« Господь меня разумеет, а я умолкаю». (Сервантес Мигель де Сааведра. Сс в 5 тт. Т. М., 1961. С. 14.)
жүктеу/скачать 1.65 Mb.
|
| Рецепт демьяновой ухи, где и лещик, и стерляди кусочек, и потроха неизвестно какой рыбы.
Сказка о человеке, который всё понимал буквально. «Новые арабские сказки». Это хуже, чем сумасшедший дом, это дом сумасшедших. В сумасшедшем присмотр, санитары, а здесь каждый во что горазд. Кремация рукописи. Орнамент повторений. Неконгруэнтно. В голове не укладывается. 180º ― и вперёд! Масштаб события определяется глубиной осмысления и художественностью изображения. Убежавшее молоко может стать большим событием, чем пожар в театре. Понимать молча. Русский Тарзан (я в буреломе). «Из тебя ничего не выйдет. Что бы ты ни делал, из тебя ничего не выйдет. Тебе доступны мысли самых великих поэтов, самых проникновенных прозаиков; но хотя и считается, что понимать другого — значит быть равным ему, ты рядом с ними подобен карлику рядом с великаном. Ты работаешь каждый день. Ты принимаешь жизнь всерьез. Ты пламенно веришь в искусство. Ты умеренно наслаждаешься любовью. Но из тебя ничего не выйдет. Тебе не приходится думать ни о деньгах, ни о хлебе. Ты свободен, и время тебе принадлежит. Тебе надо только хотеть. Но тебе не хватает силы. Из тебя ничего не выйдет. Плачь, выходи из себя, — падай духом, надейся, разочаровывайся, возвращайся к своим обязанностям, кати в гору свой камень, — из тебя ничего не выйдет. У тебя голова странной формы, будто ее высекли размашистыми движениями резца, как голову гения. Твое чело сияет, как чело Сократа. Строением черепа ты напоминаешь Наполеона, Кромвеля и многих других, и все-таки из тебя ничего не выйдет. К чему же эта растрата благих намерений и счастливых дарований, если из тебя ничего не должно выйти? Где та планета, где тот мир, то божественное лоно, где та новая жизнь, в которой ты будешь числиться живым среди живых, где тебе будут завидовать, где живущие будут тебе низко кланяться и где ты будешь представлять собой что-то?» (Жюль Ренар, «Дневник».) Настоящий шишкинский лес. Затромбирован участок мозга, отвечающий за любовь. Вегетарианские чувства. Жить ни для чего. Верность: сперва от любви, потом от разума, наконец, от порядочности. Тупики Вселенной. (И.Бродский) Заложить фундамент для храма и построить коровник. (н. м.) Соединить несоединимое. За двадцатью двумя зайцами. Точка безразличия. Контур будущего. (н. м.) «Видел у оценщиков на аукционе коллекцию платья XVIII века: цвета — «серый» и «голубиное горло», «розовый дождь», «кака дофина», наконец, цвет опаловая безнадежность и брюшко блохи в приступе молочной лихорадки, — во всем этом множество тонких отливов, веселых и приятных глазу, игривых, певучих, кокетливых, радостных. Мир с самого момента его основания никогда не испытывал необходимости одеваться в черное, постоянно носить траур. Это изобретение XIX века. А XVIII век бегал пальцами по всей гамме цветов, вверх и вниз; он облачался в солнце, в весну, в цветы, он предавался игре жизни среди безумства красок. Одежда смеялась еще издалека, ее смех опережал смех человека. — Важный симптом того, что мир очень стар и очень печален и что очень многое ушло без возврата». (Эдмон и Жюль де Гонкур. Дневник. Записки о литературной жизни. Избранные страницы. В 2 тт. Т. 1.М. 1964. С. 135.) Птичье молоко, превратившееся в простоквашу. (Н.) Вдохновляющий собеседник. Игра в непонимание. Дама с собачкой и газовым пистолетом. Генетически тупиковая ветвь, которой я начало. «Избавь, Господь, от будущей жизни, дай спокойно дожить в этой!» Так бы я молился, когда б не знал, что будущей жизни нет, что и эту спокойно не доживу. Полукондитерское изделие. Всеприсутствие тебя. Периодика (менопаузы). Памятник Пушкину на Пушкинской улице. Не Пушкину ― постаменту. Пушкин — вроде мухи на нём. Классика диспропорций, весёлая жуть. Так растут. Всё это блажь, перегрев. Забить местечко в раю. Управлять настроением нельзя, только поступками. Старуха, похожая на зимний букет. Навороченная сказка. Искать не смысл, но способ и образ жизни. Осадки в виде девичьих слёз. Одиночество пьянит, но как-то уж слишком. Человек зрящий. Боязнь потерять тебя в себе. Цветаева как укор: такая огромность. Откладываю, задумываюсь, снова читаю. Тут мало быть талантливым. Огромность даётся природой, условиями, воспитанием. Редкое сочетание. В каждый уголок не заглянешь ― а хотелось бы. «Божественное всеведение» увлекает масштабом: пытаюсь понять, что значит «знать всё», ― и не понимаю. Всё ― бесконечность всего что было, есть, будет. Но надо ещё понимать... — ещё бесконечность. К тому же всякое знание ― момент, остановка. Понял ― опять остановка. Знать и понять даже простое ― сосредоточиться, забыть остальное. Две сияющие ладошки. Раздвинуть назначенные пределы. Малая драматургия: на губах, для себя. Два электронных голубка — навстречу друг другу. Позитивный смысл деятельности — делать недоступное доступным. Оттого что кучка альпинистов покорила вершину, вершина не стала доступней. А вот ситуацию, по опыту знакомую многим, лирическое стихотворение сделало доступней. Эхо вчерашней боли. Годы отредактировали меня... не лучшим образом. Чувствую себя Синдбадом, сбросившим с закорок проклятого старика. Стихам Бодлера недостаёт воздуха, предметы громоздятся, теснят друг друга. Совсем как в ящике моего письменного стола. На бога надейся, а панангин пей. Просто не хочу путаться под ногами. Полуотношения. Песок в голосе. (н. м.) Всё измеряется последствиями. Завоёвывать женские сердца и прочие органы. Выражение лица №5. Прощать, смотреть сквозь пальцы, не обращать внимания, махнуть рукой и, если найдутся ещё синонимы, — туда же! Вот как я теперь смотрю и думаю. Так потянулся, что чуть не взлетел. «Попробуйте стать совершенно на уровень с народом, он станет презирать вас». (Толстой Л.Н. СС в 22 тт. Т. 21. М. 1985. С. 38.) Продукт жизнедеятельности (о чём-то неудавшемся). Грех самоповторений. Любовь вообще затратна. «Гречанка верная! не плачь, ― он пал героем...» Да, героем. В освободительной войне против турок. «Сама ему пред первым боем назначила кровавый чести путь». Назначила, но отчего не поплакать? Это как: «Тише, Танечка, не плачь!» Обе плачут, обеих можно понять. Проснуться с припоминанием. Уход из языка. Дайте человеку высказаться. Может, он успокоится и никогда больше не заговорит. Потрафлять инстинктам. Исчезать или уж очень наследив, или бесследно. «Великий средневековый сюжет в простом и чистом виде поистине поразителен. Тангейзер, благородный рыцарь, совершил ужасный грех, отрезавший его от братства обычных грешников. Он стал возлюбленным самой Венеры, воплощающей языческую чувственность. Покинув грот греха и выйдя на свет солнца, он отправился в Рим, чтобы спросить Папу, может ли такой, как он, покаяться и спастись. Папа ответил, что всему есть пределы. Он сказал, что человек, столь страшно отторгший себя от добрых христиан, не может возродиться, как не может покрыться листвой отрубленная ветка. Тангейзер ушел, скорбя, в пещеры вечной гибели, а Папа посмотрел на свой посох и увидел листья. У Вагнера, насколько я помню, рыцарь возвращается в Рим и кается снова. Если это не испорченный сюжет, я не знаю, что значит «портить». (Г.Честертон, эссе «Хорошие сюжеты, испорченные великими писателями».) Сухари в обувной коробке. Полное собрание советов на все случаи жизни. Не я такой, жизнь такая. Что-нибудь посущественней слов. (н. м.) В XVIII веке первое слово письма называли «починным». Говорю ― как через фильтровальную бумагу. Из всех досад досаднейшая. «...Мой ум подобен потоку, который мчится, бесполезный, никому не ведомый, там, где мельница еще не поставлена. Да, это так, я еще не нашел своей мельницы. Да и найду ли когда-нибудь?» <...> «Запись, заметка для меня нечто безнадежно мертвое, чем я при всем своем желании не могу пользоваться». (Жюль Ренар, «Дневник».) Мужские оправдания и должны быть жалкими. Крупяная моль в продуктовом шкафу. Фарфаллярий. (Н.) «...Земля — центр притяжения моего тела, Небо — центр притяжения души...» (Джон Донн. По ком звонит колокол. М. 2004. С. 42.) Сколько там до конца света осталось? Украшать чьи-то ночи. Ложь округлений. Ей всё надо объяснять на молекулярном уровне. В диккенсовских «Больших надеждах» (?) старухе боятся сказать о смерти ровесницы, бывшей подруги. Когда всё-таки говорят, старуха выслушивает равнодушно. Людей будущего не будет. «Как жаль, что тем, чем стало для меня твоё существование, не стало моё существованье для тебя». (И.Бродский, «Postscriptum»)
Уполовинить. Писано плебеем для плебеев. О наведении порядка: водворить каждую молекулу на своё место. Окончательный конец. Порядок на порядок выше моего. Клей в горле. Сверхкраткость, рассчитанная на сверхпонятливость. Туманного происхождения. К ней надо подходить с подветренной стороны. Сошлось как в пасьянсе — только худшим образом. Досматривать жизнь. Что такое нормальная жизнь, никто не знает, ни на каких скрижалях это не начертано. По-моему, всё, что происходит, и есть нормальное. Обмыть зонтик. Три равноправных онтологических статуса: фантазия, галлюцинация, материя. Придуманное, кажущееся, объективно существующее. Летучая голландка. Консервация интеллектуального и духовного опыта. Душа и тело в сборе. Километровая баллада. Крыжовенное — любимое варенье Пушкина. Она делает не думая то, что я делаю подумав, а получается то же самое. Пшик-модерн. Умеет считать до ста. Что бывают другие числа, ей не сказали. Жизнь так устроена, что на гайку А8 приходится болт А7. Вся жизнь — поиски другого болта или гайки. Склонность к крайним решениям. Парадигму христианской догматики Толстой так и не преодолел, что требовать от других? Полное издание дневников Гонкуров (Монако, 1956) включает 22 тома. Походная кафедра. (н. м.) Вижу, как рушатся связи — друзей, любовников, любящих. Раздвигаются кристаллы, когда-то спаянные в монолит: отпал один, отъехал другой; ещё чудится контур, но и он расплывается; уже и контура нет, отдельные кристаллы и кристаллики плывут кому куда вздумается, и никому ни до кого нет дела. Я и без ростомера чувствую, как вырос за эти годы, и знаю, кому обязан. Просеивать жизнь. Безобманная примета. (н. м.) Перед каждым два пути: познать свою общность с другими; познать свою особенность. Кому не нужен я, тот и мне не нужен. Цвета печали. Ифрит и есть ифрит, что с него взять? Нелепость, какую не перелепишь. Сперва оголялись в кино, теперь на сцене. Драматический театр стал театром анатомическим. Монашеская учёность. (н. м.) На нью-йоркской бирже я резко упал в цене. Перед красотой я бессилен. Барометрическая восприимчивость к внешним давлениям. (н. м.) Из воспоминаний В.Шкловского: «Критик Лежнев (ныне покойный), который ведал отделом литературы и искусства, статью очень похвалил и при мне начал править. Долго правил. Перечел и сказал: «Так. Теперь получилось говно. Но это еще не то говно, которое нам нужно». И продолжал править». Весь в мыле, притом хозяйственном. У коня потник — у меня футболка. Дети Броуна. Вместо «Как я провёл лето» — «Как лето провело меня». Полудождик. Когда главное содержание письма само письмо. Рай я представляю в виде Центрального парка культуры и отдыха в воскресный день. Путаются друг у друга под ногами, высматривают скамейки, едят мороженое. Некоторые загорают, не обращая внимания на таблички, другие сидят у воды. Играет музыка. Заархивированные воспоминания. Бог за всё берётся и не ничего доводит до конца. Смежный вопрос. Тертуллиан был умный человек: «Верую, потому что нелепо». Я не верую в нелепое, просто знаю, что оно существует — на каждом шагу. Нелепые планы, нелепые фантазии, нелепые предметы. Есть шутки, моделирующие нелепость, вроде ночного горшка с ручкой внутри. Родина забытая и забывшая. На излёте лет. Слово «Ой!» — от которого иногда легче, иногда нет. Но денег источник таинственно скрыт. И я — в роли успокоительного. Невыразительный день. Утром — утренней любовью, днём — дневной, вечером — вечерней. Ночью... на правом боку, к стенке и — сплю. Мировоззрение должно складываться в нас самих, интегрируя наш собственный опыт. Ту же мысль встречаю в нобелевской речи Бродского: «Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит прежде всего в том, чтоб прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается. Было бы досадно израсходовать этот единственный шанс на повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию — тем более обидно, что глашатаи исторической необходимости, по чьему наущению человек на тавтологию эту готов согласиться, в гроб с ним вместе не лягут и спасибо не скажут». Орнаментальности. Без художественных потрясений. Закусыванье губ. Сам не пойму своего устройства. Я не максималист, но между «всё» и «ничего» есть движок; подвинем его ближе к «всё». Правда. Пусть даже в таком слабом растворе. Никакими килограммами анальгина эту боль не унять. Без хора плакальщиц не обошлось. Кислый быт. Когда я думаю о тебе, я разглаживаюсь. Я не мизантроп, просто мало что способно задержать взгляд. Бродский талантлив, но, за исключением нескольких стихотворений, ненужно усложненён. Я люблю простое. Скажу иначе: глубокое, но кажущееся простым. Мнимо доступное. Парадоксальное. На крыльях любви далеко не улетишь. Кстати, об эскимосках. И здесь вопрос о жанре. Что письмо и что записка? Только ли размером отличаются они или есть особый «дух записок» — динамичный, несколько фамильярный? Во времена Людовика XVIII и Карла X к светской записке предъявлялось требование блеска, остроумия. Это были маленькие стилистические шедевры. Так всё-таки — жанр или не жанр? На академическом уровне вопрос не решён, даже не поставлен; в собраниях сочинений записки помещают в разделе писем. Сон мой теперь убитый комарик. Крики детей, похожие на крики птиц. (н. м.) Не помогут ни верёвочная лестница, ни потайной фонарь. Свои надежды я завернул в белую простыню и зарыл. «Станет ли у меня духу сказать вам, что я думаю? Я думаю кое-что такое, о чём можно только думать». (Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М., 1982. С. 253.) Электронно-эзотерическая связь. Кислая шутка. «Гения чистой красоты» Пушкин заимствовал у Жуковского («Лалла Рук»). Но у Жуковского: «гений чистый красоты» — «чистый гений», у Пушкина — «чистая красота». Пушкинский образ глубже. По существу он заимствовал не стихотворную строку, а художественный материал. Притяжение взгляда. Грязное пятно на полотне дня. «Разящая геометрия снарядов». (статья Маяковского «Солдатская шрапнель», 1914 г.) Придуманное — такое же настоящее, просто формат другой. Третий онтологический статус — кажущееся. Всего их три: материально существующее, придуманное, кажущееся. Вот клавиатура, на ней я пишу. Существует? Существует. Существует и серафим шестикрылый (был бы восьми-, тоже существовал бы). Галлюцинация пэтэушника, надышавшегося клея, тоже существует. Всё существует, ничто ничего не достоверней, все формы жизни равноценны. Гонкуры, духовные сиамиты. Слово исцеляющее. (н. м.) Не я смотрю правде в глаза: сама заглядывает. Мыльные пузыри фантазии. Если я каким-то чудом (а чудес, как известно, не бывает)... Так выбивают табуретку на виселице. Классическая постановка классического вопроса: «Почему существующее существует?» (н. м.). Моль в кошельке. Город, где люди быстро изнашиваются. (н. м.) Где-то можно гоняться за дешевизной, где-то нельзя. Жизнь, ускользающая из рук. Бульварная литература всегда влекла простолюдинов. Противостоять этому в 30-е годы пытался Маршак... — бесполезно. Классика — во все времена для избранных. «Чувствовать, как у тебя рождаются идеи, очень интересно, но безопасно лишь в том случае, если их рождается так много, что не придаешь им чрезмерного значения. Тем, у кого их мало, трудно не относиться к ним с излишним почтением». (Моэм У.С. Подводя итоги. М. 1991. С. 119.) Мысль в клетке. Вино «Школьный дворик». Мой прогноз в тумане светит. А коровы будут доиться сгущённым молоком. Батюшкова письма удивительны. Что-то родное, понятное изнутри. — Ну хоть одну глупость в неделю можно? — И одну, — говорит, — нельзя. Ни сочувствия, ни благодати. Меланхолический скрип колёс. (н. м.) Если она не будет говорить так, она вообще не будет говорить. Горький о чеховской походке: «...ходил, как врач по больнице, больных в ней — много, а лекарств — нет. Да и врач-то не совсем уверен, что лечить — надо». (Горький М. СС в 30 тт. Т. 30. М. 1956. С. 294.) Пагубная сосредоточенность на чём-либо. Египет не так египтивен, как рисует воображение. Панельного вида. Цветаева любила Жана-Поля, но «Приготовительную школу», похоже, не читала. Что печалит одного, радует другого и не существует для третьего. Потёмки, сравнимые с чужой душой. Так теплится свечка в закрытом наглухо помещении. Мир расползся и не сползётся вновь. Принимаю со вздохом. Коллекция пустяков. Протянуть голос (издалека; н. м.). «Не трогай мои игрушки!» То есть не мешай верить в боженьку, в ад и рай, ставить свечи, молиться и пр. Немногого просит человек, но эти игрушки напоминают кукол, которые оставляли немцы. Сколько детей погибло, сколько маленьких тел искалечено куклами-сюрпризами! Профессиональных знаний хватает только непрофессионалам. «Говорить курсивом». (Жюль Ренар, «Дневник».) Сухой паёк в виде «Целую» в конце письма. Выцветшим голосом. (н. м.) У каждого, кто нам близок, своё отстояние. Кто-то поближе, кто-то подальше. Простодушен, но не прост. (н. м.) Паскаль сильно преувеличил, назвав человечество «мыслящим тростником». Мыслят единицы. «Порвалась связь времён», или Present Simple. Великого футболиста из него не получится. Слишком увлечён игрой. Жестяным голосом. Религия разъединяет верующих и неверующих, представителей разных конфессий, догматиков и еретиков... — хорошо, если только разъединяет, а не ведёт к последовательному взаимному истреблению. В большую литературу Маршака привёл Стасов: «Кого только не знал он на своем веку! Мне даже не верилось, что эта рука, которую я так часто держу в своей, пожимала когда-то руку баснописца Ивана Андреевича Крылова, руку автора «Былого и дум» и редактора «Колокола» Александра Ивановича Герцена. У Стасова была давняя дружба со «Львом Великим», как он неизменно называл Льва Толстого. Он был близко знаком с Гончаровым и с Тургеневым, с которым вел бесконечные споры о музыке, о литературе. <...> На все мои бесчисленные вопросы Владимир Васильевич отвечал охотно и подробно. Но один мой вопрос ошеломил его. Не подумав, я как-то брякнул: — А с Державиным вы встречались, Владимир Васильевич? — С Державиным?! — медленно и удивленно повторил Стасов. — Да ты еще, чего доброго, спросишь, знал ли я старика Мафусаила? С тех пор я старался не задавать Владимиру Васильевичу таких опрометчивых вопросов». Из моря вышел тридцать один богатырь, двое где-то застряли. (н. м) Меланхолический образ. Хрустальный собор. (о вазе, н. м.) Само слово «Америка» какое-то безрадостное, составлено из бетонных строительных балок. «Россия» тоже не ах, особенно две «с»: шёл-шёл — поскользнулся. И «Русь» — немытыми дружинниками отдаёт. Всякое что-то представляется мне в виде чего-то. Поцелуй на бегу. (н. м.) «Если в фразе есть слово «задница», публика, как бы она ни была изыскана, услышит только это слово». (Жюль Ренар, «Дневник».) Мила до чёртиков. Иероглифичность жеста. С грехом... Если бы пополам! Есть первое, есть второе. Первое непреодолимо, потому что непреодолимо; второе — потому что непреодолимо первое. В начале XIX века появиться в обществе в очках считалось неприличным. Дельвиг вспоминал, что в Царскосельском Лицее воспитанникам запрещалось носить очки, поэтому все женщины казались ему прекрасны. «Как я разочаровался в них после выпуска», — говорил Дельвиг. Взгляд сквозь очки на даму или на старшего по чину считался дерзостью: увеличительные стекла создавали опасность разглядеть какой-нибудь изъян. В 20-е годы уже никого не удивляет вид молодого человека в очках, а в книгах и журналах появляются сообщения, какие носить очки согласно моде. Писали другие, краснеть поручили мне. Мало видел, много понял. Жизнь, разграфлённая как нотная бумага. (н. м.) Для увеселения глаза. В какую систему счисления меня не переводи, моложе не стану. «Человек не представляет себе, как он беспомощен и невежественен, пока незримая ладонь не сожмётся и не сдавит его». (Конан Дойль. СС в 8 тт. Т. 8. М. 1994. С. 368.) «В великий день Страшного суда, когда ангелы приведут все души в судилище, а сами во время судоговорения будут дремать, как жандармы, положив подбородок на руки в белых перчатках, скрещенные на рукоятке шпаги, когда бог-отец с длинной белой бородой, каким наши господа из Института изображают его в куполах соборов, — так вот, когда бог-отец, допросив меня о том, что я в жизни сделал, станет затем допрашивать, что я видел, то есть чему я был причастен своим зрением, он, несомненно, задаст мне вопрос: «Скажи мне, мое создание, которое я сотворил разумным и человечным, видел ли ты когда-нибудь бой быков на арене или же пять огромных голодных псов, разрывающих на части несчастного старого осла, тощего и беззащитного?» — «Увы, господи, — отвечу я, — я видел худшее: государственный переворот». (Эдмон и Жюль де Гонкур. Дневник. Записки о литературной жизни. Избранные страницы. В 2 тт. Т. 1. М. 1964. С. 41.) Знаю, откуда взято, но не знаю, куда дето. (н. м.) Видеть больше, чем положено видеть. Знать больше, чем положено знать. Дар невозмутимости. Краснеть — всеми оттенками красного цвета. Мои старообрядческие привычки. Если я принимаю жизнь такой, какая она есть, пусть и она меня принимает. К правде — без энтузиазма. Ядохимикаты (биохимия меланхолии). Свадьба кошельков. Не умерла — спала. Поцеловал — проснулась. От такого взгляда можно получить обморожение. Всё, всё надо проверять. Пантелеев в «Старых записных книжках»: «У Бунина в «Худой траве» старуха говорит: «Раньше и тучки не те были, все зайчики да кусточки, а теперь облако грубое пошло...» Перечитал «Худую траву» — нет там такого. Может, в другом рассказе. жүктеу/скачать 1.65 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|