Ибн ал-Мубарак
Примером более умеренного, «посюстороннего» аскетического благочестия может служить хурасанский подвижник Абд Аллах б. ал-Мубарак53, которому приписывают ряд великих подвигов в «священной войне» против византийских христиан. Все его поздние биографы подчеркивают его исключительное благочестие и постоянное воздержание от мирских удовольствий и благ. В то же время он был известен своей активной «борьбой на пути Божьем», т.е. участием в джихаде, и недюжинной физической силой. Эти качества делали его грозным воином и умелым военачальником, способным вести за собой людей во время сражения. Он был образцом для подражания и источником вдохновения для своих многочисленных друзей и собратьев по оружию, которые утверждали, что столько добродетелей, сколько их было у Ибн ал-Мубарака, «никогда еще не было воплощено ни в одном ученом той эпохи»54. Ибн ал-Мубарак был представителем активного, посюстороннего аскетизма, который значительно отличался от аскетизма Ибрахйма б. Адхама и его последователей. Он не просто порицал бездеятельных и отрешенных от этой жизни аскетов, с которыми он столкнулся в Багдаде, но и постоянно призывал своих последователей заниматься доходными занятиями, особенно торговлей и ремеслами. Он сам был преуспевающим торговцем, щедро жертвовавшим свое имущество благочестивым воинам - защитникам границ мусульманского государства, равно как и бедным пилигримам, совершавшим паломничество в Мекку". Ибн ал-Мубарак также прославился как передатчик хадйсов (мухаддис) и плодовитый автор. Особенную известность снискала ему «Книга [об] аскетизме» {Китаб аз-зухд) - одна из самых ранних и, вероятно, самых подробных работ этого жанра. Китаб аз-зухд представляет собой сборник хадйсов и благочестивых изречений, которые очень тщательно подобраны с целью подчеркнуть склонность Пророка, его семьи, сподвижников, последователей {ат-таби^ун), а также ряда более поздних мусульманских подвижников к отказу от жизненных благ и удовольствий. Подобно сборникам о зухде. За'иды б. Кудамы (II/VIII в.), Вакй'а б. ал-Джарраха (ум. в 197/812 г.) и Асада б. Мусы (ум. в 212/827 г.), эта работа содержит сотни благочестивых афоризмов и морально-этических наставлений, которые послужили строительным материалом для поздней суфийской традиции. Как и авторы других книг этого жанра, Ибн ал-Мубарак в Китаб аз-зухд всячески превозносит смирение, терпение, покаяние, упование на Бога, госте¬приимство, ночные бдения, молчание, бедность и оплакивание своей участи, а порицает алчность, зависть, гнев, себялюбие и другие поро¬ки. Ибн ал-Мубарак очень осторожно относился к крайним формам упования на Бога {таваккул), которых придерживались некоторые его чересчур рьяные современники56. По словам А. Дж. Арберри, сборник преданий о зухде, написанный Ибн ал-Мубараком, «показывает нам аскета, собирающего свидетельства из жизни Пророка и выступающего в защиту своего собственного [аскетического] мировоззрения». Многие профессиональные знатоки хадйсов считали Ибн ал-Мубарака достоверным передатчиком, хотя в целом они с подозрением относились к аскетически настроенным собирателям благочестивых изречений из-за их склонности к распространению хадйсов, которые мухаддйсы считали либо недостоверными, либо откровенно вымышленными. Таким обвинениям подверглись авторы других сборников хадйсов о зухде: в частности, Асад б. Муса и, в меньшей степени - Вакй' б. ал-Джаррах, которых авторитетные мухаддйсы обычно характеризуют как «слабых» или «недостоверных»57. Начиная с III/IX в. в общепризнанных сборниках биографий передатчиков хадйсов они были понижены до ранга куссас (т.е. «уличных» рассказчиков-увещевателей). К тому времени термин куссас (ед. ч. касс) приобрел уничижительный оттенок из-за широкого распространения недобросовестных и невежественных странствующих проповедников, сбывавших свой «устный товар» на улицах и базарах. Вкладывая ответы на различные морально-этические проблемы в уста авторитетных мужей периода раннего ислама с целью дать наставление своим слушателям и читателям, составители благо¬честивых сборников зачастую пренебрегали тщательной проверкой устного материала, возводимого к Пророку и его сподвижникам. Это вызвало осуждение профессиональных мухаддисов, которые подвергали сомнению достоверность морализаторских текстов, распространяемых «находящимися на вольных хлебах» аскетами, которые, к тому же, обычно не принадлежали к какой-либо признанной школе правоведов {фукаха, ед.ч. факйх) или передатчиков преданий {мухаддисун). Такая подозрительность привела в конечном счете к сильным трениям между этими двумя группами мусульманских религиозных деятелей. В ответ на обвинения в недостоверности или откровенной подделке хадйсов аскеты стали порицать своих ученых хулителей за то, что те превратили религиозную науку в ремесло и источник своего дохода, что в их глазах было тяжким преступлением против веры38. Великим суфийским авторам X-XI вв. н. э., чье творчество будет рассмотрено в главе VI этой книги, пришлось искать пути к устранению этих взаимных претензий и подозрений.
Фудайл б. "Ийад
В личности Фудайла б. 'Ийада (ум. в 188/803 г.), которого позднее суфийское предание изображает разбойником из Мавара'аннахра (Самарканд)59, мы находим своего рода мусульманский аналог «рыцаря Печального Образа». Согласно одному позднему суфийскому биографу, после смерти Фудайла б. 'Ийада «печаль исчезла из этого мира». Его постоянные рыдания свидетельствовали о его раскаянии и сострадании по отношению к себе и своим братьям по вере. Лишь один раз за всю свою жизнь он позволил себе улыбнуться - в день, когда умер его сын. Он воспринял это ужасное несчастье как знак Божественного благоволения, означающий, что Бог желает облегчить его участь в жизни грядущей. Это и стало причиной его радости, которую даже его сподвижники восприняли как неуместную и отталкивающую. Денно и нощно он молился о своем спасении, а когда его спросили о всем роде человеческом, он ответил: «[Они были бы] прощены, не будь меня [грешного] среди них». Его страх перед Богом выражен в его знаменитом изречении, согласно которому он предпочтет жить и умереть как собака, нежели ждать воскресения в Судный день как грешный человек60. Хотя он много рассуждал о смерти, не она его страшила: он, скорее, боялся, что не сможет снискать своим служением Божественного удовлетворения (рида). Самоуничижительный страх оказаться менее праведным, чем его современники, и смиренный внешний вид сочетались в Фудайле б. 'Ийаде с полным отсутствием уважения к светским правителям, не исключая грозного халифа Харуна ар-Рашйда, который, согласно суфийским источникам, готов был скромно выслушивать его морализаторские наставления61. Если мы попытаемся абстрагироваться от многочисленных легендарных наслоений, окружающих его личность, его жизнь предстанет перед нами как эталон самоотрешения. Следует, однако, отметить, что такой же позиции придерживались многие суннитские авторитеты той эпохи62, которых трудно отнести к суфиям. Начав свою деятельность с собирания хадйсов и изучения права [фикх], они часто разочаровыва¬лись в своей ученой стезе и в своих ученых собратьях, которые подобострастно заискивали перед правителями и влиятельными придворными. В глазах добропорядочных мусульман ученые льстецы, пресмыкающиеся перед халифом или каким-нибудь халифским наместником, были не достойны привилегии вести общину верующих к спасению. Дабы отмежеваться от таких продажных ученых, Фудайл б. 'Ийад, и его единомышленники (например, Давуд ат-Та'й)63 избирали для себя умеренный аскетический образ жизни и оставили ряды профессиональных ученых (улома, ед.ч. 'алим). Такая «бунтарская» позиция нашла яркое выражение в стремлении Фудайла вернуться к скромному образу жизни, завещанному Пророком [ас-сунна], и очистить религию от разного рода «недопустимых новшеств» {бида\ ед.ч. бид'а). Под «новшествами» Фудайл б. 'Ийад и другие аскеты подразумевали взгляды или обычаи либо неизвестные Пророку и его непосредственному окружению, либо ими явно не одобряемые. Хотя Фудайл б. 'Ийад и порицал излишнюю роскошь и неправедно нажитое имущество правителей и их свиты, он все-таки настаивал, что верующий должен кормить себя и свою семью64 на средства, заработанные своим собственным трудом, а не надеяться на чью-либо милость и жить подаяниями65. Он не имел ничего против доходных ремесел, включая торговлю, если они не отвлекали мусульманина от служения Богу и выполнения религиозного долга. Фудайл б. 'Ийад старательно избегал общения с правителями и отвергал их дары, но он не чувствовал никаких угрызений совести, принимая деньги от благочестивого купца Ибн ал-Мубарака66
В ы в о д ы
В суфийской литературе все три вышеупомянутых подвижника представлены как единомышленники и отцы-основатели суфийско¬го движения. Тем не менее невозможно не заметить существенную разницу в их религиозных взглядах и способах служения Богу. Благочестие Ибрахйма б. Адхама и его сторонников характеризовалось предельной отрешенностью от этого мира. Строжайшие требования, которые они выдвигали по отношению к самим себе, обособили их от остальной мусульманской общины и простых верующих, которые были не в силах придерживаться столь высоких стандартов. Ибн ал-Мубарак же воплотил в себе вид благочестия, более ориентированно¬го на этот мир и на жизнь в составе мусульманской общины. Он не только признавал, что у аскета есть обязательства перед своей семьей и перед остальными верующими, но даже призывал своих сторонников активно участвовать в делах этого мира. Эта позиция нашла отражение в его успешной купеческой и благотворительной деятельности, в его активном участии в джихаде, и, наконец, в его роли собирателя и классификатора наследия Пророка - хадйсов. Практику почитания Бога, присущую Ибн ал-Мубараку, можно назвать «историчной», так как в ее основе лежали глубокие размышления над прошлым мусульманской общины и подвигами ее основателей67. Он собирал поучительные хадйсы, которые должны были служить наставлениями его братьям по вере. Таким образом, он как бы снабжал их готовыми морально-эти¬ческими установками, восходящими к ранним мусульманским автори¬тетам. Это привлекло к нему многочисленных учеников со всех концов мусульманского мира. Такая наставническая функция была менее ярко выражена в деятельности Ибрахйма 6. Адхама, озабоченного прежде всего собственным спасением. Своих верных приверженцев он терпел как неизбежное зло и не стремился обрести новых последователей. Его главной заботой было избежание «мирской скверны». Важная черта, которая объединяет Ибн ал-Мубарака и Ибрахйма б. Адхама, - это их добровольное проживание в «Пограничье» (рибат) и активное участие в джихаде. Если последний вряд ли был выдающимся воином (будучи изнуренным постоянным постом и ночными бдениями), Ибн ал-Мубарак отличался тем, что в нем сочетались недюжинная физическая сила, непоколебимая преданность своим собратьям по оружию и благочестивая скорбь68. Другая грань богопочитания, ориентированного на этот мир, присутствует в деятельности Фулайла б. 'Ийада. Его путь от профессионального ученого-мухаддиса до аскета-морализатора свидетельствует о его желании помочь своим единоверцам осознать опасность сближения с правителями и участия в формирующихся в это время догматико-правовых школах, которые были своего рода политическими партиями той эпохи. Его активная социальная позиция, пристрастие к чтению публичных проповедей, яростная борьба со всеми видами бид'а, нарочитое благочестие69 и подчеркивание важности материальной самодостаточности и умеренности делают его скорее предвестником «народного суннизма», присущего Ахмаду б. Ханбалу и его популистскому религиозно-политическому движению, нежели представителем суфизма в обычном понимании этого слова70. Его изречения свидетельствуют о том, что он был не столько мистиком, сколько поборником умеренного, посюстороннего аскетизма, лейтмотивом которого был страх перед Богом71 и избежание контактов со светской властью. Представляя Фудайла б. 'Ийада образцовым суфием, поздние суфийские авторы, начиная с Джа'фара ал-Хулдй (ум. в 348/959 г.), стремились воспользоваться его репутацией безупречного суннита, что было крайне важно для создания благоприятного образа суфизма. Причины, по которым в одну категорию попали столь отличные друг от друга как образом жизни, так и религиозными взглядами аскеты, следует искать в идеологических установках, присущих создателям суфийской традиции. Если оставить в стороне эти идеологические установки, то окажется, что мы имеем дело с представителями довольно разных путей служения Богу, из которых их биографы попытались сделать чуть ли не полных единомышленников.
* Любовный мистицизм Раби"и ал-Адавийи
Представителем другого влиятельного направления в раннем мусульманском аскетическом движении была полулегендарная женщина-аскет из Басры по имени Раби'а ал-'Адавиййа (ум. в 185/801 г.). Вряд ли можно усомниться в реальности этой исторической личности, но вот отделить достоверную информацию о ней от вымысла не представляется возможным. Согласно большинству источников, она родилась в 95/714 или 99/717-18 г., а скончалась в 185/801 г. в Басре - ее гробница до сих пор находигся неподалеку от этого города. Поздние суфийские агиографические источники представляют ее одной из трех знаменитых подвижниц (мутазаххидат) Басры наряду с Му'азой ал-'Адавййей, женой раннего подвижника 'Амира б. 'Абд [ал-]Кайса ал-'Анбарй (ум. ок. 50/670 г.),72 и Умм ад-Дарда', женой благочестивого сподвижника Пророка Абу-д-Дарда' (ум. в 32/652 г.)73. Родилась она в бедной семье. Согласно одной легенде, в детстве ее выкрали и продали в рабство. Она будто бы поначалу «предалась пению и игре на музыкальных инструментах» и зарабатывала себе на жизнь «ремеслом певицы» (каина)74, но впоследствии раскаялась и стала на путь подвижничества и самоотречения. Как бы то ни было, ее набожность в конечном счете принесла ей свободу, и она стала жить в уединении и безбрачии - сначала в пустыне, а потом в Басре, где вокруг нее собиралось множество учеников и почитателей, которые приходили к ней за наставлениями или чтобы сподобиться ее благодати. Среди подобных посетителей были такие известные аскеты и ученые, как Суфйан ас-Саурй, 'Абд ал-Вахид б. Зайд, Малик б. Динар, мистик Шакйк ал-Балхй (ум. в 195/810 г.) и отшельник из Басры по имени Рийах б. 'Амр ал-Кайсй (ум. в 195/810 г.). Уже в ранних рассказах о жизни Раби'и ал-'Адавййи говорится о ее словесных поединках с ее гостями - из них она всегда выходила победительницей, исподволь показывая им, что они все еще одержимы страстями и себялюбием73 и поэтому не могут достичь совершенства. Когда 'Абд ал-Вахид предложил ей руку и сердце, она презрительно отказала ему: «О пленник страстей, ищи подобную себе. Неужели ты узрел хоть единый признак плотского желания во мне?». Другой ее поклонник, наместник Басры, пытавшийся склонить ее к замужеству приданым в тысячу золотых динаров, также получил отказ. Отказом были встречены и все другие предложения о замужес¬тве, включая маловероятное предложение от ал-Хасана ал-Басрй, который умер за семьдесят лет до ее смерти. По словам самой Раби'и ал-'Адавййи, она была не в силах терпеть присутствия поклонников, поскольку они могли бы отвлечь ее от мыслей о Боге на несколько мгновений, не говоря уже о том, чтобы связать себя с одним из них на всю жизнь. Только Бога она считала своим истинным Женихом76.
В одной истории она демонстрирует свое неуважение к профессиональным мухаддисам. Для нее их занятие было не чем иным, как знаком тщеславия и отвлечения внимания от размышлений о Боге, что, по ее мнению, было еще хуже, чем стяжательство и воспитание детей77. Эту позицию разделяли многие современные ей аскеты. Вся жизнь Раби'и ал-'Адавййи являет собой образец крайнего аскетизма и самоотречения. Во многих изречениях, приписываемых ей поздними суфийскими авторами, особенно подчеркивается ее самодостаточность и нежелание зависеть ни от кого, кроме Бога. Когда ее друзья посоветовали ее родственникам купить ей служанку, чтобы та заботилась о ней, она сказала: «Истинно, я стыжусь просить жизненных благ у Того, Кому они принадлежат! Так как же я могу их получить от тех, кому они не принадлежат?»78. Интересно, что великий арабский писатель ал-Джахиз (ум. в 256/869 г.) из Басры, который, вероятно, был первым, кто записал этот рассказ о ней79, не упоминает о многочисленных чудесах, столь щедро приписываемых ей более поздними авторами. То, что ал-Джахиз не упомянул ее чудес, указывает на то, что в III/IX в. процесс создания ее образа как святой все еще не завершился. С другой стороны, рассказ ал-Джахиза о ней противоречит тому факту, что у нее была служанка по имени Марйам ал-Басрййа, с которой она делилась своим «знанием о чистой любви» ('илм ал-махабба). Свидетельством того, что окончательное сложение легенды о Раби'и ал-'Адавййи потребовало как минимум двух столетий, является тот факт, что ее сверхъестественные поступки не были известны суфийским биографам IV/X в. - ас-Сарраджу (ум. в 378/988 г.), ал-Калабазй (ум. ок. 384/994 г.) и ал-Маккй (ум. в 386/996 г.), которые упоминали о ней в своих трудах80.
Непоколебимая вера Раби'и ал-'Адавййи в великодушие Божье и Его заботу о Своих рабах выражена в следующем ее изречении: «Разве Бог забывает бедных из-за их бедности или помнит богатых из-за их богатства? Ведь Он знает мое положение, зачем же я буду напоминать Ему о себе?». Она была равнодушна к удобствам мирской жизни: ее часто видели спящей «на старой циновке из тростника с кирпичом под головой, который служил ей подушкой». Она пила и совершала омовения из треснувшего кувшина81. Веря в Божественное провидение, Рабй'а ал-'Адавййа с благодарностью воспринимала болезнь и страдания, полагая их знаками Божественного внимания к своей персоне. В соответствии со своими убеждениями, она стойко переносила несчастья и болезни, отказываясь от помощи, которую предлагали ей другие аскеты. Поздние суфийские авторы, такие как Фарйд ад-дйн 'Аттар (ум. ок. 627/1230 г.)82, приписывали ей многочисленные чудеса. Яства чудесным образом появлялись перед пришедшими к ней гостями; ей самой преподносили дары загадочные посетители; ее верблюд (или осел), который умер по дороге в Мекку, был воскрешен, чтобы дальше служить ей; недостаток света в ее доме по ночам восполнялся свечением ее собственного тела; сам Господь оберегал ее дом и поля от воров; она могла парить в воздухе на своем молитвенном коврике83.
Однако самой выдающейся чертой благочестия Раби'и ал-'Адавййи было ее абсолютное сосредоточение на Боге, которого она считала единственным объектом желаний, любви и почитания. По сравнению с Богом все остальные заботы и обязательства меркнут и выглядят ничтожными. Для Раби'и ал-'Адавййи даже любовь к собственным детям и Пророку, равно как страх перед Адом и дьяволом были лишь препятствиями, мешающими служению Богу. Эта позиция четко выражена в известной истории, согласно которой она во всеуслышание заявила о своем намерении сжечь райские кущи дотла и залить водой адское пламя, дабы никто не служил Богу исключительно ради райских утех или из страха перед адскими карами 84. Когда ее спросили о любви к Пророку, ответ был таков: «Любовь к Богу настолько овладела мною, что во мне не осталось места для любви кого-либо другого, кроме Него!». Таким образом, Божественный Возлюбленный стал самой сутью и конечной целью ее существования. Достижение этой цели потребовало от Раби'и вступления на трудный путь подвижничества и самоотрицания83. Эта абсолютная, безраздельная приверженность Богу проиллюстрирована в многочисленных легендах о жизни Раби'и ал-'Адавййи, приводимых 'Аттаром. Так, находясь на смертном одре, она велела своим друзьям выйти, дабы освободить дорогу посланникам Божьим, которые пришли за ее душой. Удаляясь, ее друзья услышали, как она произнесла свидетельство веры (шахада), на что ей ответил таинственный голос, изрекший: «О душа в мире, вернись к своему Господу, удовлетворенная и удовлетворяющая! Займи ряды Моих слуг! Войди в Мой Рай» (Коран, 89:27-30). После смерти кто-то увидел ее во сне и спросил, как она спаслась от Мункара и Накйра - ангелов, которые допрашивают каждого умершего сразу же после его смерти. Когда они приблизились к ней и спросили: «Кто Господь твой?», она отправила их обратно к их Повелителю со словами: «Возвращайтесь к своему Господу и скажите Ему: "Хотя у Тебя тысячи тысяч тварей, [о которых Тебе надо помнить], Ты ведь не мог забыть о старой немощной женщине. Это - я, для которой во всем мире не существовало ничего, кроме Тебя. Так как же я могла позабыть Тебя и как Ты можешь спрашивать меня, кто есть Господь твой?"».
Так как Раби'а ал-'Адавййа не оставила после себя никаких сочинений, то при реконструкции ее религиозных взглядов нам приходится полагаться исключительно на высказывания, подобные только что приведенным. В источниках они обычно представлены как ответы на вопросы ее друзей или посетителей. Еще одним источником наших сведений о ее взглядах являются ее молитвы и наставления, воспроизводимые ее биографами, такими, например, как 'Аттар. Согласно последнему, она обычно молилась по ночам на крыше своего дома, повторяя при этом: «О Господь, звезды светят и глаза людей закрыты, правители заперли свои двери и каждый влюбленный находится наедине со своей возлюбленной; я же нахожусь наедине лишь с Тобой!». В другой молитве она говорит о Боге следующим образом: «О Господь мой, если поклоняюсь я Тебе из страха перед Адом, сожги меня там, если же поклоняюсь я Тебе в надежде на Рай, не пускай меня туда, но если я поклоняюсь Тебе только ради Тебя самого, не лишай меня [возможности лицезреть] Твою Вечную Красоту!».
Высказывания Раби'и ал-'Адавййи, которые дошли до нас в поздней передаче, касаются традиционных аскетических и мистических тем, а именно: покаяния, благодарности и лицезрения Бога как в этой, так и в будущей жизни. Так, рассуждая о переходе человека к правед¬ному и подвижническому образу жизни, она особенно подчеркивает, что хотя инициатива к обращению может исходить от самого человека, его успех или неудача в конечном счете зависят от Божьей воли: «Кто сможет покаяться, если Бог не даст ему покаяния и не примет его? Только если Он обратится к тебе, то ты обратишься к Нему». Будучи полностью сосредоточенной на Боге и равнодушной ко всему остальному, она считала, что истинная благодарность раба Божьего должна быть адресована Дарителю, а не Его дару. Однажды в весенний день, когда ее собратья-аскеты позвали ее выйти из лома, чтобы полюбоваться красотой Божественного творения, она сказала: «Лучше оберниге взоры свои внутрь и узрите там своего Создателя. Созерцание Создателя [в моей душе] отвратило меня от созерцания Его тварей». Когда ее спросили о Рае, она ответила известным изречением: «Сначала сосед [Бог], а потом уже [Его] дом!» [ал-джар сумма ад-дар). Согласно великому суннитскому богослову ал-Газалй (ум. в 555/1111 г.), это высказывание означает, что тот, кто не познал Бога в этой жизни, не узрит Его в жизни следующей; тот, кто не встретил Его на земле, не будет наслаждаться видением Его на небесах; никому не удастся приблизиться к Богу в будущей жизни, если он не снискал Его близости {eiuiaud) в земной жизни. Другими словами: не посеяв, не пожнешь. Раби'а ал-'Адавййа считала себя чужой в этом мире - в этом четко проявляется направленность ее учения на мир потусторонний: она ела горький хлеб этой жизни, готовясь к грядущей, где ее ожидало высшее блаженство в присутствии ее Создателя. Когда ее спросили, как она достигла такой высокой ступени святости, она отвегила: «Путем отрешения от всех забот этого мира и стремления к дружбе с Тем, Который вечен».
Выраженные в этих высказываниях темы были типичными для зарождающегося аскетического и мистического движения в Ираке и Сирии. Они могли принадлежать любом}' из отрешившихся от сего мира современников Раби'и. Однако ее отличает от них ее пылкая проповедь бескорыстной и искренней любви (махабба) к Богу и дружбы (унс) с Ним. Безоглядное стремление к Богу становится единственной целью и мотивацией человека, любящего Бога, и выделяет его из общей массы верующих. Эта идея присутствует в многочисленных высказываниях и стихах, приписываемых Раби'и ал-'Адавййи, включая нижеследующее:
Тебя я сделала спугником своего сердца,
Тело же мое отдано тем, кто ищет моего общества.
Оно гостеприимно встречает моих гостей.
Но истинный гость души моей - Возлюбленный моего сердца!
В строках, часто приписываемых ей86, говорится о двух видах любви: человек, подвластный первому виду любви, стремится достичь своих собственных эгоистических целей; тот же, кто поглощен любовью второго вида, сосредоточен только на Боге. Цитируемые ниже строки зачастую приводят в качестве свидетельства двоякой природы ее страсти к своему Божественному Возлюбленному:
Достарыңызбен бөлісу: |