Основные направления в русском языкознании XIX-XX вв. Актуальные аспекты изучения русского языка на современном этапе

1. 
   Русский язык как объект научного осмысления.
   
2. 
   Основные направления в русском языкознании XIX-XX вв.
   
3. 
   Актуальные аспекты изучения русского языка на современном этапе: антропоцентрическая направленность лингвистических исследований, когнитивный и функциональный подходы в лексикологии и грамматике, языковая прагматика, этнолингвистика.
   

Сравнительно-историческое языкознание является наиболее разработанной область лингвистического компаративизма, объектом которой являются семьи и группы родственных, т.е. генетически связанных, языков и которая ставит своей целью установить регулярные, закономерные соответствия между родственными языками и описать их эволюцию во времени и пространстве на основе доказательства общности их происхождения из одного языка-основы (или праязыка). Одни его представители акцентируют сравнительное (сопоставительное) начало, напоминающее во многом подход типологический, а другие языковеды — начало историческое (эволюционное, генетическое).

Сравнительно-исторический метод выступает как основной инструмент исследования, служащего цели воссоздать модели праязыковых состояний отдельных семей и групп родственных языков мира, их последующего развития и членения на самостоятельные языки, а также построить сравнительно-исторические описания языков, которые входят в ту или иную генетическую общность. В состав его главных приёмов входят: определение генетической принадлежности языковых данных; установление системы соответствий и аномалий на разных уровнях в сравниваемых языках; моделирование исходных праязыковых форм (архетипов); реконструкция первоначальных и промежуточных языковых состояний; хронологическая и пространственная локализация языковых явлений и состояний; предпринимаемая на этой основе генеалогическая классификация языков.

Сравнение является доминирующим приёмом, оно базируется на системном подходе к языку и используется преимущественно на фонетико-фонологическом и морфологическом уровнях (сравнение генетически тождественных форм словоизменения и словообразовательных способов, аффиксальных и корневых морфем, находящихся в их составе звуков-фонем). При обращении только к фактам данного языка на разных временных срезах используются приёмы внутренней реконструкции. Особые трудности представляют, во-первых, проблема реконструкции архаичных значений слов и, во-вторых, проблема реконструкции в области синтаксиса. Сравнительно-историческое исследование может строиться как в ретроспективном, так и в проспективном направлении (от исторически засвидетельствованного состояния к первоначальному и от первоначального состояния к более позднему). В качестве основы для сравнения привлекается язык с древнейшей письменной традицией (в индоевропеистике первоначально санскрит, в современных работах часто хетго-лувийские / анатолийские языки).

Лингвистический компаративизм выступал в XIX веке в виде двух направлений. Во-первых, это историко-геиетическое направление (сравнительно-историческое языкознание, компаративистика в узком смысле), обязательно учитывающее при сравнении языков фактор времени, а также зачастую и фактор пространства. Во-вторых, это направление типологическое, отвлекающееся в определённой степени от факторов времени и пространства, в которых существуют языки. Генетический и типологический подходы пересекались в деятельности одних языковедов, в деятельности же других либо акцентировалось только сравнение ради выяснения общих и различительных признаков языков, либо внимание сосредоточивалось на поиска путей происхождения и развития языков.

В российском языкознании первой половины 19 века был весьма ощутим акцент сравнительного аспекта по сравнению с историческим (генетическим), что объяснялось и неактуальностью для славянских языковедов проблемы языка-источника, и серьёзным интересом к идеям универсальной логической грамматики.

Благодатной почвой для утверждения в науке о языке принципа историзма явилось русское славянофильство. Сильное воздействие на русских мыслителей оказали философия истории Гегеля и идеология романтизма. Следует отметить, что сторонники сравнительного подхода скорее ориентировались на форму, а сторонники исторического подхода — на значение.

Первым представителем сравнительно-исторического языкознания в России явился Александр Христофорович Востоков (1781—1864). Он известен как поэт-лирик, автор одного из первых научных исследований русского тонического стихосложения, исследователь русских песен и пословиц, собиратель материала для славянского этимологического материала, автор двух грамматик русского языка, грамматики и словаря церковнославянского языка, издатель ряда древних памятников. В 1815 он обратился к занятиям языком памятников древнеславянской письменности. В 1820 им публикуется "Рассуждение о славянском языке", содержащее реконструкцию звуковых значений букв юс большой и юс малый и заложившее основы сравнительного славянского языкознания. В этом труде рассматриваются вопросы о периодизации истории славянских языков и их месте среди индоевропейских языков. А.Х. Востокову принадлежит подготовка теоретической и материальной базы для последующих исследований в области исторического словообразования, лексикологии, этимологии и даже морфонологии. Вклад А.Х. Востокова был сравнительным по методу и историческим по цели.

Другим основоположником отечественного сравнительно-исторического метода был Фёдор Иванович Буслаев (1818—1897), автор многих трудов по славяно-русскому языкознанию, древнерусской литературе, устному народному творчеству и истории русского изобразительного искусства. Его концепция формировалась под сильным влиянием Я. Гримма. Он сопоставляет факты современного русского, старославянского и других индоевропейских языков, привлекает памятники древнерусской письменности и народных говоров. Ф.И. Буслаев стремится установить связь истории языка с историей народа, его нравами, обычаями, преданиями и верованиями. Исторический и сравнительный подходы им различаются как подходы временной и пространственный. "Снятие противоположности" сравнительного и исторического подходов происходит в работах Ивана Ивановича Давыдова (1794—1863), Осипа Максимовича Бодянского (1808—1877), Измаила Ивановича Срезневского (1812—1880), Петра Спиридоновича Билярского (1817—1867), Михаила Никифоровича Каткова (1818—1887), Петра Алексеевича Лавровского (1827—1886), знакомых с трудами немецких философов и даже слушавших их лекции в Германии. Завершается синтез лишь в последующий период А.А. Потебнёй. В их работах сочетаются "морфологизм" сравнительного подхода и "фонетизм" исторического подхода. Эти языковеды осознают базисную роль фонетики в сравнительно-историческом исследовании. Они понимают различие между буквой и звуком. Ими по сути дела открываются оттенки (комбинаторные варианты) фонем, что предварило последующие открытия Я.К. Грота, В.А. Богородицкого, А,И. Томсона, а в конечном итоге И.А. Бодуэна де Куртенэ и Л.В. Щербы.

А.А. Потебня и Харьковская лингвистическая школа

Александр Афанасьевич Потебня (1835—1891) был крупным и оригинальным учёным синтетического склада, совместившим в себе философа, языковеда, историка литературы, исследователя фольклора и мифологии, принадлежащим в равной степени украинской и русской науке. Его характеризовал широкий круг лингвистических интересов (философия языка, синтаксис, морфология, фонетика, семасиология русского и славянских языков, диалектология, сравнительно-историческая грамматика, проблема языка художественных произведений, эстетическая функция языка). Он занимался теорией словесности, поэтикой, историей литературы, этнографией, фольклором. А. А. Потебня знал, кроме родных украинского и русского, ряд древних и новых языков (старославянский, латинский, санскрит, немецкий, польский, литовский, латышский, чешский, словенский, сербскохорватский). Его основные работы: "Мысль и язык" (1862), "Два исследования о звуках русского языка" (1864—1865), "Заметки о малорусском наречии" (1870), "Из записок по русской грамматике" (1874 — части 1 и 2; посмертно, 1899 — часть 3; 1941 — часть 4), "К истории звуков русского языка" (1874—1883), "Объяснения малорусских и сродных народных песен" (2 тома — 1883 и 1887), "Значения множественного числа в русском языке" (1887—1888). "Этимологические заметки" (1891). Издавалось им со своими примечаниями "Слово о полку Игореве".

Лингвистические взгляды А.А. Потебни складывались под сильным влиянием В. фон Гумбольдта и X. Штайнталя. Он сближает и вместе с этим разграничивает задачи языкознания и психологии. Для него сравнительный и исторический подходы неразрывно связаны. Сравнительно-историческое языкознание представляет собой форму протеста против логической грамматики. Язык понимается как деятельность, в процессе которой беспрерывно происходит обновление языка, изначально заложенного в человеке в качестве творческого потенциала. А.А. Потебня утверждает тесную связь языка с мышлением и подчеркивает специфичность языка как формы мысли, но "такой, которая ни в чём, кроме языка, не встречается". Логика квалифицируется как наука гипотетическая и формальная, а психология (а тем самым и языкознание) как наука генетическая. Язык трактуется как средство не выражать уже готовую мысль, а создавать её.

А.А. Потебня предвосхищает соссюровское противопоставление синхронии и диахронии. Он призывает к изучению явлений языка в их взаимосвязи, взаимообусловленности (т.е. в системе).

Особой заслугой А.А. Потебни является разработка "ономатопоэтической теории языка", в соответствии с которой мыслительно-речевой акт считается индивидуально-психическим творческим актом, признаваемым или отвергаемым при его восприятии и порождающим новую мысль, а не воспроизводящим уже готовую истину. Основным фактором развития языка признается смена поэтического мышления мышлением прозаическим. А.А. Потебня призывает к исследованию языка в связи с историей народа, с обращением к фольклору и художественным ценностям, составляющим достояние национальной культуры. Он постоянно обращается к понятиям народ и народность. Язык выступает как порождение "народного духа" и вместе с тем как источник национальной специфики народа ("народности"). Учёный стремится придать своим исследованиям культурно-исторический характер (эта линия продолжается в работах Е.Г. Кагарова, О.М. Фрейденберг, Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова, Н.И. Толстого и др.). В поэтическом слове выделяются три составных элемента: внешняя форма (звучание), значение и внутренняя форма, т.е. образ.

Значительный вклад А. А. Потебня внёс в разработку синтаксиса, в рамках которого формировались оригинальные представления о слове, грамматической форме, грамматической категории. Историко-генетический принцип применяется им к анализу и осмыслению синтаксических явлений. Предложение предстаёт как пространство пересечения грамматических категорий. Его структура уподобляется структуре сформулированной в нём мысли. Процесс выявления эволюции типов предложения приравнивается к установлению исторической типологии мышления.

Вся деятельность А.А. Потебни была с Харьковским университетом, где при его активном участии и под его влиянием складывалась Харьковская лингвистическая школа, лингвистические основания которой разрабатывались ещё до А.А. Потебни Измаилом Ивановичем Срезневским (1812—1880) и Петром Алексеевичем Лавровским (1827—1886). Представителями этой школы, осуществлявшими разработку истории языка в широком культурно-этнографическом и поэтическом контексте, исторического синтаксиса, морфологии, семасиологии, лингвостилистики, лингвистической поэтики, диалектологии, были Александр Васильевич Попов (1808—1880), Митрофан Алексеевич Колосов (1839—1881), Дмитрий Николаевич Овсяннико-Куликовский (1853—1920), Михаил Георгиевич Халанский (1857—1910), Аркадий Георгиевич Горнфельд (1867—1941), Василий Иванович Харциев (1865—1937), Алексей Васильевич Вегухов (1868 или 1869—1943 или 1946), Борис Андреевич Лезин (1880—1942). Близки к её традициям были Иван Михайлович Белоруссов (1850—?), Антон Семёнович Будилович (1846—1906), Николай Кузьмич Грунский (1872—1951), Алексей Афанасьевич Дмитриевский (1856—1926), Антон Вячеславович Добиаш (1846 или 1847—1911), отчасти Борис Михайлович Ляпунов (1862—1943).

И.А. Бодуэн де Куртенэ и Казанская лингвистическая школа

Основные теоретические и методологические принципы языкознания 20 века начали складываться ещё в 19 веке. В их формировании особую роль сыграли И.А. Бодуэн де Куртенэ, Ф.Ф. Фортунатов и Ф. де Соссюр. Иван Александрович / Ян Игнацы Нечислав Бодуэн де Куртенэ (1845—1929), один из величайших языковедов мира, равно принадлежит польской и: русской науке. Он обладал широким научным кругозором. Его длительная (около 64 лет) творческая деятельность началась ещё в домладограмматический период. Он поддерживал научные контакты со многими видными языковедами мира. Ему принадлежит более 500 публикаций на самых разных языках. Он получил степени магистра (1870) и доктора (1874) сравнительного языковедения в Петербургском университете и преподавал в университетах Казани, Кракова, Дерпта (Юрьева), Петербурга и Варшавы. В науку И.А. Бодуэн де Куртенэ вступил в период борьбы в историческом языкознании естественнонаучного и психологического подходов, будучи реально независимым по отношению к господствовавшим лингвистическим школам и направлениям. Вместе с тем он оказал влияние на многих языковедов, объединив вокруг себя многочисленных учеников и последователей и сыграв существенную роль в созревании идей синхронного структурного языкознания. Он стремился к глубокому теоретическому осмыслению всех главных проблем науки о языке и объявил общее языкознание собственно языкознанием. Бодуэн не принимает "археологического" подхода к языку и призывает к изучению прежде всего живого языка во всех его непосредственных проявлениях, наречиях и говорах, с обращением к его прошлому лишь после основательного его исследования. Он признаёт научным не только историческое, но и описательное языкознание, различая состояние языка и его развитие. Ему свойственно диалектическое понимание языковой статики как момента в движении языка, в его динамике или кинематике. Он указывает на возможность видеть в состоянии языка и следы его прошлого, и зародыши его будущего. Он убеждён в нарастании черт системности в процессе развития языка, призывая искать эти черты в противопоставлениях и различиях, имеющих социально-коммуникативную функцию.

Бодуэн критически оценивает теорию "родословного древа" и механистические попытки реконструкции праязыка, призывая считаться также с географическими, этнографическими и прочими факторами и признавая смешанный характер каждого отдельно взятого языка.

Бодуэн тщательно описывает звуковую сторону диалектов ряда славянских языков и литовского языка. При этом он пользуется собственной фонетической транскрипцией с МНОЖЕСТВОМ дополнительных знаков.

Бодуэн строит первую в мировой науке о языке теорию фонемы. Он исходит из осознания неустойчивой природы звуков речи как явлений физических, ставя им в соответствие устойчивое психическое представление (названное взятым у Ф. Де Соссюра термином фонема, но трактуемое совершенно иным образом). Фонема понимается как "языковая ценность", обусловленная системой языка, в которой функцию имеет лишь то, что "семасиологизировано и морфологизировано". С теорией фонемы тесно связана его теория фонетических альтернаций (чередований). Бодуэн различает антропофонику, или собственно фонетику, занимающуюся звуками речи в физиологическом и акустическом аспектах, и фонологию, связанную с психологией. Постулируются два членения речи — психическое (на "единицы, наделённые значением" — предложения, слова, морфемы, фонемы) и фонетическое (на "периферические единицы" - слоги и звуки). В психическом представлении звука выделяются кинакемы и акустемы, к которым впоследствии пражцы возводят понятие различительного признака фонемы. Бодуэн подчёркивает, что морфема состоит не из звуков, а из фонем. Звуковые изменения в языке, по его мнению, обусловлены фонологическими (т.е. структурно-функциональными) факторами.

И. А. Бодуэн де Куртенэ акцентирует роль социологии, которая — наряду с индивидуальной психологией — должна служить объяснению жизни языка. Он подчёркивает необходимость обращения к объективной истории общества, обеспечивающего непрерывность общения между людьми во времени, от поколения к поколению. Различаются горизонтальное (территориальное) и вертикальное (собственно социальное) членение языка. Он проявляет глубокий интерес к жаргонам и тайным языкам, признаёт реальность языков отдельных индивидов и (по мало понятным причинам) отказывается признавать реальность общенародного языка. Язык характеризуется как орудие "миросозерцания и настроения". В этой связи Бодуэн призывает изучать народные поверья, предрассудки и т.п. Он понимает язык как главный признак, служащий определению антропологической и этнографической принадлежности людей. Он провозглашает равенство всех языков перед наукой. Ему присущ большой интерес к лексикографическим проблемам, проявившийся в работе над переизданием «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля.

Бодуэн разрабатывает принципы типологической классификации славянских языков (по долготе—краткости гласных и по функции ударения), а также проводит типологические исследования других индоевропейских языков и урало-алтайских языков. Ему принадлежит пророческое утверждение о внедрении в будущем в языковедческие исследования математического аппарата. Поэтому он всемерно поддерживает шаги по созданию в стране лабораторий экспериментальной фонетики. Им создаются не только учебник, но и первый в университетской практике сборник задач по введению в языковедение.

И. А. Бодуэн де Куртенэ был создателем и многолетним руководителем Казанской лингвистической школы (1875—1883), в состав которой входили учёный с мировым именем Николай Вячеславович Крушевский, Василий Алексеевич Богородицкий, А.И. Анастасиев, Александр Иванович Александров, Н.С. Кукуранов, П.В. Владимиров, а также Василий Васильевич Радлов, Сергей Константинович Булич, Кароль Ю. Аппель. К основным принципам Казанской школы относятся: строгое различение звука и буквы; разграничение фонетической и морфологической членимости слова; недопущение смешивания процессов, происходящих в языке на данном этапе его существования, и процессов, совершающихся на протяжении длительного времени; первоочередное внимание к живому языку и его диалектам, а не к древним памятникам письменности; отстаивание полного равноправия всех языков как объектов научного исследования; стремление к обобщениям (особенно у И. А. Бодуэна де Куртенэ и Н.В. Крушевского); психологизм с отдельными элементами социологизма.

В работах представителей Казанской школы предвосхищаются многие идеи структурной лингвистики, фонологии, морфонологии, типологии языков, артикуляционной и акустической фонетики. Они ясно представлляли себе проблему системности языка (И.А. Бодуэн де Куртенэ и Н.В. Крушевский). Идеи Казанской лингвистической школы оказали влияние на Ф. де Соссюра, на представителей Московской фонологической школы и Пражской лингвистической школы.

Исключительно плодотворной была деятельность И.А. Бодуэна де Куртенэ и многочисленных его учеников по казанскому, петербургскому и варшавскому периодам. Сам учитель и его продолжатели серьёзно воздействовали на формирование языкознания 20 века. Переписка И.А. Бодуэна де Куртенэ и Ф. де Соссюра, широкий обмен идеями между ними позволяют говорить о несомненном приоритете И.А. Бодуэна де Куртенэ в решении большого ряда вопросов, связанных с утверждением структурализма, в формировании исследовательских программ Пражской школы функциональной лингвистики, Копенгагенской лингвистического кружка, в деятельности главы Массачусетской ветви американского структурализма (Р.О. Якобсон). Бодуэновско-щербовским направлением были заложены основы деятельностно-функционального языкознания второй половины 20 века.

Неизгладимый след в истории русского языкознания оставил въедающийся учёный-лингвист, индоевропеист-компаративист, славист, индолог, лигуанист, знаток многих индоевропейских языков (ведийский, санскрит, пали, греческий, латинский, старославянский, готский, литовский, латышский, армянский, бактрийский), специалист в области сравнительно-исторической фонетики и акцентологии, палеографии и орфографии, теоретической грамматики, воспитатель блестящей плеяды языковедов Филипп Фёдорович Фортунатов (1848—1914), научная деятельность которого длилась 43 года (начиная с изучения литовских говоров в 1871 году). Ему принадлежат 37 научных трудов, изданных в основном в специальных журналах или литографическим способом (для студентов Московского университета); значительной по объёму была редакторская работа. Он создаёт первые в России систематические лекционные курсы индоевропейской и славянской сравнительно-исторической грамматики. Во многом Ф.Ф. Фортунатов был близок к методологическим принципам младограмматического направления, предлагая одновременно оригинальное решение многих теоретических вопросов. Многие существенные результаты в области сравнительной фонетики и сравнительной морфологии ставили Ф.Ф. Фортунатова впереди немецкой лингвистики периода младограмматизма. Он фактически различает синхронический и диахронический подходы. Им принимается младограмматический постулат о безысключительности звуковых законов и тут же подчёркивается необходимость при описании фонетических процессов учитывать структурные особенности языков и конкретные исторические условия, хронологию изменений в языке. Указывается на общественный характер языка и связь истории языка с историей общества. Ф.Ф. Фортунатова характеризуют внимание к живому языку, бережное отношение к произведениям народного творчества, подчёркивание важности для истории языка изучения территориальных народных говоров, нередко сохраняющих черты глубокой древности и различающихся между собой даже на незначительном расстоянии в этимологическом, фонетическом и лексическом отношении. Выдвигалось требование высокой степени точности фактического материала и его глубокого теоретического осмысления. Учёный стремился к созданию целостных описаний диалектов (на материале литовского языка, которым Ф. Ф. Фортунатов занимался всю жизнь). Изменения языка во времени характеризуются как способ существования языка. Ф.Ф. Фортунатов предполагал наличие диалектного членения, территориального варьирования и в общеиндоевропейском, на реконструкцию которого были направлены усилия А. Шлайхера и его последователей. Он отказывался сводить развитие языка к его дроблению на наречия и призывал считаться и с противоположным процессом сближения и соединения наречий. Им была предпринята разработка теории дивергентно-конвергентной эволюции языков. Он развивал также идею языковых ("общественных") союзов. Ему принадлежит призыв к различению внешних и внутренних факторов развития языка.

Фортунатовская школа представляла собой школу формальной лингвистики, которая способствовала закладыванию основ лингвистического структурализма. Ее формализм заключался в стремлении исходить не из внешних по отношению к языку категорий логики, психологии, истории, физиологии, а из фактов самой языковой системы. Впоследствии многие представители этой школы отказывались от крайностей формализма, фортунатовской школы. Эта школа оказала влияние на деятельность Московского лингвистического кружка (1915—1924), Пражской лингвистической школы. Копенгагенского лингвистического кружка, массачусетской ветви американского структурализма (Р. О. Якобсон).

В основном в русле фортунатовского направления, но с существенной опорой на идеи И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, Н.С. Трубецкого происходило формирование и развитие Московской фонологической школы (Александр Александрович Реформатский, 1900—1978; Пётр Саввич Кузнецов, 1899—1968; Владимир Николаевич Сидоров, 1902 или 1903—1968; Рубен Иванович Аванесов, 1902—1982; Алексей Михайлович Сухотин, 1888—1942; давший итоговое обобщение её идей в 60-х—70-х гг. Михаил Викторович Панов, 1920). Представители МФШ опирались на учения И.А. Бодуэна о фонеме и альтернациях, на идеи Николая Феофановича Яковлева (1892—1974) и постоянно полемизировала с Ленинградской / Петербургской фонологической школой (Л.В. Щерба и его ученики и последователи), критикуя её за учёт "внеязыковых" факторов, в первую очередь за психологизм и интерес к звуковой субстанции. МФШ преимущественно ориентировалась на формальные, имманентно-структуралистские критерии. Здесь понятие фонемы было соотнесено с понятием морфемы (а не слова в тексте, словоформы, как в щербовской школе), что обусловило более абстрактный и в силу этого более удалённый от физической реальности уровень фонологического анализа. Было принято понятие нейтрализации фонологических оппозиций, выдвинутое пражцами. Было принято различать сильные и слабые фонологические позиции. Допускалась возможности пересечения в одной слабой позиции (позиции нейтрализации) двух или более фонем. Были введены понятия гиперфонемы, слабой фонемы, фонемного ряда.

Многие теоретические и методологические принципы концепции И.А. Бодуэна де Куртенэ повлияли на становление и развитие Петербургской / Петроградской / Ленинградской / Петербургской лингвистической школы, где его непосредственными учениками были Лев Владимирович Щерба (1880-1944), Евгений Дмитриевич Поливанов (1881-1938), Лев Петрович Якубинский (1892—1945). Им было присуще понимание языка как процесса коллективного мышления, как языковой деятельности, непрерывного процесса.

"Бодуэновцы" последовательно разграничивали в языковом мышлении сознательное и бессознательное, различали поэтическую и практическую речь. В целом развивался целевой подход к языку, ставший впоследствии основным в Пражской лингвистической школе. Последовательное развитие получила идея различения описания языка "со стороны", т. е. рефлексии над ним лингвиста, и исходя из "чутья говорящих на данном языке людей". Разграничивая историческое и описательное языкознание, они отводят приоритетную роль последнему. Фонетико-фонологические исследования петербургских учёных постоянно были связаны с исследованиями в области теории письма и с работой по созданию новых алфавитов. В основу была положена бодуэновская теория письма и письменной речи (Л.В. Щерба, С.И. Бернпггейн, Г.О. Винокур, В.В. Виноградов, Н.В. Юшманов, Е.Д Поливанов, Л.Р. Зиндер).

Одним из ведущих деятелей Петербургской школы был выдающийся языковед, оригинальный мыслитель, теоретик и +экспериментатор Лев Владимирович Щерба (1880—1944). Диалектологические исследования на материале тосканских диалектов в Италии и одного из лужицких диалектов на территории Германии были его первыми научными опытами. Они послужили формированию исходных идей о функциональной природе звуков речи, способствуя становлению широкого понимания языка, данного в опыте через непосредственно наблюдаемые акты социально обусловленной речевой деятельности (говорение, с одной стороны, и восприятие и понимание, с другой). Тексты/высказывания, по его мысли, образуют исходный для лингвистического исследования языковой материал. В текстах обнаруживается языковая система (язык в узком, специальном смысле слова). Речевые акты, тексты и языковая система представляют собой аспекты той же речевой деятельности. Он указывает на наличие индивидуальной психофизиологической языковой системы (речевой организации индивида), соотносящейся с общей для всех говорящих языковой системой. Грамматика определяется как сборник правил речевого поведения, а языковая система — как совокупность правил речевой деятельности.

Концепцию Л.В. Щербы характеризует ярко выраженный семантизм (функционализм), проявившийся также в исследованиях звуковой стороны языка и обусловивший создание оригинального учения о фонеме, оказавшего сильное воздействие на формирование фонологической концепции Н.С. Трубецкого и ряда других теорий фонемы. Всемерно подчёркивалась существенная роль функционального (смыслового) фактора в члененении звукового потока, выделении звуков речи и установлении состава фонем данного языка. Л.В. Щерба создаёт при университете лабораторию экспериментальной фонетики, где проводились и проводятся инструментальные исследования звукового состава многочисленных языков мира (и прежде всего своей страны). В школе Л.В. Щербы проводится требование применять строгие исследовательские методы (в частности метод лингвистического эксперимента, в котором угадываются черты будущего трансформационного метода) и одновременно допускается обращение и к "субъективному" методу (внутренней интроспекции лингвиста).

Им по-новому трактуется проблема классификации членов предложения и частей речи; выдвигается понятие синтагмы как минимальной интонационно-смысловой единицы речи; разрабатываются проблемы теории интонации и теории ударения; различаются полный и неполный (разговорный) стили произношения; создаются собственные системы общефонетической классификации гласных и согласных и собственная система фонетической транскрипции, опирающейся (как и транскрипция МФА) на использование знаков латинского алфавита. Л.В. Щерба вносит вклад в разработку проблемы двуязычия и признаёт смешанный характер всех языков Особенно важны его исследования в области теории письма, теориилексикографии, методики преподавания родного и иностранных языков. Он участвует в работе по составлению алфавитов ранее бесписьменных народов, сочетает активную научную деятельность с преподавательской и общественной работой. Интересны его опыты лингвистической интерпретации поэтических текстов. Л.В. Щерба был редактором большого ряда учебников и словарей (русского, французского, немецкого языков). Заслуги Л.В. Щербы широко признаны как в отечественной, так и в зарубежной лингвистике.

Ярким представителем Петербургской школы был выдающийся языковед, получивший мировую известность ещё при окончившейся трагически жизни, Евгений Дмитриевич Поливанов (1891—1938). Он сочетал одновременное обучение на историко-филологическом факультете Петербургского университета и на японском разряде Восточной практической академии, занимался тибетским и китайским языками в магистерские годы, хорошо знал множество языков (французский, немецкий, английский, латинский, греческий, испанский, сербскохорватский, польский, японский, китайский, узбекский, каракалпакский, туркменский, казахский, киргизский, татарский, таджикский) и пассивно владел абхазским, азербайджанским, албанским, калмыцким, ассирийским, арабским, грузинским, дунганским, корейским, мордовским (эрзя). Защитив магистерскую диссертацию (1914), он преподавал японский и китайский языки в Петербургском университете (профессор с 1919).

Научное и жизненное кредо Е.Д. Поливанова формировалось под воздействием его учителей — И.А. Бодуэна де Куртенэ и Л.В. Щербы. Он был активным участником экспериментально-фонетических семинаров Л.В. Щербы и хорошо овладел техникой инструментальных исследований. На первом этапе Е.Д. Поливанов проводил исследования по японскому языку (диалектология, акцентуация, историческая фонетика).

Е.Д. Поливанов выступал как наиболее активный критик марризма, что повлекло за собой в условиях господствовавшего тогда тоталитаризма к трагической развязке. Первоначально он спокойно относился к выдвинутой Н. Я. Марром в 1922 году и окончательно оформившейся в 1926 году яфетидологии –стадиально-типологической теории яфетических языков как продуктов языкового скрещивания, в которой содержались и ценные идеи, и нелепые догадки об исторических связях языков. Н.Я. Марр произвольно возводил все языки к четырём первоначальным элементам – сал, бер, вн, рош. Но ученики и почитатели Н.Я. Марра возвели марровское учение в предмет культа и сделали его впоследствии (с конца 20-х гг. и вплоть до 1950 года) единственной официально признанной научной и политико-идеологической доктриной в советском языкознании. Е.Д. Поливанов критически выступил по поводу признания чувашского языка яфетическим. Серьёзная критика в адрес марристов была продолжена им в последующие годы в связи с выдвижением ими "нового учения о языке" (прежде именовавшейся яфетидологией) на роль единственно верной диалектико-материалистической марксистской лингвистики. Положительно оценивая достижения Н.Я. Марра в сравнительно-историческом изучении южнокавказских языков, он категорически не принимал и яфетическую теорию в силу её необоснованности языковыми фактами, и новые глоттогонические идеи и стадиальную теорию Н.Я. Марра, привязывающую типы языков к определённой социально-экономической формации. Он выдвинул своё понимание (тоже в духе марксистской идеологии) социальной природы языка и роли социального фактора в развитии языка. В эти годы и началась травля Е.Д Поливанова (а заодно с ним многих представителей фортунатовского и бодуэновско-щербовского направлений) сторонниками Н.Я. Марра – В.Г. Аптекарем, С.Н. Быковским, Ф.П. Филиным. Последовало изгнание его в Среднюю Азию (там он продолжил занятия тюркскими языками и преподавание; участвовал в многочисленных диалектологических экспедициях). Постепенно его лишали возможностей печататься. Были утрачены в связи с этим многие неопубликованные труды. Последовал арест его как "врага народа" (1937) и расстрел (1938). Полная политическая реабилитация его была объявлена в 1963 году.

Петербургская фонологическая школа

В русле бодуэновско-щербовского направления складывается и развивается Ленинградская / Петербургская фонологическая школа. Начиная с 1912 года, ученик И.А. Бодуэна де Куртенэ Л.В. Щерба разрабатывает развёрнутое учение о фонеме как минимальном элементе слова, связанном со смыслом. Известно длительное противостояние щербовской и Московской фонологических школ. Щербовская школа преимущественно ориентируется на учёт человеческого фактора в языке, раскрывающегося через призму психологизма и социологизма, в то время как Московскую школу характеризует заметная ориентация на формальный, имманентно-структуралистский подход.

В щербовской школе сегментация потока речи на отдельные звуки объясняется воздействием фонологической системы языка, опосредованной связью фонологических явлений со смыслом. К структурно-функциональным (т.е. в конечном итоге опять-таки не только строевым, но и семантическим) критериям щербовцы обращаются при отождествлении фонем (разграничивая фонематические и нефонематическне звуковые различия). Они различают оттенки (варианты) фонем (в терминологии дескриптивистов – аллофоны) обязательные и факультативные, а среди обязательных – основные и специфические, а также разграничивают комбинаторные и позиционные оттенки (варианты).

В фонемном анализе исследователь ориентируется не столько на морфемы, сколько на менее абстрактные текстовые слова (словоформы), что обеспечивает более тесную связь фонемы как элемента языковой системы и звука речи как её индивидуальной реализации. Система фонем определяется как система функционально значимых противопоставлений между ними. Щербовцы принимают понятие фонологического дифференциального признака и вместе с тем отказываются считать его минимальной фонологической единицей. Не все петербуржцы следуют классификации фонологических оппозиций по Н.С. Трубецкому и предлагают собственные классификации (Л.Р. Зиндер, Ю.С. Маслов). Представителями щербовской школы не допускается возможность пересечения двух разных фонем в одной позиции (в отличие от МФШ). Многие из них отказываются от понятия нейтрализации. Особый интерес представляют идеи Л.В. Щербы и Е.Д Поливанова об особом характере минимальной фонологической единицы в языках слогового строя. Основные положения учения о фонеме Л.В. Щербы и идей Е.Д Поливанова получили развитие в работах последователей (Маргарита Ивановна Матусевич, 1885—1979; Лев Рафаилович Зиндер, 1904—1995; их ученики Лия Васильевна Бондарко, Людмила Алексеевна Вербицкая, Мирра Вениаминовна Гордина, Лев Львович Буланин, Вадим Борисович Касевич). Близки к щербовским позициям были фонологические концепции Сергея Игнатьевича Бернштейна и Георгия Петровича Торсуева.