Сенгиры племянник Аттила и дядя Айбарс30

2.Сенгиры племянник Аттила и дядя Айбарс³⁰

И вот, наконец, последнее предгорье, за которым расстилается долгожданная долина с сочными травами, где начинаются владения гуннского сабирского народа. Звонко несет свои холодные воды неширокий ручей. Видно, затяжная прохладная и долгая была здесь весна, коли только сейчас, почти в середине лета, плывут в воде лепестки цветов. Можно различить кружащиеся на поверхности речки лепестки яблонь и груш, маков и ириса, барбариса и облепихи, рябины и боярышника. По этим цветам можно установить, какие виды зеленой растительности отцвели недавно вверх по течению. Несутся в водных струях обломанные большие ветки можжевельника, дуба и каштана – видимо, примерял невдалеке свою силу и рост и помечал подвластную территорию огромный бурый медведь.

Задумчиво сидит на саврасом иноходце молодой сенгир Аттила. Широкогрудый, с непокрытой головой, темноватые волосы ниспадают ему на крутые плечи, чуть подкрученные черные, как смоль, усы при отсутствии бороды придают его лицу совсем юношеский вид, хотя ему уже пошла тридцать вторая зима. Загорелый цвет его лица, при ближайшем рассмотрении, переходит в воинственную решимость, подчеркиваемую чуть с горбинкой, загибающимся книзу носом, и выделяемую розоватыми шрамами от сабельных ударов на подбородке и лбу. На нем надет простой синий шерстяной кафтан с высоким наглухо застегнутым воротом; на ногах черные кожаные штаны, заправленные в мягкие серые полусапожки без задников; на бедрах кожаный лакированный, покрытый железными пластинками, боевой пояс, на котором висит простой гуннский стальной кинжал в кожаных ножнах с рукояткой из рога горного карпатского архара.

Официальная цель его поездки к сабирам – забрать и увезти домой в Паннонию мать-сабирку, которая гостит в своем родном племени уже около года. Так объявил молодой туменбаши Аттила перед отъездом новоиспеченному атталаку всего гуннского народа темнику Усуру.

И вот сенгирская верхоконная процессия под вечер, когда летнее солнце не спешит катиться за последнее западное море, спускается с пригорка по ровной каменистой поверхности старой румийской дороги-страты. Как рассказывали еще в детстве юному Аттиле, твердое покрытие таких искусственных дорог целое поколение причиняло большое неудобство гуннским всадникам, так как их кони уже после одного перегона³³ сбивали себе копыта. Но все же верные и неприхотливые степные лошади смогли привыкнуть и к такой затверделой дорожной поверхности. Сами же румийцы, оказывается, научились прибивать железными гвоздями к конским копытам специальные полукруглые пластины – подковы, которые предохраняют копыта от сбивания роговицы. Гунны же в степи до сих пор обходятся без таких подков. Ведь не каждый же день они скачут по старым румийским дорогам.

Вон вдалеке, около большой белой сабирской юрты, виднеется высокая фигура матери Чури³⁴ в блестящем золотистом парчовом платье, зеленой бархатной безрукавке и в высоком женском головном уборе замужней женщины – баштангы. Вокруг вдовой ханышы³⁵ Чури толпятся знатные женщины сабирского народа в таких же дорогих одеяниях. Но в отличие от матери Аттилы, которая никогда не любила увешивать себя золотыми украшениями, все они имеют надетые на шеях, на запястьях и пальцах рук, вплетенные в волосы и в косы, прикрепленные на груди поверх камзолов неимоверные количества различных украшений: диадемы, кольца, браслеты, колечки, перстни, печатки и подвески.

Благообразная темноволосая, с легкой проседью ниспадающих из-под баштангы толстых кос, еще стройная ханыша Чури с большой радостью встретила своего первенца и единственного мальчика Аттилу. Слезы навернулись на ее черные блестящие, по-сабирски чуть раскосые глаза, когда она обняла сошедшего с лошади сына и прижала его к сердцу. Только в одном был похож на неё её единственный и драгоценный сын, которого она уже не видела около двух лет (он постоянно находился в военных походах и в разъездах по государственным делам) – темноватым цветом волос; во всем же остальном, а особенно широкими голубыми глазами, формой носа и непреклонностью характера, дорогой сынок являлся, по мнению любящей матери, точной копией своего безвременно ушедшего на небеса отца Мундзука.

– Здравствуй, анака³⁶, – склонил голову взрослый сын, на мгновение почувствовавший себя маленьким ребенком, прижавшимся к теплой родной материнской груди. «Не зря ведь говорят гунны, пока жива старая мать, ты будешь всегда ребенком» – непроизвольно подумалось яростному туменбаши хуннагуров.

– Здравствуй, уултой³⁷, – в порыве чувств выдохнула сабирка Чури, но спохватилась: – Много лет тебе здравия, сенгир-хан Аттила! Я рада тебя лицезреть здесь, в центре сабирских земель. Здоров ли ты, не болит ли у тебя печень?

Поздно ночью, уже после вручения дражайшей матушке традиционных подарков (парчовых и бархатных отрезов на платье), за обильным ужином в материнской юрте, сын поинтересовался, а почему не видно абы³⁸ Айбарса, на что ему был дан ответ, что тот находится в недалеком племени утургуров и будет со дня на день.

Все же, оказывается, скромное угощение было у матери Аттилы ханышы Чури. Он это понял через два дня, когда был приглашен в гости к приехавшему от утургуров Айбарсу-абе. На круглой разостланной на мягких белых кошмах скатерти-дастархане стояла в большом количестве золотая, серебряная и бронзовая посуда с полутвердым готским овечьим сыром, круглым византийским хрустящим печеньем, тракийским виноградом без косточек, африканскими сладостями из тростника, аравийскими сушеными финиками и всякими другими диковинными чужеземными и заморскими деликатесами. В небольших константинопольских керамических амфорах содержались красное терпкое и белое сладкое фракийское, македонское, малоазийское, галльское и сицилийское вина.

Исконно гуннская лакомая еда и напитки (вяленые, сушеные и копченые конские колбасы, которые, как известно любому степному жителю, придают мужчинам большую доблесть в ночном постельном общении с женщинами; жареные в бараньем сале кусочки медового теста различной конфигурации, вызывающие страстное похотливое желание даже у немолодых мужчин и женщин; пенящийся белый выдержанный кумыс, отдающий степными травами: полынью и ковылью; и настоянная на пчелиных сотах молочная арака, разжигающая огонь жгучего томления в мужской груди) занимали на скатерти только четвертую часть пространства. Все остальное было завалено неведомой едой из иноязычных земель.

Но несмотря на такую изысканность и утонченность выставленного для племянника угощения, Айбарс-аба был одет более чем скромно. На нем, однако, не было традиционного одеяния, присущего немногочисленному шаманскому сословию, к которому он всю свою сознательную жизнь принадлежал. Ровесник ханышы Чури, шаман Айбарс приближался к пятидесяти, но, несмотря на свой столь солидный возраст, он выглядел намного моложе своих лет. И в своей простой одежде (белая полотнянная рубаха, серая кожаная безрукавка, также серые холщовые широкие штаны – шальвары, черные мягкие широкие маасы³⁹ с твердой подошвой из зубровой кожи, на поясе ножны с недлинным кинжалом) он походил на обыкновенного гуннского воина-десятника или, в крайнем случае, учитывая возраст, сотника.

Широкоплечий Аттила устраивался удобно по правую руку хозяина жилища Айбарса-абы. Когда они, молча каждый, решали, как приступить к важному разговору, стало заметно, что и племянник, и дядя затрудняются первым нарушить молчание. Все же первым пришлось заговорить молодому родичу:

– Айбарс-аба, ты сам был свидетелем последнего прощания с великим нашим каганом Ругилой-агой⁴⁰. По нашему степному обычаю-адату обязанность атталака гуннов сейчас возложена на храброго и разумного Усура-агу.

– Да, ты прав, храбрее и разумнее туменбаши Усура в настоящее время у гуннов никого нет, – живо отозвался дядя Айбарс и серые глаза его оживились, он залпом выпил полкубка красного вина.

– Говорят, на курултае этого года уже будет избран новый верховный хан гуннов.

– Аттила, сын Мундзука, такие разговоры идут по всей Великой степи, у каждого вечернего костра только и обсуждают этот вопрос. Да и нашим союзным германцам, славянам и аланам небезразлично решение этого вопроса.

– Айбарс-аба, для меня также важно, кто будет избран великим гуннским каганом – ведь всегда имеешь естественное желание, чтобы твоим правителем был бы умный, справедливый, энергичный, смелый и добычливый хан. Тогда и жить будет нам всем легко в нашей степной державе.

– Аттила, сын Мундзука, очень правильные ты говоришь речи. Будет хорошо не только одному отдельному человеку, но и всему народу – иметь над собой праведного, умного и милосердного властителя. Но при умном кагане всегда также должен быть не менее рассудительный советник из людей с призванием заглядывать в будущее, чтобы предостеречь от напастей и невзгод.

– Да, Айбарс-аба, после того, как величайший из степных провидцев шаман Салхын ушел в мир иной свыше одного жизненного круга⁴¹ назад, будучи глубоким старцем, курултай, чтя его память, до сих пор еще не избрал главного шамана всех гуннов.

– Аттила, сын Мундзука, насколько учит нас вся наша прошлая кочевая жизнь, великим каганом избирают всегда еще относительно молодого сенгира-ээрена⁴², который пока еще нуждается в советах более старшего и опытного предсказателя будущих событий.

– Айбарс-аба, я твердо полагаю, что такой предсказатель грядущих событий должен происходить из белокостного сенгирского рода: во-первых, за ним стоит авторитет его прославленного предка, во-вторых, такие люди всегда осенены благосклонностью небес и, в-третьих, поэтому они могут принести намного больше пользы государству, нежели шаманы из простых тарханских родов.

А такой претендент на важную должность общегуннского шамана, я полагаю, имеется на сегодня только один, в левом восточном гуннском крыле, в племени сабиров.

– Аттила, сын Мундзука, ты полагаешь, что этот кандидат обладает всеми необходимыми достоинствами, способностями и призванием быть духовным наставником всех гуннов?

– Айбарс-аба, я полагаю, этот человек обладает даже большим – божественным даром!

– Интересные ты вещи говоришь, Аттила, сын Мундзука.

– Я говорю так потому, что сам лично был свидетелем чудесных деяний, которые совершал этот шаман-сенгир, осенённый небесной благодатью, Айбарс-аба.

– Аттила, сын Мундзука, надеешься ли ты на то, что правильно избранный новый верховный каган и этот чудодейственный сенгирский шаман могли бы плодотворно сотрудничать на благо всего нашего бестрепетного гуннского народа, его мужественных союзников и на погибель всех подлых и ничтожных врагов?

– Я не только надеюсь, я уверен в таком продуктивном долговременном сотрудничестве, Айбарс-аба.

– Хорошо, Аттила, мой племянник, сын ханышы Чури. В таком случае мы с тобой встретимся завтра вечером и продолжим наш очень интересный разговор.