Жаувизирь Усур приезжает в свое кочевье

79.Жаувизирь Усур приезжает в свое кочевье

Жаувизирь Усур подоткнул под коленки теплую барсовую шубу, натянул ниже на глаза волчий малахай, приударил пятками по бокам своего вороного, ускоряя ход, и стал устраиваться в седле поудобнее, чтобы холодный и колючий зимний ветер не бил прямо в лицо. Еще вчера утром выехал он со своей группой почетных телохранителей в два десятка молодых неприхотливых биттогурских джигитов из бывшего румийского города Сингидуна, также именуемого теперешними его жителями-славянами Белоградом (Белеградом), и с тех пор находится в седле. Ночью во внезапно налетевшей снежной вьюге гунны не стали искать придорожный караван-сарай, направились к спрятанным от ветров низинам и нашли там оногурские кочевья. Это была та часть оногуров, которая, также как сабиры, акациры и кангары, имеют широкие скулы, узкие черные глаза, редкие темные бороды, крепкие плечи и груди и отличаются как беспримерным мужеством в бою, так и безграничным гостеприимством у себя в ауле. Поняв, что к ним в гости случайно заехал сам прославленный степной военачальник Усур, покоритель многих народов и государств, эти хлебосольные оногуры до того возрадовались, что глубокой ночью организовали богатое пиршество, забив жирного быка и трех упитанных валухов; они с огромным удовольствием потчевали свежесваренным мясом, коровьим кумысом и хмельным вином внезапно свалившегося к ним знатного конака и его охранных воинов.

Думает свою думу старый туменбаши Усур, покачиваясь в такт конскому ходу в упругом широком готском седле. В бою хороши высокие гуннские седла, чтобы не задеть в рукопашной схватке молниеносным ударом шешке морду своей лошади. В далеком же переходе удобны просторные кожаные седла готов, особенно зимой, на них можно привольно размещаться в толстых теплых верхних одеждах.

Немолодой биттогурский этельбер ездил в Сингидун-Белоград отдать дань памяти своему покойному антскому другу Дерябе. Хороший был человек. Знал множество языков. Большинство гуннских начальников владеет в той или иной степени, кроме своего родного гуннско-биттогурского, гуннско-сабирского или гуннско-хуннагурского говора, и речью соседних германских готов или же славянских антов. Последние же всегда отлично говорят на языке гуннов – ведь это средство общения между народами и племенами в Великой степи. Но телмеч Деряба знал неоспоримое множество языков, даже мог, кажется, изъясняться на арамейском языке иудеев. Покойному общегуннскому тамгастанабаши Дерябе было шестьдесят девять лет, когда он умер осенью прошлого года. Он был на четыре зимы моложе туменбаши Усура. Славный был человек этот славянин Деряба. Славяне – верные союзники степных гуннов. На них можно всегда положиться. Они люди слова и чести, люди силы и достоинства. Вот, к примеру, также покойный славянский коназ Гостун, которьгй был моложе этельбера Усура на шесть-семь лет. Грамотный был ант, учился вместе с сенгиром-тайчи Мундзуком в академической высшей школе в Константинополе. Да, кстати, там вместе с ними учился и водил с ними дружбу хромой эллин Хрисафор, который сейчас занимает очень важную должность второго начальника имперской канцелярии в Константинополе и всячески скрытно способствует гуннам, разумеется, за приличную оплату его услуг. Этот храбрый коназ Гостун правил западными славянскими племенами антов, хорватов и других, которые переселились три жизненных круга тому назад сюда, в излучину среднего Дуная, из лесных верховьев прохладноструйного Данастера.

А также покойный коназ Радомир, предводительствовавший восточными славянами: антами, венедами и другими, – оставшимися на своих исконных данастерских землях, отличался яростной неудержимостью в сражениях и его боевые отряды всегда первыми взбирались на осаждаемые городские стены или же бешеным натиском обращали в повальное бегство своих противников. Этот славянский вождь так широко прославился в гуннских землях и сопредельных государствах своей беспредельной смелостью, что гуннский курултай счел его достойным высокого звания туменбаши, кстати, единственного среди славян.

А сколько сейчас вообще военачальников в звании туменбаши осталось в степных войсках? Пока имеется мало туменбаши: он сам, этельбер Усур; каган Беледа (ведь когда-то хорошо воевал этот молодой сенгир Беледа); второй хан Аттила и сенгир-хан Атакам. А всего имеется четыре военачальника. С недавнего времени, говорят, этот утургурский темник Атакам находится в бегах, будучи виновным в коварном и непростительном смертоубийстве знатного тархана. Почему-то жаувизирю Усуру также вспомнилась лучистоглазая славянская красавица Злата, которая тоже недавно скончалась, достигнув ровно шестидесятой зимы, а она была вдовой-байбиче покойного великого хана Харатона и являлась матерью миловидной дочери Эрихан, последняя стала первой женой младшего хана гуннов Аттилы. Следовательно, покойная антская ханыша Злата была старшей тещей сенгира Аттилы.

Дорога вынырнула из неглубокого оврага, на дне которого струился неширокий и мелкий незамерзший ручеек, и пошла через заснеженный арчовый лес. Впереди громко и суматошно стрекотали сороки. Воинский десятник поскакал посмотреть, что там делается и нет ли какой-либо опасности. А это стая черно-белых галдящих сорок таскала в верхотуре леса меж зеленых можжевельниковых лапистых веток в смертельном ужасе верещащего бельчонка, на лету вырывая из него частички мяса. Зоркоглазый онбаши хотел было метнуть стрелу в разбойницу-сороку, но спохватился, вспомнив, что уже давно держит тетиву в свободном, ненатянутом состоянии, ведь гунны берегут тетиву лука и натягивают ее туго только перед метанием в ненавистного врага, хищного зверя или дикого животного.

Продолжает дальше думать свою думу главный жаувизирь гуннов этельбер Усур. Да, постарел он сильно, даже в теплой шубе пробирает морозец. Хоть и дивится народ на его золотые вставные зубы, но все же нет большого прока от них – все равно крошит ему мелко мясо острым ножом один из охранных нукеров. Зимой от холода распухают десны и от боли невозможно кусать этими искусственными металлическими зубами. На ночь он вынимает их изо рта и кладет в специальную серебряную чашу с вином, кумысом или молоком, чтобы утром вставить их назад в рот. Караульные нукеры за глаза называют туменбаши золотозубым агой, старый темник это знает и никак не обижается.

Много у этельбера Усура богатств: стада буйволов и быков, табунки верблюдов, косяки лошадей, отары овец и валухов, есть припрятанные золотые слитки и монеты. Достиг он, туменбаши Усур, очень многого, начал молодым джигитом воинскую службу при кагане Ульдине, являлся правой рукой кагана Ругилы, некоторое время был атталаком-попечителем гуннского государства, а сейчас является главным жаувизирем всех гуннов.

«О высокие небеса, как быстро летит людской слух, даже впереди коня, вон на дороге стоят очередные ожидающие, радушные хозяева территорий – это тоже оногуры, но только другая их часть, которая выделяется светлыми волосами и бородами, высоким ростом и широкими голубыми глазами, – туменбаши Усур все же доволен, отдых в теплом помещении после морозного дня никак не помешает, – а как же они узнали про меня? Да, конечно, через сигнальные дымы и костры».

Наутро пара десятков биттогуров во главе с жаувизирем всех гуннов Усуром опять вышла в путь. Оногурские благородные люди и старейшины провожали отъезжающих конаков. Сердечное гостеприимство черноглазых желтых и светлоглазых белых оногуров сбила весь задуманный график маршрута. По плану на третий день к поздней ночи темник этельбер Усур намеревался прибыть в местечко Эгер, но процессия уже потеряла полдня и потому сегодня при всем желании он не мог бы добраться до назначенного места. Следовательно, на оставшемся отрезке пути придется сделать еще один ночной привал. Но там недалеко от Тиссии имеется постоялый двор на перекрестке трех дорог, ведущих на север пушты, на юг Паннонии и на запад в сторону бывшего румийского города Виндобоны, ставшего при кагане Ульдине остготским и переименованного в Вину.

В караван-сарае туменбаши Усур ужинал в обществе двух своих ближайших помощников-десятников в большой зале с горящим очагом в углу, на котором жарился целиком на крутящемся вертеле выпотрошенный, но с щетиной дикий каман. За столом по соседству сидел западнорумийский купец средних лет, оказавшийся очень разговорчивым и знающим много полезных для гуннов сведений. Он сообщил степному жаувизирю, что месяц назад румийский сенат избрал магистра милиции, претора и наместника Галлии патриция Флавия Аэция первым консулом (из двух) Западной румийской империи и что теперь этот человек стал, таким образом, третьим лицом в государстве после императора Валентиниана и его матери Галлы Плацидии. Туменбаши Усур искренне возликовал внутри от такой приятной вести и на радостях распил с румийским караванбаши большой кувшин северогалльского белого шипучего вина.

На следующий день пополудни темник Усур достиг своего кочевья. Не успел он скинуть с себя промерзшую верхнюю одежду в своей теплой юрте около тлеющего очока в руки обрадованной его прибытием жены Кичихыс и выпить первую чашу коровьего кумыса, как в дверной проем снаружи постучал дежурный онбаши и, получив разрешение войти, зашел в помещение и доложил, что прибыли трое высоких гостей и просят жаувизиря принять их незамедлительно. Этими новоприбывшими были этельбер хуннагуров с открытым выпуклым лбом крепыш Барсих, конунг остготов сумрачного вида широкоплечий Валамир и конунг гепидов улыбающийся и худощавый Ардарих, все примерно среднего возраста, вокруг сорока.

Токал Кичихыс, старательно и незаметно запрятав под женский белый головной убор конической формы – баштангы выбившиеся седые пряди волос, стала наливать присевшим за скатерть новоявленным конакам кумыса. Туменбаши Усур приветствовал благородных тарханов и спросил их:

– О, мужественные минбаши, как же случилось так благоприятно для меня, что вы почтили меня своим дружеским посещением?

И гости-конаки начали высказываться в соответствии со степной традицией по-младшинству: сначала вождь гепидов краснобородый Ардарих, затем хуннагурский этельбер порывистый в движениях Барсих, а в конце предводитель остготов рыжеволосый Валамир. И перед главным жаувизирем канагата, бывшим атталаком государства, туменбаши этельбером Усуром встала неприглядная в своих расцветках картина реальной жизни великого гуннского кагана Беледы, который своими такими скверными деяниями наносил урон делу всех гуннов. Великий каган погряз в похоти. Это, однако, не возбранялось никому, если речь не идет об ущемлении интересов других людей. Но каган Беледа повадился в последнее время объезжать хуннагурские кочевья, забирать с собой приглянувшихся ему жен родовитых тарханов и насиловать их. Не прошло еще и года, как верховный хан гуннов способствовал при очередном таком объезде смертоубийству молодого минбаши Ахтайаха, который был подло умерщвлен со спины приспешником кагана сенгиром Атакамом, когда вступился за честь своей жены.

Великий каган Беледа уже какой год не водит в боевое сапари застоявшиеся тумены правого западного крыла гуннов. У воинов избыток сил, они должны сражаться с врагом и получать обильную добычу – кун, а вместо этого они только пасут свой скот (хотя это тоже уважаемое в степи занятие), упиваются кумысом, хорзой и аракой и дерутся друг с другом, иногда до смерти. А за это время хан левого восточного крыла сенгир Аттила сводил свои тумены в несколько удачных походов (а у него не бывает военных неудач) и результатом стала несметная дань – гун. Там, на восточном крыле гуннов, каждый смелый нукер имеет по две-три жены, много скота и большое количество золотых и серебряных монет. А здесь, на западном крыле, храбрые джигиты стали прозябать в бедности.

Великий каган Беледа не умеет выбирать себе союзников. Ведь недавно у него был выбор взять в союзники молодого германского конунга Гундебауда, за которым идет три четверти сильного народа франков. А он предпочел ему нерешительного конунга Меровига только из-за того, что тот подарил ему пяток юных красивых, белокожих и беловолосых рабынь для сладострастных утех. А когда из страны франков тем временем возвратилось посольство хана Аттилы, заключив союз с их решительным вождем Гундебаудом, то сенгир Беледа повелел связать посланников от левого крыла гуннов и бросить их в холодную и темную арестантскую юрту – каркару. Воинская тысяча, сопровождающая этих дипломатов, возмущена и требует их освобождения, но только высокое имя «Великий каган гуннов» удерживает их от непредсказуемых действий, ведь все они прекрасно вооружены и имеют богатый боевой опыт.

– Хатун, – сказал, вставая с места, жаувизирь, – срочные дела требуют моего вмешательства, я уезжаю.

Туменбаши Усур знал, что послами от восточного крыла гуннов к франкам ездили помощник тамгастанабаши Эскам, аламанский конунг Лаударих и его родной сын, минбаши Таймас.