Часть третья
Ничто не забыто
1. З.Бектенов. Мой друг Ташим. Воспоминания
2. С.Джигитов. Ташим Байджиев – писатель, журналист. Статья
3. С.Байгазиев. Пьеса о человеке на войне. Рецензия
4. Ж.Саатов. Годы массовых репрессий и их жертвы,
или Цена кровавой тирании. Статья
---------------------------------------------------------------------------------------------
Зияш Бектенов
Мой друг Ташим
Судьба свела нас в 1925 году в стенах только что открывшегося Пишпекского института просвещения, куда мы пришли учиться: я, закончив 3 класса Кен-Суйской сельской школы, а Ташим – после окончания подготовительных курсов Ташкентского института просвещения.
Одевался Ташим со вкусом. Он носил хромовые сапоги, брюки-галифе, галстук, шляпу. Честно говоря, мы ему втайне завидовали. Позже выяснилось, что ему помогал старший двоюродный брат по отцу Кайбылда Ибрагимов, который учился на высших курсах Ташкентского САКу, а в свободное от учебы время подрабатывал.
По возрасту Ташим был одним из самых младших на курсе, но дружил и жил со старшими по возрасту Азимом Коноевым, Султашем Орузбаевым, Сулайманом Аденовым и другими.
Ташим был скромным, интеллигентным, воспитанным студентом. Всегда опрятен и аккуратен. Хорошо учился. Учитель по литературе Б. Данияров всегда хвалил сочинения Т. Байджиева и Б. Байымбетова.
С 1927 года Ташим был активным корреспондентом газеты “Эркин-Тоо” и членом редколлегии студенческой газеты. В это время был организован первый литературный кружок начинающих писателей и акынов “Кызыл учкун”. Активными членами этого кружка были: Мукай Элебаев, Жума Жамгырчинов, Узакбай Абдукаимов, Ташим Байджиев, Касымалы Жантошев, Масыралы Кырбашев, Саткын Сасыкбаев, Жоомарт Боконбаев, Кубанычбек Маликов, Мамасалы Абдукаримов, Кадыр Жумалиев. На собраниях кружковцев высокую оценку получали рассказы Т. Байджиева и У. Абдукаимова. Все мы были уверены, что они станут хорошими писателями.
В 1929 году повесть Ташима “В пустыне жизни” – о восстании 1916 года – на конкурсе рассказов и повестей получила самую высокую оценку. После некоторой доработки повесть обещали напечатать в журнале.
В 1930 году Ташима направили в Алайский район заведующим отделом народного образования. Время было тревожное. Опасаясь басмачей, Ташим нередко ночевал вне дома – на кукурузном поле – и потерял рукопись повести, поэтому она осталась неопубликованной.
В 1928 году по инициативе К. Тыныстанова и Т. Айтматова начал издаваться журнал “На пути новой культуры”. В первых номерах были опубликованы рассказы У. Абдукаимова, стихи Ж. Жамгырчинова, рассказ Ташима “На берегу реки”, мой рассказ “Когда сердце уходит в пятки”, стихи К. Маликова, М. Кырбашева, Ж. Боконбаева.
В 1929 году Ташим влюбился в самую красивую студентку нашего техникума А., которой было всего 16 лет. Он мечтал жениться на ней, ждал, когда ей исполнится 18 лет. Посвящал ей свои любовные стихи, ходил с нею в кино. Парни постарше тоже заглядывались на нее. “Если бы не твой друг Ташим, давно бы похитили девушку”, – шутили они и тревожились: – Как бы он по своей молодости не упустил ее!”. Когда я передавал эти слова Ташиму, он смеялся и говорил: “Еще не родился тот, кто отнимет ее у меня”.
Настал 1930 год. Девушке исполнилось 18 лет. Оставалось два-три месяца до окончания техникума. Однажды вечером Ташим пришел страшно расстроенный и упал на кровать. “Я ее потерял”, – сказал он и заплакал. Оказалось, что девушка, дружившая с ним три года, сама пригласила его в кино, потом в столовую и сообщила, что выходит замуж за другого, поэтому хочет проститься.
– Не плачь, Ташим, – утешала она рыдавшего друга. – Муж должен быть намного старше. Мы оба сироты. У нас ничего нет. Как мы будем жить? Я сама найду тебе умную, красивую невесту.
Я успокаивал друга как мог, хотя был младше его на два года. Ташим был легко ранимым человеком.
В 1931–1932 годах он опубликовал рассказы “Кто ты?”, “На берегу реки”. Его повесть “Кытмыр умер” была переведена на русский язык – второй после повести Касымалы Баялинова “Аджар”.
В истории народного образования Киргизии было несколько знаменательных событий, в которых принимал активное участие Ташим Байджиев – просветитель, педагог и ученый.
1930 год. Кыргызский народ, перейдя на арабский алфавит, оказался почти на 100% безграмотным. Байджиев, будучи заведующим районо, активно участвовал в ликвидации безграмотности, открывал новые школы на юге Киргизии.
1933 год. Вышло Постановление ЦК ВКП(б) о составлении учебников по родному языку для всех национальностей, живущих в СССР. Т. Байджиеву и З. Бектенову было поручено написать базовый учебник кыргызского языка для 3–4-х классов, К. Тыныстанову – по морфологии кыргызского языка для 5-го класса, по синтаксису для 6–7-го классов. Наш учебник был опубликован в том же году под редакцией К. Тыныстанова, учебники Тыныстанова – в 1934 и в 1936 годах. В этих четырех учебниках были впервые выработаны основные правила научной грамматики современного кыргызского языка. Мы с Ташимом составляли программы по кыргызскому языку и литературе для начальных классов. Все школы республики начали заниматься по нашим пособиям, на основе наших программ начали составлять учебники для старших классов.
1940 год. Составление первых учебников по родной литературе. Ташим – один из первых авторов учебников по кыргызской литературе.
1948 год. Время написания первого учебника по кыргызскому фольклору. Ташим Байджиев был одним из его авторов.
В 1940 году мы с Ташимом окончили факультет русского языка и литературы Фрунзенского государственного пединститута и по заданию Совнаркома составили учебник “Наша литература”.
В 1942 году Ташима призвали в армию и отправили в пехотное училище г. Чарджоу. Через месяц в том же училище оказался и я. Учились мы в невыносимую жару. Через три месяца меня отправили в Иран. Ташим, окончив курсы офицеров в Ташкенте, стал командиром роты.
В 1944 году в бою под Киевом Ташим был ранен. После госпиталя вернулся домой. Работал научным сотрудником в секторе “Манас” и фольклор” в Киргизском филиале Академии наук СССР.
Я возвратился из армии в начале 1946 года. Работал с Ташимом в том же секторе.
Темой кандидатской диссертации Ташима был “Семетей” (руководитель М. Ауэзов), а моей – “Сейтек” (руководитель В.М. Жирмунский). Академики В.М. Жирмунский и М. Ауэзов были назначены консультантами 21-томной трилогии “Манас”, готовящейся к 1100-летнему юбилею эпоса. Далее планировалось выпустить русский перевод эпоса и опубликовать научно-теоретические статьи по манасоведению. Вся работа по изданию была поручена сектору фольклора, руководимому Т. Байджиевым.
В один из дней на заседание редколлегии пришел заместитель председателя юбилейной комиссии по “Манасу” Ж. Шукуров и сообщил, что председатель комиссии И. Раззаков велел включить в состав редколлегии в качестве рецензентов-редакторов К. Каракеева и К. Орозалиева, которые только что окончили Высшие партийные курсы в Москве и еще не были трудоустроены.
– А что, есть закон о том, чтобы оба сына Орозалы вошли в редколлегию “Манаса”?! – вдруг возмутился главный редактор Аалы Токомбаев. – Тогда давайте включим К. Орозалиева, а его родного брата О. Джакишева выведем.
Но волю высшего руководства надо было выполнять. На второй же день К. Орозалиева включили в состав редколлегии, и бухгалтерия выдала ему 14 тысяч рублей аванса. Но вскоре кассир КирФАНа сбежал, похитив большую сумму денег. К. Орозалиев, пользуясь моментом, отказался от своей подписи на расходном чеке. А буквально через несколько дней К. Орозалиев был назначен секретарем ЦК КПК по идеологии, а К. Каракеев – главным редактором партийной газеты “Кызыл Кыргызстан”.
В свое время Сталин выдвинул теорию о том, что с победой социализма классовая борьба внутри страны обостряется. В 1946 году А.А. Жданов сделал доклад, призывающий к борьбе с космополитизмом и национализмом. Журналам “Звезда” и “Ленинград”, писателям М. Зощенко и А. Ахматовой, другим деятелям творческой интелегенции были предъявлены политические обвинения. После этого начались “разоблачения” по всему Советскому Союзу. В Киргизии на мушку были взяты Т. Саманчин, защитивший диссертацию по поэзии акына Молдо Кылыча, и Ж. Шукуров – автор монографии по языку акына.
В 1947 году И. Раззаков пригласил в Совет Министров У. Абдукаимова, О. Джакишева, Т. Саманчина, нас с Байджиевым и сказал: “Кыргызской республике уже более двадцати лет, но, к сожалению, до сих пор старшие классы средних школ не имеют стабильных учебников по литературе. Это большое упущение. Товарищи Байджиев и Бектенов, вам придется приостановить свои диссертации по “Манасу” и приступить к составлению учебника по фольклору. Будет объявлен закрытый конкурс и созданы все условия для работы. Сейчас большая проблема с питанием. Вам будут отведены комнаты на правительственной даче с хорошим питанием. Придется работать безвыездно, нужный научный материал и литературу будет доставлять специальный секретарь. Машинистка будет печатать законченные главы учебника. Для общения с семьей будет выделена легковая машина. Намечено три премии: первая – 4000 рублей, вторая – 3000 рублей, третья – 2000 рублей. В случае одобрения вашего учебника обещаю лично обратиться в ВАК с просьбой присвоить вам звания кандидатов педагогических наук по совокупности трудов с учетом ваших предыдущих учебников по языку и литературе. Учебник для 9-го класса по акынской поэзии XIX века поручается написать товарищу Саманчину, для 10-го класса по современной советской литературе – товарищам Абдукаимову и Джакишеву”.
В мае 1947 года мы прибыли на правительственную дачу, заняли пять министерских номеров и приступили к работе. Через десять дней У. Абдукаимов уехал дописывать свой фронтовой роман. Т.Саманчин в течение месяца играл с нами в бильярд, гулял по правительственному саду, а потом вдруг заявил, что не может писать учебник по заказу, и уехал в Кочкорский район собирать творческое наследие Молдо Кылыча. Мы с Ташимом оценили ситуацию: Джакишев – начальник управления искусств, Абдукаимов - талантливый писатель и переводчик, Саманчин – единственный в республике кандидат наук по филологии. Они могут отказаться от государственного заказа, но мы не можем позволить себе такое. Глава правительства лично поручил нам это задание, создал шикарные условия для работы. Не выполнить его просьбу было бы очень опрометчиво, к тому же нам обоим давно пора иметь степень кандидата наук, а Раззаков обязательно выполнит свое обещание помочь нам в этом.
Днем на даче было много отдыхающих чинуш, которые отвлекали нас от работы, поэтому мы работали по ночам. К декабрю учебник был завершен, сдан и отпрален на конкурс. Поскольку альтернативы ему не было, он получил вторую премию. В течение 1949 года наш учебник для 8-го класса “Кыргызская литература (фольклор)” по просьбе школьных учителей переиздавался трижды.
Мы с Ташимом потирали руки в ожидании, что вот-вот будем удостоены обещанной ученой степени кандидатов наук и звания заслуженных учителей республики. Однако судьба распорядилась по-иному.
Печально изветный доклад Жданова оказался сигналом к новым репрессиям, продолжением “великого похода” против творческой интеллигенции, начатого Сталиным в 1937 году. Борьба против “космополитов” и “местных националистов”, набирая силу, докатилась и до нас. С трибуны пленума Союза писателей СССР А.А. Фадеев сообщил, что в трудах кыргызского литератора Т. Саманчина, посвященных творчеству дореволюционного акына Молдо Кылыча, прослеживаются националистические тенденции. С этого момента секретарь ЦК КП Киргизии Керимкул Орозалиев сформировал ударную группу из сплетников и неудачников и начал натравливать на ученых КирФАНа.
Самаганов, Нуров, Балтин, Бакеев, Бердибеков начали клепать клеветнические статьи, направленные против Ж. Шукурова и Т. Саманчина, защитивших кандидатские диссертации по языку и творчеству акына Молдо Кылыча. В газете “Советская Киргизия” они опубликовали статью под названием “Националистические упражнения Шукурова”. К. Орозалиев вызвал Т. Саманчина в ЦК, вынудил написать о признании своих ошибок. Тот же Ж. Самаганов начал “находить” политические ошибки и в нашем новом учебнике.
К. Орозалиев лично просматривал статьи Ж. Самаганова, приказывал редактору газеты “Советтик Кыргызстан” А. Сопиеву печатать их без каких-либо поправок и сокращений. Начитавшись подобной критики, профессор К. Юдахин однажды сказал на Ученом совете: “Есть русская пословица: “В колхозе язык не в зачет – кто работает, тому почет”. У нас в КирФАНе работа не в зачет – кто болтает, тому почет. Наши сотрудники Т. Байджиев и З. Бектенов не только успешно и в срок проводят исследовательскую работу, но и составили несколько стабильных учебников по языку и литературе. Почему руководство республики не остановит необоснованные, клеветнические нападки сплетников и болтунов вроде Самаганова?”. После этого К. Юдахину пришили ярлык “киргизского националиста”.
Начинающий литератор Токтоболот Абдумомунов в своей статье “Сверху красивая, изнутри пестрая книга” подверг резкой критике, обвинил в идеологических ошибках сборник кыргызских народных песен, собранных и изданных аспирантом А. Тайгуроновым под редакцией Т. Байджиева. Публикация была обсуждена на расширенном заседании Ученого совета института с участием Союза писателей. Выступившие К. Юдахин, К. Сооронбаев, Т. Саманчин и другие отметили, что сборник “Кыргызский советский фольклор” является бузусловным успехом национальной фольклористики, высказали порицание молодому критику за необъективную оценку книги. Тем не менее на закрытом партсобрании КирФАНа, на котором с обвинительным докладом выступила младший научный сотрудник Б. Керимжанова, книгу изъяли, а издателям дали выговор за допущенные политические ошибки. О научной объективности состоявшегося разговора может свидетельствовать такой факт. Если выступление профессора К.К.Юдахина заканчивалось словами: “Появление работы – отрадное явление, и мы поздравляем ее автора”, то доклад младшего научного сотрудника Б. Керимжановой завершался приговором: “Книгу надо изъять из обращения, составителей привлечь к ответственности”. Председательствовал на этом партсобрании секретарь ЦК КПК по идеологии К. Орозалиев. Через некоторое время вышел приказ о том, что “заведующего сектором фольклора и эпоса “Манас”, редактора сборника “Киргизский советский фольклор” тов.Т. Байджиева, допустившего выпуск в свет ошибочной, политически вредной книги, с работы зав. сектором снять”. Те, кто сидел на верху власти и натравливал литераторов друг на друга, решили, что этого наказания мало, и четыре месяца спустя вышел новый приказ: “младшего сотрудника сектора фольклора и эпоса “Манас” Байджиева Т. за неоднократные идеологические и политические ошибки, допущенные в печатных работах по киргизской литературе и фольклору, освободить от занимаемой должности”.
Осенью 1949 года состоялся пленум Союза киргиз-ских писателей. В своем докладе второй секретарь ЦК А. Суеркулов подверг резкой критике Саманчина и Шукурова. Когда попросил слова Саманчин, И.Раззаков, который год назад поручал ему написание учебника, забросал его вопросами, перебивал репликами, пока не истекло время выступления. Саманчин, лишенный возможности высказать свою мысль, сошел с трибуны под злорадные смешки подхалимов.
По окончании пленума мы вышли из зала и увидели на стене куплеты, сочиненные Мидином Алыбаевым:
Пленум сказал всю правду
Для процветанья наших дел.
Толком не сказав ни слова,
С трибуны Тазабек слетел.
17 ноября 1949 года Тазабек Саманчин был арестован. Это событие расстроило и насторожило нас. Арест Ташима 10 января 1950 года сильно напугал меня. Мы ведь с ним не расставались с юных лет, вместе учились, работали, писали учебники, знали друг о друге всю подноготную, никогда ничего не скрывали. Что же случилось? Тазабек был первым кандидатом наук, самоуверенным, довольно заносчивым человеком, часто вступал в полемику, спорил с высшим начальством, у него были недруги и завистники. Но кому мешали мы?
Лишь потом мне стало многое ясно. Оказывается, в то время, когда мы с Ташимом работали в академии, готовили к изданию 21 том “Манаса”, писали учебники по языку и литературе, добросовестно выполняли задание высшего руководства, вокруг нас копошились люди с черным камнем зависти за пазухой, злостные клеветники и бездумные исполнители. По требованию министра госбезопасности Володина секретарь ЦК КПК Казы Дыйканбаев съездил в Талды-Суу и привез сведения о том, что мы с Ташимом были бай-манапского происхождения.
В марте 1950 года под председательством И. Раззакова была создана комиссия по проверке деятельности Министерства просвещения, Союза писателей и КирФАНа. В КирФАН прибыла комиссия из восьми человек во главе с секретарем ЦК К.Дыйканбаевым. Первым вызвали меня.
– Почему вы с Байджиевым стали монополистами по составлению школьных учебников по языку и литературе? Неужели никто, кроме вас двоих, не вправе составлять эти учебники? – спросил Дыйканбаев.
Я объяснил, что эти учебники мы составляли по заданию партии и правительства.
– Существуют хорошие учебники по русской грамматике. Для чего нужна грамматика по кыргызскому языку? – спросил он.
Такой дурацкий вопрос сильно разозлил меня, и я спросил:
– Если у тебя с Керимкулом Орозалиевым русские жены, значит, кыргызы не должны изучать родной язык?
– Видать, вам надо объяснить, что такое монополист, – буркнул Дыйкамбаев и закончил со мной разговор.
Через месяц на заседании бюро ЦК был заслушан доклад И. Раззакова по итогам работы комиссии. Обсуждение длилось два дня. Выступили Самаганов, Орозалиев, Дыйканбаев – всего около шестидесяти человек. Осудили творческое наследие акынов-мыслителей прошлого века Калыгула, Молдо Кылыча, просветителей Тыныстанова, Арабаева как антинародных буржуазных националистов. Освободили от должности Ж. Шукурова, приняли решение отстранить от работы в Институте языка и литературы Х. Карасаева и З. Бектенова.
4 мая 1950 года я был арестован. Нас с Байджиевым обвинили в том, что мы были учениками и последователями разоблаченного националиста К. Тыныстанова. Обнаружили записку, в которой Тыныстанов, уезжая в Москву, поручил читать лекции по кыргызскому языку Бектенову.
В доносе ученого секретаря КирФАНа Самарина в МГБ сообщалось, что на его вопрос: “Кто такой Тыныстанов?” – Ташим ответил: “Если бы Тыныстанов был жив, он бы сейчас возглавлял нашу академию”. Оказывается, этот Самарин был разведчиком, присланным к нам из Москвы.
Нас обвинили в том, что после ареста К. Тыныстанова мы продолжали протаскивать его контрреволюционные идеи через свои учебники, труды по фольклористике и через эпос “Манас”, состояли в группировке, ставившей целью свержение руководства республики, и осудили на десять лет. Уму непостижимо! Такое нам даже не могло присниться! Этапом нас отправили в Карлаг –Карагандинский лагерь – и развезли по разным тюрьмам.
Песчаный лагерь имел десять отделений. В первое отделение отправили Т. Саманчина, в седьмое попал Ташим, я – в десятое. В каждом отделении было по шесть тысяч заключенных. В 1952 году в одном из лагерей произошла драка между бендеровцами и чечено-ингушами. Погибло более ста человек. После этого случая мусульман из трех лагерей собрали в один лагерь. Из седьмого лагеря прибыл заключенный Хабибулло Кадыри – сын классика узбекской литературы Абдулло Кадыри, от него я и узнал о гибели Ташима.
– Мы с Ташимом-ака были в седьмом отделении. Я был фельдшером лагерной больницы. Ташим-ака заболел и попал ко мне. Я лечил его всеми имеющимися средствами, но спасти не смог. Он скончался 17 февраля 1952 года в центральной больнице, – рассказал Хабибулло.
Ташим и на воле страдал гастритом, был на диете. За девять месяцев, проведенных в подвале МГБ, холодная каша, бескалорийная грубая пища сильно подорвали и без того слабое его здоровье. Мы с ним были вместе от Чимкентского пересылочного пункта до Красноярского распределителя. Он выглядел очень плохо. В лагере к старым его болезням прибавилось воспаление легких. И он не выдержал…
Умер Сталин. Берию расстреляли. Пересмотрели наше дело. Ни одно обвинение не подтвердилось. Нас полностью реабилитировали. После пяти лет тюрьмы я вернулся домой. Мой друг Ташим на веки вечные остался в Песчаном лагере Караганды…
Я пишу эти строки, называя подлинные имена тех, кто засадил нас в тюрьму, не для того, чтобы выместить злобу или отомстить. Время было такое. Если тот, кто стоял на вершине власти, аукал, обязательно откликались те, что копошились внизу этой власти. Так уж, видать, заведено испокон веков. Чтобы сохранить себя, свое место под солнцем, кресло и жизнь, иные личности, попирая истину, справедливость в своих корыстных целях, находят послушных, беспринципных, раболепных холуев, заставляют их на белое сказать черное. И я, достигнув преклонного возраста, хотел бы сказать молодым: какие бы трудные дни ни настали, берегите как святыню уникальное наследие родного народа, его подлинную культуру, лучшие традиции, родной язык. Берегите как зеницу ока тех, кто, не щадя своих сил, а порою жертвуя своей свободой и жизнью, в неравной борьбе отстаивал интересы народа, его думы и чаяния, духовные богатства. Берегите свое человеческое достоинство и честь – и в то же время не впадайте в дешевые амбиции, не враждуйте из-за пустякового престижа, черной зависти, будьте доброжелательны и терпимы друг к другу.
Именно это я хотел сказать, вспоминая своего друга Ташима. Если бы судьба распорядилась так, что на моем месте оказался Ташим, он сказал бы такие же слова обо мне, и его завещание было бы точно таким же.
1989 г.
Перевод М. Байджиева.
Салиджан Джигитов
Ташим Байджиев – писатель, журналист
Ташим Исхакович Байджиев в свое время был известной личностью. В 30–40-х годах XX столетия школьники обучались кыргызскому языку и литературе по учебникам, написанным им в соавторстве с Зияшем Бектеновым. В этот период активно публиковались и его научно-критические и публицистические статьи по проблемам кыргызской литературы и устного народного творчества.
Ташим Байджиев был одним из первых среди кыргызов, получивших высшее образование по русской филологии. В 1930 году он окончил Фрунзенский педагогический техникум, а в 1940 году – факультет русского языка и литературы Киргизского педагогического института. С 1940 по 1942 год заведовал сектором фольклора и эпоса “Манас” в институте языка, литературы и фольклора Киргизского филиала Академии наук СССР. В 1949 году его успешная научная деятельность была прервана. Вместе с Тазабеком Саманчиным и Зияшем Бектеновым он с ярлыком “буржуазного националиста” был осужден на 10 лет. Реабилитирован посмертно.
Сегодня Ташим Байджиев мало известен широкому читателю, хотя его перу принадлежит целый ряд художественных произведений и очерков. В 1929–1932 годах в первых кыргызских газетах и журналах публиковались его ранние рассказы и повести: “Кто ты?”, “Друг”, “Борьба”, “У реки”, “Смерть притворщика”. А повесть “Смерть притворщика”, переведенная на русский язык и изданная в Ташкенте в журнале “Советская литература народов Средней Азии”, получила высокую оценку московских литераторов. Если бы Ташим Байджиев продолжил свою писательскую деятельность, он, несомненно, стал бы одним из выдающихся прозаиков. К сожалению, его многострадальная судьба сложилась так, что он перестал писать художественные произведения.
В 30-х годах в республике шла так называемая чистка кадров от “чуждых элементов”. В это время представителей интеллигенции – выходцев из богатых, обеспеченных семей – исключали из комсомола и партии, освобождали от занимаемых должностей. Так, к примеру, были отчислены из Института культурного строительства из-за своего социального происхождения Каридин Кашимбеков, Ажийман Шабданов, Султан Курманов, Турдакун Сопиев. При этом не учитывались честность, исполнительность и добросовестность работника, преданность его советской власти, малочисленность подготовленных кадров и образованных специалистов.
К тому же в литературной среде создалась нездоровая морально-психологическая атмосфера. Некоторые начинающие авторы из бедных крестьянских семей подписывались под своими первыми произведениями как “пролетарские писатели”, так как на литературном фронте был брошен боевой клич: “Долой писателей – потомков бай-манапов”. Практически перестали писать и издаваться Жума Джамгырчиев, Сатыбалды Нааматов: их отцы были биями (судьями), а талантливый акын Бору Кенесариев был сыном известного манапа.
Художественные произведения, выходившие в тот период, подвергались суровой и беспощадной критике по идеологическим мотивам. При этом критики не считались с тем, что где-то были первые литературные опыты молодых авторов. Так случилось, например, с произведениями С. Карачева, К. Баялинова, Ж. Жамгырчиева, К. Тыныстанова, которые были резко осуждены в партийных постановлениях как произведения, чуждые идеологии партии большевиков.
Ташим Байджиев был внуком бия, происходил из знатного рода. В период завершения учебы в педтехникуме его исключили из комсомола, подвергнув детальному разбирательству социальное происхождение. Оставаться в Фрунзе было опасно, и молодой прозаик уехал на Алай. Опасаясь литературной критики и политических преследований, он с 1932 года перестал писать и публиковать свои художественные произведения.
Во время Великой Отечественной войны Байджиев, попав в госпиталь, написал драму “Джигиты”, которую опубликовал в 1944 году в журнале “Советтик Кыргызстан”. Редчайший случай в литературной практике, чтобы с поля боя приносили пьесу. В ней рассказывалось о том, как выполняют свой воинский и патриотический долг кыргызские джигиты. Пьеса готовилась к постановке, но тут же на нее ополчилась критика, так как один из персонажей пьесы попадает в плен. А позже, в 1950 году, первый секретарь ЦК КП(б) Киргизии Н. Боголюбов докладывал секретарю ЦК ВКП(б) Г. Маленкову о том, что пьеса Т. Байджиева “Джигиты” наряду с другими произведениями снята с репертуара как антихудожественная, грубо искажающая советскую действительность. И только в 1989 году пьеса была поставлена на сцене Кыргызского академического театра.
Ташим Байджиев был активным членом литературного кружка “Кызыл учкун” (“Красная искра”), созданного в 1928 году. Руководители кружка Базаркул Данияров, Сыдык Карачев, Касым Тыныстанов особо хвалили Ташима Байджиева и Узакбая Абдыкаимов как будущих талантливых писателей.
В 1929 году Байджиев написал повесть “В пустыне жизни” на материале восстания 1916 года. Она была представлена на литературный конкурс, получила высокую оценку и была рекомендована к печати после небольшой доработки. Однако вскоре автор уехал в Алайский район и там, спасаясь от преследований, потерял рукопись повести, которая так и не вышла в свет.
При знакомстве с опубликованными художественными произведениями Ташима Байджиева, его журналистскими очерками и литературоведческими статьями бросаются в глаза многогранность, своеобразие и неповторимость его творческого дарования. В отличие от многих своих современников, Байджиев-писатель никогда не отходил от позиций правды жизни и художественного реализма, а Байджиев-ученый никогда не изменял научным принципам, не делал уступок политической идеологии.
В художественном творчестве Ташим Байджиев повествовал о событиях, свидетелем которых он был сам.
Как считает почтенный Зияш Бектенов, повесть “В пустыне жизни” о восстании 1916 года была написана под непосредственным впечатлением увиденного и пережитого в детстве. На чужбине семилетнему Ташиму пришлось испытать все невзгоды и тяготы беженца. Здесь он потерял всех своих близких. В течение недели после прибытия в Китай умерли его отец Исхак, братья отца Исмаил и Ибраим. Только вчера его дед, народный бий, жил в почтении и достатке, растил детей, приумножал скот, обучал своих сыновей в русско-туземной школе, баловал своего любимого внука Ташима. А здесь, на чужбине, Ташим вдруг осиротел, а потом пешком, обливаясь слезами, с матерью Апакай вернулся на родину, к берегам Иссык-куля.
“Перед войной, – вспоминает писатель Мар Байджиев, сын Ташима Исхаковича, – частыми гостями нашего дома были Жусуп Турусбеков, Мукай Элебаев, Абдылас Малдыбаев, Шамши Туменбаев, Касымалы Джантошев. Собирались они каждый раз после спектакля “Аджал ордуна” (“Не смерть, а жизнь”) Ж. Турусбекова. <…>Трогательно, доводя до слез, звучала ария Бектура “Прощай, земля Ала-Тоо” в исполнении Абдыласа Малдыбаева, смех и веселье вызывал монолог жены Учей Фу, исполняемый по просьбе гостей супругой Шамши Туменбаева – Таты”. Кстати, все артисты и писатели, собиравшиеся в доме Байджиевых, пережили и испытали на себе трагедию 1916 года, поэтому для них были понятны и близки события, описанные в драме Ж. Турусбекова.
Работая в Алайском районо, Ташим Байджиев написал очерк “Борьба” и повесть “Смерть хитреца” под непосредственным впечатлением событий периода коллективизации. Он ярко описал реалии своего времени, реалистически воссоздал драматически напряженный этап социальной жизни на юге Кыргызстана. В этих произведениях слышится ритм и интонация смутного, переломного времени. В художественно-красочной и лаконичной форме описаны события, диалог героев построен на резких, контрастных фразах:
“Ночью селение в горном ущелье погружается в беспросветный мрак. Скрипнула дверь в бедной лачуге. Рука врага зажала рот Нурмата. Тишина. В юрте ни звука. Перед дверью неясные тени. Проснулась старуха, испугавшись за жизнь единственного сына.
– Нурмат! Ээ, Нурмат!
– Заткнись, стерва!
Вмиг сдавился язык старухи, из глаз потекли слезы”.
Большевики, красноармейцы, басмачи, бедные крестьяне, активисты советской власти – все это ввергало народ в растерянность и замешательство, нужно было определяться в водовороте борьбы и политических страстей. Это было смутное и противоречивое время, сложный период метаний и идейных исканий, борьба за жизнь. Байджиевские произведения, посвященные этим событиям, публиковались в первых журналах – “Чабуул”, “Маданият жолунда”.
В своих художественных произведениях, критических статьях и публицистических выступлениях Ташим Байджиев всегда оставался верным сыном своего народа, страдал и радовался вместе с ним. Так было и в годы Великой Отечественной войны.
К теме войны обращались поэты, прозаики, драматурги, режиссеры, художники. Большинство авторов были непосредственными участниками войны. Но было немало и таких, кто, даже не понюхав пороха, писал о войне как очевидец. Драму “Джигиты” Ташим Байджиев начал писать в окопах Украинского фронта, а завершил в госпитале, где находился после тяжелого ранения.
События драмы, ее герои, конфликты были взяты из реальной фронтовой действительности. Захватывающий сюжет пьесы, стремительное развитие действия, фронтовая атмосфера, умелое построение диалогов – все это свидетельствует о росте художественного мастерства Ташима Байджиева, как драматурга.
Возвратившись с фронта, автор опубликовал пьесу. Однако пока решался вопрос о ее постановке в театре, пьеса подверглась резкой критике со стороны Райкана Шукурбекова – фронтовика, недавно вернувшегося с войны. В пьесе есть эпизод, когда один из персонажей, обидевшись на советскую власть, переходит на сторону врага. Джигиты, захватившие перебежчика, выносят ему суровый приговор и сами расстреливают земляка, предавшего родину. “Это противоречит политике нашего государства. Может оказать дурное влияние. На сцену нельзя выводить предателей”, – таковы были претензии критиков.
После войны работа по постановке пьесы возобновилась. Однако после доклада А. А. Жданова драматургов Р. Шукурбекова, К. Джантошева, К. Эшмамбетова и Т. Байджиева обвинили в том, что в их произведениях грубо искажается советская действительность. Пьесе “Джигиты” так и не суждено было увидеть сцену при жизни автора.
У Ташима Байджиева была трудная, полная невзгод и испытаний судьба. В сорок лет он оказался в тюрьме по ложному обвинению и умер там в сорок два года. Восемь лет ушло на получение среднего, а затем высшего образования, четыре года отняла война, два года – лагерь. Очень мало времени было отведено ему на творчество. Реализовать свой творческий потенциал, выразить свои мысли и чувства не позволила сложившаяся историческая обстановка его эпохи. Так и прошло его время, полное страхов и ожиданий грозящих репрессий, а затем их рокового пришествия.
Несмотря на то, что художественное наследие Ташима Байджиева невелико и занимает скромное место, он был одной из ярких личностей, стоящих у истоков профессиональной кыргызской литературы.
Перевод М. Байджиева.
Советбек Байгазиев
Достарыңызбен бөлісу: |