Хотя суфийские авторы позднего периода часто приписывали авторитетным представителям ранней мусульманской общины склонность к аскетизму и мистицизму, они, тем не менее, признавали, что «суфийская наука» ('илм ат-тасаввуф) как таковая появилась в среде мусульман второго и третьего поколений. Из них в этой связи чаще всего упоминают знаменитого проповедника из Басры по имени ал-Хасан ал-Басрй (21-110/642-768). Он принадлежал к поколению «последователей» (таби'ун), которое пришло на смену поколению сподвижников Пророка (сахаба). Его отец по имени Пёроз попал в плен во время арабского завоевания Ирака и, согласно некоторым источникам, был привезен в Медину в качестве пленника. Вскоре после этого его владелица - арабка, личность которой остается неизвестной, - даровала ему свободу. Будучи в Медине, Пёроз женился на девушке по имени Хайра, в 642 г. родившей ему сына, которого назвали ал-Хасаном. Он вырос и получил образование в Хиджазе. После знаменитой битвы при Сиффине в 42/662 г., в которой сторонники четвертого «праведного» халифа Алй сражались против сирийской армии во главе с Му'авийей - умаййадским претендентом на пост халифа, ал-Хасан перебрался в Басру. Там он примкнул к арабской армии и принял участие в завоеваниях Восточного Ирана (начиная с 43/663 г.). По возвращении из завоевательного похода он обосновался в Басре, где прожил до самой смерти в 110/728 г. Известность ал-Хасану ал-Басрй снискали его искренность и бескомпромиссность во всем, что касалось выполнения религиозного долга. Эти его качества произвели неизгладимое впечатление на современников и привлекли к нему множество последователей. Помимо этого, он был известен своими пламенными проповедями, в которых не просто предостерегал своих братьев по вере против совершения грехов, но также увещевал их постоянно готовить себя к Страшному суду, следуя его примеру. Его проповеди, из которых уцелели лишь небольшие фрагменты, представляют собой лучшие дошедшие до нас образцы ранней арабской религиозной риторики. Многие авторы последующих поколений, в частности, ал-Джахиз (ум. в 194/809 г.) и ал-Мубаррад (ум. в 286/900 г.), цитировали их наряду с известными речами политических лидеров умаййадского периода в качестве эталона назидательных речей. Позднее многие его высказывания были включены в словари лучших арабских изречений. Вот два известных примера: хадиce хазихи-л-кулуба фа-иннаха сарйату-д-дуcур («Не переставайте полировать свои сердца, ибо они быстро покрываются паутиной!»); идж'ал дунйака ал-кантара таджузу 'алайха вала та'муруха («Сделай этот мир для себя мостом, по которому идешь, но на котором ничего не строишь»).
Суждения ал-Хасана ал-Басрй относительно государства Умаййадов и его представителей не были, как это часто бывало в подобных случаях, свидетельством его приверженности к какому-либо определенному политическому движению. Они естественным образом вытекали из его религиозных принципов и морально-этических убеждений. Он бесстрашно критиковал умаййадских халифов своего времени, равно как и умаййадских наместников Ирака. Ал-Хасан ал-Басрй осмелился даже выступить с критикой преданного слуги халифа, грозного наместника ал-Хаджжаджа, который основал г. Васит с тем, чтобы полностью подчинить своей власти своенравных мусульман Куфы и Басры. После этого ему пришлось скрываться вплоть до самой смерти ал-Хаджжаджа в 96/714 г. Вместе с этим он не одобрял действий тех, кто стремился сместить халифских наместников силой оружия (тагййр ал-мункар). Когда приверженцы повстанца Ибн ал-Аш'аса (ум. в 82/700 г.) предложили ему примкнуть к их борьбе против халифских «притеснителей», он отказался, сказав, что насилие тиранов - это наказание Божье, наложенное Им на Его непослушных рабов. Иными словами, против них нельзя выступать с мечом, а страдания, причиняемые ими, нужно переносить стойко и терпеливо. В своих проповедях ал-Хасан ал-Басрй постоянно предостерегал против увлечения жизненными благами и накопления богатств. По его мнению, все люди находятся на пути к смерти, а те, кто уже умер, ожидают тех, кто должен к ним присоединиться. Он с подозрением относился к стяжателям и отказал богатею, который попросил руки его дочери. Он также отказался принять невозделанные земли, которые власти безвозмездно раздавали жителям Басры, заявив при этом, что «корзина земли» будет не нужна ему в день воскресения из мертвых. Поглощенного мирскими заботами человека, которого мало волновали дела веры и который не задумывался над своими грехами, ал-Хасан ал-Басрй называет «лицемером» (мунафик), т. е. человеком, пребывающим в состоянии между верой и неверием.
Греховные поступки он решительно осуждал (ташдйд ал-ма'аси) и считал человека, совершившего грех, полностью ответственным за свои действия. Он отрицал, что кто-либо может оправдывать свое нечестие тем, что все его деяния предопределены и сотворены Богом. Из-за этого некоторые современники видели в нем сторонника доктрины, которая подчеркивала свободную волю человека в противовес Божественному предопределению (кадарййа). Однако его истинная позиция по этому горячо обсуждаемому в то время вопросу до сих пор остается неясной. В своем известном послании халифу Абд ал-Малику, который поддерживал учение о Божественном предопределении, косвенно оправдывавшем его собственное правление, ал-Хасан ал-Басрй продемонстрировал удивительную способность обходить опасные вопросы, не поступаясь при этом собственными принципами. Питая должное уважение к халифской власти, он, тем не менее, оставлял за собой право критиковать ее за то, что он считал нарушением установленного Богом порядка вещей. Он увещевал своих слушателей быть смиренными и крайне внимательно относиться ко всем своим действиям и помыслам. Последнее, по его мнению, совершенно необходимо для каждого верующего, ибо только таким образом он может выяснить истинные мотивы своих слов и действий и, следовательно, придать им большую искренность. Эта идея стала краеугольным камнем суфийской самодисциплины и самоанализа, которые были столь тщательно описаны в сочинении ал-Мухасибй (ум. в 243/857 г.)23. Братская любовь ал-Хасана ал-Басрй по отношению к современникам (ухувва) и его альтруизм (йсар) были также восприняты поздними суфиями как качества, способствующие достижению главной цели аскета и мистика, - искреннего и ничем не замутненного служения Богу. Они легли в основу учения о духовном «рыцарстве» (футувва), ставшего в последующие эпохи отличительной чертой многих суфийских общин. Еще одна отличительная черта ал-Хасана ал-Басрй, которая сделала его личность особенно привлекательной в глазах поздних суфиев, - это его пренебрежение строгими требованиями, предъявляемыми к передаче хадйсов, соответствие которым, по мнению знатоков хадйсов (мухаддис), определяло весомость авторитета того или иного мусульманского ученого. Его собственные высказывания иной раз передавались из уст в уста как пророческие хадйсы, и он ничего не имел против этого. Его не интересовал процесс тщательного воспроизведения имен передатчиков высказываний, возводимых к Пророку или кому-либо из его сподвижников. Поэтому некоторые поздние мухаддисы относились к нему как к «слабому» передатчику, склонному к мелким неточностям и даже «измышлениям» (тадлйс). Поскольку многих суфиев осуждали за пренебрежение хадисной наукой, они парировали такие обвинения тем, что ал-Хасана ал-Басрй, как и их самих, в делах веры интересовало «зерно», а не «шелуха». Нет ничего удивительного в том, что его имя присутствует в духовных генеалогиях (силсила) множества суфийских братств, и в том, что его постоянно цитируют в сборниках благочестивых высказываний. Влияние его аскетического благочестия ощущалось как в Басре, так и за ее пределами. Абу Талиб ал-Маккй (ум. в 382/993 или 386/996 г.), классик поздней суфийской литературы, написал в своей книге «Пища сердец» (Кут ал-кулуб), что ал-Хасан ал-Басрй был «нашим предводителем (имам) в этом учении... мы идем по его стопам, следуем его дорогой, и от его светильника исходит наш свет»24. Если отбросить в сторону высказывания поздних суфийских апологетов, подлинное отношение Хасана ал-Басрй к зарождавшемуся в это время аскетическому и мистическому движению в исламе установить сложно. Некоторые свидетельства из его эпохи указывают на его нежелание быть связанным с каким-либо одним религиозным или интеллектуальным течением в исламе, включая и то, которому было суждено стать суфизмом25. Выдающиеся качества ал-Хасана ал-Басрй как раннего теоретика мусульманской традиции сделали его личность очень подходящим символом, который охотно использовали различные поздние религиозные школы и течения.
* Накопление аскетических и мистических знаний во II/VIII - III/IX вв.
Был ли ал-Хасан ал-Басрй на самом деле отцом-основателем суфийского движения и первым суфием или нет, но благодаря своим пылким проповедям высоких духовных и нравственных идеалов он обрел многочисленных последователей. Среди них необходимо упомянуть Йазйда б. Абана ар-Ракашй (ум. между 101/729 и 121/738 гг.), Мухаммада б. Васи'а (ум. в 127/744 г.), Малика б. Динара (ум. в 128/745 г.), Фаркада ас-Сабахй (ум. в 132/749 г.), Абд ал-Вахида б. Зайда (ум. ок. 133/750 г.), Давуда ат-Та'й (ум. в 165/781 г.) и некоторых других. Будучи выходцами из разных социальных слоев, эти подвижники изображены в источниках как профессиональные чтецы Корана (курра, ед.ч. кари), благочестивые борцы за веру {нуссак муджахидун), мелкие торговцы, ткачи, писцы и переписчики книг. Их объединяло отвращение к мирским удовольствиям, социальной несправедливости, деспотизму властей предержащих, роскоши и лицемерию. Их действия и высказывания свидетельствуют об их постоянном страхе перед Божественной карой за малейшее прегрешение и об их ужасе перед людскими пороками, от которых они стремились избавиться путем постоянного покаяния, умерщвления плоти, раскаяния и оплакивания своей участи26. Самоуничижение и страх перед Богом зачастую находили внешнее выражение в постоянном публичном оплакивании своей участи, из-за чего некоторых ранних аскетов стали называть «плакальщиками» (баккаун)11. Уже в это время некоторые аскеты и подвижники вполне осознавали, что их достойные подражания благочестие, моральная чистота и постоянное подвижничество ставили их выше обычных верующих, которые не могли справиться даже с сиюминутными вожделениями, не говоря уже о скрытых искушениях и сложных моральных дилеммах, которые Бог умышленно ставит перед Своими избранниками, дабы испытать их духовные силы. Отсюда появилась идея «дружбы с Богом», или близости к Нему (вилайа), которую ранние аскеты и мистики обосновывали ссылками на несколько коранических айатов. В них говорилось о существовании рабов Божьих, чье образцовое благочестие и духовная чистота обеспечили им благосклонность Бога и в этой жизни, и в будущей (Коран, 10:63/62; 18:64/65)28. Именно в этом узком кругу аскетов мы и наблюдаем появление элитарного благочестия, которое постепенно трансформировалось сначала в духовный авторитет его носителей и, с течением времени, в значительную социальную силу. В раннюю эпоху социальный аспект этого аскетического движения еще не был ярко выражен. В целом, можно отметить, что крайний страх перед Богом был характерной чертой лишь небольшой группы благочестивых ранних мусульман, чье стремление к личному спасению посредсгвом постоянных размышлений над своими грехами и исключительных аскетических подвигов было слишком индивидуалистическим, чтобы обеспечить им широкую поддержку среди народных масс. Тем не менее ревностное проповедничество и образцовая честность обеспечили последователям ал-Хасана ал-Басрй достаточно широкое признание как в самой Басре, так и за ее пределами. Их проповеди и увещевания, основанные по преимуществу на Коране и хадйсах, не встретили сколько-нибудь значительного неприятия ни со стороны мусульманских ученых (улама), ни со стороны светских правителей. В их увещевательных и покаянных проповедях чувствуется влияние нравоучений, почерпнутых из Торы и Евангелия. Многие из них даже не пытались этого скрывать. Это видно, в частности, в высказываниях, приписываемых Малику б. Динару29, известному проповеднику и моралисту из Басры, который призывал своих слушателей «бороться со [своими] страстями как со [своими] врагами». Его современник, благочестивый ткач, Фаркад ас-Сабахй в своих проповедях часто приводил слова Иисуса (Иса) и цитировал Тору. Нужно отметить, что изначально он был армянином-христианином, который принял ислам уже в зрелом возрасте и был отлично знаком с иудео-христианской традицией30. Некий куфиец высказал свое порицание Фаркаду ас-Сабахй за оставшиеся у него «пережитки» христианства, в частности, ношение власяницы31. Этот эпизод свидетельствует о том, что ношение шерстяных одеяний все еще воспринималось многими мусульманскими авторитетами как нечто чуждое исламу. Такой же позиции придерживался и современник ал-Хасана ал-Басрй, прославленный ученый Ибн Сйрйн (ум. в 110/728 г.), который осуждал обычай ношения одежд из шерсти, усматривая в нем умышленное подражание христианским монахам. Этот обычай, по его мнению, заслуживал порицания, так как пророк Мухаммад, будучи образцом для подражания всей мусульман¬ской общины, предпочитал хлопок32 всем другим тканям. К тому же ношение власяницы виделось ему как неблагодарность Богу за Его бесконечную щедрость. Позднее с подобным порицанием шерсти выступил и Суфйан ас-Саурй (ум. в 162/778 г.), очень авторитетный ученый и знаток мусульманского права [фикх), преданий о Пророке (хадйс) и толкований Корана (тафсйр ал-Кур"ан). Он рассматривал ношение шерстяных одежд как «недопустимое новшество» в делах веры (бид'а, мн.ч. бида')33. В то же время Малик б. Динар заявлял, что он не имеет права облачаться в шерсть (суф), ибо он еще не достиг той степени духовной чистоты {сафа), которая отличает истинных слуг Божьих34. Эти и другие высказывания указывают на то, что, вопреки заявлениям поздних суфийских авторов, ни суфийский способ служения Богу, ни его внешний символ - шерстяное одеяние - не встречали повсеместного одобрения. В сущности, ранние аскеты, которые стали носигь шерстяные одежды, были в меньшинстве, особенно если принять во внимание описанную выше критику в их адрес со стороны тех, кого поздняя суфийская традиция представляет «суфиями». Обычай ношения шерсти был распространен в Басре и, в меньшей степени, в Куфе, которая была родным городом первых аскетов, получивших прозвище суфий: Абу Хашима (ум. в 160/776 г.) и Абдака (вторая половина II/VIII в.). Для мусульман Ирака его связь с христианским монашеством, особенно в его несторианской форме35, была достаточно очевидна. Тем не менее это обстоятельство не заставило суфиев отказаться от шерстяного одеяния как внешнего отличительного признака их образа жизни и служения Богу. Даже напротив, похоже, что они нарочито и последовательно подражали христианским монахам: о ранних аскетах, таких как Амир б. Абд [ал-]Кайс (середина I/VII в.), Абу Бакр б. Абд ар-Рахман (ум. в 94/713 г.) и 'Иса б. Сабйх ал-Мудрар (ум. в 227/841 г.), зачастую говорили как о «монахах этой [мусульманской] общины». Из Куфы и Басры обычай ношения шерстяных одеяний и особый вид подвижничества, который эти одеяния символизировали, распространился в Сирии и Багдаде. В конечном счете он дал название аскетическому и мистическому движению, которое стало набирать силу в III/IX столетии.
В восточных провинциях Халифата распространение «багдадского» суфизма было затруднено конкуренцией со стороны местных аскетических движений, в частности каррамййи (Хурасан и Мавара'аннахр), чьи руководители стремились отвратить своих последователей от принятия «чужеродного» подвижнического обычая и названия. Об особенностях духовной практики этих движений, которые впоследствии были либо подавлены, либо поглощены суфизмом, известно мало.
* Абд ал-Вахид б.Зайд
Среди многочисленных последователей ал-Хасана ал-Басрй был Абд ал-Вахид б. Зайд (ум. ок. 133/750 г.). Он снискал известность своими публичными проповедями, в которых особо подчеркивал важность смирения, крайне щепетильного отношения к потребляемой пище и манере поведения. Будучи профессиональным проповедником (касс), он был наделен недюжинным красноречием и создавал яркие образы Судного дня, призывая слушателей постоянно готовиться к встрече с Богом. Он утверждал, что праведность каждого человека и его добрые деяния будуг определять ясность его видения Бога в будущей жизни. Некоторые его высказывания подразумевают, что праведник может испытывать райское видение Бога уже в этой жизни в качестве награды за свое искреннее и бескорыстное служение Ему36. Согласно 'Абд ал-Вахиду б. Зайду, Бог наделяет своих праведных друзей (аулийа, ед.ч. валад) «внутренним», «тайным» знанием ('илм ал-батин) о Себе и о мире. Это знание скрыто от других Божьих тварей, включая ангелов. Именно это Божественное знание возвышает «друзей Божьих» над другими смертными и помещает их в категорию, следующую сразу за пророками37. Поздние суфийские теоретики стали противопоставлять это «внутреннее» знание так называемому «внешнему» (илм аз-захир), т.е. традиционным мусульманским наукам, таким как Коран и его толко¬вания, предания о Пророке (хадйс) и право (фикх). Эти виды знания о Боге суфии исподволь ставили ниже илм ал-батин, что нередко вызывало гнев многих мусульманских ученых, благоговевших перед буквой Божественного закона. 'Абд ал-Вахид б. Зайд принадлежал к категории аскетов, которых источники называют «плакальщиками». Это были люди, которые оплакивали свои грехи из страха перед Богом (хашйат Аллах) или из-за своих сомнений относительно Божественного приговора, который будет вынесен им в Судный день38. Практика рыданий могла быть вызвана чувством беззащитности и смирения перед Богом, равно как и состраданием по отношению к мусульманам, сбившимся с прямого пути. «Плакальщики» испытывали жалость не только к живым, но и к умершим, ибо последние уже никогда не смогут улучшить свой удел в будущей жизни. Постоянными рыданиями эти «нищие духом» надеялись расположить Бога к смягчению, пусть частичному, их грядущего наказания. Эта практика очень напоминает христианский обычай gratia lacrimarum, который был принят среди многих коптских и сирийских монахов, таких как Шенут (Шенуди), Ефрем-Сириец, Иоанн Эфесский, Исаак Ниневийский39. Не удивительно, что в своих увещеваниях Абд ал-Вахид б. Зайд иногда упоминает христианских монахов, чье глубокое презрение к этому миру и его грешным обитателям он считал достойным похвалы и побуждал своих приверженцев следовать монашеским заветам40. Подобно христианским монахам, мусульманские подвижники стремились целиком и полностью отрешиться от мира и образовать сплоченную общину, все члены которой должны были быть объединены желанием следовать Божьему завету41.
Преследуя эту цель, 'Абд ал-Вахид б. Зайд основал первый суфийский «монастырь» (дувайра) на острове 'Аббадан в устье Шатт ал-'Араб42. Не вполне ясно, был ли он на самом деле его основателем или просто жил там от случая к случаю. Со временем 'Аббадан в действительности стал главным центром аскетизма и подвижничества в Ираке. Остров изначально служил военным укреплением для защиты от морских пиратов. Сюда съезжались в основном благочестивые добровольцы (гузат, ед.ч. гази), совмещавшие несение военной службы с пракгикой аскетизма и подвижничества. Начальник 'аббаданского гарнизона, Рабй' б. Сабйх, был прославленным борцом за веру и погиб во время военного похода против «неверных» индусов в 161/777 г. во время правления халифа ал-Махдй. Он был благочестивым подвижником, который, как и 'Абд ал-Вахид б. Зайд, учился у ал-Хасана ал-Басрй. Говорят, что он возлагал дополнительные посты и бдения на подчиненных ему воинов. Помимо этого обитатели 'Аббадана участвовали в постоянных рецитациях Божественного имени (зикр) - обряде, который позднее стал одним из ключевых элементов суфийской ритуальной практики. Кто бы ни был настоящим основателем суфийского «монастыря» на 'Аббадане, ясно одно: этот остров служил центром притяжения для мусульманских аскетов, стремившихся принять участие в джихаде. Они стекались сюда из всех мусульманских земель. После того как 'Аббадан потерял свое стратегическое значение, он стал прибежищем для иракских отшельников и подвижников. Его посетили такие известные представители суфийской традиции, как Абу Сулайман ад-Даранй (ум. в 215/830 г.), Бишр ал-Хафй (ум. в 227/841 г.), Сарй ас-Сакатй (ум. в 251/867 г.), Сахл ат-Тустарй (ум. в 283/896 г.), равно как и Мукатил б. Сулайман (ум. в 150/767 или 159/775 г.)43- великий комментатор Корана, чей экзегетический труд сыграл важную роль в «зарождении мистического языка ислама». 'Абд ал-Вахид б. Зайд оставил множество учеников, часть из которых стали известными аскетами. Среди них был Ахмад ал-Худжаймй (ум. в конце II/VII1 в.), которому приписывают основание первого странноприимного дома для аскетов в Басре44. Основанный на пожертвования благочестивых мусульман, он стал прибежищем для многих учеников ал-Хасана ал-Басрй и 'Абд ал-Вахида б. Зайда, обеспечив тем самым дальнейшее распространение их учения.
* Различные виды благочестия
Примерно в это же время мы наблюдаем появление и распростра¬нение аскетических групп в городах-гарнизонах и крепостях на ви-зантийско-мусульманской границе в Сирии и Верхней Месопотамии. Этот регион, известный как «Пограничье» (ас-Сугур), стал пристанищем для двух великих представителей раннего поколения аскетически настроенных мусульман: Ибрахйма б. Адхама (ум. в 160/777 г.) и Ибн ал-Мубарака (ум. в 181/797 г.). Покинув восточные земли Халифата в поисках ((дозволенных и законных средств к существованию» {халал ал-махд), они обосновались в «Пограничье». Их присутствие в этой области, которая была ареной ожесточенной борьбы между мусульманами и христианами, служит дополнительной иллюстрацией тесной связи между зарождающимся аскетическим движением и тем, что источники называют «рибатом» и «джихадом», т.е. поселением на границах Халифата и несением там добровольной воинской службы. В дополнение к подвижничеству во имя ислама жизнь в «Пограничье» сулила «рыцарям молельной ниши» [фурсан ал-михраб), стремившимся к полному отмежеванию от «тирании» неблагочестивых правителей, желанное избавление от все возрастающего идейно-политического контроля со стороны авторитарного халифского государства. Атмосфера самоотречения и мученичества, которая характеризовала жизнь на границе, способствовала появлению целого класса воинов-«монахов», которые сочетали ведение боевых действий против Византии с актами «сурового богопоклонения», служением мусульманской общине и добровольной бедностью45. Именно здесь благочестие новоявленных борцов за веру достигло апогея: всепоглощающее стремление к ритуальной чистоте, особенно в вопросах употребления пищи, заставило их отказаться даже от того, что обычно, согласно Божественному закону, считалось дозволенным.
Ибрахим б. Адхам
Ибрахйм б. Адхам46 является типичным представителем благочестия, основанного на полном презрении к мирским благам. Он родился в Балхе (на территории современного Афганистана). Согласно поздним суфийским преданиям, он вырос в семье местного правителя и будто бы должен был стать его престолонаследником47. Однако это¬го не случилось: Ибрахйм б. Адхам испытал внезапное духовное перерождение во время поездки на охоту. Потрясенный небесным гласом, который повелел ему оставить «греховные привычки», Ибрахйм б. Адхам, как говорят источники, отрекся от престола, «оделся в шерсть», принял бродяжнический образ жизни и отправился в Сирию (аш-Шам). Во время странствий, которые продолжались всю его оставшуюся жизнь, он «питался [тем, что зарабатывал] трудом своих собственных рук», а именно: жатвой, сбором или помолом зерна или охраной фруктовых садов. Когда ему не удавалось добыть «дозволенные» средства к существованию, он постился48. Помимо принципов аскетизма и воздержания в его учении особое внимание уделялось постоянному самонаблюдению (муракаба), покаянию, скорби (камад), «дружеству» с Богом (хулда) и сверхчувственному знанию (марифа)49. Этим принципам было суждено стать общепризнанным стандартом, которому стремились следовать суфии последующих столетий. Осев в Сирии, на границе с Византией, Ибрахйм б. Адхам принял участие в нескольких морских и сухопутных походах против «неверных», во время последнего из которых он умер «[от болезни] желудка». Когда ему не удавалось достать пищу, которую он счел бы «чистой», он либо голодал, либо употреблял в пищу глину или песок. Стремясь избежать излишнего внимания к себе восторженных толп, приходивших к нему за благословением, Ибрахйм б. Адхам часто уединялся в пустыне. Там «он встретился с христианскими анахоретами», которые научили его своей «внутренней мудрости», или «сверхчувственному знанию» «гносису» (марифа), что наделяло его обладателя властью над другими людьми30. Как отметил М. Боннер, посты Ибрахйма б. Адхама и употребление им в пищу земли были продиктованы его страхом перед миром, который представлялся ему источником скверны. Воздержание от пищи и контактов с людьми (согласно источникам, Ибрахйм б. Адхам искал работу, которая позволяла ему держаться в стороне от людей; так, например, по ночам он охранял чей-либо фруктовый сад) давало ему возможность свести к минимуму свой контакт с «наполненным скверной» миром. По его собственным словам, тот, «кто стремигся к покаянию, должен оставить свои эгоистические привычки и перестать общаться с людьми». Как ни парадоксально, но крайнее отвращение Ибрахйма б. Адхама к миру и его обитателям, его добровольная нищета и богоданная мудрость, которой он достиг посредством суровых лишений, снискали ему известность, которой он так стремился избежать. Несмотря на свой ужас перед мирской славой, он приобрел широкий круг приверженцев, которые стремились подражать его строгому образу жизни. Приверженцы «сурового богопоклонения» составили особую группу, чья одержимость ритуальной чистотой (вплоть до того, что они отвергали даже те вещи, которые дозволялись Божественным законом) выделила их не только из мусульманской общины в целом, но и из числа других аскетов, живших в «Пограничье»51. Р. А. Никольсон охарактеризовал образ жизни Ибрахйма б. Адхама как аскетизм «отстраненного (квиетистского) и практического типа», который еще «не пересек границу между аскетизмом и мистицизмом». Трудно принять это утверждение при oтсутствии четких различий между аскетическим и мистическим благочестием, а также при отсутствии сведений о подлинных мировоззренческих установках, присущих ранним аскетам52. Как бы то ни было, у поздних суфийских авторов Ибрахйм б. Адхам изображается в качестве образца и главного выразителя идей раннего мистического движения.
Достарыңызбен бөлісу: |