Аммиан фон Бек Гунны Трилогия: книга III аттила – хан гуннов


Хан Аттила с гостями на облавной охоте



бет77/87
Дата18.07.2016
өлшемі2.32 Mb.
#207557
1   ...   73   74   75   76   77   78   79   80   ...   87

76.Хан Аттила с гостями на облавной охоте


Младший брат-конунг Гундебауд совсем не говорил по-гуннски, поскольку он постоянно проживал на своих франкских землях в низовьях Рейна, куда еще не дошли степные воины. И потому второму гуннскому хану Аттиле пришлось изъясняться с ним на готском языке, который прекрасно знали почти все германские племена. Молодому конунгу был оказан в орду на Олте прием, приличествующий самостоятельным властителям сильных народов. Его принимали в специально поставленной большой белой юрте, вмещающей до ста человек и смонтированной из двадцати четырех окружных пролетов; перед этим переносным сооружением горело двадцать четыре очистительных костра по обеим сторонам посыпанной белым песком дорожки; молодые гуннки – ученицы шаманов, знахарей и лекарей в белых одеяниях обносили вокруг головы германского гостя белым кобыльим молоком от сглаза и от нехороших и дурных мыслей; около жилища играли, сидя на кошмах, протяжную, как сама Великая степь, мелодию на трехструнных народных инструментов – домрах с десяток умелых музыкантов.

На приеме германского херицоги Гундебауда и сопровождающих его четырех знатных франков с рыжими бородами со стороны гуннов, кроме самого степного хана-соправителя Аттилы и начальника общегуннской дипломатическо-таможенной службы старого воя Дерябы, принимали участие и все три жены сенгир-хана: старшая ханыша-байбиче гуннка-биттогурка Эрихан, средняя жена германская остготка Сванхильда и младшая токал германская бургундка Гудрун. Германские франкские гости были приятно удивлены, когда сам второй гуннский хан представил им всех своих жен по именам и две из них оказались германскими женщинами.

Долго до поздней ночи затянулся официальный прием, плавно перешедший в пиршество с изысканными гуннскими и готскими угощениями, румийскими хмельными напитками и крепкой молочной аракой. Только смен мясных блюд: готских свиных колбасок всевозможных сортов и вяленого, копченого, соленого, сушеного и вареного гуннского мяса – было с десяток. Красные и белые северогалльские, македонские и тракийские хмельные напитки лились в неизмеримом количестве. Пришлось сделать два перерыва в продолжении пиршества, обусловленные естественными потребностями. И здесь также не было никаких проблем. Не надо было как в иных степных аулах, кочевьях и стойбищах бегать вдаль за селение. Как-то совсем незаметно ханское орду разрослось с тридцати-сорока юрт и шатыров в десять раз, ханское жилище очутилось в самом центре становища, ходить по малой нужде за околицу поселения стало неудобно (слишком далеко) и соправитель Аттила распорядился соорудить некоторое количество недалеких огороженных мест для удовлетворения естественной надобности.

То, чего добивались пришедшие с поклоном и подарками германские франки, было ясно как божий день. Они хотели дружбы с гуннами и взаимной помощи, хотя помощь представлялась не взаимной, а односторонней: сенгир Аттила со своими бестрепетными туменами должен был оказывать поддержку второму конунгу и херицоге Гундебауду. Но и отказать было нельзя: эти франки, называемые почему-то рипуарскими, уже проливали кровь на стороне хана Аттила и однажды в бургундском сапари даже подоспели в самый решающий момент. А ведь, как говорится в степи, тот человек роднее брата, который в нужное мгновение подаст тебе кинжал.

– Хорошо, мой юный друг Гундебауд, – сказал гуннский хан-соправитель Аттила, вставая с места и похлопывая по плечу (гуннский знак наилучшего расположения к собеседнику) сидящего слева от него на почетном торе крепко захмелевшего франкского вождя, – мы всегда окажем тебе нужную подмогу, а пока вы – мои гости, завтра мы с вами едем на облавную охоту в верховья Олта на тигров.

Прибывшие вместе с херицогой Гундебаудом также молодые густобородые и рослые вожди и воинские начальники во все глаза пялились на ханских жен и особенно на среднюю и младшую, которые по повелению своего высокородного супруга говорили заздравные слова сначала по-гуннски, потом сами же переводили свои речи на готский язык. Один из германских гостей-конаков в хмельном воодушевлении в ответном приветственном слове назвал хозяина общим в готском и в гуннском языках наименованием ближайшего родства – абой, с которым обычно и германцы, и большинство гуннов (сабиры, акациры, биттогуры и др.) обращаются к дяде по материнской линии или линии жены.

Пожилой тамгастанбаши Деряба уже глубокой ночью предупредил хана Аттилу, что в силу своего немолодого возраста и некоторых болезней он не может участвовать в предстоящей охоте. И, прощаясь и одевая свой утепленный кафтан-бешмант, добавил:

– Только недавно, в перерыве, прискакали мои гонцы из орду кагана Беледы на Дунае. Там, оказывается, с такой же просьбой находился и старший брат, конунг франков Меровиг.

– А что Беледа?

– Каган какой месяц уже не просыхает от хмеля, он не смог по причине своего беспробудного пьянства принять хана Меровига, тот прождал некоторое время и удалился, сейчас он остановился в Виндобоне у конунга остготов Валамира.

– Давай-ка, ага Деряба, мы с тобой еще хорошо в дальнейшем поразмыслим над этим вопросом. Но то, что мы будем оказывать всемерную помощь молодому франкскому хану Гундебауду, это уже решено мною однозначно. Деряба-ага, после облавы мы вернемся с тобой к этому разговору.

В верховьях Олта было много тигров. А сейчас они являлись как бы царями зверей здесь в Дакии. Еще совсем недавно в дакийских предгорных хвойных лесах водилось значительное количество львов, не уступающих, а порой в определенных условиях даже превосходящих тигров по силе, но, к сожалению, они были выведены полностью. Местные охотники – даки и исавры выловили всех львов до единого, прельстясь высокой оплатой в тридцать золотых денариев за взрослую особь, а за такие деньги можно было купить трех быков, или тридцать овец, или же четыре-пять работящих рабов средних лет. А львов скупали и вывозили в железных клетках, поставленных на телеги, западнорумийские купцы для цирковых арен, где гладиаторы насмерть сражались с ними. Хотя гладиаторские бои и были запрещены в 402 году по христианскому летоисчислению, но львов в Дакии, в Паннонии, на Балканах, в Малой Азии и в припонтийских степях уже не осталось ни одного экземпляра.

Дунайские тигры пережили такой массовый отлов вследствие ухода на север в прикарпатские лесные ущелья. Здесь они выводили свое потомство и охотились на травоядных. Обыкновенно тигр намного осторожнее других хищных животных. Охотник может проходить рядом с логовом этого зверя, но никак не догадываться, что под тропинкой в заросшем буераке в своем лежбище затаилась тигрица с двумя детенышами. С раннего детства приучаются маленькие тигрята к бдительности и осмотрительности. Мать-тигрица учит их держаться подальше от двуногих людей и домашних животных, которых пасут и охраняют эти люди. Если задерешь корову или кобылу, назавтра явится великое множество таких двуногих существ, которые имеют в руках на палках горящий огонь, метают страшные стрелы и колют толстыми когтями-кольями. И наученные этому с детского возраста тигры стараются не тревожить человека, при встрече с ним они обычно медленно с достоинством уходят прочь, стараясь даже не смотреть в его сторону.

По своей натуре дунайско-карпатский тигр – бродяга. Он путешествует один или с тигрицей, а нередко и со всем семейством, в котором имеются, кроме взрослых особей, один-два детеныша, по огромному ареалу, начиная с дунайского карпатского прохода-теснины за Железными Воротами на западе и на востоке распространяясь даже до реки Танаиса-Дона. Но для бродячей жизни у тигриного семейства все же имеется определенная облюбованная территория, за пределы которой оно старается не заходить, там уже обитают другие такие хищники. Охотники-дакийцы установили, что в районе верхнего Олта имеют свою среду обитания не больше пяти-шести больших полосатых зверей. Но беспощадную опасность представлял для окрестного населения всего лишь один хищник, который в силу наличия у него какого-то физического ущерба или же старости (уже не может подкараулить диких копытных) повадился резать своими пока еще кинжально острыми клыками и зубами стадных коров и буйволиц с телятами, не обращая ни малейшего внимания на крики пастухов. Но, как доносили последние сообщения оттуда, от тамошних даков и гуннов-кангаров, этот ужасный тигр начал уже убивать и людей, поедая их и оставляя только голову, крепкие тазовые кости и несъедобную одежду.

И вот, в сущности, только против одного этого тигра-людоеда и была организована облавная охота в такое неурочное время, ведь гунны выходят охотиться облавой только с конца осени и до середины зимы, когда детеныши травоядных и хищных животных уже стали почти взрослыми и их в соответствии с заповедями небесной Умай-аны можно считать объектом для охоты. Уже пять дней назад ушла конная сабирско-кангарская тысяча загонять полосатых хищников в круг. На шестой день с утра все тигры и, разумеется, гиены и шакалы (остальных животных и зверей было решено пропускать через редкие цепи загонщиков) должны были уже находиться в плотном кольце обхвата облавных охотников в приолтской долине Бетешти479 в верховьях этой бурной реки. От орду хана Аттилы, рядом с румийско-дакийским поселением Каракалом, и до лощины Бетешти было до четырех конских перегонов. Выехали рано поутру, чтобы успеть до места назначения к поздней ночи, а на другой день спозаранку приступить к решающей фазе охоты – уничтожению тигра-людоеда.

Раннее утро, только что сошла заря. Перед пешими людьми в цепи облавы, стоящими недалеко друг от друга с горящими факелами в руках (только огня боятся эти громадные тигры), ковры летнего разнотравья, украшенные разноцветными цветами как замысловатым орнаментом; травы простираются на две румийские мили вперед до зарослей прибрежных тростников у Олта. За спиной охотников-загонщиков осталось немощенная дорога, от которой в разные стороны уходят узкие полоски сакымов480.

Идут медленно вперед нукеры авангардной цепи из гуннских племен кангаров и сабиров. Ими руководит кангарский этельбер, рыжеволосый и тощий Парлас. Воины шумят, постукивая древками дымящих факелов о щиты, ведь эти страшные и огромные полосатые кошки боятся и громкого шума. В утреннем небе над облавными охотниками зависли орлы и парят коршуны. Сзади за проезжей дорогой, уходящей вверх к высоким Карпатским перевалам, кружит в вышине одинокий голошеий гриф, он знает, что сегодня для него будет пожива.

На взгорках отблескивает под ногами серебром ковыль; вскоре боковые фланги круговой цепи вышли к первой воде, плещущейся и стекающей к реке среди зеленеющих осок. Этим летом было много дождей и ручьи и озерца не пересыхали. Больших размеров с длинными ногами дрофы, дважды больше лебедя, и чуткие стремительные стрепеты с разбега взмывают невысоко в воздух, перелетают через человеческую цепь. Во время полета они производят резкий шум крыльями, улетают недалеко, сразу же за дорогой садятся, планируя на свои хвосты, и тотчас же забывают о потревоживших их покой людях.

Дрофы и стрепеты никак не интересуют охотников в облаве. Также их не интересовали стада сайгаков и табуны диких мышастых лошадей-тарпанов, волчьи большие стаи и небольшие своры, а также лисы, зайцы и другие большие и мелкие хищные и травоядные животные дакийской низины. Их цель только тигры, гиены и шакалы.

Второй хан гуннов дает безмолвное указание этельберу Парласу рукой (на облаве говорить нельзя, хотя шуметь можно) выгнать из полусухих тростников в излучине реки загоняемых хищников на невысокий пригорок севернее этого изгиба. Тридцатидевятилетний этельбер Парлас, необычайно довольный доверенной ему важной ролью «хайдар-аги»481, стремглав бежит на своих длинных и кривых ногах исполнять распоряжение. Условным паролем – стрекотанием сороки он подзывает к себе правофлангового сабирского сотника.

Всё, цепь замкнулась вокруг холма у реки. Теперь можно уже говорить. На своих ногах-колесах катится назад худой хайдар-ага Парлас. Он докладывает хану левого крыла гуннов Аттиле, что в облавной охоте окружено около десятка тигров, пара сотен гиен и до ста шакалов.

– Гиен и шакалов уничтожим подчистую, а из тигров – только старых и обязательно того людоеда, – приказывает сенгир-хан.

Около гуннского соправителя находятся только двое: его подопечный аманат, сын Флавия Аэция молодой густобородый и черноглазый Карпилий, и его гость второй конунг франков, скуластый и крепкорукий Гундебауд. Все трое имеют на себе кольчужные тяжелые панцири длиной до колен, в опасный момент такая броня может спасти жизнь. Юному аманату не терпится войти в круг и сразиться с четвероногим противником. Хан Аттила это понимает и поворачивается к нему:

– Ты будешь только метать стрелы в шакалов, а на единоборство не выйдешь, – и, видя недоуменный взгляд юноши, прибавляет, – твоя жизнь, пока ты здесь у меня, дороже моей. И потому я запрещаю.



Делать нечего, молодому румийскому центуриону приходится смириться. Первым в круг по традиции должен идти старший по рангу и достоинству, если он сам добровольно не уступит более младшему свое право первым убить дикого животного. Хан Аттила не торопится. Все в недоумении, поскольку он начинает скидывать с себя защитную, глухо дребезжащую колечками кольчугу и остается в легкой кожаной безрукавке. Взгляд темника Аттилы стал суровым, он не спеша выбирает из поднесенного телохранителями оружия тугой, но недальнобойный лук, пробует на звон тетиву, отбирает из связки стрел одну недлинную, в одну ладонь длиннее локтя, но тяжелую с четырехгранным стальным наконечником стрелу с черным лебединым оперением, а также вынимает из ножен массивный двуручный славянский меч и языком ощущает отточенность лезвия. Гуннский хан проходит через ряд загонщиков, держа в правой руке лук и стрелу, а в левой обнаженный тяжелый меч. До холма, где в тесноте сгрудились хищники, около двухсот шагов. Неторопливо шагает хан, переваливаясь на своих «гуннских» кривых ногах, просвечивая округлостью между коленками. Пройдя половину расстояния, он останавливается и выискивает в траве несколько камешков. Проходит еще пятьдесят шагов, снова останавливается, кладет лук на землю изгибом в сторону холма, а на него сверху ложит стрелу. Далее он уже продвигается лишь с мечом. Осталось двадцать шагов до холма, где только безмолвно блестят дикие глаза страшных зверей. Сенгир хан Аттила начинает похрюкивать, как самый настоящий каман. Делает еще два шага и кидает первый камешек в недалекую группу тигров. Там резко вскакивает самый большой из них и, неспешно перебирая лапами, идет к склону холма. Движение его мягкие, плавные и изящные, но чувствуется его ужасающая мощь. В мельчайшем отрезке времени взгляд клыкастого дикого животного встречается со взором человека. И человек чувствует, что неведомая сила воздействует на него из этих блистающих желтых круглых немигающих звериных глаз, а также и из гордого вида хищника. Но человек не поддается этому непреодолимому взгляду тигра. Он бросает еще один камушек и попадает точно в слегка повернутый к нему левый бок своего четвероного хвостатого соперника. И тут тигр выходит из себя и издает громоподобное рычание: мол, глядите все, двуногие сами ко мне пристают, – и скалит свои клыки длиной в две ладони. Он изготавливается для прыжка, туловище ушло к земле, в напряжении мелко пружинит. Но человек пустился бежать назад, зверю несподручно совершать прыжок, он медленно, едва прихрамывая на правую переднюю лапу, мягко набирает ход, выбирая момент для внезапной атаки через прыжок. Человек вдруг резко останавливается, отбрасывает недалеко на траву тяжелый меч и поднимает с земли лук с наложенной стрелой. Человек ждет, натягивая тетиву, хотя мороз уже прошел непроизвольно по его коже. Под правой его ногой шуршат брошенные им камни, они мешают его стойке, он откидывает их носком ноги прочь и невольно на мельчайшую долю мгновения косит глаз вниз на носок своего мягкого сапога. «Откуда здесь на ровном месте папоротник с такими крупными сильно рассеченными листьями?» – проскакивает у него в мыслях. Полосатая разъяренная громадина уже взвивается в воздух. В гнетущей тишине слышится вначале тугой звон составной тетивы, скрученной из выделанных в соленой воде кишок горного бокона482, конского волоса и шелка, а затем глухой удар металлического наконечника о грудные кости хищника. Человек отскакивает в сторону. Тигр падает именно туда, куда мгновение назад намеревался, но уже бездыханный, лишь конвульсии идут по его волнистой полосатой шкуре. Стрела человека пронзила сердце четвероного противника.

Уже после облавы измерили длину тигра, оказалось шесть шагов, длина хвоста два с половиной локтя.

– А весит даже больше, чем буйволиный бука, – сообщил восхищенный хайдар-ага Парлас.

– Славяне также говорят «бука», – зачем-то сказал все еще отрешенный хан гуннского левого крыла, ведь он всего второй раз в жизни охотился на тигров, в первый раз вместе с братом Беледой в юности.

Убитый сенгиром зверь оказался людоедом, поскольку в упругих подушечках его лап нашли три глубоко воткнутые иглы дикобраза, которые причиняли ему боль и не позволяли охотиться на привычную быстроногую добычу.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   73   74   75   76   77   78   79   80   ...   87




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет