А. Д. Кныш мусульманский мистицизм

К этому моменту его слава возросла настолько, что когда он отправился в свой второй хаджж, за ним последовало четыре сотни его учеников. Прибыв в священный город, он вскоре поссорился с местными учеными и суфиями, которые обвинили его в магии и колдовстве, а также в тайных сношениях с джиннами. Эти обвинения, по всей видимости, никак не уменьшили его популярности среди простых верующих. Напротив, они сделали его еще более известным. Вернувшись из второго паломничества, он предпринял длительное путешествие в Индию и Туркестан, где он, вероятно, мог познакомиться с идеями индуизма, манихейства и буддизма. Примерно в 290/902 г. ал-Хусайн б. Мансур ал-Халладж возвратился в Мекку, чтобы совершить свое третье и последнее паломничество. Одетый в мураккау - кусок заплатанной ткани, накинутой на плечи, и южно-азиатский саронг (фута), ал-Халладж прилюдно молил Бога, чтобы Он вверг его в состояние полной ничтожности и сделал его презираемым и отвергнутым изгоем. Одновременно с этим ал-Халладж попросил Бога, чтобы Тот возвестил о Себе через сердце и уста Своего самого преданного слуги.

По возвращении в Багдад ал-Халладж вел себя крайне эксцентрично. По ночам он молился на кладбищах, а в дневное время на улицах и базарах возвещал о своей безмерной любви к Богу и своем желании погибнуть мученической смертью от рук единоверцев. Несколько раз он даже просил своих слушателей спасти его от Бога, подвергнув жестокой казни. Более того, во дворе своего дома он будто бы выстроил миниатюрную Ка'бу и в сезон паломничества совершал вокруг нее обходы. Это вызвало скандал среди багдадских ученых. Необычные проповеди и поведение ал-Хусайна б. Мансура ал-Халладжа вызвали брожение среди простого люда и тревогу среди образованных слоев общества. Известный ученый-захирит233 Мухаммад б. Давуд решительным образом осудил высказывания ал-Халладжа о возможности взаимной любви между Богом и человеком и потребовал его казни234. Однако его юридическое постановление (фатва) оспорил шафи'итский факйх Ибн Сурайдж, который придерживался мнения, что случаи, связанные с мистическими переживаниями и экстатическими высказываниями, лежат за пределами компетенции религиозных судов. По сообщению противников ал-Халладжа, фатва Мухаммада б. Давуда была оглашена вскоре после того, как в мечети халифа ал-Мансура ал-Халладж во время разговора с Абу-Бакром аш-Шиблй произнес свое скандально известное экстатическое высказывание: ана-л-хакк («Я есть Истина [т.е. Бог]»), давая тем самым понять, что он достиг полной идентификации с Богом.

Последние годы жизни ал-Халладж провел в тюрьме при дворце халифа. В 308-9/921-2 гг. он был снова привлечен к суду по требованию Хамида, который, по всей вероятности, стремился тем самым лишить сторонников ал-Халладжа влияния на халифа. Стремление вазйра признать ал-Халладжа виновным в вероотступничестве поддержал Ибн Муджахид, уважаемый глава гильдии багдадских чтецов Корана. Ибн Муджахид был сподвижником некоторых авторитетных суфиев того времени, включая Ибн Салима и аш-Шиблй, но не принадлежал к числу сторонников ал-Халладжа, чьи проповеди, как было уже отмечено, вызвали осуждение многих авторитетных суфиев той эпохи. Суфий и толкователь Корана Ибн Ата>237, при поддержке нескольких ученых-ханбалитов, организовал народные выступления против налоговой политики Хамида, по-видимому, в надежде вынудить его освободить ал-Халладжа. Хамид оказался непреклонным. К тому же народный бунт дал ему повод вызвать Ибн Ата' в суд для дачи свидетельских показаний. Когда же тот отказался свидетельствовать против ал-Халладжа и дерзко заявил, что вазйр не имеет права выдвигать обвинения против «друга Божьего», разгневанный Хамид отдал его на расправу слугам халифа, которые забили его до смерти его же собственными сандалиями238.

Вазйр Хамид и маликитский кадй Абу 'Умар б. Йусуф, который, согласно Л. Массиньону, всегда занимал сторону сильнейшего, сделали все возможное для того, чтобы суд вынес ал-Хусайну б. Мансуру ал-Халладжу смертельный приговор. Цитируя высказывание ал-Халладжа о том, что каждому верующему надлежит «семь раз совершить обход вокруг Ка'бы своего сердца», кадй объявил, что тем самым ал-Халладж призывает пренебречь обязательным для каждого мусульманина предписанием совершать хаджж, и обвинил его в том, что он является карматским проповедником, задумавшим разрушить мекканское святилище. Из-за отсутствия представителя шафи'итской догматико-правовой школы судья ханафитского мазхаба отказался подписать смертный приговор. Однако помощник шафи'итского судьи поддержал Абу Умара б. Йусуфа, а главе присяжных свидетелей удалось собрать восемьдесят четыре подписи в поддержку казни. На заседании суда Абу "Умар б. Йусуф объявил: «Пролитие твоей крови соответствует Закону».

На протяжении двух дней верховный камергер Наср и мать халифа пытались умилостивить халифа, который, находясь в приступе лихорадки, приказал отложить казнь. Но вазйру в конечном счете все-таки удалось убедить халифа, который приказал привести приговор в исполнение. Согласно одной из легенд, вазйр сумел преодолеть колебания халифа с помощью следующего аргумента: «Если он не будет казнен, он изменит религиозный Закон. Тогда твои подданные впадут в вероотступничество, а это неминуемо приведет к падению твоего государства»239. На следующий день у Хурасанских ворот (Баб Хурасан) в присутствии «огромной толпы» ал-Хусайн б. Мансур ал-Халладж был жестоко избит, а затем еще живым распят на кресте {салиб). В столице начались волнения. Пока ал-Халладж умирал на кресте, его друзья и враги задавали ему вопросы. Некоторые из его ответов позднее стали передавать из уст в уста наряду с другими его высказываниями. До наступления темноты халиф не успел подписать приказ обезглавить ал-Халладжа. Поэтому окончание его казни отложили на следующий день. Ночью среди населения Багдада стали распространяться слухи о всяческих чудесах и сверхъестественных происшествиях, что было чревато массовым народным восстанием. Опасаясь беспорядков, обвинители ал-Халладжа поспешили подписать окончательный приговор и во всеуслышание объявили: «Это [сделано] во имя ислама, и пусть вина за его смерть лежит на нас». 27 марта 922 года ал-Хусайн б. Мансур ал-Халладж был обезглавлен; его тело облили нефтью и сожгли, а пепел развеяли над Тигром с одного из городских минаретов.

Процесс над ал-Халладжем происходил на фоне религиозных, политических и финансовых интриг при дворе Аббасидов, которые достигли апогея в период несовершеннолетия халифа ал-Муктадира. Это событие свидетельствует о том, насколько могущественны были вазйры халифа на рубеже IV-V/X-XI вв. Двумя главными обвинителями ал-Халладжа были ши'итский вазйр Ибн ал-Фурат и, впоследствии, его суннитский преемник - Хамид. Согласно Л. Массиньону, призывы ал-Халладжа к социальной справедливости и морально-духовной реформе ислама посеяли страх в сердцах властей предержащих. Его проповеди на улицах и рынках Багдада были восприняты многими как призывы к мятежу и подстрекательство к беспорядкам. Среди его гонителей мы находим высокопоставленных чиновников и ученых, занимавших официальные посты (в частности, маликитов и ханафитов, сыгравших значительную роль в формулировании и вынесении ему смертного приговора). Как это ни удивительно, но самыми активны¬ми сторонниками ал-Халладжа, по всей видимости, были ханбалиты, имевшие большое влияние на население Багдада. Поддержка с их стороны объясняет то обстоятельство, что ал-Халладж сумел выйти невредимым из нескольких судебных разбирательств. В то же время его дерзкий отказ проявлять осмотрительность и не разглашать мистических тайн среди простого люда навлек на него гнев многих багдадских суфиев, которые стремились наладить отношения с властями столицы после процесса над поборниками любви к Богу, учиненного Гуламом Халйлем. Обыкновение ал-Халладжа прилюдно творить чудеса было воспринято многими авторитетными суфиями как способ снискать дешевую популярность среди черни и как злоупотребление магическими способностями, которыми Бог наделяет своих избранных «друзей»240. Критики ал-Халладжа, среди которых было много влиятельных придворных-му'тазилитов, порицали его за то, что он демонстрировал чудеса из корыстных побуждений241. Наконец, дерзкие заявления ал-Халладжа о его единении с Богом (хулул) вызвали гнев ученых, которые обвинили его в богохульстве и претензиях на сущностное единение с Богом, тем более что арабское понятие хулул соответствовало «еретическому» христианскому учению о «воплощении» Бога в Его сыне. Подобным же образом заявления ал-Халладжа о преимуществе внутреннего значения ритуальных предписаний, таких как паломничество (хаджж) и молитва {салат), над их внешним исполнением были поняты некоторыми учеными-буквалистами как попытка «отменить» сами эти предписания.

Тем не менее самым важным обстоятельством трагической смерти ал-Халладжа несомненно была нестабильная политическая обстанов¬ка того периода, когда 'аббасидское государство не раз оказывалось на грани гибели. С одной стороны, 'аббасидская династия столкнулась с широким недовольством народа, которое было вызвано безответственной социальной и налоговой политикой слабеющего багдадского государства. С другой, Аббасидам приходилось постоянно бороться с распадом Халифата, равно как и с многочисленными мессианскими движениями, которые были особенно активны в Нижнем Ираке, Вос¬точной Аравии и в Сирийской пустыне. Через свою жену ал-Халладж оказался связан с ши'итским восстанием зинджей и многие его недруги подозревали, что путешествия ал-Халладжа в далекие земли были вызваны его стремлением пропагандировать карматское учение. Эти подозрения усилились, когда ал-Халладж стал использовать сюжеты и терминологию, присущие ненавистным «крайним» ши'итам242. Все эти обстоятельства дали обвинителям ал-Халладжа предлог изобразить его подстрекателем черни и «агентом» карматов, который вынашивал планы разрушения мекканского святилища243. К тому же есть основания полагать, что на протяжении последних лет своей жизни ал-Халладж активно стремился к мученической смерти, которую он считал средством достижения абсолютного единения с Богом через любовь и страдания. Как бы то ни было, его дерзкое поведение во время судебного разбирательства явно не способствовало вынесению оправдательного приговора. Ал-Хусайн б. Мансур ал-Халладж оставил после себя большое количество поэтических и прозаических изречений, которые заботливо обрали его ученики и записали поздние суфийские авторы, в частности Ибн Хафйф (ум. в 371/982 г.) и Рузбихан Баклй (ум. в 606/1209 г.). ам ал-Халладж также написал несколько коротких трактатов, часть из которых дошла до нас. Как высказывания, так и трактаты представляют собой развитие уже известной темы слияния человека с Богом, в процессе которого последний «созерцает», или «свидетельствует» Себя в ердце Своего преданного раба {"обид). Слияние (джам) ведет к полному динению (иттихад) человека и Бога, которое ал-Халладж представлял е как слияние двух сущностей, а как продукт взаимной страсти и любви 'ишк, махабба). Пытаясь описать это ощущение, ал-Халладж сделал сле-.ующие дерзкие заявления: «Твой Дух смешался с моим духом, подобно му, как амбра смешивается с благоухающим мускусом»; «Мы - два духа, пребывающие (халална) в одном теле». Суть учения ал-Халладжа лучше всего выражена в следующих поэтических строках:

Тайну великолепия Его всепроникающей

Божественной сущности,

Которая затем открыто предстала перед Его созданиями

В обличье того, кто ест и пьет244.
Не удивительно, что подобные высказывания, которые часто цитировались во время процесса, могли быть восприняты как проповедь «еретического» учения о воплощении (хулул) Бога в человеке. Говорил ли мистик о единении двух сущностей, человеческой (насут) и Божественной (лахут), или же просто о единении человеческой и Божественной воли, остается неясным245.

Другой важной темой рассуждений ал-Хусайна б. Мансура ал-Халладжа является трагическая судьба Сатаны (Иблйс), которого Бог наказал за дерзкий отказ преклониться перед Адамом246. В отличие от мусульманского вероучения, в котором высокомерный отказ Иблйса выполнить приказ Бога неизменно осуждается, в толковании ал-Халладжа он предстает «в трагическом образе мученика, который, несмотря на свою страстную приверженность [Божественной единственности], совершенный монотеизм и непоколебимую преданность, оказывается уничтоженным тем самым Богом, которого он так страстно почитал»247.

Эта идея особенно ярко выражена в следующем отрывке из трактата ал-Хусайна б. Мансура ал-Халладжа Китаб ат-тавасйн:
Среди обитателей небес не было второго такого единобожника, как Иблйс. Когда [человеческая] сущность была явлена ему во всем своем потрясающем великолепии, он отказался даже взглянуть на нее и [продолжил] поклоняться Богу в аскетическом уединении... Бог сказал ему: «Преклонись!». Он ответил: «Никому другому!». Он сказал ему: «Даже если Мое проклятие падет на тебя?». Он прокричал: «Никому другому!»248.
То, что ал-Халладж изобразил Иблйса как образцового единобожника, вызвало возмущение многих суфиев, не говоря уже о мусульманских ученых, которые расценили этот портрет как вопиющую «ересь». Подобно тому, как ал-Джунайд ал-Багдадй истолковывал экстатические высказывания Абу Йазйда ал-Бистамй, поздние суфийские авторы были вынуждены использовать всю свою изобретательность, чтобы привести высказывания ал-Халладжа об Иблйсе в соответствие с общепризнанным толкованием, согласно которому Иблйс был типичным грешником, одержимым ставшим поистине легендарным высокомерием.

Тщательный анализ влияния ал-Халладжа на последующее развитие суфизма, предпринятый в свое время известным французским исследователем суфизма Л. Массиньоном249, избавляет меня от необходимости подробно останавливаться на этом вопросе. Достаточно сказать, что наследие ал-Халладжа представляет собой замысловатое переплетение эзотерических ближневосточных мистических традиций, в частности, неоплатонической метафизики, гностицизма и каббалистических размышлений над смыслом букв и чисел, с кораническими образами и терминологией. Это синкретическое учение было слишком парадоксальным и смелым даже для суфиев, не говоря уже о буквалистски настроенных ученых и светских властях той эпохи. Послужило ли оно простым предлогом или же главной причиной казни ал-Халладжа, не имеет существенного значения.

После трагической смерти ал-Халладжа часть его учеников стала скрывать свою связь с этим «опьяненным» мистиком. Те, кто этого не сделал, были взяты под стражу и обезглавлены. Другие бежали в Хура-сан и Среднюю Азию, где стали распространять его учение среди местных мистиков и аскетов. Благодаря их усилиям, приверженцами «опьяненного» направления в мусульманском мистицизме, продолжившими дальнейшее развитие этого учения, стали такие видные персидские суфии, как Мухаммад ад-Дастанй (ум. в 417/1026 г.), ал-Хараканй (ум. в 425/1033 г.), Абу Са ид б. Абй-л-Хайр (ум. в 440/1049 г.), Абу 'Алй [ал-] Фармазй, или Фармадй (ум. в 477/1084 г.). Все они возводили свою духовную родословную к Абу Йазйду ал-Бистамй или к ал-Хусайну б. Мансуру ал-Халладжу либо к ним обоим. Ученик ал-Халладжа, Ибн Хафйф из Шираза, основал самостоятельную мистическую школу, в которой персидская аскетическая традиция и спекулятивный мисти¬цизм багдадской школы сочетались с элементами зарождающегося аш'аритского богословия250.

Попытку снять с ал-Халладжа обвинения в вероотступничестве и привести его идеи в соответствие с общепризнанной суфийской традицией предпринял среднеазиатский суфийский автор Абу Бакр ал-Калабазй (ум. в 380/990 или 385/995 г.) в своем «Введении в су¬фийское учение» {Китаб ат-та'арруф). Его задачей было «преодолеть пропасть между общепризнанной системой богословия и суфизмом, которая значительно расширилась после казни ал-Халладжа»251. По¬казательным являегся то обстоятельство, что Абу Бакр ал-Калабазй не осмелился открыто цигировать высказывания «опьяненного» мистика, хотя вся его книга была посвящена защите последнего212. На протяжении всего трактата высказывания великого суфийского мученика приводятся анонимно. Это является свидетельством того, что воспоминание о процессе над ал-Халладжем все еще было свежо в памяти суннитских ученых, большинство из которых относилось к его учению с подозрением. Ал-Хусайн б. Мансур ал-Халладж и его последователи (ал Халладжййа) были решительно осуждены известным суфийским автором ал-Джуллабй ал-Худжвйрй (ум. в 465/1073 или 469/1077 г.) из Газны, который в своем трактате «Раскрытие сокрытого за завесой» (Кашф ал-махджуб) стремился отделить «истинный» суфизм от «еретических» элементов и тем самым сделать его приемлемым для суннитского правоверия253.

Вплоть до наших дней мусульманские богословы продолжают придерживаться различных точек зрения на вопрос о соответствии учения ал-Халладжа букве и духу мусульманского Закона (шарй'а). Можно выделить три основных группы точек зрения по этой проблеме: (а) осуждение: от простого осуждения его взглядов до окончательного и бесповоротного обвинения ал-Халладжа в неверии и вероотступничестве (такфйр); (б) признание его святости (вилайа): от попыток оправдать (и'тизар) его поведение до безоговорочного одобрения его наследия (кабул); (в) отсрочка окончательного суждения (таваккуф) по этому воп¬росу (до Судного дня), что в конечном счете стало позицией большинства суннитских ученых.

На Западе мнения об ал-Хусайне б. Мансуре ал-Халладже разительно отличались друг от друга. Первые исследователи жизни и творчества ал-Халладжа, такие как А. Мюллер (A. Muller) и Б. д'Эрбело (В. d'Herbelot), представляли ал-Халладжа «христианином», скрывавшим свое истинное вероисповедание; И. Раиске Q. Reiske) считал его «еретиком», Ф. Толук (F. Tholuck) подчеркивал противоречивость его взглядов; А. фон Кремер (A. von Kremer) полагал, что ал-Халладж находился под влиянием индийского монизма; К. Казанский назвал его «психопатом», а Э. Браун (Е. Browne) охарактеризовал его как «опытного и опасного интригана».

Луи Массиньон, потративший значительную часть своей жизни на то, чтобы буквально «по кусочкам» воссоздать образ этого великого су¬фия, считал учение ал-Халладжа кульминацией мистической мысли в исламе. По мнению Л. Массиньона, мусульманская духовная традиция так никогда и не оправилась после трагической гибели ал-Халладжа и вступила в период затяжного и неотвратимого упадка. Этот упадок нащел свое выражение, среди прочего, в «лишенном духовности» умозрительном монизме Ибн [ал-]'Арабй и его последователей. Внедрив в суфизм «чужеродные» элементы неоплатонизма, Ибн [ал-]'Арабй безвозвратно лишил его изначальной сущности, которая зиждилась на сугубо личном и непосредственном мистическом переживании. Последние исследования, включая труды учеников Л. Массиньона, выявили его предвзятое отношение к наследию ал-Хусайна б. Мансура ал-Халладжа. Например, многие образы и идеи, авторство которых Л. Массиньон возводил к ал-Халладжу, уже были сформулированы подвижниками Басры и Багдада задолго до появления ал-Халладжа на исторической сцене234. Подобные уточнения, тем не менее, отнюдь не умаляют влияния этого безусловно выдающегося человека на всю последующую историю мусульманского мистицизма. Многие поздние суфии открыто провозглашали себя его последователями (наряду с Абу Йазйдом ал-Бистамй) и исповедовали экстатическую, «опьяненную» духовность, присущую этому направлению в мусульманском мистицизме. Такую духовность они последовательно противопоставляли более традиционному или «трезвому» мистицизму ал-Джунайда ал-Багдадй и его последователей. Ал-Хусайн б. Мансур ал-Халладж отличался от своих предшественников и современников, включая и Абу Йазйда ал-Бистамй, бескомпромиссным отказом скрывать свои мистические переживания от непосвященных. Его участие в рискованных дворцовых интригах, а также упорное нежелание следовать кодексу молчания, принятому в «трезвом» суфизме, в конечном счете привели к его трагической гибели. Его жестокая казнь наделила его ореолом мученика, который, в свою очередь, обеспечил ему посмертное «существование» в качестве эталона мистического «любовника».
Г л а в а V

Аскетические и мистические движения в Басре и Хурасане

* {Ибн Каррам и каррамийа}

* {Путь [само]порицания: хурасанское движение маламатийа}

* {Почему суфизм?}

* {Мистики вне суфийского движения}

* Обзор
Обзор региональных течений в мусульманском мистицизме я хотел бы начать с аскетико-мистической школы Басры, с которой в тот период были тесно связаны Сахл ат-Тустарй, его ученик Мухаммад б. Салим (ум. в 297/909 г.) и сын последнего Ахмад б. Салим (ум. в 356/967 г.). Многие представители этой школы поддерживали близкие отношения со своими современниками в Багдаде. Рассуждая о подвижничестве и путях сближения с Богом, басрийцы стремились сохранить свою самобытность и независимость от багдадского суфизма. Любая попытка сравнить эти две духовные и интеллектуальные традиции затруднена из-за отсутствия надежных сведений об их характерных чертах и различиях, а также в силу их внутреннего разнообразия. Обобщая, можно сказать, что учение басрийских суфиев было более консервативным и менее умозрительным, нежели учение багдадцев. Как мы помним, Гулам Халйл, происходивший из Басры, стал инициатором печально известного судебного расследования против ряда представителей «эротического» мистицизма в Багдаде. Не исключено, что он был типичным представителем консервативного, практического подвижничества, распространенного в Басре. Поэтому по прибытии в Багдад он был шокирован теософскими рассуждениями местных мистиков, которые счел оскорбительными по отношению к Богу255. Если это предположение верно, то мы имеет дело с любопытным примером конфликта между двумя региональными типами аскетико-мисгического благочестия, которые исходили из разных идейных и духовных установок. Как мы увидим, противоречия между ними могли перерасти в открытый конфликт, особенно тогда, когда предсгавители багдадской школы предпринимали попытки распространигь свое мистическое мировоззрение за пределами столицы Халифата. В конце VI/X - начале V/XI вв., т.е. в период, предшествовавший окончательной систематизации и консолидации аскетико-мистической фадиции, региональные подвижнические течения были довольно многочисленны и иной раз настолько сильно отличались друг от друга, что это нередко приводило к столкновениям между их представителями. В отдельных случаях эти различия усугублялись еще и тем, что последователи разных аскетических и мистических течений придерживались несовместимых богословских воззрений. Ярким примером тому служат трения между влиятельными аскетами и мистиками 'аббасидской столицы и басрийскими приверженцами Сахла б. Абд Аллаха ат-Тустарй (ум. в 283/896 г.), известными как салимиты (самимййа).