиозных обществ, ставя их вне закона без такого рода регистрации, обусловливаемой определенными политическими требованиями. Понимая, что борьба с Православием в России требует времени и больших усилий, коммунистические правители брали курс на последовательное вытеснение Церкви из всех сфер общественной и культурной жизни, на поэтапное закрытие храмов и монастырей, что должно было привести к омертвлению в стране церковного духа и его окончательному угасанию.

Служители Церкви отдавали ясный отчет в роковом для судеб Православия мистически темном, богоборческом существе духа большевистского государства. Уже в январе 1918 г., в знак протеста против жестокого большевистского насилия и глумления на церковными святынями, по всей стране с благословения Патриарха двинулись крестные ходы, в которые войска отказывались стрелять и которые основательно напугали новые властителей, еще не успевших создать аппарат тоталитарной диктатуры. Интересно заметить, что епископ Тобольский Гермоген, вопреки угрозам большевистских начальников, возглавил крестный ход в Тобольске. Громадные толпы народа собрались возле стен Тобольского Кремля у дома, где в заточении находилось царское семейство. Со стены люди могли видеть в окнах лица Государя, Государыни, Царевен и Цесаревича. Владыка Гермоген, остановивший крестный ход напротив царских окон, подошел к краю стены, высоко поднял крест и благословил будущих священномучеников.

19 января 1918 г. Патриарх Тихон подписал свое послание, в котором призвал православных к активному сопротивлению большевикам, как богоборческой власти. Патриарх предавал анафеме творцов беззакония и призывал верующих стать на защиту оскорбляемой и угнетаемой Церкви. Послание намечало программу действия для клириков и мирян, посредством отказа от сотрудничества с новым режимом, путем организованного сопротивления богоборческим усилиям новой власти. Однако конечная цель православного противостояния большевикам - восстановление законной царской власти, в соответствии со священной, утвержденной на Великом Московском Соборе 1613 г. Грамотой - в Послании отсутствовала ¹.

То, что Церковь более решительно не возглавила сопротивление большевикам и не подняла народ на защиту Веры, Царя и Отечества, думается, достаточно понятно из рассмотрения особенностей церковной жизни перед революцией. Однако весьма глубоким и исторически значительным обстоятельством того времени явилась патриотическая позиция Патриарха по вопросу о Брестском мире, осуждение им расстрела царя и большевистского террора. В годовщину Октябрьской революции Патриарх обратился к Совету Народных Комиссаров с обличением, где говорил следующее:

"Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мировой революции.

Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселений, ареста, расстрела... Бесчеловечная казнь отягощается для Православных лишением последнего предсмертного утешения - напутствия Св. Тайнами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения".

Вскоре после распространения Послания Патриарх был подвергнут домашнему аресту. Только в следующем году, после неоднократных ходатайств и поручительства членов Священного Синода большевики предоставили Патриарху свободу.

Период 1919-1920 гг. стал для Церкви временем новых испытаний. С начала 1919 г. большевики стали активно закрывать монастыри, национализировать церковное имущество, начали кампанию по вскрытию мощей. До осени 1920 г. было вскрыто 63 раки с мощами, а к концу этого же года закрыто 673 монастыря. Завершилась национализация церковного имущества.

Для решающего удара по Церкви большевики использовали ситуацию голода, разразившегося в результате безрассудной коммунистической политики и охватившего к концу 1921 г. 23,2 млн. человек в Среднем и Нижнем Поволжье. Хотя руководство Церкви стремилось оказать посильную помощь голодающим, большевистскую власть не устраивало добровольное участие клира и православной общественности в борьбе с голодом. 23 февраля 1922 г. ВЦИК издал постановление о принудительном изъятии всех без исключения церковных ценностей в пользу голодающих. Этот шаг был нужен коммунистам для того, чтобы лишить храмы их литургических святынь, без которых было бы невозможно совершать Богослужение. Патриарх решительно воспротивился этой святотатственной акции. В ряде мест произошли столкновения верующих с изымателями церковных святынь. Власти, воспользовавшись этими событиями, начали репрессии против участников волнений и священнослужителей. До середины лета 1922 г. власти организовали по делам об изъятии церковных ценностей 55 трибуналов и привлекли к ответственности 732 человека. Над церковным руководством вновь нависло обвинение в контрреволюционной деятельности. На судебном процессе в Москве в качестве свидетеля фигурировал Патриарх Тихон. В итоге судилища 11 человек было приговорено к расстрелу. А самого Патриарха было решено привлечь к уголовной ответственности. 19 мая он под охраной был заточен в Донском монастыре.

Самый крупный процесс по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей состоялся летом 1922 г. в Петрограде, где произошли массовые волнения. Власти обвинили в организации беспорядков митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина, профессора Ю.П.Новицкого и десять других клириков и мирян. Главным обвинителем организаторы процесса выдвинули будущего лидера обновленческого движения священника А.Введенского, но на суде Введенский выступить не мог по мнимой или действительной болезни. По приговору трибунала, митр. Вениамин, архимандрит Сергий, профессор Ю.П. Новицкий и И.М.Кошаров были расстреляны в ночь с 12 на 13 августа.

Давление на православных священнослужителей и мирян со стороны большевистской партии возрастало и в связи с непримиримой позицией, занятой по отношению к советской власти руководством Русской Церкви за рубежом. Следует напомнить, что по инициативе Временного Церковного Управления в Сремских Карловцах в Югославии был созван 5 декабря 1921 г. Первый Русский Всезаграничный Собор, большая часть которого приняла "Обращение к Православным Русским беженцам за границей" антибольшевисткого и монархического характера. Советские власти заставили Патриарха Тихона подписать заявление с осуждение Карловацкого Собора, что полагало начало превращению Русской Церкви в узко ритуальное политически зависимое от атеистического государства учреждение, лишенное деятельного традиционного духа, активного нравственного сознания и влияния на общественную жизнь.

25 марта (7 апреля) 1925 г. Патриарх Тихон скончался, оставив православным завещание примириться с советской властью, в подлинности которого историки сомневаются. 30 марта Первосвятитель был погребен в Донском монастыре. Пять дней верующие люди непрерывным потоком шли сюда прощаться с Патриархом. Но после смерти его церковные нестроения приобрели еще большую остроту. На основании предсмертного послания Патриарха Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий стал строить политику дальнейших уступок властям, поведшую по пути ослабления духовно-нравственной самостоятельности Церкви. Во внутрицерковной жизни же стал разрастаться раскол, начатый "обновленцами".