Аръергард. Ру
жүктеу/скачать 1.21 Mb.
|
|
Ага! - Подтвердил Шульгин. - Я тоже! Серега снова посмотрел на плац. Солдат, глядевший на него уже шагал на месте спиной к Сереге. Но не узнать спину Зольмая Серега не мог. Он вернулся на скамью и сел рядом с Шульгиным. Вдруг Шульгин согнулся пополам в приступе смеха. Он смеялся долго и облегченно, как смеются люди сбросившие с плеч груз страшной ответственности. Серега удивленно смотрел на него и улыбался... Серега! - Наконец произнес Шульгин. - Скажи ты мне... Что? - Спросил Серега. Да так... - Сказал Шульгин. - Ничего. Серега, я этих людей не понимаю... Александр Александрович Бояринов З-85у: Как мы сажали деревья в Кабуле. Самыми интересными и запоминающимися для меня были годы работы в Афганистане. В это время я ощущал, что, как ни высоко это прозвучит, был нужен своей стране. Довольно случайно поступив в институт военных переводчиков, а для меня он будет называться именно так, вне зависимости от его официального названия в то или иное время, я попал на курсы по подготовке переводчиков персидского языка. Почему я пошёл на персидский , а не ,скажем, на португальский, тут нет внятного объяснения. Просто персидский язык притягивал какой-то своей что - ли “пряностью”. Нам объявили, что учить нас будут по ускоренной программе и через год мы уже поедем, подумать только, работать за - границу. Что эта “за - граница” называется Афганистан я , да и не только я, узнал только, когда сел за парту. Полной неожиданностью для меня стало и то, что на этом языке говорят только в Иране, да в Афганистане. Позже я узнал , что вообще-то на “ фарси”, а это и есть персидский , говорят только в Иране, а в Афганистане одним из государственных языков является дари. Дари раньше считался диалектом персидского, но после Апрельской революции в Афганистане в1977г некоторые наши умные филологи возвели его в ранг самостоятельного языка. Ну а весь казус с нашей языковой подготовкой заключался в том, что нас учили именно персидскому, хотя работать предстояло как раз с дари. То есть зная азы персидского, а за год учёбы можно выучить разве что азы, конечно можно общаться с носителями языка дари . Но все афганцы ,с которыми нам приходилось встречаться на первых порах, почему-то думали, что нас занесло в их страну из Ирана. Это , наверное, как если у нас в глубинке негр будет разговаривать с бабульками языком передовиц газет времён развитого социализма . Прощание с Родиной после окончания курсов выглядело внушительно: у стен Генштаба нас провожали родные , друзья и “сопровождающие лица”. То есть всё выглядело так, как будто нас посылает Родина. Самолёт Ил-18 , который нам пришлось самим загружать своими вещами, взмыл в небо с аэродрома “Чкаловский”. Естественно это был чартерный рейс, правда, тогда я даже слова такого не знал. На наше счастье с нами летела группа старших офицеров из ГШ проверять аппарат Главного военного советника в Афганистане. То что это наше счастье, выяснилось в Ташкенте, где мы сели на дозаправку. В Чкаловском по какой-то причине мы не проходили таможню, а в Ташкенте нас решили проверить. Первыми через таможню, естественно, ринулись старшие офицеры. Вот это и было наше счастье. Оказалось, проверяющие везли колбасу в количестве превышающем какие-то там нормы. Лишнюю колбасу начали изымать в пользу государства. Полковники вытерпеть такого не могли , кто-то связался с Москвой, колбасу вернули, а всех, кого ещё не начали досматривать, безо всякого досмотра пропустили в поджидающий самолёт. Когда в иллюминаторе появилась земля , мне показалось, что мы садимся в песочницу. А когда мы вышли из самолёта, это впечатление только усилилось: кругом голые горы , а внизу, как на дне чаши, песок, один песок. Сначала нас разместили в советском микрорайоне, где жили почти все советники, работающие в Кабуле, а их оказалось немало, да , как выяснилось позже, и не только из Союза. Первый опыт общения с носителем языка, местным электриком, а это по афганским меркам довольно образованный слой людей, закончился полным конфузом. Он , может быть меня и понимал, да и то скорее потому, что уже имел богатый опыт общения с нашими людьми. А вот у меня складывалось впечатление, что его язык лишь очень отдалённо напоминает тот, которому нас учили. Для лучшего взаимопонимания мы , не долго мучаясь, перешли на немецкий: я его проучил девять лет в школе, да год в университете, до того, как меня угораздило заняться фарси. К обоюдному удовольствию мы вполне друг друга поняли. Это общение не то что бы сильно меня удивило. По своему “немецкому” опыту я отдавал себе отчёт, что вряд ли от меня стоит ожидать большего. Я просто никак не мог себе представить как же я смогу кому-то что-то там переводить. Врать или прикидываться знатоком я бы не осмелился, это всё-таки была официальная работа. Мы ведь были не курсанты без полного образования, а младшие лейтенанты, хоть и проучившиеся всего один год, но со свидетельством об окончании курсов, которое по внешнему виду не уступало диплому о высшем образовании. Я не хочу судить о том, лучше ли я знал фарси своих однокурсников или нет, но с работой мне просто дико повезло: почти все наши ребята, а их было 30, получили распределение в провинции. И только четверо остались в Кабуле: Генка Кашлаков пошёл в 7дивизию, Саня Малышев попал в учебный полк, Валера Загитов в строительное управление, а меня определили в Генштаб. Преимущество работы в Кабуле, было не только в бытовом плане, но и в безопасности . Хотя единственный человек, которого мы там потеряли, был из этой четвёрки. Сначала мы втроём с Геной и Сашей занимали трёхкомнатную квартиру. Это был верх переводческого комфорта в Кабуле. Очень скоро её у нас отобрали в пользу семьи какого-то полковника из тех же трёх человек. Но советникам, а они почти все были старшими офицерам, в отличии от переводчиков, всегда отдавалось предпочтение при решении каких бы - то ни было вопросов нашего жития. Вообще, с подачи командования все работающие военнослужащие по контракту делились на офицеров и переводчиков. В это время у меня создалось впечатление, что советники просто завидуют переводчикам, которым уже в молодые годы довелось попасть за рубеж и не плохо зарабатывать. Но это положение дел было на общем уровне, а на персональном уровне советник , как правило, выступал в качестве чуть - ли не “папы” в хорошем смысле этого слова. Именно такие отношения сложились у меня с моими тремя советниками , ведь мне не было и 19, а они прошли ВОВ. Этих людей я всегда вспоминаю как то очень по- родному. Очень жаль, что командировка у них закончилась раньше, они уехали и мы не поддерживали отношений. Но это я стал понимать только годы спустя. Итак по два дня в неделю я работал с каждым из них. Два дня работы с советником командующего артиллерией ВС ДРА заключались в том, что я переводил Устав по артиллерии с русского на дари. В этом мне помогали два или три афганца - офицеры управления, которые , мне казалось, знали русский, не хуже меня. Именно у них я научился основам дари, думать как сами афганцы. В общении с ними я стал потихоньку постигать психологию афганцев, как раз то , чему не учат ни в одном вузе. Это были неоценимые уроки. Вообще, в то время, всех афганских офицеров можно было условно разделить на три категории . Первая - те, кто учился у нас в Союзе и знал русский .Они , как правило, хорошо относились ко всему советскому, хоть и не всегда соглашались с теми методами, которые пытались применять наши советники у них в стране. Вторая категория - старые кадры, которые получили образование в других странах. Они были квалифицированными специалистами и занимали, в основном, выжидательную позицию, так как видели, что наши советники ставку на них делают лишь тогда, когда нет другого выхода. Но основная масса офицеров получала образование у себя в Афганистане. В этой категории были как молодые специалисты, так и старые офицеры королевской армии. Все эти три категории офицеров , как правило, можно было без труда распознать по внешнему виду. В то время как я переводил наш Устав по артиллерии на дари, с тем что бы в последствии афганцы руководствовались бы им в ходе военных действий, мой советник - убелённый сединами статный полковник Рябов, на хорошем русском обсуждал текущие проблемы с теми афганскими офицерами, которые не были заняты моим образованием. Сам командующий артиллерии, легендарный полковник Инзер-голь лечился в это время у нас в стране. Он настолько хорошо владел русским, что даже работал переводчиком Тараки на встречах с Брежневым. Вот с каким интересным человеком мне предстояло работать. А пока с помощью “подсоветных” ( кто же придумал это слово?) я мало - помалу осваивался в афганской среде. Вторым моим советником был очень интеллигентный полковник Маликов из Белоруссии .Он советовал начальнику ПВО СВ. На моё счастье, не только сам начальник ПВО безукоризненно болтал ( именно болтал) по-русски, но во всём его управлении, по-моему, только штатский писарь с трудом понимал русские слова. Все офицеры просто свободно говорили и писали на русском. В эти два дня мой удивительный начальник разрешал мне эксплуатировать его “подсоветных” для перевода артиллерийского устава. А когда я немного освоился в городе и с языком, направлял меня в местные музыкальные магазины “Akai” и “Sony”, где я уже успел завести знакомства, записывать модную музыку для его сына, который остался на Родине.( В последствии, уже после ввода наших войск, в одном из этих магазинов, у меня произошла случайная встреча, которая кардинально изменила мою жизнь в Афгане.) Он относился ко мне как к своему родному сыну, можно сказать, берёг меня. А его жена даже иногда подкармливала меня домашней вкуснятиной. В основном его усилиями я чувствовал себя под надёжной опекой. Остальные два дня я работал с полковником Семёновым - советником начальника управления артвооружения. Здесь мне приходилось переводить по- больше. Мой начальник пользовался неоспоримым авторитетом среди наших советников и афганских офицеров, но эти два дня были для меня самыми трудными. Труднее всего было для меня понять, что хочет сказать мой советник . То есть он говорил понятные слова, но когда из них получалось предложение, я его не понимал. Точнее говоря, я вообще не понимал, где у него заканчивается одно предложение, а где начинается другое. Сначала я его постоянно переспрашивал или по своему трактовал его словосочетания. А так как сам предмет его изречений, то есть артиллерийское вооружение, я представлял себе далеко непрофессионально, пару раз мой перевод вызвал откровенные усмешки на лицах слушателей. Что бы не быть посмешищем я взялся за изучение самого артвооружения. На первых порах я даже лучше понимал самого начальника артвооружения. Добродушный и живой афганский полковник Джан Мухаммад говорил довольно таки быстро, но на какой-то помеси русского и словацкого. Он учился в Чехословакии, но природная склонность афганцев к языкам позволила ему за время общения с нашими советниками достаточно хорошо “наблатыкаться” в русском . Они даже между собой довольно неплохо общались, потому что мой советник вполне сносно выучил наиболее нужные ему слова. Основная тема всех их разговоров сводилась к тому , как учитывать и хранить оружие и боеприпасы, и они вполне обходились почти без глаголов. Офицеров, знающих русский здесь было два человека, но их настолько загрузили подсчётами того, что завезли из Союза, что уже постреляли, потеряли, сдали противнику или просто разворовали, что они может быть и рады были бы мне помочь, да были всё время заняты. За эти два дня я пытался реализовать знания, полученные за четыре предыдущие , благо тема была в общем -то одна - артиллерия. Не думаю, что это у меня получалось хорошо, но люди понимали, что язык то я учил всего один год. Были у меня смешные ситуации, когда я переводил слово по основному значению, не подозревая , что в сочетании с другим словом оно имеет другой смысл. Афганцы, надо отдать им должное, с бОльшим пониманием относились к проблемам переводчиков, чем некоторые наши советники. Вообще дремучесть некоторых наших советников дивизионного и полкового звена не просто поражала. Она заставляла задумываться над тем, чего же они могут советовать афганцам. Один такой деятель решил покрасить усы, купил пакистанскую краску типа хны и пришёл ко мне с просьбой ему перевести как её применять. Я ему говорю, что инструкция - на языке урду, а я его совсем не знаю. Его реакция сразила меня своей непосредственностью : ”А ты мне по букам прочитай. Я пойму!” Сначала я даже не понял , что он имеет в виду. А когда до меня дошло, что он думает будто буквы из языка урду можно перевести на русские буквы и таким образом происходит вообще весь перевод с языка на язык, я просто ужаснулся. А старшие товарищи по “переводческому цеху” рассказывали , что один наш специалист узнав, что в дари нет ни Ъ, ни Ь знака ,очень удивился, как же они пишут слово “конь”. На работу в Генштаб всех советников и переводчиков развозил один автобус Паз. Мы ехали из микрорайона по всему городу, так как разные управления ГШ были разбросаны от дворца Делькушах до района Дар-уль-аман. Этот путь занимал со всеми остановками где-то 45- 50 минут. Почти все советники на обед возвращались домой и потом проделывали обратный путь. Мне очень нравились эти поездки. Сначала с их помощью я узнавал город. А надо отметить, что самостоятельный выезд в город был запрещён. То есть предполагалось, что для советских специалистов, живущих в микрорайоне, вполне достаточно было наших магазинов. Сначала было два продуктовых магазина, а потом появился и книжный. Нашими они были в том смысле, что принадлежали СССР. Торговали там консервами, маслом, сахаром и другими товарами первой необходимости. По списку раз в месяц можно было купить бутылку водки, бутылку коньяка, сухого вина в неограниченном количестве и по большому блату (именно блату) чешского пива. Торговали в них жёны наших советников. Отовариваться в них могли только наши люди. Цены в них были значительно ниже рыночных и продовали в них на местные афгани . Бывали случаи, когда знакомые афганцы просили купить для них что-нибудь в этом магазине. Это могли сделать, но старались не афишировать такие покупки. А нередко товары из этих магазинов поступали на афганские рынки, так сказать, в открытую продажу. Это приторговывали штучно сами специалисты, чтобы немного подзаработать, или сами продавцы , чтобы подзаработать солидно. Вообще, мне кажется, что афганцы давали нам уроки коммерции. Чего только стоят наши первые посещения афганских лавок и базаров. Привыкшие к однообразию у себя в стране, мы столкнулись не только с удивительно большим, по нашим представлениям, выбором товаров, но и с тем , что цены не фиксированные. А афганские торговцы, видя перед собой людей, только попавших в их страну, не мало не стесняясь, объявляли нам такие цены, что когда мы узнавали реальную стоимость того или иного товара, мы просто рвали на себе волосы в тихой злобе. Так вот, выезд за покупками за пределы микрорайона происходил организованно. Один раз в неделю, после того наш Пазик завершал развозить всех по рабочим местам, один из переводчиков, каждый в свою очередь, возвращался в микрорайон, забирал жён советников и ехал с ними на закупки по наиболее привлекательным местам. Конечно, в городе и выбор был получше и цены пониже. Работа эта была не пыльной, но только до той поры, пока женщины не начинали спорить, где останавливаться дольше, а где ехать мимо. Кто-то мог опоздать перед переездом на другое место и тогда перед переводчиком начинала маячить незамысловатая перспектива огрести неприятности у начальства, а этого никто не хотел, потому что местом в Кабуле, как правило, очень дорожили. А бывали случаи когда на рынке происходила стрельба с печальным исходом. К счастью, в нашем коллективе потерь не было. Но город манил. И мы знали от старших товарищей , что выехать в город самостоятельно на такси или пойти пешком не так уж и страшно, главное не попасться на глаза своему начальнику или офицеру по режиму , как называли кагэбэшников. Первый раз мы свалили в город втроём: Саня, Валера и я. Гена был ,по моему, у себя в дивизии. Мы поехали покупать магнитофон. Решили сначала купить один. К тому времени мы уже не жили вместе. Валера переехал в другую часть микрорайона, более благоустроенную. Но там по нашим понятиям был один большой минус - там жило всё начальство. В этом мы убедились очень скоро. Мы взяли такси и отправились на Пуштунистанват. Покупка состоялась и мы по хорошей традиции качественную покупку решили обмыть качественным напитком. На это дело мы не пожалели денег и купили бутылку виски “Queen Annie”. Результат был достигнут: магнитофон орал на полную катушку, а мы умудрились, не особо закусывая, прилично упиться. Хоть мы и оставляли Валеру у себя, он решил ночевать дома. На следующий день в обед мы узнали не очень приятную новость: Валера учинил дома скандал, а жил он вместе с семьёй своего советника. Ко всему прочему, говорили, что он умудрился ещё и пальнуть из пистолета, но, к счастью, вроде бы в воздух. С самим Валерой встретиться не удавалось, его вызвали куда -то. Ничего радостного эта новость не предвещала. Тогда ещё не было повальной борьбы с пьянством, но за пьянку можно было легко загреметь в провинцию на боевые, а уж ,что могли сделать за стрельбу из пистолета, мы могли только догадываться. Хотя наши старшие товарищи переводчики уже успели приучить нынешнее руководство аппарата к пьяным выступлениям под звуки выстрелов. Но Валере, да и всем нам, повезло. Его советник был военным строителем, а это наполовину, можно сказать, гражданский человек. Он не стал раздувать скандал и всё для нас кончилось тихо. Успешное посещение города подтолкнуло нас на дальнейшие самостоятельные выезды. Нам было интересно всё, а обходительность местных торговцев заставляла останавливаться даже там, куда мы и не планировали заходить. Мы столкнулись с тем, что в разных частях города были довольно разные цены, не говоря уже о магазинах, где продавались товары из Европы. Основной поток ширпотреба был ,конечно, из Пакистана, Индии и Китая . В Кабуле, да и во всех других городах, было очень много торговцев - индусов. Было несколько основных мест в Кабуле, которые посещали наши люди. На Майванд и Мандави ездили за дешёвой посудой и тканью. Шмотки и магнитофоны, в основном, покупали в Шахре-Нау. Было известное место под названием “Кривое колено”, где продавались дешёвые дублёнки. Но были в Кабуле и элитные места, где торговали вещами из Европы: Германии, Англии, Франции. В одном из таких супермаркетов, на 2 этаже располагался музыкальный магазин, где продавалась японская аппаратура HI-FI и разнообразные бэушные диски. Кто поставлял туда эти диски, я так и не узнал, но выбор там был огромный и беспорядочный. В этом месте я потратил не только значительную часть своей зарплаты, но и значительную часть своего времени. Мне очень нравилось ковыряться в этих старых и не очень дисках, там попадались даже очень свежие вещи. А так как доступ к выписке по каталогам имели только посольские ребята или их знакомые, то для меня это было единственное место музыкального просвещения. Со временем я купил там всю необходимую аппаратуру: вертушку Айва, усилитель Акай, колонки Акай. А кассетную деку Сони я прикупил ещё в одном знатном месте, где продавалась вся техника Сони. В этих местах было очень приятно проводить время. Когда я приходил, а с продавцами я успел познакомиться в первые же посещения, меня всегда угощали кока-колой или чаем, и можно было сколько угодно( вплоть до закрытия) слушать диски и болтать с продавцами о всякой всячине. Это были и приятные и полезные моменты. Так я изучал обиходный ( бытовой)дари. Это было очень важно, так как основные знания в институте мы получали с уклоном в военную область. Большой интерес представляли афганские книжные магазины. Это были букинистические магазины с большим выбором книг как на фарси, дари, так и на английском. Это потом мы начали скупать там книги Фрейда и других авторов, которые нельзя было найти у нас в стране в ту пору. А по началу мы туда заглядывали, в основном, посмотреть из - под полы порнографические американские журналы. Владелец магазина, подмигивая, заводил нас в дальнюю комнату и осторожно говорил нам, что у него есть интересные журналы. Надо сказать, афганские торгаши очень неплохо ориентировались в общих запросах наших покупателей. Почти полное отсутствие незамужних женщин в нашей совковой колонии подталкивало нас на первые очень необдуманные шаги по поиску афганских проституток. Как мы очень скоро выяснили, во всей нашей колонии в то время(1979г) было 5-6 незамужних девушек секретарей , переводчиков , которые были в гражданском контракте. Всё остальное женское население нашей колонии составляли жёны советников и ,отчасти, переводчиков. Не надо сильно напрягать свой ум, чтобы понять, что не меньше сотни парней бегало за каждой девчушкой, ну, если не бегало, то мечтало познакомится. Что касается афганских женщин, то ходила такая побасёнка, что если соотношение красивых , средних и некрасивых русских женщин одинаковое, то у афганок 40% - красивых, 40% - некрасивых и 20% туда -сюда. Не знаю насколько это утверждение верно, но в свою первую командировку, т.е. 1979-81 год я видел в Шахре-нау очень много просто шокирующих красавиц. Все они были из очень обеспеченных семей, вели европейский образ жизни, одевались просто бесподобно. А если учесть, что в те годы наши женщины не имели почти ничего, то вид этих красавиц просто очаровывал. Конечно, по началу наш дари сковывал наши действия, да и мы сами не осмеливались появляться в тех местах и в то время, где гуляла “золотая” кабульская молодёжь. Но со временем мы освоились и поняли, что познакомиться с такими красавицами можно, хотя расчитывать на что-то, можно было только с девушками по проще, типа медсестёр из афганского госпиталя. Случались приколы , когда мы натыкались в Шахре-нау на “улетевших” хиппи. Они лежали в маленьких ковровых лавках, накурившись местной дури. Вид у них был простой : чёрные широкие афганские штаны и рубашка, “пирохан-тумбан” по дари. Понять, зачастую, девушка это или парень было сложно. А так как дурь можно было купить в Кабуле где угодно и стоила она , в отличии от алкоголя, сущий пустяк, хиппующего народа в Кабуле встречалось довольно много. Сами афганские ковровые лавки ошарашили нас тем, как в них готовились ковры к продаже. Когда мы увидели на проезжей части лежащие ковры, мы ничего не поняли. А когда до нас дошло, что это новые, во всяком случае, не выброшенные кем-то ковры, удивление только возросло. Оказалось, ковры специально выкладывают на проезжую часть, чтобы машины укатывали ворс и он становился мягче. Я сразу вспомнил, что у нас некоторые хозяева просят снимать тапочки перед ковром. Не зря персидские ( да и афганские тоже) ковры считаются лучшими в мире. Не меньше магазинов нас в городе интересовали и ресторанчики. В самом микрорайоне были только шашлычные. Шашлык там делали на славу. Единственное неудобство могло возникнуть только в том случае, если там появлялись поддатые компании из наших специалистов. А застать там распивающих водку наших специалистов в ту пору можно было чаще, чем мирно пьющих чай компании афганцев. Но нам хотелось попробовать “запретного плода”. В ходе нашего освоения Кабула мы обнаружили ряд прекрасных маленьких заведений с разным европейским меню. Одно из них располагалось прямо на крыше жилого здания в центре Шахре- нау. Самый кайф там был с раннего утра или под самый вечер. Мы любили там заказывать яичницу с беконом и белое рейнское вино с сыром. Гостеприимство было на таком уровне, что когда один из наших друзей, ныне покойный Вадик, забыл там в туалете ТТ, нам его вернули на следующий день и ещё извинялись за то, что не смогли найти нас раньше. Конечно, цены там были не из расчёта нашего оклада, но сладкая жизнь притягивала несмотря на все затраты. Хотя и оставались в нашей среде такие кадры, которые за все два года так и не появились ни в одном из наших любимых мест. Они просто экономили деньги. Зато у нас есть ,что вспомнить. Однажды мы отмечали день рождения , ныне покойного Ваньки Румянцева, в пиццерии. Там я впервые попробовал настоящую пиццу и ещё кучу разных итальянских блюд, от которых я был просто в восторге. Так вот, праздновали мы тот день рождения вчетвером: виновник торжества, Саня Малышев, я и Серёга Татко. Мы несколько раз вроде заканчивали нашу трапезу, выходили на улицу, дышали свежим воздухом, но вновь и вновь мы возвращались то догнаться, то - на десерт. Во время очередного нашего возвращения мы столкнулись с компанией молодых ребят и девушек, говорящих на французском. Вид молодых девушек, да ещё француженок на уже подпитые русские головушки произвёл неотразимое впечатление. Мы устремились вслед за ними внутрь пиццерии. К нашему сожалению, они не говорили ни на одном из нами освоенных языков и нам пришлось перейти к мимике и жестам. Серёга Татко ещё не забыл как он год учил португальский и решил с помощью бутылки вина и, прислонённого к ней стакана, объяснить, что Португалия и Франция где-то рядом. Наш поддатый вид, наверное не способствовал улучшению понимания, а вот вид наших пистолетов подействовал очень быстро. Они стали всё неплохо понимать, во всяком случае нам так тогда показалось , и мы устроили видные танцы на столах, которые потом продолжились во внутреннем садике. Вообще, эта пицерия нас привлекала не только классной кухней, но и тем ,что у нас там был, так называемый, “биль”, т.е. счёт. Это означало, что мы там могли есть в кредит, всё съеденное заносилось на счёт, а в день зарплаты происходил расчёт. Все были довольны. У нас в стране в те времена об этом можно было только мечтать. Но верхом нашего транжирства были редкие, но меткие посещения гостиницы и ресторана “ Интерконтиненталь”. Это было самое недоступное для нас место как в плане цен, так и расположения. Если Шахре-нау, где располагались все более менее приятные точки, находился рядом с нашим микрорайоном, то эта 5-ти звёздочная гостинца стояла на холме совсем в противоположной части города. Добираться туда надо было на машине. А вот выбраться оттуда можно было только на машине. Но молодых русских парней остановить было невозможно. Мы ни разу не были в отелях такого класса, ведь у нас в стране их просто не было в ту пору. Зная о том, что только за одно посещение этого рая нас могут выкинуть из страны, и не зная , что и кто нас ждёт в самом отеле, мы разработали целый прикид: кто канал под скандинава, кто -то за венгра, а кто-то хотел доказать, что он из Португалии. Когда мы подъехали к гостинице на круге перед входом нас встречал достопримечательный швейцар: весь его восточный халат был увешан значками из разных стран. Впоследствии на его халате оказалось и несколько наших значков. Для нас было непривычно, что такой классный ресторан был почти пустой. Вид из огромных окон открывался на Кабул просто потрясающий. Наверное, когда нам принесли меню , официанту сразу стало ясно, что мы не те, за кого себя выдаём. На наше несчастье, оказалось, что он , к тому же недавно из Швеции, откуда ,якобы, был один из нас. Но доканало нас не это, а то, что нас попросили сдать оружие. После этого мы поняли, что артисты мы липовые и спокойно перешли на родной русский. Да и официант перестал нас подкалывать вопросами про Швецию. Собираясь в поездку мы собрали все наши сбережения, да ещё заняли сколько могли у наших скромных товарищей, которые не решились составить нам компанию, но изучение меню поставило перед нами ряд вопросов. С одной стороны мы не очень хорошо разбирались в блюдах, а во вторых цены нас повергли в уныние. Но желание не посрамить честь русского офицера позволило нам выйти из этой непростой ситуации. По какому-то наитию мы заказали бифштекс какого-то там Людовика. Процесс его приготовления происходил прямо у нас на глазах. Пили мы виски. Блаженство просто разливалось по нашим телам. И вдруг , когда мы уже достаточно поддали, к нам подсел один европеец. Мы, естественно, сразу напряглись. Но ,оказалось, что это немец, который приехал брать интервью у Тараки. Мы впервые говорили на дари с человеком, для которого дари был не родным. Учитывая наше подпитое состояние , можно сказать, что на тот момент мы друг друга понимали неплохо. Хотя на следующий день помнили далеко не всё. Выезжать домой нам пришлось с помощью афганского патруля, который любезно вызвал кто -то из гостиницы. Потом мы не раз ещё посещали это райское место и всякий раз с нами приключались какие -то приколы. Почти каждый месяц, когда наши переводяги приезжали из провинции за зарплатой, мы собирали компанию и отправлялись в Интер. Однажды мы сидели компанией и во всём зале , кроме нас, были только американцы. На сцене выступала негритянская группа откуда - то с островов. Они пели что -то из Доны Саммер. Мы все хлопали после окончания песен. Так вот сначала они говорили “Thanke you”, а потом “спасибо”. Но мы , наверное хлопали сильнее и под конец они стали говорить сначала “спасибо” и только потом “thanke you”.Под занавес мы устроили с группой совместную попойку и танцы. Видя, что мы их обставили , американцы свалили в свои номера. Гордость за державу переполняла наши сердца . В другой раз мы вынуждены были возвращаться домой пешком, так как никто не мог нас добросить до микрорайона. Если бы мы были не такими пьяными , мы бы ни за что не пошли пешком, а остались бы ночевать в холле гостиницы. Ведь идти предстояло несколько километров в полной темноте после комендантского часа. Для пущей храбрости мы орали песни всю дорогу. На следующий раз, когда нас подвозили афганцы на грузовике, мы попросили сделать круг около дома нашего главного советника специально, чтобы поорать там песни. Когда нас привезли наконец домой мы были полностью осипшими, но беспредельно счастливы. Хоть мы и истратили в Интере больше всего денег, мы никогда об этом не жалели, ведь тогда мы узнали, что такое обслуживание 5 звёзд. Другой формой обслуживания , удивившей нас, стало то, что можно было купить фрукты или овощи в близлежащей лавке, а местный пацанёнок ( бача по -дари)мог отнести тебе их домой. А иногда по утрам нас будил непонятный дикий крик. Когда мы высовывались в окно, перед нашим взором представал ишак с торговцем, который что-то истошно орал. Как потом выяснилось торгаш орал название фрукта или овоща, которым был загружен ишак для продажи. Но вся хохма состояла в том, что торгаш пытался произносить названия фрукта по- русски , для того, чтобы его основные покупатели русские лучше понимали, что он хочет продать. В результате получались звуки похожие на что угодно, только не на то, что надо. Иногда это звучало типа :”Кароши книлой капююст!” Третьей по численности народностью Афганистана были хазарейцы. Большинство из них были крайне безграмотны и использовались на самых грязных работах, хотя одно время премьер-министром Афганистана был как раз хазареец. Некоторые работали развозчиками багажа по всему городу. Кто-то носил в горы в дома бурдюки с водой, а кто-то возил на огромных двухколёсных тележках различные невероятные по своей массе грузы. Бывали случаи когда на такой тележке один хазареец тащил целый уазик. Так вот, однажды я прилетел из командировки в Мазари-Шариф. Там мне посчастливилось купить два ящика превосходного чешского пива в нашем советническом магазине. Кроме этих двух ящиков, у меня была большая сумка и автомат. Автобус, который вёз нас с аэродрома, проезжая мимо моего дома, мог остановиться только на противоположной стороне дороги. И передо мной встал вопрос как перейти эту чёртову улицу со всем этим скарбом. Ведь, если бы я перешёл дорогу с сумкой и автоматом, но без пива, эти два ящика местная шпана моментально бы растащила. Тут на моё счастье рядом катил свою тележку такой вот “хазара”, как их звали местные. Я сразу его озадачил, но он долго не мог поверить, что ему надо везти только эти два ящика с пивом и только через дорогу. А уж когда я с ним расплатился, мне показалось, что он получил чуть ли дневной свой заработок. Но самое главное в общении с афганскими торговцами было умение торговаться. Такое общение приносило и определённое финансовое удовлетворение и развивало языковые навыки. Торгаши, иногда, для пущей убедительности, предлагали забрать товар бесплатно. Мол, неужели ты не видишь, что цена настолько низка, что либо покупай так, а , если не веришь, бери товар даром. Как правило, никто не мог осмелиться забрать товар без денег и потому сходились на той цене, которую устанавливал торгаш. Но, однажды Вадик Кириков, торгуясь со знакомым торгашом в микрорайоне, согласился взять платье для своей жены без денег. Торгаш не ожидал такой наглости и надо было видеть его взгляд, которым он провожал нас с неоплаченным платьем. Наверное, месяц он пытался вернуть Вадика к теме оплаты, но всё , чего он достиг, так это увеличения продаж. Мы, как бы, пытаясь компенсировать ему эту потерю покупали у него в лавке всё, что могли . Окончательно этот вопрос был закрыт на совместной попойке за наш счёт. Так что ещё неизвестно потерял ли он что-нибудь на этой авантюре или, наоборот, нашёл. Самым неприятным для меня в первые дни пребывания в Кабуле был процесс привыкания к афганской пище. И ,хотя, наш медик предупреждал нас о непривычности афганской пищи для среднерусского желудка, я не ожидал, что для меня это выльется в неоднократную блевотину с повышением температуры. Самую большую нагрузку мой желудок получал во время дежурства в министерстве. Оперативная группа дежурила во дворце Делькушах. В её состав входило несколько старших офицеров афганцев с должности не ниже зам.нач.управления ГШ, советник да переводчик. В обязанности переводчика входил перевод шифровок, которые получали афганцы из соединений в провинциях. Эти донесения приносили нам в рукописном виде. И ,если я поначалу говорил то с большими проблемами, то читать афганские рукописные документы я не мог вообще. И афганские начальники сначала читали мне эти писульки, потом то, что я не мог сам перевести, переводили мне, а я уже “выдавал на гора” свою версию этого сообщения. Надо ли говорить как мне было трудно по началу и стыдно за свою безграмотность. Бывали и проколы с моей стороны, когда я усугублял или наоборот смягчал суть сообщений. Это влекло за собой некоторую неразбериху и нервозность на местах. Вот на этих дежурствах мои глаза привыкали к арабской рукописной вязи. (А надо отметить, что бывали случаи, когда сами афганцы не могли понять почерк шифровальщиков.) А заодно и мой желудок привыкал к афганскому рациону. На утро нам приносили варёные яйца, теплое молоко, мед, бананы и кекс. На обед мы ели овощной салат, иногда что-то вроде похлёбки, всегда шикарный плов, арбуз или дыню. В перерывах мы без конца пили чай чёрный и зелёный. На ужин было что-нибудь из говядины или из курицы. Естественно, никакой свинины и почти без рыбы. Вся проблема с желудком возникала не столько из-за необычности пищи, сколько из-за банальной грязи. Однажды, зимой я увидел, как один солдат на кухне грел необутые ноги о хлеб, который должны были принести нам на обед. Но до наступления зимы мне ещё предстояло убедиться в том, что в Афгане идёт настоящая война и пережить дворцовый переворот. Где-то через месяц после нашего приезда в Кабул в Центральный военный афганский госпиталь поступил один из советников, прилетевших вместе с нами. Он попал под обстрел в “ уазике” под Газни: пули перебили обе ноги. Я пришёл в госпиталь как только выдалось свободное время, благо он располагался в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Хоть мы и виделись с этим советником до его ранения всего ничего, да и знали друг друга совсем мало, ему было очень приятно увидеть хоть какое-то знакомое лицо в палате. В госпитале было специальное отделение для всех “шоурави” работающих в Афгане, независимо от рода контракта. В этом отделении были только наши медсёстры, оно специально охранялось, не говоря уже о том, что врачи были наши. Я впервые увидел человека, поражённого пулей. Было видно, что ему очень больно. В то время “духи” ещё частенько использовали допотопные английские винтовки “303- БОР”. Но били они при этом бог знает на сколько и пуля была огромная. Вот из этой винтовки его и ранили. О том, что работать в провинции очень даже небезопасно мы знали и раньше. Однако первый раненый из нашего ”призыва” немного подкорректировал моё представление о том куда нас занесло. А ещё через пару дней в этот же госпиталь, но уже в реанимацию поступил переводчик из Гярдеза Саша Алексин. Он был старше нас и я знал, что он как и я учился в своё время в Кубанском госуниверситете. Я со всех ног рванул в реанимацию. Она представляла собой стеклянную комнату, вход в неё был запрещён, но было видно, что ранение было в область груди. Потом, когда ему стало лучше, Саша рассказал как всё произошло: они уже подлетали на вертолёте к Гярдезу когда их подбили. Им пришлось планировали куда-то на поле и в это время он почувствовал сильные удары в грудь . Как потом выяснилось: двойное ранение в лёгкие. Саша рассказывал, что когда его тащили из подбитого вертолёта в другой, у него в голове крутилась любимая песня “Uriah Heep”. Пока он лежал в Кабульском госпитале я почти каждый день приходил его навещать. Он многое рассказал мне о жизни в провинции. В то время я был юн, наивен и искренне верил в то, что мы делаем в Афгане - правильно и нужно афганскому народу и не понимал истинных причин афганского сопротивления. Все мои представления о внутренней жизни страны сводились к противостоянию двух крыльев в партии : Хальк и Парчам. В упрощённом виде “хальк” представлял собой более радикальное крыло, опирающееся в большей степени на простые слои населения. Генеральный секретарь партии - Тараки и его зам. - Амин были “халькистами”. Парчамисты представляли в большей степени интеллигенцию . Борьба в партии не прекращалась ни на минуту, выливаясь в кровопролитные интриги и кадровые перестановки. Но и среди однопартийцев бушевали страсти, да какие. На исходе лета в нашей среде пошли разговоры, что между Тараки и Амином возникли серьёзные разногласия. Дворец Тараки располагался по - соседству с Дель-кушах, где дежурила наша оперативная группа. Сначала во дворце произошла странная перестрелка между охраной Тараки и Амина, в результате которой погиб начальник охраны Тарун. Были очень пышные похороны, после которых Амин задушил таки Тараки. Естественно не своими руками. На эту роль призвали подполковника Якуба. Впоследствии он стал начальником управления связи ГШ. Но это стало ясно спустя какое-то время. А по-началу говорилось, что Тараки занемог и попросил партийцев освободить его от обязанностей генсека. Вот эта просьба и рассматривалась на чрезвычайном Пленуме ЦК партии, который проходил в Дель-кушах как раз в тот день, когда я там дежурил. Я чувствовал себя причастным к истории. В той части дворца Делькушах, которая смотрела на резиденцию генсека стали появляться люди, известные мне по фотографиям членов Политбюро ЦК НДПА. Наши афганцы из опергруппы куда-то пропали, мой дежурный докладывал наверх о происходящем в его понимании, а я оставшись особо никому ненужный, с удовольствием изучал марки автомобилей правящей элиты. Потом появились наши афганцы и сообщили, что товарищ Амин был единогласно избран на пост генсека. В тот момент мы не догадывались, что находимся в историческом месте в историческое время. Ведь в истории страны начался, хоть и недолгий, но совершенно новый этап , завершившийся вводом наших войск. Но это произошло только под новый год. А пока все, включая наших советников, принялись превозносить Амина, хотя ни у кого не было сомнений, что этот товарищ попросту убил предыдущего главного товарища по партии и занял его место у руля страны. В это же время поменялись и наш посол, и наш ГВС. Пока новые люди входили в ситуацию, Амин развернул массовую чистку рядов партии, которая прошла по всей стране и унесла жизни какого-то неимоверного числа людей. Тюрьмы были переполнены, про массовые расстрелы афганцев между нашими советниками постоянно ходили разные разговоры. Однажды? во время моего дежурства с моим артиллерийским советником Рябовым к нам комнату в Делькушах заявились афганские гэбэшники забирать одного очень хорошего афганского полковника Абдул Малика. Я не знаю как Рябов решился на этот шаг, но он фактически сам не отдал его гэбэшникам и отвёз полковника в наше посольство. Так спасли свои жизни и некоторые члены ЦК партии. А с Абдул Маликом судьба сведёт меня в следующую командировку. Вот в это смутное время в Кабул приехал Инзерголь. Но сначала нам не суждено было поработать вместе, так как его сразу назначили на пост зам. нач. ГШ. В это время я уже жил в пятикомнатной квартире, где кроме меня обитали ещё 5 человек: Гена Кашлаков, Гена Ферко(он работал в национальной гвардии), ещё один парень переводчик( к сожалению я забыл его имя, помню только, что он работал в танковой бригаде), да пару советников-танкистов из той же бригады. Вот с одним из этих советников у меня однажды произошёл довольно неприятный случай, который мог закончиться трагедией. У нас каждый день по очереди один человек убирался на кухне. В тот день Гена Ферко чего-то там упирался с мойкой сковородки и у меня с ним произошла лёгкая словесная перепалка. В это момент из кино вернулась эта парочка советников. Они были советниками батальонного звена в звании капитанов и не намного старше нас, поэтому у нас сложились довольно ровные приятельские отношения. И вот один из них, младший по возрасту, такого небольшого росточка, протягивает мне свой пистолет ПМ и говорит что-то типа: “ Да разберись ты с ним !” Я , стоя в длинном коридоре, беру этот ПМ и направляю его в сторону Гены со словами типа: ”НУ ПОГОДИ!” По какому-то здравому смыслу я не нажал на курок, но потом отвернув ПМ в сторону коридора, где стояли эти два деятеля, подняв руку в дальний верхний угол, нажал на курок, будучи в абсолютной уверенности, что он стоит на предохранителе. К моему дикому удивлению прозвучал выстрел, пуля отрикошетила несколько раз и свалилась где-то в углу. Я не знаю как выглядел я сам и эти двое, но вид у Гены был просто “убитый”. Через несколько секунд оцепенения я набросился на этого идиота советника, но его смущённый вид остановил меня от дальнейшей экзекуции. Он сказал, что сам не знал, что патрон в патроннике и снят с предохранителя. С Геной же мы сразу распили поллитра за жизнь, а расплющенную пулю он забрал себе на память. Гена Кашлаков оставался в то время в 7 дивизии. Очень часто он стал мне рассказывать, что в дивизии стали происходить довольно странные вещи. Он и ещё несколько советников при соблюдении строжайшей секретности (чтобы не знали ни афганцы, ни остальные наши специалисты) занимались вредительством, то есть не заметно делали так, чтобы пушки у танков не могли стрелять и тому подобное. Он просил меня никому об этом не говорить, так как его серьёзно об этом предупредили. Потом такая же информация стала поступать и от наших советников- танкистов. Через некоторое время наш переводчик -танкист почему-то уехал в Баграм, где располагались только лётчики. А на поле Кабульского аэродрома стали непрерывно приземляться наши транспортные самолёты с нашими солдатами. Пошёл слух , что это Амин попросил о дополнительной охране для себя из числа наших военнослужащих. Но к тому моменту его уже охранял целый полк солдат из наших таджиков. Они были очень похожи на афганцев, говорили на похожем языке, да их ещё и одели в афганскую форму. Их называли “мусульманский батальон”, хотя численность их соответствовала полку. В какой-то момент я не стал встречать в нашем министерском автобусе нескольких советников, в том числе всех 3 моих советников. На работе я откровенно бездельничал. Афганцы выражали удивление отсутствием моих советников, но явного беспокойства не проявляли. Ведь всё бремя расходов по оплате нашего ратного труда нёс не Афганистан, а наша родная держава. Я в то время имел общественное поручение разносить нашим министерским советникам газеты , поступающие из Союза. Так дома я своих советников тоже не заставал . Это уже был конец декабря 1979г.В один из вечеров жена Маликова сказала мне, чтобы я не ходил с газетами в старый микрорайон через речку, а сидел дома. Больше она мне ничего не объясняла, но я понял, что это - не просто женская забота, а серьёзное предупреждение. И, хотя я собирался идти в гости к знакомым гражданским ребятам - переводчикам, решил послушаться совета и остался в соседнем доме у другой четы переводчиков из ИСАА. По гостям я в последние несколько дней зачастил от скуки и одиночества. В нашей огромной квартире к вечеру собирались от силы 3 человека: я , кто-нибудь из советников, да один из двух Ген. Мы уже сели выпить за окончание трудовой недели, как из города стали доносится звуки выстрелов. Сначала это была несильная перестрелка, к которой мы уже успели привыкнуть за последнее время, и мы не придали ей особого значения, продолжив нашу трапезу. Но постепенно она стала перерастать в открытый бой, уже стали звучать артиллерийские и танковые выстрелы. Мы не на шутку забеспокоились и вышли на улицу посмотреть, что там происходит. А там перед нашим домом со стороны аэропорта в сторону расположения двух афганских танковых бригад шла колонна не совсем обычных БМП. То есть это было что-то новенькое для нашего взора, да и колонна как то двигалась непривычно организованно. В темноте не видно было лиц солдат сидящих на броне, но что-то говорило что это не афганские войска. Хотя стоящий рядом афганский охранник и сказал нам, что “наши”(афганцы) поехали, как то сразу подумалось откуда у афганы такая техника. Колонна проехала, а залпы выстрелов в районе Шахре нау не утихали. По опыту предыдущих перестрелок в ходе Аминовского переворота мы разошлись по своим домам. Все были возбуждены и пытались хоть что-нибудь узнать по радио о происходящем. Старшие по подъездам, которые были уже определены раньше, распределили время и очерёдность дежурства на крыше дома и у подъездов. С крыши было видно, что бои идут по всему новому городу, где располагалось масса правительственных учреждений, вплоть до хребта, который закрывал дорогу ко дворцу Амина. Что творилось там, с крыши видно не было. В течение ночи мы стали слышать какую-то радиостанцию, которая передавала на дари о народном революционном восстании, которое свергло антинародный режим Амина и привело к власти Бабрака Кармаля. В это верилось с трудом, ведь ещё вчера мы читали обычные афганские газеты, где взахлёб рассказывалось о том, какой мудрый вождь Хафизулла Амин и как он много делает для процветания Афганистана. Хотя на память сразу стали приходить и другие вещи: о том, что Амин учился в США, о том, что говорили по секрету мои друзья и куда подевались они и многие советники из МО. Стало светать, стрельба стала постепенно утихать. Потом приехали переводчик из танковой бригады с советником и Гена Ферко. Оказалось “танкист” встречал нашу “десантуру” в Баграме и провожал в сторону танковых бригад афганы, которых блокировали и заставили перейти на сторону новой власти. По его рассказам сопротивление хоть и было, но хиленькое и всё прошло без особого “напряга”. Гена Ферко всю ночь проторчал в национальной гвардии во дворце премьер-министра, который стоял между МО и дворцом Амина. Вот им то досталось по- больше. Бои шли как в здании МО , так и за дворец Амина, где наша десантура вышла на условленный рубеж раньше времени , попала под огонь мусульманского батальона. Какое-то время они не могли установить взаимодействие и лупили друг по другу, да и сами афганцы сопротивлялись до конца. Как всё происходило мы выясняли позже из рассказов наших товарищей. После того как Амина не удалось отравить, наши “верха” решили убрать его с помощью наших войск. Амину предусмотрительно посоветовали переехать во вновь отреставрированную королевскую резиденцию, которая находилась не напротив Американского посольства, где был дворец Тараки, а почти за городом. В Баграме и Кабуле высадились подразделения нашей 103 Витебской дивизии ВДВ, которые под вечер в четверг 27 декабря, перед выходным, вошли в Кабул, где уже до этого поработали наши разведчики и наметили все цели для захвата или блокирования. Всё пришлось брать с боем, но больше всего возились с дворцом Амина, МО, МВД, Минфином. Долго не сдавалась 8 пд, даже всю пятницу наши самолёты заходили над территорией дивизии на форсаже, чтобы вынудить дивизию сдаться. Я не знаю каково было им там в дивизии, но за несколько км в нашем микрорайоне гул стоял невыносимый и уши закладывало. Были проблемы с тюрьмой Поли-чархи. По некоторым рассказам наводчик БМД ошибся и снаряд угодил не в здание администрации тюрьмы, а столб электропередач, свет погас и это поспособствовало сдаче. Из тюрем выпустили уйму людей. На улицах они останавливались пред нашими бронемашинами, становились на колени и целовали броню. Это был единственный прецедент искренней благодарности афганцев русским солдатам за то, что они пришли в Афганистан, который я видел своими глазами. Во что превратили наши руководители благое дело известно всем. Но в те несколько первых дней мы видели и чувствовали эту благодарность. Правда, далеко не все афганцы были согласны с такими действиями наших войск и потом всё чаще приходилось сталкиваться с самыми натуральными плевками и снежками в свой адрес. В день ввода наших войск не обошлось и без курьёзов в нашей Группе военных советников. Так ещё где-то за месяц до этих событий в результате неоднократных случаев пальбы переводчиками в пьяном виде, у всех переводчиков МО отобрали автоматы и поставили их в шкаф под замок в комнате оперативного дежурного в здании МО. А так, как само министерство переехало в здание бывшего исторического музея рядом с дворцом премьер-министра и дворцом Амина, то добираться до этого шкафа надо было через весь город. Оперативный дежурный советник имел в своем подчинении одного переводчика, который вечером после получения нового пароля от афганской стороны, вынужден был ехать на стареньком газике с водителем афганцем через весь город в микрорайон к дежурному советнику по микрорайону, чтобы из рук в руки передать этот пароль. Потом он должен был возвращаться назад. Если в городе было всё спокойно, это было приятное время провождение. Но, если только начиналась какая-то заварушка, такое путешествие не сулило ничего интересного. Так вот, наш переводчик успел привезти пароль в микрорайон и даже уже направился в обратный путь, когда началась вся эта катавасия. Естественно, он вернулся назад. Советник остался один с группой афганских офицеров без какой-либо связи с нашим руководством. А переводчики МО остались с одним пистолетом и двумя обоймами к нему. Цирк - да и только. Советник прошёл войну, был полковником связистом и нашёл ,наверное, очень правильный выход из этой ситуации. Он предложил всем афганцам сидеть тихо, не высовываться, не хвататься за оружие. Это подействовало и спасло всем жизнь. Потом нам рассказали, что у наших ребят, кто брал здание министерства, было чёткое указание кого из афганцев не убивать ни в коем случае. В их число входил Инзерголь, который к тому времени уже успел стать генералом, и полковник Иса - начальник шифровального управления. У Инзерголя за креслом стоял автомат, но он , к счастью, просто не успел им воспользоваться. А вот Иса на свою беду просто вышел в коридор посмотреть что там происходит - очередь и прекрасный человек погиб. Через пару дней мы уже смогли выехать на работу на своём обычном Пазике. Вообще, удобно перевороты проводить перед выходным. За выходной можно успеть со всеми врагами разобраться, а на следующий день страна должна уже начинать новую трудовую неделю. Мы ехали через весь город и видели места боёв, правда, уже подчищенные. Рядом с посольством США брали Радио и Телевидение Афганистана. Говорили, что там отличился один наш паренёк, который из “мух” подстрелил несколько танков. Были бои перед зданием местного Царандоя. Перед комплексом зданий нашего посольства стояло несколько БМД. Но самые большие разрушения поджидали нас в районе особняков, где располагались управления ГШ. Здание ОМУ просто было снесено до основания. В здании ГШ куда нас для начала привезли основные разрушения были изнутри. Первое ,что бросилось в глаза, точнее, что ударило в нос, так это говно, которым было забито всё здание. Такое ощущение, что после боя бойцы, решив просраться, или не особо задумывались о месте, или не знали как пользоваться навороченными импортными унитазами. Во дворе стоял мерседес нач.ГШ, который до половины переехала БМД. В комнате оперативного дежурного уже кто-то выломал замок шкафа, где хранились переводческие автоматы. На наш вопрос, а как мы будем отчитываться перед отъездом за выданное оружие, нам махнули рукой в сторону царандуевской будки. Там валялось всё собранное трофейное оружие. Я хотел взять себе импортный короткоствольный автомат, но у него в магазине не оказалось патронов. Пришлось довольствоваться АКМ. Разобравшись с оружием, я не обременённый какое-то время ни какими задачами ходил и рассматривал близлежащий дворец. Только что отреставрированное здание премьер - министерства было порядком повреждено стрелковыми выстрелами, но серьёзных разрушений там не было. Правда, не было там уже и ковров, которые лежали после реставрации. Весь шик, который царил в этом здании, напрочь исчез. Наши бойцы пытались кататься на брошенных лимузинах, но без особого успеха. Кто-то со злости пытался вырвать хоть магнитофон. Но офицеры, по мере возможности, старались пресекать это мародёрство. Дворец Амина был разбит значительно больше. Там сразу обосновался штаб наших войск, поэтому попасть туда без пропуска было невозможно. Довольно скоро я повстречался со своими советниками. Они с большим воодушевлением рассказывали как они встречали наши войска и было видно, что они гордятся проделанной работой. Я такой гордости не испытывал. Меня переполняли какие-то смешанные чувства: с одной стороны - радость за наших, что победили, а с другой - удивление, а что они здесь делают, ведь это не СССР. Вместе с нашей “десантурой” в Кабуле объявились и наши старшие товарищи, которые должны были закончить институт только в следующем году, но их в угоду стратегическим планам страны выпустили досрочно. Они входили вместе с войсками, но с единственным отличием : у них на руках были служебные загранпаспорта, а не удостоверения личности офицеров, как у всех остальных вошедших. Они формально не были в составе воинских частей, но были как бы прикомандированы по чьему-то устному указанию. Они были в военной форме и прошло какое-то время, прежде чем все они перебрались в ГВС. После того , как десантура и мотострелки взяли все основные объекты, в Афганистан были переброшены дополнительные контингенты войск, состоящие в основном из резервистов или как их называли ”партизан”. Вид этих партизан поверг меня в состояние исступления. Дело в том, что “партизан” набирали , наверное, в основном в Средней Азии и от афганцев их внешне отличало только какое-то подобие формы СА. Они ,скорее всего, и сами не понимали куда они попали и , что от них хотят. За войсками, в Кабул нагрянула целая группа генералов ГШ во главе маршалами Соколовым и Ахромеевым. Они решали вопросы по дальнейшей судьбе наших войск. Генералов наехало немало и мои советники частенько стали ездить в бывший Аминовский дворец пообщаться со своими направленцами, т.е. с теми генералами, которые работали по их профилю. Постепенно я составил себе мнение, что никто поначалу не предполагал длительного пребывания наших солдат на афганской земле. Потому что система жизнеобеспечения войск была абсолютно походной. Убедился я в этом, правда, значительно позже, уже когда попал во временную командировку в штаб 103 дивизии. Но в первые дни меня больше всего волновало все ли афганцы, которых я близко знал остались в живых. К сожалению, не все. Убили Якуби - нач.ГШ, близкого сподвижника Амина, и ещё несколько высоких чинов. Помню как в автобусе советники между собой делились информацией: кто остался без своего подсоветного. Некоторым советникам, принимавшим активное участие в этих событиях, пришлось досрочно уехать на родину, наверное, чтобы не провоцировать афганцев к актам мести. На моё счастье все мои советники остались на месте. Но пришла и беда. В первые месяцы 80-го ушёл на боевые Гена Кашлаков. Больше я его не видел. Последние месяцы он практически не вылезал с боевых. До поступления в наш институт он прошёл 2 года срочной службы командиром танка в Монголии. И здесь, в дивизии, он пользовался авторитетом не только как переводчик, но и как хороший знаток оружия и бесстрашный офицер. В ноябре 79-го его единственного из всех переводчиков Кабульского гарнизона наградили почётной грамотой. Переводчиков, вообще, в то время награждали только за экстраординарные поступки. Ему с двумя советниками пришлось на одном танке усмирять взбунтовавшуюся батарею афганских войск. Почти до нового года он ходил с обожжёнными руками. Он был заряжающим на том танке. После того случая, какой бы полк их дивизии не уходил на боевые, советники просили Гену идти с ними. Он не мог отказать. Так произошло и в его последний выход. Переводчик таджик чем-то там вроде занемог, палочкой - выручалочкой снова попросили стать Гену. Выход предстоял далекий, на север страны. Я отдал Гене свою большую спортивную сумку и мы с ним распрощались. А через несколько дней я с Рябовым вылетел в командировку в зону ответственности той дивизии, куда ушёл Гена со своим полком. Прилетев в Кундуз, нам доложили, что прошлой ночью произошло ЧП. Батальон полка 7 пд выдвинулся на заданный рубеж, но они почему-то пошли без разведки. Ночью БТР советников сел в яму, после этого начался обстрел, афгана разбежалась, а что произошло с советником и переводчиком никто не знал. Сначала, слушая это донесение, я даже не сразу сообразил, что речь идёт о том самом полке, с которым ушёл Гена. И только к концу рапорта я понял, что всё это произошло с Геной и его советником. Сразу не хотелось верить в худшее, ведь не прошло ещё и суток. Вспомнился счастливый случай с Игорем Киором в Баглане. Буквально через день после того, как он заболел какой-то серьёзной болячкой, и его увезли на лечение в Кабул, всех его советников командование 20 пд пригласило на ужин, где их зверски зарезали. Хотелось верить в какое-то чудо, но время шло, а никаких находок не происходило. Вот так, с тех пор и ПО СЕЙ день Гена Кашлаков и его советник полковник Колесников числятся без вести пропавшими. Где-то в апреле 80-го я увидел у двери запертой Гениной комнаты свою сумку, с которой он уходил. Забрезжил луч надежды, но оказалось, что просто пришли переписывать Генины вещи, а сумку нашли в ходе поисков. Так мы потеряли Гену Кашлакова. Их, конечно, искали, но не найдя, сделали вид что их просто не было. Сразу после ввода войск МО из разбросанных по всему городу особняков и маленького здания бывшего исторического музея переехало в соседний дворец, который раньше принадлежал премьер-министерству .К нам приехал новый советник НГШ генерал-лейтенант Черемных. Он сыграл в моей жизни не последнюю и не однозначную роль. Так получилось, что в первый день его пребывания в министерстве я был дежурным переводчиком. После ввода войск и соответственно значительного увеличения контингента советников, оперативный дежурный по аппарату советников нёс дежурство уже отдельно от афганцев, так как ему приходилось постоянно поддерживать связь с нашими войсками, а делать это из той же комнаты, где находились афганцы было крайне нецелесообразно. Афганцам наши генералы не доверяли и это было видно невооружённым глазом. Я теперь отвечал за связь с афганским дежурным, который располагался в другом крыле этого огромного здания. Поначалу приходилось несладко: надо было самому ходить за афганскими шифровками, отвечать на звонки афганцев, совмещать интересы наших войск и афганцев. Связь при этом была паршивой со всеми без исключения. А с появлением Черемныха появилась ещё одна головная боль. Переводчик отвечал за то, чтобы утром увидеть приезд начальника и как можно раньше сообщить об этом дежурному , чтобы тот приготовился докладывать ему обстановку. Естественно, в первый день всего этого не было и Черемных даже поинтересовался у меня какие языки я знаю. Я проболтал что-то про дари и немецкий. Его это немного удивило и порадовало, так как он до этого служил в Германии. В тот день я даже не мог себе представить в какого душегуба переводчиков, да и советников тоже, превратится этот генерал. После ввода наших войск Инзерголь вернулся на должность командующего артиллерией. К этому времени я уже успел перевести устав. Не знаю читал ли его Инзерголь, но очень сомневаюсь. Убийство Тараки, которому он был всецело предан, свержение Амина подействовали на него очень сильно. Так во всяком случае считал Рябов. В начале 80года у меня начались многочисленные командировки с моими советниками по гарнизонам. Так я побывал почти во всех местах и увидел многих своих однокурсников. Везде встречали нас довольно хорошо. Точнее хорошо встречали афганских руководителей, с которыми приезжал мой советник и я. Проходили довольно долгие совместные совещания, иногда даже с выездом в поле на учения или боевые стрельбы. Не забуду, как однажды под Мазари-Шарифом, во время боевых стрельб в миномёте заклинило мину и афганец, как ни в чём не бывало, стал топтаться по плите миномёта и пытаться как- бы растормошить ствол. Какое-то чудо спасло нам жизнь. Ведь этого делать было категорически нельзя. Всегда после таких выездов в поле хозяева накрывали шикарный стол и мы неплохо ели, не забывая при этом пропустить рюмку другую, но не больше. После совместного застолья афганцы уходили дышать свежим воздухом, а наши советники собирались в узком кругу и обсуждали те же проблемы, но без афганцев. Ох как отличались эти совещания друг от друга. Я стал постепенно понимать, что многие афганцы не всё делают так, как им советуют наши специалисты. И у нашего руководства стал вырабатываться подход, что если афганец делает не так , как советует наш специалист, то наш советник должен сам за него всё это выполнять. Афгана моментально уловила эти настроения и многие попросту стали бить баклуши, а наши бедолаги взвалили на себя не только советническую деятельность, но ещё и исполнение своих же советов. Создавалось впечатление, что афганцы поступали приблизительно так: вы заварили эту кашу, вы её и расхлёбывайте. По своему, они наверное, были правы. С вводом войск, в Кабуле появилась наша военная комендатура. Первым её начальником был то ли шизофреник, то ли зазнавшийся идиот полковник Вишневский. Его родной брат , бывший старшим советником в 3АК в Гярдезе, был вынужден оставить свой пост из-за проделок брата. А было на что посмотреть. Этот придурок в погонах полковника СА, решил в Кабуле надеть форму афганского полковника, прибрал себе к рукам несколько машин представительского класса и разъезжал по Кабулу как ряженная баба. Терпение командования лопнуло, когда голую задницу полковника застали на грудастой медсестре контингента ООН из Швеции. Новый комендант достойно представлял интересы наших войск в Кабуле. Однажды, наш переводчик Саша Тюленев каким-то образом подружился с замом коменданта капитаном Кадыровым, который возглавлял ВАИ. Это знакомство сулило взаимную выгоду. Капитан получал неплохих проводников по Кабулу со знанием языка, а мы прелести доступа к армейским складам и госпиталю. Вообще, доступ к госпиталю был желанной мечтой всех без исключения не женатых переводчиков и советников. Кадыров привозил девочек, водку, а мы помогали в меру своих возможностей и жадности продавать по его просьбе афганцам разные вещи. С начала это были просто фотоплёнки и другая бытовая утварь, которая у нас стоила копейки, а у афганы на этом можно было не хило нажиться. Но потом это стали более серьёзные вещи. На моё счастье я эту пору не застал. После ввода войск увеличился не только контингент наших советников, но так же возросло и число переводчиков. Появили жүктеу/скачать 1.21 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|