Бог как иллюзия

Кристофер Хитченс в биографической книге "Томас Джеф-ферсон — творец Америки" высказывает предположение, что Джефферсон, вероятно, был атеистом даже в то время, когда быть атеистом было гораздо труднее:

И очень трогательно звучит следующий совет Джефферсона из другого письма Питеру Карру:

Такие замечания Джефферсона, как "христианство — самая извращенная система из всех, с которыми сталкивалось челове­чество", могут звучать из уст как деиста, так и атеиста. То же самое можно сказать и о непререкаемом антиклерикализме Джеймса Мэдисона: "Мы имели возможность пристально рассматривать юридические институты христианства в течение пятнадцати веков. И каковы их плоды? Повсюду, почти без исключения, служители церкви высокомерны и праздны, паства — невеже­ственна и раболепна; и те и другие полны предрассудков, хан­жества и ненависти к инакомыслящим". Аналогично выска­зывались Бенджамин Франклин ("Маяки полезнее церквей") и Джон Адаме ("Как хорошо было бы в мире без религии"). Адаме в особенности прославился замечательными тирадами против христианства: "Насколько я понимаю христианство, оно было и остается откровением. Но почему в результате смешения мириадов басен, мифов и легенд с иудейскими и христианскими откровениями возникла самая кровавая из когда-либо существо­вавших религий?" И в другом письме, на этот раз Джеффер-сону, автор едва не с содроганием упоминает самый трагичный в истории пример надругания над страданиями — крест. Только представьте, сколько мучений причинил этот инструмент!

Кем бы ни были Джефферсон и его коллеги — теистами, деистами, агностиками или атеистами, — они оставались убеж­денными антиклерикалами, твердо верящими, что религиозные убеждения президента или отсутствие таковых — это личное дело президента. Вне зависимости от собственных верова­ний все "отцы-основатели" пришли бы в ужас, прочитав ответ
Джорджа Буша-старшего, данный в интервью журналисту Роберту Шерману, когда тот спросил, признает ли он равные гражданские права и патриотизм тех из американцев, кто явля­ется атеистом: "Нет, я не считаю, что атеистов нужно считать гражданами, также их нельзя считать и патриотами. Наша нация объединена Богом"²². Полагаясь на верность цитирования Шер-мана (к сожалению, он не записывал это интервью на диктофон, а в других газетах оно не было опубликовано), попытайтесь заменить "атеисты" в заявлении президента на "иудеи", "мусуль­мане" или "чернокожие". Становится очевидным уровень дис­криминации и предубеждений, которым подвергаются в наше время американские атеисты. Напечатанная в газете "Нью-Йорк тайме" статья Натали Энгьер "Исповедь одинокого атеиста" — грустный и трогательный рассказ о чувстве разобщенности, которое испытывают атеисты в современной Америке²³. Однако это обманчивое одиночество, и его усердно усугубляют преду­беждения. В Америке гораздо больше атеистов, чем кажется на первый взгляд. Как я уже говорил в предисловии, количество атеистов далеко превосходит количество религиозных евреев, и тем не менее известно, что еврейское лобби в Вашингтоне исключительно влиятельно. Представьте тогда, чего могли бы добиться при соответствующей организации атеисты!'

В своей замечательной книге "Атеистическая Вселенная" Дэвид Миллз приводит историю, которую, не будь она прав­дивой, можно было бы отнести к числу анекдотов про хан­жество полиции. В городок, где жил Миллз, ежегодно при­езжал христианский целитель и устраивал "крестовый поход с чудесами". Помимо прочих советов, он призывал диабетиков выбросить инсулин, а раковых больных — отказаться от химио­терапии и вместо этого молиться о чуде. Миллз по понятным

Редактор журнала "Свободная мысль" Том Флинн заявляет об этом весьма убе­дительно (Free Inquiry. 26.3 2006. Р 16-17): "В разобщенности и приниженности атеистов нам нужно винить только себя. Нас много. Пора начать заявлять о себе громко".
причинам захотел предостеречь людей и с этой целью органи­зовать мирную демонстрацию. Его ошибкой было решение сообщить о своем намерении в полицию и попросить защиты на случай возможных нападений со стороны приверженцев целителя. Первый же полицейский, к которому он обратился, осведомился: "Ты, это, за нево протестовать будешь или против нево?" И когда Миллз сказал "против", полицейский заявил, что он сам идет слушать целителя и, проходя мимо демонстра­ции Миллза, обязательно плюнет тому в лицо.

Миллз решил попытать счастья у другого полицейского. Тот заверил, что в случае нападения сторонников целителя он аре­стует Миллза за "попытки помешать божьему делу". Вернувшись домой, Миллз начал звонить в полицейский участок, надеясь найти понимание у старших чинов. В конце концов его соеди­нили с сержантом, который сказал: "Иди к черту, парень. Ни один полицейский не будет защищать сраного атеиста. Чтоб те рожу в кровь разбили". У полиции наряду с нехваткой навыков владе­ния литературным языком очевиден явный недостаток обычного человеческого сочувствия и готовности выполнять служебный долг. Миллз сообщает, что разговаривал в тот день с семью или восемью полицейскими; ни один из них не выразил готовности помочь, и большинство грозило ему физической расправой.

Имеются сведения об огромном количестве подобных слу­чаев дискриминации атеистов; член Общества свободомыслия Филадельфии Маргарет Доуни ведет их учет²⁴. В ее картотеке — примеры дискриминации в общественной жизни, в школе, на работе, в средствах массовой информации, со стороны семьи и правительства, примеры оскорблений, увольнений, изгна­ний из лона семьи и даже убийств²'. Собранные Доуни сви­детельства непонимания атеистов и ненависти к ним могут создать впечатление, что честному атеисту в Америке практи­чески невозможно победить на выборах. В палате представите­лей — 435 членов, в сенате — юо. Естественно предположить, что большинство из этих 535 ^ЛИЧ хорошо образованы, а значит
статистически невозможно, чтобы среди них не было значи­тельного числа атеистов. Очевидно, ради победы на выборах они лгали или скрывали свои истинные убеждения. И зная отдающих им голоса избирателей, трудно их в этом винить. Каждому доподлинно известно, что признание в атеизме для любого кандидата на пост президента равнозначно мгновен­ному политическому самоубийству.

Эти реалии современной американской политиче­ской ситуации и их последствия потрясли бы Джефферсона, Вашингтона, Мэдисона, Адамса и их соратников. Кем бы они ни были — атеистами, агностиками, деистами или христиа­нами, они бы в ужасе отшатнулись от вашингтонских теокра-тов xxi века. Их бы скорее привлекла светская позиция "отцов-основателей" постколониальной Индии, особенно верующего Ганди ("Я — индуист, я — мусульманин, я — иудей, я — хри­стианин, я — буддист!") и атеиста Неру:

Данное Неру определение светской Индии, о которой меч­тал Ганди (если бы только этому определению довелось стать реальностью, в то время как реальностью стал раздел охвачен­ной кровавыми религиозными схватками страны), вполне мог бы начертать дух самого Джефферсона:

Деистский бог, безусловно, гораздо предпочтительней библей­ского чудовища. К сожалению, вероятность того, что он существует или существовал в прошлом, не намного больше. В любом ее виде гипотеза бога не является непременным усло­вием мироздания. Гипотеза бога также почти стопроцентно отрицается на основании положений теории вероятности. Я вернусь к этому в главе \, после того как мы рассмотрим в главе з так называемые доказательства существования бога. А сейчас поговорим об агностицизме и ошибочном мнении, что существование или несуществование бога является непри­косновенной темой, навсегда исключенной из ведения науки.

Как сказал Лаплас, когда Наполеон поинтересовался, каким образом знаменитый математик сумел написать целую книгу, ни разу не упомянув бога: "Сир, эта гипо­теза мне не потребовалась".
Нищета агностицизма
КРЕПКОГО СЛОЖЕНИЯ ХРИСТИАНИН, ПРОПО-ведовавший с кафедры в моей старой воскресной школе, признавался, что испытывает безотчетное уважение к атеистам. По крайней мере, у них достает мужества, чтобы упорствовать в своем заблуждении. Кого он не терпел, так это малодушных и нере­шительных агностиков: ни то — ни се, ни нашим — ни вашим, предпочитающие слабый чаек хилые бесцветные соглашатели. В его словах была доля истины, но вовсе не той истины, кото­рую он отстаивал. По словам Квинтина де ла Бедойера, като­лический историк Хью Росс Уильямсон по той же причине "уважал твердо верующего и убежденного атеиста. Но прези­рал не имеющих мнения, болтающихся посередке бесхребет­ных людей"²⁷.

В позиции агностика нет ничего постыдного, если ни у той, ни у другой стороны не имеется доказательств. Тогда такое положение вполне разумно. Отвечая на вопрос, есть ли, по его мнению, жизнь где-то еще во Вселенной, Карл Саган с достоинством заявил, что он — агностик. Не получив пря­мого ответа, собеседник попытался нажать на него и спросил, что он "чувствует нутром", на что Саган дал незабываемый ответ: "Я стараюсь нутром не думать. Полагаю, лучше всего не делать выводов, пока для этого нет оснований"²⁸. Вопрос о внеземной жизни остается открытым. Существуют убеди­тельные доводы как за, так и против, но пока у нас недоста­точно доказательств, чтобы сделать хоть сколько-нибудь убеди-

Хочу начать с выделения двух форм агностицизма. Пер­вая — временный практичный агностицизм (ВПА): законно неопределенная позиция в вопросах, на которые должен суще­ствовать четкий положительный или отрицательный ответ, но, чтобы прийти к правильному решению, у нас еще не хва­тает доказательств (или времени, чтобы их рассмотреть, или знаний, чтобы их правильно оценить). Например, в вопросе о причине пермского вымирания ВПА является разумной позицией. Хотя мы сейчас и не знаем ответа, в будущем мы надеемся его узнать.

Однако, помимо вышеописанного, существует иной вид нерешительности, который я называю ППА (постоянный принципиальный агностицизм). Данный вид агностицизма уместен в вопросах, на которые ответа дать нельзя, сколько бы доказательств мы ни получили, потому что метод исполь­зования доказательств здесь неприменим. Вопрос сформу­лирован в другой плоскости или в другом измерении, вне достижимости для доказательств. Примером может служить известный философский орешек — вопрос о том, видите ли вы красный цвет так же, как его вижу я. Не исключено, что ваш красный цвет для меня — зеленый или совершенно отлич-
ный от любого цвета, который я способен вообразить. Фило­софы приводят этот вопрос как пример вопроса, на который невозможно получить ответ, сколько бы новых доказательств ни появилось в будущем. Некоторые ученые и мыслители соглашаются — на мой взгляд, слишком охотно, — что вопрос существования бога также относится к категории навечно неразрешимых вопросов ППА. Из этого, как мы увидим, они часто делают нелогичный вывод о том, что гипотеза присут­ствия бога и гипотеза его отсутствия имеют абсолютно равную вероятность оказаться правильными. Я же утверждаю обрат­ное: агностицизм в вопросе существования бога бесспорно является временно неразрешимым вопросом ВГТА. Либо бог существует, либо нет. Это — научный вопрос; в один прекрас­ный день мы можем узнать на него ответ, а пока допустимо высказать веское мнение о его вероятном содержании.

В истории развития идей имеются примеры появления отве­тов на вопросы, которые раньше считались принципиально не разрешимыми наукой. В 1835 году знаменитый французский философ Огюст Конт писал о звездах: "Мы никогда и никоим способом не сможем изучить их химический состав и минера­логическую структуру". Однако еще до того, как Конт высказал свое сожаление, Фраунгофер уже начал при помощи спектро­скопа анализировать химический состав Солнца. В наше время спектрологи ежедневно опровергают убеждение Конта, выяв­ляя точный химический состав самых далеких звезд²⁹. Каково бы ни было происхождение астрономического агностицизма Конта, эта история должна по крайней мере служить уроком, предостерегающим от слишком поспешного провозглашения проблемы навечно неразрешимой. Однако, когда дело доходит до бога, огромное количество философов и ученых с радостью делают именно это — начиная с самого изобретателя термина "агностицизм" — Томаса Генри Гексли³⁰.

Гексли объяснил происхождение слова, отвечая на лич­ные нападки, последовавшие за введением нового термина.
Директор Лондонского королевского колледжа преподоб­ный доктор Вейс обрушился на "трусливый агностицизм" Гексли:

Может, он и предпочитает называться агностиком, но для него есть более знакомое название — неверный, то есть, проще говоря, неверующий. Слово "неверный", возможно, имеет непри­ятный оттенок. Но, возможно, так и должно быть. Человеку неприятно, и должно быть неприятно, заявлять вслух, что он не верит в Иисуса Христа.

Гексли был не из тех, кто оставляет подобные провокации без ответа, и в 1889 году ответил со свойственной ему свирепостью (хотя и не преступая ни на дюйм границ учтивости; зубы этого "бульдога Дарвина" были отточены в городских перепалках Викторианской эпохи). В конце, разорвав доктора Вейса в кло­чья и похоронив останки, Гексли вернулся к значению термина "агностик" и объяснил, как он впервые пришел ему в голову. Некоторые, по его словам,

Далее Гексли объясняет, что агностицизм — это не вера и даже не отсутствие веры.

Благородные слова в устах ученого, и подвергнуть Т. Г. Гек-сли критике нелегко. Однако в своей попытке подтверждения абсолютной невозможности доказательства или опровержения существования бога Гексли, похоже, упустил из виду возмож­ность обсуждения вероятностей. Невозможность с абсолют­ной полнотой доказать существование чего-либо не уравни­вает шансы наличия или отсутствия рассматриваемого объекта. Не думаю, что Гексли оспаривал бы это положение, и даже полагаю, что там, где он, на первый взгляд, пытается это сде­лать, им руководит скорее желание уступить в одном вопросе, чтобы продвинуться в другом. Любой ведет себя так время от времени, не правда ли?

В отличие от Гексли, я предлагаю рассматривать существо­вание бога как научную гипотезу, такую же, как и любые другие. Несмотря на трудность проведения практической проверки, ее можно отнести к той же категории ВПА (временного практич­ного агностицизма), что и полемику относительно вымираний пермского и мелового периодов. Наличие или отсутствие бога является частью знания о Вселенной, доступного для постиже­ния если не практически, то по крайней мере в принципе. Если бог существует и поимеет желание обнародовать данный факт, он в силах сделать это самым очевидным и недвусмысленным образом. Но даже если наличие или отсутствие бога никогда не будет доказано с абсолютной полнотой, вероятность того или другого варианта на основе имеющихся доказательств и выводов может оказаться далеко не равной.
Поэтому я предлагаю подробнее рассмотреть спектр веро­ятностей и расположить мнения людей о существовании бога между двумя полярными абсолютными убеждениями. Этот спектр непрерывен, но его можно условно разделить на семь категорий.

1. 
   Убежденный теист. Стопроцентно верит в бога. Как гово­рил К. Г. Юнг: "Я не верю, я знаю".
   
2. 
   Вероятность существования очень высокая, но не стопро­центная. Теист по существу. "Я не могу знать абсолютно точно, но глубоко верю и строю жизнь на основе того, что бог есть".
   
3. 
   Вероятность выше 5° процентов, но ненамного. Фак­тический агностик со склонностью к теизму. "Не могу сказать, что убежден, но склонен полагать, что бог существует".
   

5. Меньше 50 процентов, но ненамного. Фактический агностик со склонностью к атеизму. "Не знаю, существует ли бог, но у меня есть сомнения".

6. Очень низкая вероятность, но не абсолютное отрицание. По существу атеист. "Я не могу знать с абсолютной точно­стью, но я полагаю, что вероятность существования бога очень мала, и я живу, полагая, что его нет".

7- Убежденный атеист. "Я знаю, что бога нет, аналогично тому, как Юнг знает, что он есть".

Данный спектр вероятностей хорошо применим для ВПА (временного практичного агностицизма). Возникает желание разместить ППА (постоянный принципиальный агности­цизм) посередине спектра, присвоив вероятности существова­ния бога значение jo процентов, однако здесь кроется ошибка. Агностики типа ППА утверждают, что по поводу наличия или отсутствия бога сказать ничего нельзя; по их мнению, ответа на данный вопрос в принципе быть не может, и, строго говоря, им вообще следует отказаться от указания собственного места в спектре вероятностей. Если мне неизвестно, является ли ваш красный цвет моим зеленым, это не означает, что вероятность подобного совпадения составляет 50 процентов. Предполо­жение, о котором идет речь, является слишком неопределен­ным для количественной оценки его вероятности. Однако это широко распространенная ошибка, с которой мы будем сталкиваться снова и снова: когда исходя из принципиальной невозможности ответа на вопрос о существовании бога дела­ется заключение о том, что оба ответа одинаково вероятны.

Данную ошибку также можно выявить, рассматривая необ­ходимость подкрепления доводов доказательствами, и это,
используя аллегорию небесного чайника, элегантно проде­монстрировал Бертран Рассел³¹.

Многие верующие ведут себя так, словно не догматикам над­лежит доказывать заявленные ими постулаты, а наоборот — скептики обязаны их опровергать. Это, безусловно, не так. Если бы я принялся утверждать, что между Землей и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите вращается фарфоро­вый чайник, никто не смог бы опровергнуть мои утверждения, добавь я заранее, что малые размеры чайника не позволяют обнаружить его даже при помощи самых мощных телескопов. Однако, заяви я далее, что, поскольку мое утверждение невоз­можно опровергнуть, разумное человечество не имеет права сомневаться в его истинности, мне справедливо указали бы, что я несу чушь. Но если бы существование такого чайника под­тверждалось древними текстами, о его подлинности твердили по воскресеньям с амвона и мысль эту вдалбливали с детства в головы школьников, то неверие в его реальность казалась бы странным, а сомневающихся передавали бы в просвещенный век на попечение психиатров, а в Средневековье — в опытные руки инквизиции.

Поскольку, как мне известно, никто еще не молится чай­никам ", не будем терять время на его отрицание; однако при первой же необходимости мы не преминем однозначно за­явить, что небесного чайника, безусловно, не существует. Хотя, строго говоря, нам следует придерживаться позиции чайных агностиков: мы же не можем стопроцентно доказать отсут­ствие небесного чайника (на практике же, соскользнув с пози­ции чайного агностицизма, мы оказались от-чайными безбож­никами).

Возможно, я поспешил с выводом. В воскресном выпуске "Индепендент" от 5 июня 2OO5 г. появилась следующая заметка: "Малайские чиновники заявляют, что рели­гиозная секта, построившая священный чайник размером с дом, нарушила усло­вия договора о проведении строительных работ". Также см.: Новости Би-би-си по адресу http://news.bbc.co.Uk/2/hi/asia-pacific/4692039.stm.

Безусловно, чайник Рассела — это лишь один пример из бес­численного количества вещей, существование которых легко вообразить, а отсутствие — невозможно доказать. Знаменитый американский юрист Кларенс Дарроу сказал: "Я так же не верю в бога, как я не верю в Матушку Гусыню". А журналист Эндрю Мюллер считает, что посвящение себя какой-либо религии "не менее странно, чем твердая вера в то, что Земля имеет форму ромба, летящего сквозь Вселенную в клешнях двух гигантских зеленых омаров по имени Эсмеральда и Кейт"³². Излюбленным философским упражнением остается доказательство небытия невидимого, неосязаемого, неслышимого единорога — такую попытку ежегодно производят дети в американском лагере "Поиск"*. В настоящее время наиболее популярным — и таким же недоказуемым, как Яхве и другие, — божеством в Интернете является Летающее Макаронное Чудище; многие уверяют, что их коснулось его вермишельное щупальце³³. Рад заявить, что "Евангелие от Летающего Макаронного Чудища" выпущено уже отдельной книгой³⁴ и получило широкое признание. Сам я его еще не читал, да и зачем читать, если и так знаешь, что все в нем —