Аръергард. Ру

Так! - Наконец, тихо сказал Шульгин. - Значит, я и говорю... Салиму скажи, что на этого времени еще меньше. Надо узнать, и, б..дь, узнать быстро!!! Куда шел караван, откуда, когда и куда пойдет следующий. Кто держит масть в той зоне, куда они шли. Не надо подробностей, одни имена, и пусть не п..дит, что он не знает, хотя бы имена он знать должен! Салим! - Подозвал он громко, и, когда тот подошел произнес, не сводя с Серегиного лица тяжелого взгляда, - Скажи ему это и добавь, что если этот... - он кивнул через плечо на мальчишку, - ничего не знает, надо быстро... быстро!!! отсюда уматывать! Давай! Он повернулся спиной и отошел. Серега, запинаясь, изложил Салиму суть Шульгинской речи.

Салим, лови момент, пока "клиент" не перезрел! - Добавил Шульгин,останавливаясь рядом с мальчишкой, уже приходящим в себя. Салим кивнул, даже не дослушав перевод, быстрым шагом направился к нему. "Душок" сидел на коленях, непонимающе вращая глазами, когда Салим, словно коршун налетел на него. Он неожиданно ухватил его крепко за широкие складки рубахи на груди, стремительно рванул вверх , да так, что колени его оторвались от земли и бешенно заорал прямо в лицо: Йа-а-а-а!

У Сереги по мокрой спине побежала шальная волна мурашек. Шульгин сунул руки за поясной ремень и отошел к Сереге.

Глаза Салима налились кровью, и на шее вздулись вены. Намотав на кулак одежды мальчишки, он запустил другую руку за спину, выдернул из ножен штык и лезвием надавил плашмя ему на губы. Голова его откинулась назад, из-под оттопыренной губы оскалились белые зубы, а глаза, полные слез, с ужасом смотрели в страшно исказившееся лицо Салима. Бросив молодого на колени, Салим оттянул его ворот, запустил туда штык и одним рывком распорол его жалобно треснувшую рубаху до самого низа.

А-ай!!! - Дико взвизгнул мальчишка, отшатываясь от ножа, но солдат, стоявший сзади, тычком в спину подпихнул его вперед. Салим рывком за воротник сдернул с плеч распоротую рубаху и руки мальчишки теперь оказались спеленаты сбившейся на поясе тканью. Салим размахнулся и отвесил ему довольно слабую, но звонкую оплеуху. С диким рыком он ухватил молодого за ошметки его исполосованной рубахи и затряс его с такой яростью, что у Сереги возникла мысль, не было ли у Салима с этим парнем личных счетов.

Аз куджо!!!^ - Заревел он, словно раненый бык, но тут, наконец, парня словно прорвало. Всхилывая, он заговорил, перемежая слова с рыданиями. Салим мгновенно успокоился. Лицо его столь разительно изменилось, что на еще потном его лбу не высохли капли, а он уже ласково кивал головой, поощряя молодого "духа" к дальнейшему разговору...

Собираемся! - Скомандовал Шульгин. - Салим! Что там с бумагами, есть что-нибудь?

Что Вы его спрашиваете! - Серега прервал перевод. - Он же читает едва...

Ну, тогда ты погляди, что там интересного. И пора мотать отсюда... От справедливого гнева

афганских трудящихся,..

1 Аз куджо - Откуда (дари);

Мошавер-саиб... - Окликнул Шульгина Салим. Он коротко кивнул на мальчишку. - Уро чи

коним? *

Товарищ капитан! - Сиплым шепотом проговорил Серега. - Вы... Что с ним будете делать? Серега тоже понял, что означал жест Шульгина, но что-то заставило его задать этот дурацкий уточняющий вопрос. Что-то в Серегином голосе остановило Шульгина на пол-пути к его вещмешку. Шульгин обернулся и посмотрел Сереге в глаза долгим взглядом.

С ним? - Он кивнул в сторону мальчишки и, не дожидаясь Серегиного ответа, продолжил. - С

ним мы будем выполнять поставленную в приказе боевую задачу.

Шульгин стоял, слегка расставив ноги и повернувшись прямо к Сереге грудью. Рука его не изменила положения на ремне автомата, в то время, как другая переместилась из кармана за пояс, словно он опасался, что она выкинет что-нибудь неожиданное помимо его воли.

В чем дело... - Не торопясь, каменно спокойным тоном произнес Шульгин и добавил после

короткой паузы, - а? Серега не смотрел ему в глаза.

Товарищ капитан...

Ну? - Немного подождав, выдохнул Шульгин.

Товарищ капитан, ведь он сказал! - Серега потерял способность излагать мысль.

Ну? - Упрямо повторил Шульгин. Серега молчал. Салим застыл, глядя на них.

Приказ выполняйте, товарищ лейтенант! - Негромко, но уже с прозвучавшей в голосе холодной

яростью сказал Шульгин. Его рука сползла с автоматного ремня и небрежно легла на кобуру

"Макарова". Серега заметил это движение и с внезапной решимостью поднял глаза. Лицо

Шульгина было темно-багровое.

Он сказал то, что нам было нужно!!! - Немного громче, чем надо было бы бросил он Шульгину.

Ну?! - В третий раз повторил Шульгин. - Дальше что?

А Вы приказали его... - Серега остановился на полуфразе.

Приказал. - Подтвердил Шульгин. - И что? Какая проблема?

Как же мы его... Ведь он сказал все, что мы от него хотели! И после этого мы его будем кончать?

Будем. - Обыденно кивнул Шульгин. С его лица постепенно сходила темнота. Он убрал руку с

кобуры, медленно сунул ее в карман, подчеркнуто неторопливо достал спичку и сунул ее в зубы.

Затем он по-отечески потянулся к Серегиному воротнику и тщательно застегнул его верхнюю

пуговицу. - А что, у тебя есть другие предложения?

Ну не кончить же его тут же, когда он все, что мы хотели сделал!

Взять с собой, что ли? - С деланным интересом спросил Шульгин.

А что? В приказе это не запрещалось!

В приказе ставилась задача передвигаться скрытно и быстро, не распыляя силы на

второстепенные задачи. Этот молодой джентльмен не позволит передвигаться скрытно и быстро,

ибо у него свои понятия о скрытности и быстроте. Кроме того, у него могут быть на повестке

дня совершенно другие задачи. Например, перерезать тебе горло и смыться. У меня на его месте

были бы такие же! А теперь - организуй его конвоирование, не распыляя силы? Еще задача?

Мало?

Но он же... Он же сказал то, что мы хотели...

Товарищ...

Сер-рега! Разговор закончен. Парню не повезло. По крупному. Так не везет только раз в жизни.

Все!

Серега опустил голову. Он понял, что разговор на этом действительно заканчивался. Больше Шульгин по этому вопросу не скажет ни слова, а перейдет к действиям. Серега оглянулся на пленного парня. Тот смотрел на них, словно понимая, что эти двое говорили о нем, и отчаянная надежда теплилась в его глазах. Но Серегин взгляд, тяжелый и безнадежный сказал ему все. Глаза парня мгновенно налились слезами, и губы по-детски исказились в плаче. Серега отвел взгляд и опустил голову...

(Магнитофонная запись)

Слушай, а ты давно здесь? Где, в Панджшере или в Афгане, вообще? В Афгане.

Да, в общем-то, уже... сколько... е-олы-палы, уже седьмой месяц! И где был-то, кроме Панджшера?

А-а, да мы где только не были! В Бараках, в Герате, на Саланге даже были - колонной шли на Мазари... И еще... это... в этом... в Хосте... Вот только месяц назад пришли оттуда... А здесь в Панджшере?

А здесь недели две назад нас на Базарак бросали, на горушку какую-то, прямо "духам" на голову! И главное, по площадке, видать, положили, как надо, мы посыпались, еще дым не разошелся от НУРСов, а от дувалов как начали поливать еще на подлете! Мы в "вертушке" друг на друг попадали, а по обшивке бах-бах, да так звонко!!! Как никого не задело, даже ума не приложу... На выходе даже давка получилась, так все рвались выскочить поскорее! А летчик, наверное, очком жиманул, вертушка болтается, как песий хвост, никак не пристроится... Ну, я и грохнулся, метров так с полутора, до сих пор пятки ноют...

- Ну, а "духи"?

"Духи"... Они же не идиоты, с вилами на паровоз, когда вторая волна подошла, сообразили да поразбежались, кто куда... Кто-то даже автоматы побросал... Во дворе какого-то деда взяли. Старый весь, белый, как вата... В углу у забора куча гильз стрелянных, следы, кровь даже, видать, подбили кого-то... А этот долдонит "не знаю, не видел", а как не видел-то, сука, только что отсюда стреляли! Руки свои показывает, как будто копает что-то, "дехкан, дехкан"... А руки черные! Они знают, если русским сказать, что крестьянин, может, не тронут... И откуда узнали?

Мы сидим и молча смотрим на рассветающее небо.

Там на горке Пашу Коротченю подстрелили, прямо по яйцам садануло! - Он говорит без тени усмешки. - Кровищи!!! Там ведь и не перевяжешь толком. Он замолк поначалу, мы даже испугались, что помер... А его еще ведь спускали почти два часа, так он все молчал, и мужики через сто метров сердце слушали... Ну, что, донесли?

Донесли, в вертушку грузили - живой был, орал что-то...

А за окраиной кишлачка-то этого наши двух "духов" забили. Один сразу помер, а другой, тоже подстреленный, вот так же, "дехкан", мол... Его прикладом в брюхо, а там "звяк"! Халат с него содрали - "лифчик" китайский на груди! Его побили немного, он "калаш" свой под дувалом показал, а дальше что делать? Комбат снизу говорит, давайте его сюда... Ну, мы его и потащили вместе с Пашей вниз. Только метров триста отошли, бабах - на тропе мина! Саня Черемис - он впереди шел - без ноги! Ну, "духа" там пока бросили, потащили Пашу с Саней. К комбату принесли, а он говорит: «Который из них "дух» -то?"

Мы смеемся.

Пока туда-сюда бегали, "дух" на тропе и умер. Мы его там и бросили. Че его теперь таскать-то!

Мы молчим, а солдат прикуривает.

А это что у тебя? - Спрашиваю я, указывая на голубой кружок на его бушлате. А... это... - Он озабочено колупает кружок пальцем - Это комбат наш придумал. Это значит третья рота... Смотри-ка, облупился весь. Конечно, елозишь целый день на брюхе... А ведь три недели, как сделали.

Где-то гулко с раскатами хлопает выстрел. Солдат неторопливо поворачивает на звук красное

обветренное лицо.

Недавно ползли метров двести на костях. Еще бы он не облез.

Это где было-то?

Да там. - Он указывает немыслимо грязной рукой. - На горушке... Фарубаль, что ли... Ночью

лежим вот так же, - Он кивает на лежащих вповалку солдат, - д-дах, очередь рядом совсем.

Страшно, аж трясешься весь, но устал до того, что сил нет пошевелиться. Только когда уж

совсем близко, все, как черви: стронулись и поползли в какую-то ложбинку. Да еще рядом

кладбище оказалось, так мужики все плиты растаскали на укрытия! Деды местные потом

приходили к комбату жаловаться...

Вдоль стоящей колонны на дороге обозначилось какое-то неясное движение. Где-то вдалеке, затем все ближе и ближе в колонне заурчали двигатели. Нас окутывает сизое, остро пахнущее облако выхлопа. Низко над головой с грохотом проносятся вертолеты. Множество вертолетов, сверкая красной звездой на голубом брюхе оглушительно, перемежая грохот с раскатистым эхом, пролетают над головой вверх по ущелью.

Слушай, а что, опять десант где-то?

Не знаю... Из расположенного рядом глиняного дома раздается невидимый голос:

Первухин! Поднимай людей! Зубова ко мне! - И кому-то рядом. - Сейчас авиация будет работать

по Ханизу... Пусть укроет личный состав... Солдат медлит.

Попробуй, подними их сейчас...

Кто-то из спящих солдат шевелится во сне и что-то бормочет неразборчиво потрескавшимися губами...

Неспешно и почти безмятежно протекала жизнь в Пули-Чуби. Зимы сменялись прохладными летами. Ледяная речушка бормотала что-то непонятное, растекаясь по крошечным полям на крутых склонах. Дядя Рухолла считался в кишлаке одним из самых видавших виды и образованных людей. Еще бы, думал про себя Зольмай, ведь не кто-нибудь, а дядя Рухолла провел несколько лет в Кабуле, работая там то таксистом, то уборщиком в министерстве, а то даже охранником в каком-то магазине! Дядя Рухолла не умел читать, только мулла Хафизулла во всем кишлаке мог, но у дяди Рухоллы был единственный приемник, и в его чайной народ собирался не только попить чайку с иранским щербетом, но и узнать, что там вообще происходит в мире, и насладиться диковинным чудом современности - прогнозом погоды. Впрочем, не так уж часто этот прогноз попадал в точку, к удовлетворению уязвленных стариков, до той поры обладавших безраздельной монополией на предсказание видов на урожай. И всякий раз, когда вместо обещанного солнца налетал быстрый горный ветер с белыми как их бороды облаками, старики качали головами и мудро произносили:" Ни у одного пластикового ящика нет старых костей, которые болели бы перед непогодой." В далеком Кабуле происходили какие-то события. Взрослые в чайной дяди Рухоллы сидели, прильнув к трещащему помехами приемнику и изредка обменивались негромкими репликами. Никто ничего не понимал. Радио говорило о новом этапе Апрельской Революции.

О чем это они? - Прошептал кто-то, держа в руке остывший чай. Никто не произнес ни слова.

А русские здесь при чем? - Прошептал другой... Ответом ему был гневный взгляд дяди Рухоллы.

Что, не можешь помолчать немного?

Радио сообщало, что предатель Родины Хафизулла Амин казнен, и что здоровые силы в Народно-демократической Партии Афганистана взяли власть в свои руки.

Не первый раз через кишлак проходили груженные оружием люди. Но после сообщений по радио по улицам прошло столько вооруженного народу, что у Зольмая зарябило в глазах. Какие-то мужчины, ругаясь от того, что их мобилизовали таскать на своих ослах зеленые ящики с оружием, проходили длинными караванами через кишлак почти каждый день, а иногда даже и ночью. Так продолжалось несколько недель, пока из Кабула не потянулись в обратном направлении обозленные моджахеды, несущие своих раненых и завернутые в саван тела убитых. Стало почти обычным делом, что моджахеды приходили в дома сельчан, требовали еду и одежду, считая себя вправе требовать, а не просить, ибо если бы не они, то то же самое стали бы делать русские, точно так же, как они это уже делали в захваченном ими Кабуле.

Постепенно из далекого Кабула стали доходить ужасные новости. Оказалось, что в городе в самом деле были русские, о которых Зольмай знал лишь, что они пришли из России, что была на север от Афганистана, далеко за Гиндукушем. Россия было огромной страной, но русским было все мало их бесконечных, покрытых снегом просторов, и они непрестанно воевали со всеми своими соседями. Один образованный мулла, проезжая как-то через их кишлак, рассказывал в чайхане, что несколько десятков лет назад Россия воевала с другой страной в Европе. Война эта был долгой и тяжелой, и кончилась тем, что русские заняли главный город врага.

Так вы можете себе представить, - восклицал мулла, - русские все эти годы утверждают, что не они напали на эту страну, а она напала на них!!! Может быть так, что бы ты ограбил дом соседа, а сам оказался голым? Если эта Германия напала на Россию, как же так получилось, что Россия сейчас управляет главным городом Германии? Мужчины качали головами, изумляясь коварству русских.

У них в России так много земли, что не хватает людей, что бы ее обрабатывать. Вот они и воюют со всеми, что бы набрать побольше молодых парней для работы в необъятной холодной Сибири, где у них есть нефть.

Зольмай зябко поежился у горячего глинянного тандура, на котором стояли несколько чайников. Само слово "Сибирь" навевало озноб. Он представил себя на далекой бескрайней заснеженной равнине, прокладывающим какую-нибудь одним русским нужную дорогу к нефти. Однажды ярким солнечным днем в кишлак прибыл большой отряд моджахедов. Среди них было несколько очень важных моджахедов, носивших на поясах красивые пистолеты в кожаных кобурах. Во всем кишлаке только дом дяди Рухоллы был достаточно хорош, чтобы принять таких высоких гостей. Гости по-хозяйски расположились в доме и после хорошего обеда устроили там совещание. Из дома были без особых церемоний удалены все домочадцы, даже женщин из их половины отправили к соседям. У ворот дома сидели, поплевывая насвар, несколько моджахедов с автоматами и пропускали время от времени только самого дядю Рухоллу с чайниками.

Вечером того же дня почти все пришедшие моджахеды ушли вниз по ущелью. Поздно ночью Зольмай был разбужен доносившимся откуда-то раскатистым гулом. Он вышел, подрагивая от холодного ночного ветерка, на веранду. Далеко внизу, над Харуваром весело и беззвучно взлетали в небо вереницы красных трассеров. Время от времени оттуда долетали размазанные эхом раскаты грома, а небо на Харуваром озарялось красноватыми сполохами. Еще перед рассветом кишлак наполнился голосами, криками и стонами. Моджахеды вернулись, неся раненых и убитых, обозленные и уставшие. Они подходили, бряцая оружием и прочими железками, и падали прямо на землю на базарной площади. Такое бывало уже не раз, но в это утро Зольмая сразила новость: моджахеды привели с собой пленных русских.

Тайком от дяди Рухоллы он выскользнул на улицу и побежал на майдан, где, как сказали мальчишки, держали пленных. Уже рассвело, и на майдане набралось много народу, поглядеть на редкую диковину.

Русских оказалось не несколько, а всего один, зато было трое солдат афганцев. Но Зольмай не смотрел на них. Во все глаза он смотрел на русского, которого легко было отличить от афганцев по его необычной светло-зеленой одежде и удивительным сужающимся к низу штанам. К удивлению Зольмая, русский оказался вовсе не огромного роста. Это был совсем молодой парень, ненамного старше самого Зольмая. Он сидел у самой стены, устало опустив голову на колени, а из его уха сочилась засыхающая на ветру струйка крови... Он был бос, и ступни его были покрыты ссадинами и синяками от ходьбы по камням. Их всех охранял высокий, увешанный гранатами радостный моджахед с висевшим у него на плече огромным пулеметом. Пленные афганцы испуганно смотрели на него снизу и жались друг к другу у стены.

Через некоторое время пришел один из важных моджахедов. Он прошел, без усилий прокладывая себе дорогу через толпу к пленным и, остановившись перед ними, долго смотрел на них и на русского томительным немигающим взглядом. По его жесту откуда-то из-за его спины выскочил другой моджахед, помельче рангом. Важный моджахед сердито заговорил с пленными, и афганцы со страхом смотрели на него, в то время, как русский ни разу не поднял головы с колен. Важный моджахед что-то громко спросил у них, и один из пленных солдат, вскочив на ноги, начал что-то жарко доказывать, но был остановлен пренебрежительным жестом. Важный моджахед снова заговорил, и теперь солдаты молча слушали его с возрастающим страхом на лицах, на которых выступили крупные капли пота. Моджахед повысил голос и что-то бросил через плечо своему помощнику. Тот, вынырнув из-за его спины, молча остановился перед пленными и ждал, пока они стягивали с ног свои солдатские ботинки. Он унес ботинки, рассовав их под мышками. Теперь важный моджахед повернулся к пленным спиной и громко заговорил, обращаясь к толпе. Пока он говорил, высокий охранник, повинуясь его жесту, приблизился к русскому, бесцеремонно ухватил его за ворот куртки и оттащил на несколько шагов в сторону. Пленные афганцы слушали моджахеда, пока один их них не вскочил на босые ноги и крикнул что-то ему в спину, но моджахед даже не обернулся. Он продолжал говорить, заводясь все больше и больше, то указывая рукой на солдат, то размахивая ею перед лицами людей на майдане. Солдаты слушали его, и в их глазах явно проступало отчаяние.

Наконец, моджахед, рубанув рукой воздух, выкрикнул последние слова в толпу, и солдаты дружно воскликнули: "Нет!!! Нет!!!", а один из них громко зарыдал, открыв желтые от насваразубы. Тот, чтопытался спорить, вскочил и шагнул было в сторону, но в этот момент рыкнул гортанно высокий моджахед, и оглушительно захлопал в его руках огромный пулемет. Солдаты, отброшенные к стене, повалились друг на друга... От их одежды отлетали мокрые от крови клочья. Переломился пополам вскочивший солдат, которому пуля попала в живот, и упал, выставив вперед руки, на своих товарищей. Лопалась и осыпалась желтой пылью за их спинами саманная стена. Пулемет прекратил стрелять, когда они образовали бесформенную кучу окровавленного, продолжающего дергаться мяса, и в наступившей тишине стало лишь слышно удовлетворенное рычание моджахеда и бульканье в глотках солдат. Сразу откуда-то подскочили еще несколько моджахедов и, ухватив колышущиеся тела за одежду, поволокли куда-то по улице. Ошеломленный Зольмай успел увидеть, как еще теплилась жизнь в мутнеющих глазах одного из солдат, когда его грубо, задрав щеку и губы, потащили лицом вниз с майдана.

Толпа в ужасе отхлынула. Зольмай, едва сдерживая рыдания, подступавшие к горлу от ужаса всего увиденного, побежал домой. Он не знал, что стало с пленным русским. Весь вечер перед его глазами стояли страшные, оскаленные зубы солдата, которого волокли с майдана лицом вниз и его губы, силящиеся прошептать что-то в еще не законченном споре с важным моджахедом. В подавленном настроении вернулся дядя Рухолла с соседом Гаусиддином. Они сидели и пили чай в гостинной, и Гаусиддин откровенно ругал моджахедов за убийство пленных.

Немного славы в таком деле. - Сердито рассуждал он, прихлебывая чай. - Ты поди в бою его убей, как мужчина, а так, сидящих у стены... Это, вот, и Зольмай может... И от этих слов Зольмаю сделалось жарко.

Он плохо спал в эту ночь, часто просыпаясь на своем намятом и горячем матрасе. Когда начало светать, он пошел, с несвежей от мучительной ночи головой по малой нужде во двор. Холодный ветер студил лицо, и, сделав дело, Зольмай остановился на веранде немного разогнать ночные страхи... Небо уже голубело, и тускнеющие звезды прощально мерцали в черно-синей глубине. Немного облегчившись, Зольмай повернулся, что бы идти в дом, когда на дальнем краю кишлака что-то ярко сверкнуло и чуть позже, раскатисто отраженное склонами, оглушительно треснуло, словно упашая плашмя гигантская связка досок... Зольмай, испуганно присев, заскочил, перебирая руками по полу, в дом и глянул наружу через занавешенный одеялом дверной проем. Над краем кишлака поднималось огромное белое облако, и медленно, словно в кошмарном сне опадали, крутясь в воздухе какие-то деревянные балки и солома. Ярко вспыхнуло на склоне над кишлаком, и Зольмай увидел, как полетели вниз поднятые взрывом камни, прежде, чем донесся ужасающий треск... Следом, еще выше по склону снова высверкнуло и сорвало еще один камнепад, и снова раздался громоподобный, проникающий прямо в душу грохот. Долетел приглушенный расстоянием дикий крик боли, по всему кишлаку уже заголосили женщины, и бешенно залаяли собаки... Хлопнула дверь, и из своей комнаты вылетел растрепанный дядя Рухолла. На месте первого взрыва снова коротко сверкнуло, и снова полетели вверх балки и доски. Дядя Рухолла, прикрывшись руками, отшатнулся назад в дом, когда долетел треск разрыва.

Он крикнул что-то заполошно женшинам в глубине дома, и те громко закричали... Опрокинулась со звоном на кухне какая-то медная посуда...

Где-то на окраине разразилась длинная автоматная очередь, и струя трассеров метнулась в небо. Над домом прошелестело низкое злобное гудение, оборвавшееся оглушительным, сотрясяющим все человеческое существо невероятной силы ударом. За стеной, во дворе соседнего дома взметнулся в небо горячий фонтан земли, деревяшек и рифленного железа, который начал осыпаться вниз, вместе с мусором и пылью. Зольмая вышибло из дверей комнаты на веранду. Оглушенный, он не мог даже крикнуть, что бы дать выход распиравшему его ужасу. Мгновенная тошнота подкатила к горлу, и он упал на глиняный пол веранды...

Бежим!!! - Взвизгнул дядя Рухолла.