ГЛАВА 11 ОН УМИРАЕТ СВОЕЙ ВЛАСТЬЮ. СМЕРТНОСТЬ НЕ РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ НА ЧИСТУЮ ПРИРОДУ ЧЕЛОВЕКА

А. Теперь остается исследовать, может ли он умереть по человеческой [своей] природе; ведь по Божественной природе Он вечно будет нетленным.

Б. А почему мы должны в этом сомневаться, раз он будет воистину человеком, а всякий человек по природе смертен?

А. Я не думаю, чтобы смертность была свойством чистой человеческой природы - она распространяется лишь на тленное естество человеческое. Ибо если бы человек не согрешил и его бессмертие стало бы неизменным, он, тем не менее, все был бы воистину человеком; и когда смертные люди восстанут в нетлении, их природа также будет человеческой. Ведь если бы смертность определяла подлинность человеческой природы, то бессмертные существа никоим образом не могли бы быть людьми. Следовательно, к подлинной основе человеческой природы тленность или нетленность не относятся: ни та, ни другая не делает человека человеком и не уничтожает его как человека; однако первая приводит его к страданию, а вторая - к блаженству. Но так как нет человека, который не умирал бы, философы включают смертность в определение человека, не веря, что все человечество некогда могло или сможет в будущем быть бессмертно. Поэтому, чтобы доказать, что человек, о котором мы рассуждаем, должен быть смертен, недостаточно просто сказать, что он воистину человек.

Б. Ты тогда и отыщи, если не знаешь, другое доказательство того, что он должен умереть; мне оно неизвестно.

А. Нет сомнения, что как Бог он будет всемогущ.

Б. Это правда.

А. Значит, если захочет, сможет положить свою душу и опять принять ее (Иоан. 10.17).

Б. Если он этого не может, то, выходит, не всемогущ.

А. Значит, он сможет и не умирать никогда, если захочет, и умереть, и воскреснуть. А положит ли он душу свою без какого-либо действия со стороны кого-либо другого, или другой будет действовать, а он лишь не будет препятствовать - ничего не меняет в его могуществе.

Б. Несомненно.

А. Значит, если захочет это допустить, то сможет быть убит, а если не захочет - не сможет.

Б. Разум неумолимо приводит нас к этому выводу.

А. Разум же и учит нас, что ему подобает еще обладать чем-то большим, нежели все творение, что он добровольно, а не по долгу отдаст Богу.

Б. Да.

А. А это нечто не может найтись ни в том, что ниже него, ни в том, что вне.

А. Значит, оно должно обнаружиться в нем.

Б. Одно следует из другого.

А. Значит, он даст или самого себя, или нечто от себя.

Б. Иначе я и помыслить не могу.

А. Теперь нужно исследовать, какого рода должно быть это даяние. Ведь себя или нечто от себя он не сможет дать Богу; потому что он сам, как и всякое творение, и без того принадлежит Ему.

Б. Это так.

А. Значит, это даяние нужно понимать таким образом, что он, к чести Бога, каким-либо образом отдаст самого себя, или нечто от себя, в чем Он не будет должником.

Б. Это вытекает из вышесказанного.

А. Если мы скажем, что он отдаст самого себя на послушание Богу и подчинит себя Его воле, стойко соблюдая правду, то это не будет такое даяние, которое бы не требовалось от него по долгу Богу, - ведь таким послушанием Богу обязана всякая разумная тварь.

Б. Этого нельзя отрицать.

А. Так что ему надлежит иным образом отдать Богу себя самого или нечто от себя.

Б. К этому выводу нас подталкивает разум.

А. Рассмотрим, не будет ли искомым - отдать свою жизнь, то есть положить свою душу, то есть предаться смерти, чтобы почтить Бога. Ведь этого Бог от него не требует как долга: раз в нем не будет греха, он, как сказано, не должен будет умереть.

Б. Иначе и понимать нельзя.

А. Рассудим, соответствует ли это разуму.

Б. Ты говори, а я охотно послушаю.

А. Если человек согрешил через сладость, то не подобает разве, чтобы принес удовлетворение горечью? И раз с такой легкостью был побежден дьяволом, что грехом нанес бесчестье Богу - ведь невозможно было обороняться слабее, то разве по справедливости не должен человек, приносящий удовлетворение за грех, к [вящей] чести Бога одержать победу над дьяволом с такой тяготой, больше которой нет? И разве не справедливо, чтобы тот, кто грехом отнял себя у Бога целиком и полностью, так и отдал бы Ему себя ради удовлетворения самым совершенным образом?

Б. Ничего не может быть разумней.

А. А для приумножения чести Божией добровольно, а не по долгу, не может ничего претерпеть человек горше и тяжелее, нежели смерть, и отдать себя Богу никак не может полнее, нежели предав себя смерти, чтобы почтить Его.

Б. Это все правда.

А. Значит, тому, кто хочет принести удовлетворение за грех человека, подобает быть способным и умереть, если захочет.

Б. Я ясно вижу, что человеку, которого мы ищем, подобает быть таким, чтобы он и не по необходимости умирал, так как всемогущ, и не по долгу, так как он никогда не согрешит, и мог бы умереть по свободной воле, ибо это необходимо.

А. Есть и еще много причин, в силу которых ему весьма подобает облечься в подобие и обычай безгрешного человека, - однако их легче и яснее можно показать в Его жизни и делах, нежели из доопытного теоретического рассуждения. Ведь разве возможно иначе показать, сколь необходимо, сколь мудро, чтобы Тот, Кто искуплением освободит людей от пути смерти и гибели и учением выведет на путь жизни и вечного блаженства, общался с людьми и в этом общении, на словах поучая должному, Сам Собой подавал пример? А каким образом мог бы Он являть Собой немощным и смертным [людям] пример того, как стойко держаться правды, несмотря на обиды, оскорбления, мучения и смерть, если бы они не узнали, что и Он пережил все это?

Б. Изо всего этого ясно видно, что ему надлежит быть смертным и участвовать в наших скорбях. Однако ведь они составляют наше несчастие. Так неужели он будет несчастен?

А. Никоим образом. Ибо как благо, полученное против воли, не ведет к блаженству, так же и добровольное принятие на себя неких скорбей, мудро совершаемое безо всякого принуждения, не является несчастьем.

Б. Приходится согласиться.

В ОТЛИЧИЕ ОТ ДРУГИХ НАШИХ НЕМОЩЕЙ, ЕМУ НЕ ПРИСУЩЕ НЕВЕДЕНИЕ

А. Скажи-ка: уподобившись, как должно, человеку, будет ли он в числе прочих немощей разделять и наше неведение?

А. Почему ты сомневаешься во всеведении Бога?

Б. Потому что хоть по Божественной природе он и будет бессмертен, однако будет смертен по человеческой. Отчего же ему не быть, подобно человеку, воистину невежественным, коли он будет воистину смертен?

А. Восприятие человека в единстве лица будет премудро совершено высшей премудростью, и поэтому Бог не примет на Себя то из человеческого, что никоим образом не полезно, а, [напротив], весьма вредно для подвига, который этому человеку предстоит свершить. Ибо как совершит он столь многие, столь великие деяния без неисчерпаемой мудрости? И как поверят ему люди, если увидят его неведение? А если даже и не увидят, какую пользу принесет ему это незнание? Наконец, раз любить можно только то, что знаешь, то как не будет блага, которого бы он не любил, так же и не будет добром все то, чего он не будет знать. Благо же никто не познал в совершенстве, не научившись отличать его от зла. А на такое различение не способен тот, кому неведомо зло. Значит, тот, о ком мы ведем речь, в совершенстве ведая все благое, будет также знать и все зло. Значит, у него будет вся полнота знания, хотя бы он и не выказывал его прилюдно в общении.

Б. То, о чем ты говоришь, относится, кажется, к зрелому возрасту; но в детстве, когда время будет неподходящим для проявления мудрости, в ней и нужды не будет, и поэтому не подобает, чтобы он ею обладал.

А. Разве я не сказал, что это воплощение совершится премудро? Ведь Бог мудро облечется в смертность, которой и воспользуется премудро, то есть с великой пользой. Неведение же Он на Себя не сможет принять промыслительно, ибо оно никогда не приносит пользы, а один лишь вред - разве что случается, что благодаря ей злая воля удерживается от действия, но в нем никогда не будет злой воли. Даже когда невежество и не вредит в чем-то, оно вредно уже тем только, что лишает блага знания. И, [наконец,] чтобы кратко разрешить твое недоумение, [скажу]: как человек он всегда будет исполнен Богом, как самим собой, и поэтому всегда будет обладать Его могуществом, силой и мудростью.

Б. Хоть я и не сомневаюсь, что Христос всегда ими обладал, я задал вопрос, чтобы услышать от тебя разумное обоснование и этого тоже: ведь мы часто бываем уверены в чем-то, а доказать это по разуму не можем.
ГЛАВА 14

КАКИМ ОБРАЗОМ ЕГО СМЕРТЬ ПЕРЕВЕШИВАЕТ МНОЖЕСТВО И ТЯЖЕСТЬ ГРЕХОВ ВСЕХ [ЛЮДЕЙ]

Теперь же прошу тебя: объясни мне, каким образом его смерть перевесит множество и тяжесть грехов всех людей, когда ты показал, что даже один, кажущийся нам легчайшим, грех [уже] столь бесконечно велик, что если бы существовало бесконечное число миров, так же населенных живыми существами, как и наш, и эти миры от превращения в ничто мог бы спасти только один взгляд, брошенный против воли Божией, то и тогда не стоило бы совершать такой грех.

А. Если бы этот человек был тут, и ты знал бы, кто это, и тебе бы сказали: "Если не убьешь этого человека, погибнет и весь этот мир, и все, что не Бог", - ты сделал бы это, чтобы спасти все творение?

Б. Не сделал бы, даже если бы предо мною предстало бесчисленное множество миров.

А. А если бы тебе сказали: "Или ты его убьешь, или все грехи мира падут на твою голову?"

Б. Я бы ответил, что скорее приму на себя все прочие грехи - не только грехи прошлые и будущие этого мира, но и все, какие только можно измыслить кроме них, - чем один этот грех. Ибо я считаю, что не только за убийство, но даже за любое малейшее ранение, нанесенное ему, я должен буду нести ответ.

А. Ты правильно думаешь. Но скажи мне, почему так судит твое сердце, что сильнее ужасается одного греха, заключающегося в оскорблении этого человека, чем всех грехов, какие только можно измыслить, - ведь любые грехи совершаются против него?

Б. Потому что грех, совершенный по отношению к его лицу, несравненно тяжелее всех, не относящихся к его лицу, какие только можно себе представить.

А. А что ты скажешь на это: часто ведь охотно переносят личные тяготы, лишь бы не потерпеть большего ущерба в своем имуществе?

Б. Что Богу нет нужды их переносить, ибо все и так подвластно Ему, как ты ответил на один из моих вопросов.

А. Ты хорошо отвечаешь. Значит, как мы видим, с насилием над телесной жизнью этого человека не может сравниться никакое бесчисленное множество грехов, не относящихся к лицу Бога.

Б. Это совершенно очевидно.

А. Сколь же велико, по твоему мнению, то благо, уничтожение которого является столь великим злом?

Б. Раз всякое благо является стольким добром, скольким злом является его уничтожение, то оно является благом в несравненно высшей степени, нежели являются злом те грехи, которые безмерно превосходят убийство этого человека.

А. Ты правду говоришь. Прими еще во внимание, что грехи ненавистны в той же степени, в какой являются злом, а жизнь этого человека любезна в той же степени, в какой является добром. А из этого следует, что жизнь этого человека более достойна любви, нежели грехи - ненависти.

Б. Мне это совершенно понятно.

А. Не думаешь ли ты, что столь великое благо и столь достойное любви достаточно, чтобы уплатить долг за грехи всего мира?

Б. Она даже стоит бесконечно больше.

А. Значит, ты теперь понимаешь, почему эта жизнь победит все грехи, если будет отдана в уплату за них.

Б. Ясно понимаю.

А. А коли отдать жизнь значит принять смерть, то как принесение в жертву жизни этого человека перевешивает все человеческие грехи, так же и принятие им смерти.

Б. Несомненно, что это относится ко всем грехам, не затрагивающим лицо Бога.

Но теперь мне надлежит рассмотреть еще один вопрос. Ведь если его убийство является столь же великим злом, сколь великим благом является его жизнь, то каким же образом его смерть сможет превзойти и уничтожить грехи тех, кто его убил? А если она уничтожает грех какого-нибудь из его убийц, то как же может уничтожать еще и грехи других людей? Ведь мы верим, что и из убийц его многие спаслись и бесчисленное множество других спасается.

А. Вопрос этот разрешил апостол, сказавший, что "если бы познали, то не распяли бы Господа славы" (1 Коринф. 2.8). Ведь грех, совершаемый сознательно, и поступки, совершаемые по незнанию, настолько различаются, что зло, которого из-за безмерности [убийцы], никогда не смогли бы причинить, если бы "познали", оказывается грехом простительным, ибо оно совершено по незнанию. Ведь сознательно никогда никакой человек не захотел бы убить Бога, и поэтому те, кто убил Его по неведению, не впали в этот бесконечно тяжкий грех, с которым никакие другие грехи не сравнятся. Ведь выводя его безмерность из бесконечности блага, каким является жизнь [Богочеловека], мы рассматривали этот грех как совершенный не по незнанию, а как бы сознательно, на что никто никогда не был и не мог быть способен.

Б. Ты рационально доказал, что прощение грехов могло простираться и на убийц Христа.

А. Чего же ты еще хочешь? Ты уже понял, как рациональная необходимость показывает, что вышний град должен быть дополнен до совершенства людьми и что это может осуществиться лишь через прощение грехов, которого ни один человек не может получить иначе, нежели от такого человека, который сам был бы Богом и своей смертью примирил бы с Богом грешных людей. Следовательно, вот мы и дошли до Христа, о Котором исповедуем, что Он и Бог, и человек, и умер за нас. Усвой, однако, совершенно несомненно вот что: все, что Он сказал, - совершенная правда, ибо Бог не может лгать, а все, что совершил, - безусловно, совершил мудро, хотя бы нам и были непонятны причины, по которым Он то или иное сказал или сделал.

Б. Ты правду говоришь, и я нисколько не сомневаюсь, что Его слова - истина, а дела - совершены по разуму. Однако я прошу, чтобы если неверным кажется, будто нечто в христианской вере является неподобающим или невозможным, ты открыл бы мне, по какой разумной причине этому подобает или возможно произойти, - не для того, чтобы укрепить меня в вере, а дабы уже укрепившемуся подарить [еще и] радость понимания истины.

Поэтому, как ты раскрыл уже причины того, о чем говорилось до сих пор, так же, пожалуйста, покажи и причины того, о чем я еще спрошу: прежде всего, каким образом из грешной массы, то есть из человеческого рода, всецело зараженного грехом, Бог избрал безгрешного человека, будто закваску из теста? Ведь хотя само зачатие этого человека чисто и не запятнано грехом плотского вожделения, сама-то дева, от которой он сотворен, была "зачата в беззаконии", и "во грехе родила" ее мать (Пс. 50.7), и родилась она с первородным грехом, ибо согрешила в Адаме, "в котором все грешны".

А. Когда твердо установлено, что этот человек - и Бог, и Искупитель грешников, никакого нет сомнения, что он совершенно безгрешен; а этого не может быть, если он не был взят из грешной массы без греха. Если же мы не можем понять, каким образом премудрость Божия это совершила, то должны не недоумевать, а благоговейно принять, что в тайне этого свершения есть нечто, чего мы не знаем. Ибо восстановление человеческой природы Бог совершил более изумительным образом, нежели ее создание. Богу одинаково легко и то, и другое; но человек, пока его не было, не грешил, так что не за что было его не создавать. А когда он был создан, своим грехом заслужил утратить то, к чему был предназначен, хотя и не утратил самого своего бытия, чтобы было кого карать и миловать Богу, - ведь ни то, ни другое не было бы возможно, если бы человек полностью обратился в ничто. Настолько же, значит, изумительнее Бог восстановил человека, чем его создал, насколько незаслуженное благодеяние грешнику изумительнее благодеяния не согрешившему и не заслужившему кары. Настолько же удивительно то, что Бог и человек соединяются так, что при сохранении целостности каждой природы Один и Тот же является и Богом, и Человеком. Кто же осмелится хотя бы помыслить, что человеческий ум может проникнуть в то, каким премудрым и непостижимым образом свершилось столь чудесное дело?

Б. Я согласен, что никто в сей жизни не может полностью раскрыть эту тайну, да и не прошу от тебя того, что никому невозможно. Но сделай, что можешь: ведь ты скорее убедишь в том, что тут скрыты высшие причины, если изъяснишь хотя бы какую-нибудь, а не покажешь, промолчав, что не видишь никаких.

А. Вижу, не освободиться мне от твоей навязчивости. Но если я и смогу хоть сколько-нибудь изъяснить то, о чем ты спрашиваешь, возблагодарим за это Бога; если же не смогу, довольно будет и того, что уже доказано. Ведь раз установлено, что Богу подобает сделаться человеком, нет сомнения, что у него достанет и мудрости, и могущества совершить это без греха.

Б. Охотно соглашусь с этим.

А. Подобало, во всяком случае, чтобы совершенное Христом искупление пошло на пользу не только тем, кто жил в то время, но и всем остальным. Представим себе пешего царя, в одном из владений которого весь народ, за исключением одного человека - принадлежащего, однако, к тому же роду, - совершил против него такое преступление, что никому из них нельзя избежать наказания смертью. А тот, что один невиновен, пользуется такой милостью царя, что может - и так любит преступников, что хочет, - всех, кто последует его совету, примирить с царем посредством некоей услуги, весьма приятной царю, которую он собирается исполнить в день, назначенный по царскому произволению. А так как не все нуждающиеся в прощении могут собраться в указанный день, царь ради значительности этой услуги согласился, чтобы всякий, кто или до, или после того дня объявит, что желает получить помилование ради совершенного тогда подвига и присоединиться к заключенному договору, полностью освобождался от вины за прошлое. А если случится так, что после этого прощения кто-либо снова согрешит, то принеся достойное удовлетворение и исправившись, опять будет прощен по силе того же условия. Все это, однако, при условии, чтобы никто не смел войти в царский дворец, пока не будет выполнена [великая] услуга, ради которой отпускается всем вина. В соответствии с этим подобием, и в смерти Христа была такая сила, что действие ее распространяется и на отсутствовавших в том месте или в то время, - ибо все люди, которых надлежало спасти, не могли там находиться одновременно. А что [смерть Его] была благотворна не только для тех, кто при ней присутствовал, легко понять из того, что это было бы невозможно для столь многих людей, сколько потребно для построения вышнего града - даже если бы все, кто во время Его смерти находились где бы то ни было [на земле], сделались бы соучастниками искупления; ведь демонов, которых надлежит заместить [праведникам], - большее число, нежели тогда существовало людей. И не следует верить, что после сотворения человека этот мир, населенный тварями, предназначенными на пользу человека, когда-либо был настолько бесплоден [vacuus], чтобы в нем не было никого, достигшего предначертанной человеку цели. Ведь, по-видимому, не подобает Богу хоть на мгновение допустить, чтобы род человеческий и все, что создано для пользы созданий, которые исполнят совершенство вышнего града, существовали как бы впустую. Ибо их существование в каком-то отношении окажется бесполезным, доколе они не будут продвигаться к цели, ради которой главным образом и были созданы.

Б. Ты подходящими и, кажется, неопровержимыми доводами доказал, что после создания человека не было такого времени, когда не жил бы хоть кто-то, достигший примирения [с Богом], без которого все люди оказались бы созданными впустую. Мы можем заключить, что это не только разумно [conveniens], но и необходимо. Ведь раз это более разумно и пристойно, нежели если бы когда-то не было [на свете] никого, на ком осуществился бы первоначальный замысел Бога о человеке, и раз ничто этому рассуждению не противоречит, необходимо, чтобы всегда существовал некто, достигший предначертанного примирения. А отсюда несомненно следует, что и Адам с Евой его достигли, хотя Божественное Писание и не сообщает об этом явно.

А. Да, невероятно кажется, чтобы, создав их и непреложно положив произвести от них всех людей, которых примет в небесный град, Бог именно их двоих и исключил бы из Своего замысла.

Б. Напротив, следует думать, что они главным образом для того и были сотворены, чтобы от них произошли те люди, ради которых и был создано человечество.

А. Ты хорошо рассуждаешь. Однако ни одна душа не могла до смерти Христа войти в рай небесный, как я уже показал, говоря о царском дворце.

Б. Мы так и веруем.

А. А Дева, от которой был произведен тот Человек, о котором мы рассуждаем, родилась от людей, которые еще до Его рождения были благодаря Ему очищены от греха, так что Он произошел от нее в присущей Ему чистоте [in eius ipsa munditia].

Б. С твоими словами я бы с радостью согласился, если бы не выходило, что Он, кому подобает от Самого Себя обладать чистотой от греха, получает ее от матери, и оказывается чистым не Сам по Себе, а по матери.

А. Это не так: ведь раз чистота матери, по которой Он и Сам чист, была от Него, то Он выходит [безгрешно] чист Сам по Себе и благодаря Самому Себе.

Б. Об этом хорошо [сказано]. Однако, мне кажется, нужно исследовать еще кое-что. Вот мы сказали выше, что умер Он не по необходимости, а теперь видим, что Его мать благодаря Его будущей смерти была чиста [от греха] - а если бы не была, то Он бы не мог от нее родиться. Так как же Он умер не по необходимости, раз мог родиться только потому, что впоследствии умер? Ибо если бы Он не умер, Дева, от которой Он родился, не была бы чиста [от греха], так как это стало возможно только благодаря уверенности в Его [будущей] смерти, и [тогда] Он не мог бы произойти от нее. Так что если бы Он не умер по необходимости, после того как родился от Девы, [это значило бы, что] Он, уже родившись, мог не быть от нее рожден - а такое невозможно.

А. Если ты внимательно обдумаешь то, что было сказано выше, ты поймешь, думаю, что этот вопрос уже разрешен.

Б. Не знаю только, каким образом.

А. Разве, исследуя, мог ли Он лгать, мы не показали, что во лжи есть две способности, а именно: одна - пожелать солгать, а другая - солгать; и что имея способность солгать, Он Сам от Себя обладал неспособностью пожелать солгать и поэтому заслуживает хвалу за Свою праведность, благодаря которой стоял в истине?

Б. Да, показали.

А. Подобным же образом и в сохранении [своей] жизни присутствуют способность пожелать этого и способность ее сохранить. Значит, когда возникает вопрос, мог ли Богочеловек сохранить Свою жизнь, так чтобы никогда не умирать, не приходится сомневаться, что Он всегда обладал способностью сохранить ее, хотя и не мог захотеть сохранить жизнь и не умирать; а так как этой неспособностью захотеть Он был обязан Самому Себе, то душу Свою положил не по необходимости, а по свободной воле.

Б. Не совсем одинаковы были в Нем эти способности - лгать и сохранить жизнь. Ведь выходит, что если бы пожелал солгать, то смог бы; а вот если бы захотел не умирать, то это для Него было бы не более возможно, нежели не быть Самим Собой. Ведь Он для того сделался человеком, чтобы умереть, и именно благодаря этой будущей смерти смог, как я уже говорил, произойти от Девы.

А. Как ты считаешь, что Он не мог не умереть или умер по необходимости, потому что не мог не быть тем, чем был, так же можешь и утверждать, что Он не мог пожелать не умереть или захотеть умереть по необходимости, потому что не мог не быть Самим Собой, Ведь Он вочеловечился скорее для того, чтобы пожелать умереть, нежели ради самой смерти. Поэтому как ты не должен утверждать, что Он не мог пожелать не умирать или пожелал умереть по необходимости, так же нельзя и говорить, что Он не мог не умереть или умер по необходимости.

Б. Тем не менее раз и сама смерть, и желание умереть происходят по одной и той же причине, кажется, что и то, и другое было необходимо.

А. Кто добровольно пожелал сделаться человеком, чтобы вследствие той же неизменной воли умереть? И через чье слово уверения очистилась Дева, от которой родился этот Человек?

Б. Бог и Сын Божий.

А. А разве не было уже доказано выше, что воля Божия не ограничивается никакой необходимостью, а сама по себе пребывает в свободной неизменности, даже когда говорится, что она нечто совершает по необходимости?

Б. Воистину доказано; но, с другой стороны, мы видим, что чего Бог неизменно желает, то не может не быть и необходимо должно быть, и поэтому если Бог пожелал, чтобы Человек этот умер, то Он уже и не мог не умереть.

А. Из того, что Сын Божий облекся в человека с замыслом умереть, ты выводишь, что Человек этот не мог не умереть.

Б. Я так считаю.

А. А разве из сказанного не явствует также, что Сын Божий и человек, в которого Он облекся, - одно лицо, так что Бог и Человек, Сын Божий и Сын Девы - Один и Тот же?

Б. Это так.

А. Следовательно, один и тот же человек по своей воле и не умереть не мог, и умер.

Б. Не могу этого отрицать.

А. Значит, раз воля Божия ничего не творит по необходимости и всегда действует самовластно, а его воля была волей Бога, Он умер не по необходимости, а самовластно.

Б. Не могу возражать на твои доказательства: ведь ни твои исходные положения, ни следствия, которые ты из них выводишь, я никоим образом не могу опровергнуть. Однако мне постоянно приходит на ум то, о чем я говорю; что если бы Он пожелал не умирать, то это было бы для Него не более возможно, нежели не быть Самим Собой. Ибо Он воистину должен был умереть, потому что если бы это было не так, не была бы истинной и уверенность в Его будущей смерти, благодаря которой и Дева, Его родившая, и многие другие люди очистились [от греха]; а ведь если бы эта уверенность не была истинной, то и произвести ничего не смогла бы. Поэтому если бы Он смог избежать смерти, [это значило бы, что] Он смог сделать истинное ложным.

А. Почему еще до Его смерти было истинно, что Он умрет? Б. Потому что Он Сам этого пожелал неизменной волей.

А. Значит, если Он потому, как ты говоришь, не мог не умереть, что Он поистине намеревался умереть, а это потому было истинно, что Он Сам пожелал того свободной и неизменной волей, следует отсюда, что Он именно из-за того и не мог не умереть, что неизменной волей пожелал умереть.

Б. Да. Однако какова бы ни была причина, остается правдой, что Он не мог не умереть и что было необходимо, чтобы Он умер.

А. Ты за пустяк уцепился и, как говорится, ищешь грушу на яблоне.

Б. А ты разве забыл, как я возражал на твои отговорки в самом начале нашей беседы? - [я говорил, что] исполняя мою просьбу, ты сделаешь это не для ученых, а для таких как я и те, кто тебя просил вместе со мною. Так что уж терпи, продолжай, что начал, и удовлетвори наше тугодумие и тупость даже в ребяческих вопросах.