Библиотека научного социализма под общей редакцией д. Рязанова г. В. Плеханов
жүктеу/скачать 1.67 Mb.
|
|
Наконец, к числу характерных и привлекательных свойств Беккера нужно отнести тот здравый смысл, который всегда заставлял его искать решения политических вопросов в действительных, существующих в данное время отношениях сил в стране. Это драгоценное свойство он обнаружил еще на известном Гамбахском празднике 1832 г. «Присутствующие на празднике профессора и ораторы предлагали лишь пассивное сопротивление, — рассказывал он впоследствии в письме к некоторым из немецких товарищей. Я вышел из терпения, вскочил на опрокинутую бочку и закричал этим болтунам: распоряжения правительств поддерживаются штыками, поэтому им повинуются. Наши прошения и протесты не поддерживаются ничем, поэтому они кажутся правитель- 284 ствам смешными. Если мы хотим успеха нашим протестациям, мы должны опереться также на штыки и пушки. Постараемся же вооружить народ!» Об этом разумном совете не мешало бы вспомнить нынешним нашим сторонникам либеральных прошений и «легальных» протестов, которые никак не хотят понять, что пока за ними не обеспечена народная поддержка, они останутся в глазах правительства смешными болтунами. На деньги, собранные по подписке, в которой приняли участие социал-демократы самых различных стран и языков, Беккеру поставлен памятник на кладбище св. Георгия в Женеве. Разноязычные подписи, украшающие этот памятник, свидетельствуют о глубоком уважении к покойному всемирной социал-демократической партии. * * *
Перед нами лежит второе издание книги «русского дворянина»: «Россия и Свобода». Мы не знаем, издана ли она еще хоть один раз. Не знаем даже, действительно ли она выдержала два издания, или выпустивший ее в свет парижский книгопродавец г. Альбер Савин употребил, для облегчения ее сбыта, известный прием, с помощью которого очень легко приписать несколько изданий даже очень плохо расходящейся книге. Может быть, что на самом то деле разбираемое нами сочинение целиком осталось на полках у издателя. Если это действительно так, то очень жаль. Книга русского дворянина заслуживает полного внимания всякого образованного читателя, какой бы он ни был национальности. Она написана господином, который, хотя и не пожелал назвать себя, но тем не менее дает ясно понять, что он играет не последнюю роль в русской правительственной системе. По его словам, он принимал большое участие в «контрреформах» нынешнего царствования. Некоторые из них даже предприняты, будто бы, по его совету. Именно, уничтожение «чудовищной юрисдикции мировых судей» в деревнях и «переделка земства в истинно-русском духе» — эта прелюдия к другим, не менее необходимым, контрреформам» — «совершились сообразно заключениям доклада, представленного автором этой книги Е. В. Государю Александру III в 1881 г. и удостоившеюся одобрения августейшего монарха» (стр. 339—340). Если автор говорит правду (а мы не имеем никаких оснований принимать его за Хлестакова), то его книга дает нам прекрасный случай ознакомиться с духом и направлением людей, стоящих теперь во главе русского правительства. Куда идут 285
они? Какова последняя цель их стремлений? Сочинение влиятельного при дворе «русского дворянина» дает очень ясные ответы на все эти интересные вопросы. «Северный медведь съест Капитал, Социализм и германское Единство — этих трех незаконных детищ Свободы, Равенства и Братства» — так гласит эпиграф разбираемой нами книги. Уже отсюда видно, что «Северный медведь» задал себе нешуточную задачу. Трудно съесть «Капитал» или «Социализм» или «германское Единство», взятые пооди-ночке, но съесть их все зараз, — для этого нужен поистине медвежий желудок, да и медвежий желудок, пожалуй, не вынесет такой обильной пищи и придет в сильное расстройство. По крайней мере, у многих читателей может явиться опасение за здоровье русского Топтыгина. Никто не станет отрицать основательность подобного опасения. Сам «русский дворянин», имеющий удовольствие принадлежать к числу вожаков «Северного медведя», чувствует, что этими вожаками затевается очень нелегкое дело. Но он верит в его успех, и чтобы сообщить свою веру читателям, преподносит им свое сочинение. По совершенно понятной причине сочинение это написано на французском языке: высший класс в России хорошо владеет французским языком, следовательно, язык не помешает людям этого класса прочесть книгу нашего «дворянина». До других же классов ему нет дела, так как, по его мнению, им вовсе не пристало рассуждать о судьбах своей родины. Не мешая рас-пространению его идей в России, французский язык имел в глазах автора то огромное преимущество, что позволял ознакомиться с ними и французам, которые до сих пор мало знают язык «Северного медведя». А для французов очень важно знакомство с идеями «русского дворянина», потому что он дает им в своей книге множество дельных советов. Сказать по правде, он и написал то ее, главным образом, в интересах французов, чтобы разоблачить перед этой прекрасной, великодушной нацией весь гнусный смысл трех ужасных слов: свобода, равенство и братство, — этих слов, которые стоят «в полнейшем противоречии с природой, здравым смыслом и логикой» и составляют настоящую «дьявольскую троицу», поставившую Францию на край бездны. Автор прекрасно сделал, что пришел на помощь французам. У нас в России дело обстоит еще не так плохо: у нас есть жандармы и урядники для борьбы против «дьявольской троицы», а у бедной Франции единственной опорой и поддержкой является наш благородный «русский дворянин» со своей книгой. Не помоги он ей вовремя, — ее судьба была бы решена, а теперь она еще может поправиться, потому что книга нашего автора — это целое откровение. 286
«Русский дворянин» задался похвальною целью опровергнуть те ложные принципы, те гнусные учения о «свободе, равенстве и братстве», которые принесли так много вреда Западной Европе и даже проникли в Россию, где под их влиянием находился император Александр II, сделавший много зла своими неумелыми реформами. Революционные лже-учения не всегда пользовались кредитом в Европе. Было время, когда все шло хорошо. Народы спокойно жили под властью королей, духовенства и дворянства, а о революциях не было и слуху. Но вот в Германии, в стране, жители которой представляют собою «воплощенную посредственность» и, вероятно, по этой причине имеют склонность к «диалектике» и «рационализму», явились три вреднейших человека: Лютер, Гутенберг и Шварц. Лютер — «отец лжи и бунта» — заговорил о свободе; Гутенберг изобрел книгопечатание — «роковое орудие распространения нелепостей, основанных на этой свободе»; наконец, Шварц «украл у китайцев тайну приготовления пороха, орудия массовых убийств, совершаемых в течение трех столетий во имя той же свободы». Заметьте, пожалуйста, что все эти гадости сделаны именно немцами, которых «русский дворянин» и осыпает за это справедливыми укоризнами. Однако, беда была бы не велика, если бы вредные учения и открытия немцев не перешли границ Германии: о немцах жалеть нечего, им туда и дорога. Хуже всего то, что за немецкие лжеучения впоследствии схватились французы, те самые французы, которые во время Реформации имели еще достаточно здравого смысла, чтоб не поддаться влиянию Лютера. Когда за распространение вредных идей взялась Франция, то дело не ограничилось «диалектикой». Революции последовали одна за другой, от патриархальных учреждений доброго старого времени не осталось и следа. Капитал сделался всесилен, он породил пролетариат и благодаря всему этому Франция, а с нею и вся Западная Европа находится теперь накануне социальной революции и анархии. Недалеко время господства «Луизы Мишель и компании». Напрасно стали бы возражать автору «некоторые французы», что современная французская республика имеет очень мало общего с анархией. Его не собьешь такими возражениями. «Я отвечаю, — говорит он: — между конституционной монархией, республикой и анархией различие состоит только в форме и возрасте; конституционная монархия есть только станция на пути к республике, а республика есть мост, который неминуемо ведет к анархии» (стр. 12). Как же быть? Единственное средство спасения заключается, по мнению автора, в возвращении к патриархальной монархии, которая, к счастью человечества, еще существует в России. Патриархальная монархия это «единственная серьезная и устойчивая со- 287
циальная система, гарантирующая жизнь и имущество лица, единственная система, позволяющая человеку пользоваться свободой, правда, относительной, но зато невымышленной и гораздо более широкой, чем та, какую когда бы то ни было может предложить людям самая либеральная республика» (стр. 14—15). Сумеют ли европейские общества своевременно покончить с «дьявольской троицей» свободы, равенства и братства и. вернуться к патриархальной монархии? Временами автор сомневается в этом, и тогда ему кажется, что «великая социальная революция» на Западе неизбежна (стр. 329—330); временами же, напротив, он еще верит в здравый смысл европейских народов, и тогда ему представляется, что дело их обновления пойдет приблизительно таким образом: немцы надоедят всем и каждому со своим милитаризмом, и европейская война станет неизбежной. Тогда на сцену выступит Россия и, можно сказать, шутя, спасет цивилизованный мир от угрожающих ему бедствий войны и революций. «Русскому царю достаточно будет произнести кстати некие многозначительные слова (курсив принадлежит автору). В одно мгновение ока разрушатся все Лиги мира, и Германия сделается тем, чем хотел сделать ее Фридрих II: великой нацией, полезной и трудолюбивой, но разделенной на маленькие, независимые друг от друга княжества, связанные между собой для обороны, но уже не для нападения... Избавленное от кошмара милитаризма, европейское общество поймет тогда роль и назначение России. Единство власти снова покажется ему необходимостью и абсолютной истиной. Возвратясь к своим королям, оно легко защитит себя против капитала и спокойно примется за разрешение социального вопроса» (стр. 46—47). Чтобы облегчить европейскому обществу возврат «к королям», автор и опровергает революционные лжеучения, или, говоря его словами, восстановляет истинные принципы. Он подходит к этому делу издалека. Для борьбы со «свободой, равенством и братством» он строит огромную научную батарею, ссылается на логику, на историю, на механику, на астрономию, на физиологию, на психологию, на биологию, на антропологию и на этнографию. Словом, перед его всеобъемлющим умом проходят все науки и все они согласно вопиют, что свобода и равенство — сущий вздор, и что — «ина слава луне, ина слава солнцу, ина слава звездам, звезда бо от звезды разнствует во славе». «Вопросите простейший организм инфузорий, или человеческий организм, или, наконец, организм миров, рассмотрите их с физической и с моральной точек зрения и со всех сторон вы получите один и тот же ответ: все, что организованно, т. е. все, что живет и движется, покоится на известной центральной системе, на 288 автократии, и нигде никакого следа ни конституционализма, ни парламентаризма, ни свободы, ни равенства» (стр. 17; курсив опять принадлежит автору). Заметим мимоходом, что нам очень нравится этот строго научный способ доказательства посредством аналогии, который дает возможность одерживать блестящие победы над «свободой и равенством» с драгоценною помощью амеб и инфузорий. В последовательном применении этого метода «русский дворянин» далеко оставил позади себя буржуазных социологов. Те все ссылались на «организм» для доказательства неизбежности существования класса эксплуатируемых и класса эксплуататоров. Смелый дворянин пошел гораздо далее: он показал, что даже простейшие организмы с поразительной ясностью подтверждают необходимость «автократии» и приведения самих эксплуататоров к одному общему знаменателю царских холопов. Это и ново, и смело, и поучительно. Интересно знать, что возразят буржуазные социологи «русскому дворянину»? Чтобы дать читателю понятие о научных приемах нашего автора, приведем то место из его книги, где он говорит о различии полов. «Какова причина и смысл различия полов?» спрашивает он читателя и, не надеясь получить от него резонный ответ, спешит дать собственные объяснения. Ему кажется, что «мыслители» не умели удовлетворительно разрешить этот вопрос потому, что их понятия сбиваются с толку «старыми заблуждениями». В пример таких заблуждающихся мыслителей он приводит Вирхова, хотя и не считает нужным остановиться на «ошибочной теории биогенезиса», предложенной немецким ученым. Собственная теория нашего автора, опирающаяся на открытия Коперника, Ньютона и Дарвина, сводится к следующему. «Человек есть венец творения», «человеческое общество представляет собой микрокосм, зеркало, в котором очень точно отражается наша планетная система». Астрономия же учит нас, что в то отдаленное время, «когда из первобытного хаоса образовались планеты, наша земля составляла одну массу с луною; подчинясь законам тяготения, эта нетвердая масса разделилась на две части, и таким образом явился наш шар и его спутник. Совершенно так же полужидкая монада или монера, от которой мы без сомнения происходим, должна была сперва представлять собою единую массу, имеющую свойство воспроизводиться сначала посредством сегментации, потом посредством самооплодотворения; поднимаясь выше по лестнице организации, она сделалась, наконец, двуполой. Эта научная истина вполне подтверждается свя- 289 щенным писанием... Моисей говорит»... и т. д., и т. д. (стр. 232—233) Оставляя в стороне вопрос о том, точно ли Моисей не противоречит нашему автору, мы попросим беспристрастного читателя сказать себе, положа руку на сердце, не ясна ли ему теперь до последней степени причина существования полов и вообще может ли он указать в истории науки более замечательное открытие. По крайней мере мы не знаем ничего более глубокого и гордимся гением «русского дворянина», хотя, ослепленные «старыми заблуждениями», мы и не имеем чести принадлежать к его партии. Нужно, впрочем сознаться, что избалованный тою любезностью, с которой мать-при-рода открывает ему свои тайны, он становится иногда невнимателен к предмету своего исследования, а вследствие этого ему случается иногда доказывать прямо противоположное тому, что он хочет доказать. Вот, например, он, разумеется, очень не любит материалистов и с большою охотою готов был бы уничтожить их, хотя бы в теории. Он и идет на них войною в своей книге, но — увы! — сам, незаметно для себя, поддается вли-янию их лжеучений. В результате его рассуждений оказывается, что «всемирная субстанция подразделяется на два первоначальных элемента: жидкость видимую и жидкость невидимую», и что «этим двум элементам мы даем название материи и духа» (стр. 205). Следовательно, дух есть не что иное, как «невидимая жидкость»! Одного этого было бы достаточно, чтобы справедливо заподозрить нашего автора в материализме. Но это подозрение еще более усиливается, когда он заявляет, что для науки неважно, представляет ли собою невидимая жидкость (или иначе эфир) «нечто совершенно отличное по своей природе от материи, или она сама есть крайне разреженная материя» (стр. 204). В виду таких выводов «дворянина», материалисты едва ли согласятся признать себя побежденными. Иногда же наш автор вдается в толкования догматов веры, не совсем согласные с учением православной церкви. Чтобы защитить догмат бесплотного зачатия Иисуса, он ссылается на теорию самопроизвольного зарождения. «Почему атеисты смеются над дог-матом бесплотного зачатия? — восклицает автор. — Разве он не является в конце концов (après tout) истинным символом самопроизвольного зарождения?» (стр. 216—217). Мы позволим себе по этому поводу сделать два замечания «русскому дворянину». Во-пер-вых, говоря о зачатии Иисуса, нельзя ссылаться на самопроизвольное зарождение: по те-ории это зарождение совершается без матери, а Иисус, если мы не ошибаемся, родился от Марии. Автору лучше было бы сослаться на известное, всеми 290 зоологами принятое теперь учение о партеногенезисе, т. е. о происхождении детеныша от матери-девственницы. Но и здесь, — пусть подумает автор, — прилично ли приравни-вать богородицу к тем, можно сказать, не стоящим козявкам, у которых наблюдалось размножение без оплодотворения? Что общего у Марии с такими козявками? Нехорошо, нехорошо: «русский дворянин» хотел победить атеистов, а вместо этого сам вдался в крайне соблазнительную ересь. Но довольно уже мы говорили об его теоретических подвигах. Поговорим теперь о предлагаемых им практических планах борьбы с материализмом, атеизмом и революцией. В этих планах прежде всего останавливают на себе внимание читателя придуманные автором меры против евреев. Наш автор терпеть не может евреев. Да это и понятно, в виду того зла, которое они сделали, по его мнению, в Европе. Во-первых, развитие капитализма ведет Европу к социализму, а в глазах «русского дворянина» евреи являются чуть ли не единственными представителями и обладателями капитала. Кроме того, ему иногда кажется, что сама «дьявольская троица», т. е. свобода, равенство и братство, была придумана евреями для более удобного обирания арийского племени (стр. 326—327). Как же не нападать ему на евреев, которые к тому же издают, по его словам, отвратительный запах. Он сожалеет о том, что египетскому фараону не удалось истребить всех еврейских младенцев мужеского пола. Удайся ему это полезное предприятие — давно бы уже «нильские крокодилы разрешили своими челюстями вопрос о зарождавшемся капитале и об его спутнике — социализме» (стр. 293). Иногда кажется, что в своем азарте против евреев «русский дворянин» сам готов превратиться в нильского крокодила. «Некоторые предлагают беспощадное массовое истребление жидов, — говорит он, — и эта система заслуживает внимания» (стр. 304). Однако пусть не пугаются русские евреи: наш автор любит, подобно гоголевскому «значительному лицу», распечь человека и привести его в трепет, но на кровавые меры он все-таки не решается. Для борьбы против евреев он придумал следующие некровопролитные и, вместе с тем, очень остроумные мероприятия. Ему кажется необходимым возврат к средневековым гетто и к тому костюму желтого цвета, — «цвета каторжников», — который, евреи обязаны были носить когда-то. «К желтому костюму следовало бы прибавить ожерелье из колокольчи-ков, чтобы уподобить жидов гремучим змеям, или можно было бы навешивать на них трещотки, подобные тем, какие носили в Средние Века прокаженные; во всем этом я не вижу никакого неудобства» (стр. 307). Одного только боится «русский дворянин»: ему кажется, что еврея не сократишь подобными 291
гениальными мероприятиями. «Это демон, он играет роль искусителя, он искушает христиан предложением взаймы денег». По этому поводу наш автор в бессилии разводит руками и советует христианам утром и вечером повторять «молитву господню», следую-щим образом изменив ее окончание: «Господи, охрани нас от искушения ростовщика. И избави нас от жида. Аминь» (стр. 308). Прекрасное и совершенно безобидное средство. Но зачем все это? — скажет иной читатель. К чему говорить о сочинении чудака, который, очевидно, не находится в трезвом уме и твердой памяти? Что «русский дворянин» большой чудак, — против этого мы спорить не станем. Что книга его (да простит он нескромный отзыв рецензента) производит впечатление горячечного бреда, — это также не подлежит сомнению. Но ведь этот чудак, этот человек, одержимый горячечным бредом, получает похвалы от «августейшего монарха», он имеет влияние, измышляет контрреформы. Этот человек является одним из вожаков «Северного медведя» и не только не замечает своего болезненного состояния, но говорит тоном величайшего авторитета, читает нотации одержимой революционным бесом Европе и, указывая на свою «патриархальную монархию», скромно намекает, что он, в случае чего, мог бы выступить в Европе в качестве новейшего Солона. Вот, что поучительно, вот, что заслуживает величайшего внимания всякого мыслящего человека. Повторяем, мы очень желали бы, чтобы книга «русского дворянина» разошлась как можно более. Европейцы увидят из нее, к чему стремится правительство Александра III. Они поймут, что дух этого правительства враждебен не только всякому дальнейшему движению вперед, но и всему существующему общественному европейскому порядку, в котором оно не видит и не может видеть ничего, кроме порождения «дьявольской троицы» — свободы, равенства и братства. В особенности для французов сочинение нашего автора могло бы быть очень полезно. Оно ясно показывает, что северный Топтыгин никогда не может быть искренним союзником французской республики, что дружную поддержку со стороны России Франция может получить только в случае своего «возвращения к королям» и что даже за малейшие уступки русской дипломатии она должна платить приостановкой своего внутреннего развития. До сих пор еще французы, к сожалению, недостаточно поняли эти горькие, но полезные для них истины. Книга «Россия и свобода» может значительно облегчить их понимание. А для нас, для русских, — каких полезных уроков ни заключает в «себе эта книга! Посмотрите, сколько и каких «контрреформ» приду- 292
мал ее автор, по-видимому, не умеющий связать в своей голове двух мыслей. Мы уже приводили выше его горделивое признание в том, что уничтожение мировых судов в деревнях и переделка земства «в истинно-русском духе» еще в 1881 году предлагались им Александру III. Но это было только начало. Теперь полюбуйтесь желательным «русскому дворянину» продолжением. Он хочет: 1) чтобы русская нация была «избавлена от западного обскурантизма путем реформ в народном образовании и создания рациональной науки, существенно русской по своему духу; 2) чтобы государство было, по крайней мере отчасти, избавлено от тирании капитала вообще и заграничного в частности; 3) чтобы дворянство было избавлено от поземельных банков и от частного ростовщичества, и чтобы ему дана была возможность стать тем, чем оно всегда было: интеллигентным и по природе своей консервативным классом, направляющим патриотизм других классов; 4) чтобы крестьяне были избавлены от их свободы, которая отдает их во власть, лени, пьянства, ростовщиков, кулаков, разврата и бедности, и чтобы они были отданы под опеку государства, могущую заменить прежнюю опеку помещиков; 5) чтобы города были избавлены от грабежа, практикуемого их эдилами; 6) чтобы суд был избавлен от неправосудия присяжных и от дорого стоящей болтовни адвокатов; 7) чтобы, наконец, русское общество было избавлено от эксплуатации его частными банками, еврейскими ссудными кассами и акционерными компаниями; чтобы все это было сделано путем перенесения кредитных и промышленных функций на государство, путем заведения повсюду строгого контроля и содействия во всех частных предприятиях возникновению артелей, этих истинно русских ассоциаций, которые призваны положить со временем конец господству капитала и решить мирным и законным путем великий социальный вопрос» (стр. 338—340). Словом, русский дворянин хотел бы, по его собственному выражению, как губкой стереть все, сделанное в России с 1856 по 1881 г. Конечно, немного найдется людей, которых могли бы подкупить в проектах нашего автора фразы против грабежей городов их эдилами или против адвокатской болтовни. Со смыслом этих громких фраз все давно уже знакомы из «Московских Ведомостей» и «Русского Вестника». Выходки против капитала и защита артелей покажутся, пожалуй, соблазнительнее. Многие из наших «друзей народа» в своих понятиях не пошли дальше социализма, насаждаемого мощною рукою помпадуров (укажем хоть на г. В. В.). Но и таких людей образумит, может быть, мысль о том, что в проектах «русского дворянина» помпадурский социализм тесно связан с деспотизмом чиновников, с тиранией дворян- 293
ства и с освобождением крестьян от свободы. Если книга нашего автора откроет им глаза на их, вероятно, невольные ошибки, то она и этим уже принесет не мало пользы. Наконец, просвещенной части русской буржуазии проекты «русского дворянина» покажут, до какой степени интересы «патриархальной монархии» идут вразрез с интересами их класса. Было время, когда русская монархия поддерживала буржуазию всеми зависевшими от нее способами. Русская буржуазия обязана нашей монархии по меньшей мере столько же, сколько была обязана в свое время французской монархии французская буржуазия. Фактически и теперь еще русское правительство, даже теми своими мероприя-тиями, которые им делаются в интересах других сословий, работает на пользу буржуазии. Отсюда — верноподданические чувства ее огромнейшей части. Наша буржуазия не мало терпела от наших бюрократических порядков и нередко ворчала при этом. Но в общем она все-таки осталась верноподданной, потому что «от добра добра не ищут». Теперь влиятельный «русский дворянин» предлагает правительству начать поход против капитализма и взяться за разрешение социального вопроса. Мы очень желали бы, чтобы правительство последовало его советам. Социального вопроса оно, конечно, не разрешит, — смешно и говорить об этом. Но буржуазию нашу подобными попытками оно быстро и прочно цивилизует. Экономически русская промышленная и торговая буржуазия давно уже заняла видную роль в обществе. Ей недоставало политического сознания и развития. С божьей помощью сторонники «патриархальной монархии» дадут ей его сво-ими реакционными попытками решения социального вопроса. Энергично поведя поход против «западного обскурантизма», они толкнут наших буржуа на путь западничества, сделают привлекательными для них западноевропейские либеральные идеи и этим сослужат огромную службу делу русского прогресса. Пусть же работают прилежнее единомышленники «русского дворянина», пусть их реакционные дурачества все сильнее и сильнее возбуждают против современного правительства общественное мнение России. Это очень на руку нашему брату, революционеру. — Логика истории неумолима, — замечает, не помним уже на какой странице своей книги, наш автор. Изо всех высказанных им мыслей это — единственная, с которой можно согласиться. В самом деле, посмотрите, как беспощадно дурачит история представителей отживших политических систем или даже целых общественных классов; посмотрите, до какой степени лишает она их всякой способности к серьезному мышлению, всякой талантливости и оригинальности. Возьмите жүктеу/скачать 1.67 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|