Богатырев Е. Г. Б73 Сергей Бубка.— М.: Физкультура и спорт


«Если вы есть — будьте первыми!»



бет8/10
Дата23.07.2016
өлшемі1.42 Mb.
#217184
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

«Если вы есть — будьте первыми!»

-

  • Как вы, Сергей, относитесь к утверждению, что комсомол, членом Центрального Комитета которого вы являетесь, пережи­вает кризис?

  • Я его поддерживаю.

  • А если поподробнее...

  • На эту тему уже много написано — не хотелось бы по­вторяться. Но несмотря на критику стиля и методов руководите­лей крупнейшей политической молодежной организации страны, перемены в ее деятельности пока еще не очень заметны. О том, что командно-административные методы не изжиты в комсомоле, свидетельствует и процедура выборов в народные депутаты, проходившая в начале 1989 года впервые по-новому. Сколько достойных ребят и девушек оказались за бортом! И это потому, что фактически решали, кого оставлять в списке для обсуждения на пленуме работники аппарата.

  • Почему же вы, как член Центрального Комитета, не вос­препятствовали этому?

  • Во-первых, за непродолжительное время заседания узнать, кто есть кто из кандидатов, практически невозможно, а во-вторых, моего мнения не спрашивали, как и в том случае, когда вынаши­вали идею упразднения отделов спортивной и оборонно-массовой работы. На словах руководители комсомола — за здоровый образ жизни, за физическую закалку молодежи, а на деле — это один из самых запущенных участков комсомольской работы. И, вместе того чтобы исправить положение, по существу, свертывают работу по физическому воспитанию молодежи!

Когда поздним июльским вечером Сергей Бубка с изу­мительной легкостью и изяществом покорил в Лужниках на Играх доброй воли космическую высоту 6,01 — в какой уже раз побив мировой рекорд! — многие зрители взорвались и, казалось, запрыгали от восторга. Тысячи людей, одновре-

118


менно взметнув в едином порыве руки, на какое-то неуло­вимое мгновение оторвались от трибун. Я убедился в этом, просматривая в монтажной Центральной студии докумен­тальных фильмов кадры рекорда, снятые в рапиде. Они венчают фильм «Поединок с высотой», над которым я работал как сценарист.

Наш фильм рассказывает об истории прыжков с шес­том, пожалуй, самого красивого и самого сложного вида легкой атлетики, о том, какой ценой давался спортсменам каждый сантиметр, отвоеванный у высоты. На маленьком экранчике монтажного стола мелькают кадры старой кино­хроники... По земляной дорожке бежит с шестом в руках крепкий, кряжистый мужичок в длинных трусах. Мощный толчок, мах и взлет. Взята трехметровая высота! Взята по нынешним меркам довольно коряво, да и не мудрено эТо — ведь пока спортсмены на ощупь прокладывают путь к рекордам. Начало века. Еще не открыты законы био­механики, не создана теория спортивной тренировки, лишь в самом зародыше наука о человеке.

Тридцатые годы... Сначала Гавриил Раевский, а потом Николай Озолин берут с бамбуковым шестом высоту 4 мет­ра. Каждое движение красиво, выверено, элегантно. Дать бы им в руки фибергласовый шест, они бы наверняка взяли и 5 метров. Но пройдет еще тридцать лет, пока харьковчанин Геннадий Близнецов — земляк и ученик Раев­ского не одолеет этот рубеж. И поможет ему чудо-шест, словно катапульта подбрасывающий атлета в небо, шест из фибергласа. Такой же примерно шест спустя двадцать лет поднимет Сергея Бубку на «шестое небо».

Сравнивая, как перелетает через планку «профессор» шеста Николай Озолин, ставший впоследствии и в самом деле профессором, автором теории спортивной трениров­ки, и его далекий преемник Сергей Бубка, замечаешь, что в их движениях много общего. Различны только резуль­таты.

Потом после просмотра этих кадров вместе с Сергеем он сказал:

— Лишний раз убедился сейчас, что как прыгун я ро­дился не сам по себе, а как наследник таких гигантов, как Озолин, Раевский, Дьячков, Близнецов. Без них не было бы мирового рекорда Сергея Бубки.

119

С этого начался наш разговор с Сергеем, который в фильм, увы, не вошел, так как работа над ним была уже практически закончена.



— Спорт того времени с сегодняшним несопоставим,— заметил я.— Тренировочные нагрузки и результаты возро­сли ныне на два, на три порядка. Ваше поколение атлетов превосходит своих предков в физической силе, скорости, выносливости, а вот по силе духа с героями спорта прежних лет сегодня могли бы соперничать немногие. Таково, напри­мер, мнение известного советского поэта, автора многих произведений о спорте, болельщика с почти 50-летним ста­жем Константина Ваншенкина, с которым мне недавно довелось вести разговор о спорте дней минувших и дней нынешних. Так вот Ваншенкин считает, что вы, Сергей, один из немногих, кто по неукротимому духу, по бойцовскому характеру сродни легендарным предшественникам, вели­ким рыцарям спорта предвоенных и первых послевоенных лет.

  • Лестно слышать о себе такое,— сказал Сергей.— Быть достойным своих кумиров—об этом, наверное, меч­тает каждый. И я, конечно, рад, что в какой-то мере сумел воплотить эту мечту.

  • Не раз и не два я бывал на ваших тренировках и всегда поражался редкой самоотдаче. Что заставляет изо дня в день трудиться на грани возможного, на грани предела?

— Я — максималист, и стремлюсь всегда только к од­
ному — к победе. А чтобы побеждать на высшем уровне,
надо полностью отдаваться своему делу, иногда чем-то
жертвовать во имя высокой цели... Не люблю середнячков,
тех, кто топчется на месте... Вот вы тут сказали о мнении
одного известного поэта, а мне вспомнились строчки дру­
гого, тоже страстного поклонника спорта Роберта Рождест­
венского.

Если вы есть,—

будьте первыми! Первыми —

кем бы вы ни были. Из песен —

лучшими песнями. Из книг —

настоящими книгами.

120

Если вы есть,—



будьте лучшими! Если вы есть,—

будьте первыми!

Давайте представим, что этому прекрасному призыву Роберта Рождественского последуют, скажем, молодые шестовики — не чета вам по мастерству или даже те, кто по уровню результатов близок к вам. Но могут ли те и другие всерьез ставить перед собой задачу, скажем, по­бедить Бубку, если и по уровню подготовленности, и по таланту они уступают вам? Да и вообще, первым может быть только один спортсмен в своем виде.


  • Ну, насчет одного — это все же преуменьшение. Один на мировом уровне, один на европейском (или на другом континенте), один на уровне страны, один на уровне республики, один на уровне области, один на уровне района... Не согласен я и с тем, что если сегодня какого-то спортсмена победить трудно, то этого не стоит и желать. Как говорится, каждый солдат мечтает стать генералом!.. Конечно, чемпионом дано быть не каждому. «Но ведь спорт прекрасен тем — здесь я цитирую своего американского коллегу Майкла Талли,— что дает возмож­ность человеку победить прежде всего самого себя — свои слабости, ошибки, неуверенность». И далее в интервью, ко­торое Талли дал в канун Игр доброй воли, он сказал, что, конечно, будет стремиться обыграть Бубку, хотя понимает, что в 30 лет это, наверное, не просто сделать. Но будет рад, если выступит достойно вне зависимости от занятого места, если вновь сумеет преодолеть себя.

  • Себя преодолеть,— продолжал Сергей,— одна из высших целей человека в спорте, да и, пожалуй, в любой творческой деятельности. Приведу лишь несколько фактов. Однорукий Август Тамм — отец моего товарища по сбор­ной страны молотобойца Юрия Тамма — брал в прыжках с шестом 3,20. Даже для своего времени это был не ахти какой результат. Однако для Тамма, для его данных, для его возможностей это был выдающийся рекорд. И пусть формально он ни разу не занимал первого места, но одно его участие в соревнованиях уже следует считать победой. Или возьмите пример из альпинизма. Горовосходителю Эдуарду Мысловскому врачи предсказали, что для него

121

предельная высота — не более 7000 метров, а он взял и перекрыл свой «потолок» почти на 2000 метров, поднявшись на Эверест, куда по всем прогнозам взойти не должен был. Правда, первым на вершину вступил другой — Вла­димир Балыбердин. Но столь ли принципиально это? Конеч­но, нет. И Балыбердин, и Мысловский — победители. Или вот пример из области искусства. Встречаю недавно соседа по дому известного танцовщика Вадима Писарева. Подни­мается по лестнице — в одной руке дорожная сумка, а другая рука в гипсе. «Что с рукой?» — спрашиваю. «Пере­лом со смещением»,— отвечает Вадим. «Странно,— думаю про себя,— ведь утром я в газете читал, что Вадим на Международном конкурсе артистов балета в американском городе Джексоне завоевал золотую медаль. Наверное, на обратном пути руку сломал». Каково же было мое удив­ление, когда я узнал, что Писарев в таком состоянии высту­пал весь конкурс. Правда, «Гран-при» достался другому танцовщику. Но, согласитесь, успех Писарева не менее значителен...

Самому Сергею бойцовского характера не занимать. Сколько раз он преподавал зрителям и спортсменам уроки мужества. Так было и в Париже зимой 1985 года, когда ему пришлось, еще не оправившись от болезни, выступать на I Всемирных играх в закрытом помещении. Тогда он вышел и победил. Так было прошлым летом на Кубках Европы и мира, где он не знал равных, хотя на последних контроль­ных соревнованиях перед этими серьезными испытаниями повредил руку. Так было и весной 1986-го. Во время интенсивной подготовки к сезону на сборах вдалеке от родного дома Сергей сильно травмировал ногу. Врачи ре­комендовали ему полный покой. Но, едва вернувшись до­мой, Сергей сразу же забыл об этом совете и стал трени­роваться на всю мощь. По мнению тренера, это был един­ственный путь быстро вернуться в сектор. Но можно ведь было и усугубить травму. Это понимали учитель и ученик и все же решили дерзнуть.

Я видел, с какой страстью Сергей отдавался трениров­ке, стремясь в каждом упражнении быть среди учеников Петрова лучшим, быть первым. А нога нет-нет да и давала знать о себе. В самый ответственный момент, бывало, его настигала боль, но он не подавал и виду.

122


  • Если не возражаете, давайте немного сменим тему разговора. Когда вы сидите за рулем, испытываете ли стремление обогнать другие машины? Подстегивает ли вас в этом случае чувство соперничества?

  • Сидя за рулем, я абсолютно спокойно отношусь к тому, что мою машину обгоняют. На соперничество с води­телями меня просто не хватает — столько сил и эмоций от­даешь на тренировке.

  • Спорт требует повышенной требовательности к себе. А не замечали ли вы, что эту повышенную требовательность вы хотите распространить и на тех, кто вас окружает?

  • Пожалуй, это иногда бывает. Максималистом я бываю и по отношению к окружающим. Не люблю также, когда меня хвалят, явно выделяют перед всеми. Если честно, надоело читать в свой адрес одни возвышенные эпитеты. Я за конструктивную критику, и с моим тренером у меня отношения строятся именно на такой основе.

В разговор вступает Виталий Афанасьевич:

  • Я, наверное, мало изменился за те двенадцать лет, что длится наше сотрудничество. Сергей же из мальчика превратился во взрослого человека, женился, стал отцом, вырос как спортсмен. Естественно, что сегодня наши отно­шения не такие, какими были вчера. Но по-прежнему это отношения тренера и ученика, отношения, основанные на взаимном уважении и доверии.

  • Что не исключает споров,— вмешивается в разговор Сергей.— Более того, мы подчас с тренером ведем творче­ские дискуссии, но это отнюдь не значит, что и я не под­чиняюсь ему. Просто, прежде чем выполнять то или иное задание, стараюсь его осмыслить и внести те коррективы, в необходимости которых убежден.

  • За то, что вы с братом переехали в Донецк, куда до этого переселился Виталий Афанасьевич, его, вашего тренера, пытались наказать, чтобы другим неповадно было увозить с собой талантливых учеников. Это было справед­ливо?

  • Справедливо было бы ему сказать спасибо за воспи­тание верных парней. А вот если бы мы не поехали следом за тренером, тогда его, возможно, стоило бы и наказать,— за то, что проглядел ребят. Я не сторонник перехода спортсменов от одного наставника к другому. Если ученик

123

и учитель стремятся к самосовершенствованию, то они должны быть вместе. Бывает, правда, тренеру не хватает знаний, значит, надо помочь ему. Но разлучать близких людей — нечестно, негуманно, неблагородно.



  • Однако случается и по-иному: вдруг ученик заме­чает, что перерос тренера. Как быть тогда?.. Тренироваться самостоятельно, а из благодарности называть своим настав­ником того, кто тебя вывел в люди, или сменить тренера?

  • Все зависит от порядочности ученика, от его совест­ливости. Что же касается лично меня, то должен сказать, что расставаться со своим тренером не собираюсь. Пол­ностью доверяю Виталию Афанасьевичу. Вполне допускаю, что он может исчерпать себя. Его знаний хватит, чтобы пойти на штурм таких высот, как 6,20—6,30, а может, и еще выше. Ну а к следующим высотам поведу учеников, навер­ное, уже я.

  • У вас ведь уже сегодня появились свои подшефные?

  • Да, я помогаю мальчишкам из нашей группы рас­крыть секреты высотных прыжков. И мастерство этих ре­бят — Андрея Кравченко, Сергея Казакова, Владимира Свинченко растет буквально на глазах. Андрей, к примеру, уже преодолевает высоту 4,90. А я в 14 лет о таких прыж­ках только мечтал.

  • Выходит, что у вас в группе, Виталий Афанасьевич, растет, по крайней мере, еще один Бубка? — спрашиваю я Петрова.

  • Вполне возможно. Кравченко удивительно двига-тельно одарен и по темпам роста мастерства даже превос­ходит Сергея. Но чемпиона-то ведь делает прежде всего характер, а хватит ли его у юного прыгуна, об этом пока сказать трудно.

И вновь обращаюсь к Сергею.

  • Наверное, самое трудное — пережить неудачу и сделать из нее правильные выводы. Каждый по-своему переживает поражение. А вы?..

  • Главное понять природу ошибок. Но только по­нять — мало. Надо постараться, чтобы в следующих сорев­нованиях подобное не повторилось. Если же и в следующий раз ты не сумел реализовать свои возможности, тогда становится не по себе. Такое пережить трудно, но надо. Значит, ты должен предъявить к себе более жесткие тре-

124

бования. Не опустить руки, а, наоборот, собраться и сра­жаться за победу.



  • Наверное, вам трудно еще и потому, что от вас всегда ждут только победы.

  • Конечно! Поэтому прежде всего стараешься для бо­лельщиков. Не хочется обманывать их надежды.

  • А приходится ли самому быть в их роли?.. Каковы ваши пристрастия как болельщика?

  • Когда находишься в секторе для прыжков и когда сидишь на трибуне как болельщик — это как будто бы два совершенно разных человека. В секторе я обычно уверен в себе, а когда я болельщик, то возникают и волнения и сомнения. Спортсмену легче. В стрессовой ситуации он может по-настоящему проявить себя, чего не дано бо­лельщику.

  • Ну вот вы, говорят, хорошо в футбол играли...

  • Да ну что вы!.. Так себе, средненько...

  • А смотреть футбол любите?

  • Конечно, ведь моя жизнь связана со спортом, а он интересен во многих проявлениях. К тому же знакомство с другими видами спорта бывает полезно и в психологи­ческом плане: нет-нет да и чего-то почерпнешь у коллег.

  • Ваша любимая команда?

  • В отдельных матчах радует игра сборной СССР и киевских динамовцев. Но если говорить о нашем футболе в целом, то он проигрывает по зрелищности футболу ряду других стран. Не случайно, что в европейских кубковых турнирах мы заметно сдали позиции. Упала посещаемость стадионов на играх первенства страны: так болельщики ответили на серые матчи, которых, увы, еще немало. А когда нет зрителей — по себе знаю, у спортсменов нет и боевого настроения. Может быть, поэтому боль­шинство своих рекордов я установил за рубежом, на ответственных соревнованиях, в присутствии многочислен­ной аудитории. У нас же состязания легкоатлетов, за ред­ким исключением, не часто собирают полные трибуны. Зато когда это случается, удается показать высокий резуль­тат. Повторяю, мне соревноваться без болельщиков не интересно... Ради чего выходить на сектор, если людям не интересно? Но когда полный стадион, ты хочешь пода­рить людям радость. Это подстегивает...

125

— Что бы вы хотели сами в себе преодолеть как


в человеке?

— Иногда, когда устаю, бываю вспыльчив, даже с близ­


кими людьми. Пожалуй, это мой главный недостаток. Его
и стараюсь преодолеть.

Интересно, а что думает по этому поводу очарова­тельная Лилия, жена Сергея.



  • Правда ли, Лиля, что Сергей взрывается и вне сектора для прыжков с шестом?

  • Он быстро заводится, но, правда, и быстро отходит.

  • Значит, заводится. Может быть, это бремя славы?

  • Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, но пока на нем слава не сказывается. А вообще-то по-настоящему вывести его из себя может только несправедливость.

  • Лидер у вас в семье, конечно...

  • Сережа. У него чемпионство в характере. Быть первым — его кредо. Он и женился первым (раньше, чем старший брат), и гордится, что у него сын родился. У Пет­рова недавно родилась третья девочка, так он все под­трунивает над ним: шеф, дескать, бракодел.

Раз уж мы заговорили о Бубке-отце, хотелось бы спросить и о его домашних обязанностях?

  • У нас не принято делить домашние хлопоты на «свои» и «чужие». Когда Сергей дома, в Донецке, мага­зины, прачечная, химчистка — на его совести. Уверяю вас, что и с пылесосом он управляется нисколько не хуже, чем с шестом.

  • Как вы, мастер спорта по художественной гимна­стике, оцениваете прыжки Сергея, ну, скажем, с эстети­ческой точки зрения?

  • Мне, во всяком случае, приятно смотреть, как он прыгает. У него красивые, прямые линии, прекрасная культура движений. В этом заслуга не только Виталия Афанасьевича, но и тренера по гимнастике и акробатике Александра Петровича Соломахина, который, говоря театральным языком, помогает Петрову ставить полетную фазу прыжка.

  • И наконец, что вас удивляет в рекордах и победах Сергея?

  • То, как он быстро восстанавливается после гигант­ских перегрузок.

126


  • Восстанавливать нервную энергию мне помогает общение с женой и ребенком, наши совместные поездки на природу, музыка, наконец, переключение со спорта на учебу,— пояснил Сергей.— Свободное время провожу исключительно с женой и сыном. Летом, как только появля­ется возможность, мы всей семьей отправляемся на природу. У нас общие музыкальные вкусы. С удоволь­ствием слушаем классическую музыку в современной обра­ботке и мелодичную джазовую музыку, скажем, группу «Модерн токинг», песни Тото Кутуньо. Ну а на сборы всегда беру с собой интересные книги.

  • И что вы прочитали в последнее время?

  • Роман любимого мной Ирвина Стоуна «Моряк в седле» о Джеке Лондоне и роман грузинского писателя Чабуа Амирэджиби «Берега». Главный герой этого романа Дато Туташхиа — рыцарь справедливости — не может не вызвать симпатии.

  • Ваш девиз?

Сергей задумывается, а потом без колебаний говорит:

  • Оставаться человеком, даже если ты в чем-то на голову выше других.

  • Ваши ближайшие спортивные рубежи?

  • 6,05—6,10. А потом, думаю, 6,20.

  • Наверное, сейчас говорить об этом рано. И все же — до каких пор предполагаете продолжать выступать?

  • Пока буду прогрессировать.

Вновь и вновь просматриваю на маленьком экранчике монтажного стола кадры старой кинохроники, запечатлев­шие историю покорения высоты в прыжках с шестом, и любуюсь красотой движений шестовиков, чувствуя и сознавая, что за каждым рекордом — дерзновенный полет мечты... Прыгают предшественники Бубки. Да, у них не столь совершенны шесты, но сколько страсти, сколько дерзости в их глазах!

И вот последние кадры фильма: Бубка берет высоту 6,01 и, чувствуя, что ему вновь покорился рекорд, еще в воздухе сжимает кулаки и что-то кричит от восторга. А через секунду следом за мировым рекордсменом словно подпрыгивает весь стадион. Всеобщее ликование, всеобщая радость — человек взял еще один рубеж, стал совершен­нее, сильнее.

127

Психология победы




  • В одном из последних за 1988 год номеров еженедельника «Московские новости» помещено интервью с Игорем Арамовичем Тер-Ованесяном, который заявил: «Объявляю войну анаболикам» Познакомились ли вы, Сергей, с ним?

  • К сожалению, тот номер популярного еженедельника не попал мне на глаза, хотя разговоров о выступлении Тер-Оване-сяна было немало. А у вас нет этой газеты?

  • И мне не повезло,— пропустил... Правда, в одной из библиотек нашел подшивку «Московских новостей» и сделал выписки из интервью Тер-Ованесяна. Послушайте, что он сказал: «Я буду тверд: в наступающем сезоне никто в сборной команде Советского Союза принимать анаболические стероиды не будет, несмотря на то, что предстоят такие крупные соревнования, как Кубок Европы и Кубок мира, победы в которых весьма пре­стижны... Рекорды и победы в большом спорте не за теми, кто уповает на допинги. Например, Сергей Ъубка или наши пры­гуны в высоту, прекрасно выступившие на Олимпиаде, никогда не принимали запрещенных препаратов — говорю об этом с полной ответственностью. Допинги неплохо знакомы и иным победителям школьных чемпионатов. В этом году только на легкоатлетических соревнованиях мы взяли более тысячи проб и дисквалифицировали группу спортсменов, принимавших запрещенные препараты, среди них, кстати, и члены сборной страны. Но для непосвя­щенных так и осталось тайной, кто и за что был наказан». Как вам все это нравится, Сергей?

  • То, что наконец сказана правда, не может не радовать. Жаль только, что после этой публикации лишь я да Геннадий Авдеенко и его товарищи-высотники будут вне подозрений относительно применения допинга. А что же остальные? На каж­дого из них может пасть подозрение, но ведь большинство — ни в чем не виноваты. Что касается лично меня, то я всегда выступал против «химии» в рационе спортсмена. Тот шок, который все мы испытали в Сеуле, когда король спринта канадец Бен Джонсон был уличен в применении анаболических стероидов, еще более усилился после публикаций ряда интервью с выдающимися

128

спортсменами и тренерами, сетовавшими на то, что Бен просто ошибся со сроками приема стимуляторов и потому был уличен. Стало быть, не он один «химичит». Обидно, честное слово, обидно за спорт и некоторых его звезд.

— Где же выход?.. Может быть, отменить все рекорды,

вызывающие подозрение?

— Не пойман — не вор. А потому в таком щепетильном деле

действовать сплеча — не метод.



  • А что же тогда делать?

  • Если мы объявляем не очередную кампанию, а борьбу с анаболиками всерьез и надолго, то должны проводить допинг-контроль не только на соревнованиях, но и на сборах.




  • Но это только решит проблему на всесоюзной арене. А как быть с международными? Допустим, наш спортсмен обхо­дится без допинга, а его зарубежный соперник что-то принял.

  • Подавляющее большинство запрещенных препаратов ловится современной техникой, как советской, так и зарубежной... Так что уж коль попался, будь любезен — отвечай. Ну а тем, кто страстно мечтает о победах в спорте, но немного уступает сопернику, могу посоветовать психологический «допинг» (к тому, что запрещен, никакого отношения не имеет). Это и психорегу-лирующая тренировка, и самовнушение, и гипноз. Всем этим по мере необходимости пользуюсь я сам — и чувствую себя прекрасно.

Игры доброй воли в Москве завершились в целом блистательной победой советского спорта. И среди тех, кто ее праздновал, едва ли не главную роль снова сыграл Сергей Бубка. Солидный запас над планкой, установленной на уровне мирового рекорда, казалось бы, гарантировал Сергею, во всяком случае в этом сезоне, спокойную жизнь. Чего ему беспокоиться, когда соперников нет?.. Однако уже следующее серьезное испытание — а им стал чем­пионат Европы в Штутгарте, состоявшийся во второй половине августа,— могло обернуться для Сергея драмой. Это его выступление я видел во всех подробностях на телевидении в Останкине. Сразу же бросилась в глаза нервозность Сергея. Пожалуй, впервые он — всегдашний любимец публики вступил в конфликт со зрителями. В Штутгарте болельщики хлопали звездам в такт разбега. Одни, как, скажем, прыгун в высоту Игорь Паклин, умевший управлять своими эмоциями как никто другой, вообще не реагировали на это, другие — люди эмоциональные, страстные (среди них — наш прыгун в длину Роберт

129


Эммиян), радовались тому, что за них болеют. Сергей относился к третьим, для которых аплодисменты были помехой. Он то начинал разбег, то бросал. То брал один шест, то другой... Но первые две попытки на началь­ной высоте — 5,70 выглядели безнадежными. И только в третьей он судлел совладать с собой.

Вспоминая потом об этом нелегком испытании на стра­ницах журнала «Легкая атлетика», Бубка признавался: «На чемпионате Европы я был очень хорошо подготовлен физически. Но в финале на начальную высоту затратил три попытки. Мои прыжки подрывала какая-то эмоциональ­ная разряженность, многое спутал дождь, из-за него я сперва выбрал мягкий шест, сменил его на более жесткий, а затем взялся и за третий. Обычно прыгаю на двух, но то была исключительная ситуация. По-моему, основная причина неприятных особенностей соревнований в Штут­гарте кроется в преждевременной растрате эмоциональной энергии в период подготовки к чемпионату. Наверное, чрезмерно затянулось чествование моего успеха на Играх доброй воли, слишком большим оказался груз различных встреч, интервью, выступлений».

Что это? Симптомы звездной болезни?.. А может быть, просто психологическая неграмотность?.. Петров склонялся ко второму. И когда я его познакомил с кандидатом психологических наук мастером спорта Рудольфом Загай-новым, который, в отличие от иных штатных психологов сборных команд, психологов-теоретиков, владеет многими навыками практической психологии, Петров был этому очень рад... Они понравились друг другу с первого взгляда. А когда Виталий Афанасьевич узнал, что его новый зна­комый — специалист в такой редкой области психологии, как преодоление кризисов, то тут же договорился с ним о проведении сбора в Цхалтубо, где на базе санатория «Сакартвело» организован центр психологической под­готовки.

Через несколько месяцев после начала их содружества, выступая на международных соревнованиях в Праге, Сергей устанавливает новый мировой рекорд — 6,03. Рассказ о том пражском рекорде еще впереди. Но два обстоятельства заставляют отнести его к разряду удивительных дости­жений. Во-первых, по признанию Петрова, его лучший

130

ученик был далек от своей боевой формы. И во-вторых, соревнования проходили в холодную погоду под нудный аккомпанемент дождя, из-за которого дважды прерыва­лись. Но Сергей не дрогнул... В тот день рядом с его тренером был психолог, заботившийся прежде всего о боевом настрое своего подопечного. Вот как оценил эту помощь спортсмен:



«Рудольф Максимович помог мне только сформулиро­вать то, о чем я интуитивно догадывался; рядом со спорт­сменом должен быть человек с такой эрудицией — раз­говоры с ним обогатили меня, отвлекли от предстоящих выступлений. И я понял, что в стрессовой ситуации общение с таким человеком крайне необходимо».

А некоторое время спустя Сергей дал мне послушать одну из кассет с записью первого разговора с Загайновым, состояшегося в Цхалтубо за несколько месяцев до начала летнего сезона. Прослушав запись, подумал, что стено­грамма занятий по психологии с чемпионом и рекордсме­ном мира может быть весьма любопытной для представите­лей многих видов спорта, да и не только спортсменов, но и тренеров, актеров, режиссеров. С разрешения участников разговора привожу его, опустив лишь места, где Сергей раскрывает некоторые свои секреты (время для их разгла­шения еще не настало).

Загайнов: Скажи, пожалуйста, Сережа, часто ли тебе приходилось попадать в кризисные ситуации?

Бубка: В спорте?

Загайнов: Не только.

Сергей задумывается, а затем, подбирая с трудом слова, вспоминает о своих разочарованиях, неудачах, потрясениях. Одно из них, пожалуй, самое сильное, он испытал в ФРГ — на чемпионате Европы.

Загайнов: Ты очень нервничал в Штутгарте — это было заметно.

Бубка: Дело в том, что зрители хлопали в такт, не совпадающий с ритмом моего разбега, и выбили меня из ритма совершенно.

Петров: Все это так, но когда ты силен, ты же не реагируешь на внешние раздражители...

Бубка: Вам, Виталий Афанасьевич, хорошо говорить. Ты берешь шест, а это не шест — сопля, берешь сле-

131

дующий — опять сопля. Остается последний — третий, который ты не перевариваешь. Берешь в руки его и ста­новится тошно...



Загайнов: Ты что, прыгал на чужих шестах?

Бубка: Нет, на своих, просто у меня хорошего — жесткого нет. Взял один шест — он мягкий, взял другой — тот то же. А старый жесткий — тяжелый. И третью попытку на 5,70 едва не сорвал — просто чудом перелез.

Петров: Я чувствовал это.

Загайнов: А вы, Виталий Афанасьевич, разве не были рядом?

Петров: Был.

Бубка: Мне даже хуже, если тренер на трибуне. Когда его нет, я сам себе хозяин — лучше контролирую себя. А так распыляюсь.

Петров: Дело, наверное, не только в шестах и апло­дисментах. Мы ехали побеждать, причем с высоким резуль­татом, и эта мысль подспудно давила на психику.

Бубка: И все-таки главное, что меня сбили с ритма аплодисменты.

Петров: Не такой ты уж слабый, чтобы тебя сбить. Бубка: Понимаете, когда хлопают, ты — как в вакууме. В Австралии на Кубке мира я попросил зрителей, чтобы они не хлопали мне в такт, и они перестали хлопать.

Загайнов: Нужно перестроиться психологически — воспринимать аплодисменты как хорошее отношение к тебе. Понимать, что тебя любят.

Бубка: В конце концов я подстроился, но все равно — бежишь и не чувствуешь своего ритма.

Загайнов: Надо записать аплодисменты на магнитофон и прыгать под эту запись на тренировке. Петров: Это мысль!

Загайнов: Хватит в условиях комфорта тренироваться. (Смеется.) Как мне говорила гроссмейстер Нино Гуриели: муж не должен ехать со мной на соревнования — шах­матистка не должна жить в комфорте... Итак, аплоди­сменты — одна из твоих, Сергей, главных помех. Дай бог, чтобы у всех были такие помехи — аплодисменты. Бубка: А Вася балдеет от них. Загайнов: Он еще не избалован вниманием. Бубка: Дело не только в этом. Я разбег начинаю

132


спокойно, медленно и в конце накатываю. А Вася вклю­чает с первых метров полную скорость и потом бежит, как лошадь,— на всех парах. Вот почему для него апло­дисменты — все равно что бальзам для души... Свою роль сыграло и то, что я отвык соревноваться с квали­фикацией — два дня подряд. За три года — всего два таких старта: один — на чемпионате мира, другой — на чемпионате Европы...

Загайнов: А на Олимпиаде соревнования будут тоже проходить в два этапа?

Бубка: По всей видимости. Так было, насколько я знаю, на всех последних олимпиадах.

Загайнов: Значит, обязательно надо будет несколько раз испытать себя в подобного рода соревнованиях, дабы научиться квалификацию проходить, не затрачивая лишних эмоций, и тем самым сохранить эмоциональный запас для основных соревнований.

Петров: Боюсь, что это будет проблемой — ведь и у нас в стране, и за рубежом почти все соревнования проводятся в один круг — без квалификации.

Загайнов: А что мешает организовать такие старты у нас в стране.

Петров: Квалификация проводится для того, чтобы определить достойных бороться за медали. У нас же круг претендентов на награды хорошо известен.

Загайнов: И все же надо постараться организовать такие соревнования и принять в них участие.

(Забегая вперед, скажу, что до Олимпиады в Сеуле Сергею ни разу не удалось выступить в подобного рода состязаниях — с квалификацией. И это не последняя при­чина того, почему в Сеуле он был на грани пораже­ния.— Е. Б.)-

Бубка: Когда ты в хорошей форме, тебе ничего не мешает. И совсем другое дело, если ты выхолощен, опустошен. Как же соревноваться в таком состоянии?

Петров: Для этого мы и приехали сюда, чтобы на­учиться искусству настроя.

Бубка: Как и на чемпионате Европы, на Кубке мира я далеко не полностью реализовал свои возможности. Что ни говорите, а это был восемнадцатый старт. Я был совершенно разряжен, и защитные функции организма

133

были ослаблены. Видно, поэтому так болезненно реаги­ровал в Канберре на аплодисменты.



Загайнов: Очень хорошо, Сергей, что ты аналитически подходишь к своему внутреннему состоянию. Но важно знать не только причины своего неблагоприятного состоя­ния, но и то, как его преодолевать. Почему я считаю, что мы вовремя встретились? Потому что настал такой момент, Сережа, когда нужно все систематизировать в системе твоей подготовки, психологического настроя. Необходимо выработать стратегию поведения в день главного старта, за неделю до него, за месяц, за несколько месяцев. Над чем мы будем работать еще? Над помехоустойчивостью. Тебе предстоит освоить методы аутогенной тренировки, взять на вооружение лозунги, которые помогут мобилизовать все твои ресурсы в трудные минуты... Твоим вторым «я» должна стать безбрежная уверенность в своих силах. Причем покоиться она должна не на твоих прошлых победах, а на умении владеть собой, управлять своими эмоциями. Пока ты соперничаешь, по существу, сам с собой. Но настанет время, когда у тебя появится кон­курент. И к этому тоже надо готовиться. Итак, будем стре­миться к тому, чтобы ты вел себя в любой ситуации профес­сионально. Что же касается твоего выступления в Штут­гарте, то, как ты и сам, наверное, понимаешь, в канун этого ответственного испытания израсходовал слишком много нервной энергии и потому с трудом сумел собраться. Бубка: Да, это так. Слишком много эмоций отняли у меня торжества по случаю первого мирового рекорда, установленного мной на Родине.

Загайнов: Скажи, Сережа, а как ты провел вечер после установления рекорда?

Бубка: Пришлось давать прямо на секторе интервью. Потом допинг-контроль. И снова интервью —- до полуночи. Загайнов: Ты допустил ошибку — не разрядился эмо­ционально. Великий голландский конькобежец Кеес Фер-керк после мирового рекорда совершал по стадиону 20 кругов, пока окончательно не успокаивался. И подобным образом поступают многие другие рекордсмены. Думаю, что этот опыт тебе следует взять на вооружение. Петров: Безусловно.

Бубка: Согласен... Потом была еще одна стрессовая

134

ситуация, вновь связанная с положительными эмоциями. После Игр доброй воли мне было доверено выступать на встрече с руководителями партии и правительства. Конечно, очень волновался. Но когда один из руководи­телей Спорткомитета страны дал мне заранее подготовлен­ный кем-то текст «моего» выступления, я от этой шпар­галки отказался. Решил сказать все, что было на душе. Горячился, переживал. Когда закончил выступать и пошел на место, Михаил Сергеевич Горбачев сказал: «Даже чемпионы мира волнуются... А чего волноваться?.. Ты свое дело сделал!»



Загайнов: И в самом деле тебе, Сережа, надо было поостыть. Ты позволил себе лишние переживания. Все от того, что ты не контролировал свое психологическое состояние. А его необходимо научиться не только кон­тролировать, но и программировать... Вот три основных состояния, которые в разные периоды подготовки к состя­заниям, ты должен обретать. Состояние номер один — полной концентрации (непосредственно перед выступле­нием). Состояние номер два — умеренной концентрации, состояние накопления энергии. Состояние номер три — полного раскрепощения, расслабления. Итак, состояние номер один. В него ты должен погрузиться за несколько дней до старта, на время забыв все неприятности, пере­живания, жизненные заботы, забыть даже своих... близких. Бубка: В одной из книг вы пишете о том, что ваши подопечные посвящают свое выступление кому-нибудь из близких и это их окрыляет. Выходит, что вы, Рудольф Максимович, противоречите сами себе?

Загайнов: Эта мысль на первый взгляд может пока­заться парадоксальной, но в ней вся соль — ради своих близких, людей по-настоящему для тебя дорогих, тех, кому ты посвящаешь рекорд, победу, ты должен на время забыть то, что забыть, кажется, невозможно и, более того, преступно... Мне бы хотелось напомнить известное высказывание бывшего капитана сборной ФРГ по футболу Пауля Брайтнера, подкрепляющее мою мысль: «Фут­болист на поле должен, как актер на сцене, играть только одну драму: драму борьбы за победу над конкретным соперником. Как бы выглядел актер на сцене, если бы вдруг начал он думать главным образом о том, что дома

135

у него, скажем, остался ребенок с температурой, и ломать голову над тем, падает эта температура или растет? У каж­дого из нас хватает драм — и покрупнее и помельче, но когда ты вышел на поле, то будь добр — играй. И играй как можно лучше, а не ломай голову над разными драмами...» Бубка: Жестоко, но в принципе справедливо. Петров: Мы, конечно, догадывались, что за несколько дней до старта надо постараться отключиться от проблем окружающего мира, но, по-моему, Сергею это удавалось далеко не всегда.

Бубка: Раньше я перед выступлением любил погово­рить — с Васей, с тренером, а сейчас стал сдержаннее. Когда я в хороше'й форме, то не могу много ходить. Устаю. Видимо, где-то в подсознании срабатывает команда, которую я дал себе: накапливать нервную энергию.

Загайнов: Уже одно то, что ты задумываешься над этим, говорит, Сережа, о твоем профессиональном под­ходе к делу, и это радует.

Петров: Он неплохо знает себя, но эти знания надо систематизировать и углублять... Вот, скажем, такой вопрос: каков должен быть порядок мыслей в день старта?

Загайнов: Это дело сугубо индивидуальное... В фут­больной команде мастеров кутаисского «Торпедо», где мне довелось поработать, был игрок, который в день матча делал утреннюю зарядку всегда в стороне от това­рищей. Те разминались на футбольном поле, а он — на баскетбольной площадке. Знаю, что и в остальные часы до матча он не будет ни с кем общаться: таков стереотип его настроя на игру. Как-то я спросил его:


  • Всегда делаешь зарядку один?

  • В дни игр.

  • Молодец! Это как молитва для верующего. Он испытующе смотрит на меня и говорит:

— В день игры я встаю на колени и молюсь, при
этом всегда говорю одни и те же слова: «Победы и
хорошей игры!»

— Молодец! Поэтому долго и хорошо играешь (а он


действительно прекрасно играл в свои 32 года).

Бубка: Необычный ритуал. Видимо, за счет молитвы он поднимал свой боевой дух, компенсируя определенные физические недостатки... В этом что-то есть.

136

Загайнов: У Юрия Власова есть рассказ, в котором он описывает трудную ситуацию, сложившуюся для него на одном из чемпионатов мира, проходившем в Западной Германии. Так случилось, что менее именитый зарубежный тяжелоатлет, к восторгу зала, сразу же захватил лидер­ство, а Власов не сумел взять вес в первых двух подходах. Ему захотелось уединиться, и он отправился в душевую, закрылся там, пытаясь разобраться, почему в этот день у него ничего не получается. И вдруг до него дошло: он не сумел как следует настроиться на борьбу, потому что вышел на помост с пустой душой. В оставшиеся до третьего подхода минуты Власов стал читать любимые стихи, вспоминать девизы своих любимых литературных героев, которыми он сам руководствовался с детства. А потом вышел на помост и легко справился с заказанным весом. Конечно, у каждого свой механизм настройки, своя система. Но в большинстве случаев — это, как у актера, внутренний монолог, это самовнушение. Например, великий шестовик прошлого «летающий пастор» Боб Ричарде говорил сам себе перед началом соревнований: «Вспомни, сколько ты работал!.. Ты же весь пропах потом!.. Что стоят эти мальчишки по сравнению с тобой!» «Я силь­нее всех, я быстрее всех!» — шептал перед выступлением другой известный атлет. А третий мысленно посылал про­клятия соперникам.



Бубка: Одно время Вася увлекался боевыми кличами, которые позаимствовал у героев Джека Лондона — людей великой силы духа, и меня пытался приобщить к этому искусству настроя. Но я, увы, не придавал этому значения.

Загайнов: Что ж, лучше поздно, чем никогда... А теперь поговорим об искусстве поведения в день старта. Позвольте мне процитировать еще одного выдающегося спортсмена, олимпийского чемпиона по боксу Б. К., с которым мне довелось поработать в начале 70-х годов. «В последний день перед боем лучше, если я буду тренироваться по своему самочувствию, а не по самочувствию тренера». Часто тренеры готовят себя, а не спортсмена. (Смеется.) Согласен, Виталий Афанасьевич?

Петров: Да... Но, как мне кажется, я чувствую готов­ность спортсмена. Если же день или два не потренирую своих ребят, то, что с ними делать на очередной трени-

137


ровке, не знаю. Это относится к другим — не к Сергею. Он представляет собой систему саморегулирующуюся. Оставаясь один — так нередко случалось, особенно на соревнованиях за рубежом,— он умело регулировал свои тренировки по самочувствию.

Загайнов: Еще одна запись из дневника Б. К.: «Свой тактический план я даже тренеру не рассказываю. Рассказ может опустошить».

Бубка: Речь идет о дне выступления? Загайнов: Да, о дне боя.

Бубка: И я придерживаюсь такого же принципа. Стра­тегию выступления мы обговариваем с тренером за неделю-полторы. И больше к этому не возвращаемся.

Загайнов: «В последний день перед боем лучше, если я буду иметь хорошее настроение,— считает Б. К.— От чего оно зависит? От самого себя. Стараюсь ни на что не реа­гировать, не нервировать себя. Бои товарищей стараюсь не смотреть, ибо тогда волнуюсь больше, чем когда сам дерусь... Привычка: в день отдыха не смотрю бои. Зачем лишнее волнение?»

Петров: Мы тоже не смотрим соревнования — это может дорого стоить.

Бубка: До своего выступления никогда не появляюсь на трибунах во время соревнований. Иногда слежу за ними по телевизору. Но это совсем другие ощущения. Петров: Это как кино.

Бубка: Когда прихожу на стадион как зритель, страшно переживаю — за брата, за товарищей по команде... Высту­пать куда легче, чем болеть на трибунах стадиона.

Загайнов: Последняя цитата из Б. К.: «После успеха я вспоминаю мой дежурный лозунг: любая помеха только мобилизует меня... Сам себе говорю — я собран, я внима­телен. Это помогает. Это не только слова, но и образы... Вижу свои комбинации». А способен ли ты, Сережа, ска­жем, перед началом разбега мысленно воспроизвести свой лучший прыжок?

Бубка: Зрительно представить идеальный прыжок я не могу. Зато перед каждой попыткой стараюсь повторить, что ли, партитуру прыжка: в такой-то момент я должен сделать мах, в такой-то перевод...

Петров: А так не бывает, что ты во сне видишь прыжок?

138


Бубка: Нет, мне вообще не снятся сны о спорте.

Загайнов: Что ж, неплохо, значит, у тебя крепкая нерв­ная система... Теперь перейдем к состоянию номер два. До соревнований месяц. В этот период ты не имеешь права трепать нервы, не имеешь права с кем-то конфлик­товать. У тебя одна задача — накопление энергии.

Петров: К сожалению, на всесоюзных сборах спортс-смемы не столько ее накапливают, сколько транжирят Особенно когда на сборе оказываются вместе главные претенденты на включение в команду для участия в крупных международных соревнованиях... Или, допустим, у меня есть какие-то заготовки на перспективу. Почему я их должен раскрывать тренерам конкурентов Сергея?

Бубка: Что мне еще не нравится на всесоюзных сбо­рах, так это то, что тренеры сборной заставляют всех жить по одному расписанию. Построение — в 8.00, которое нередко заканчивается воспитательной беседой. А если я вчера провел две интенсивные тренировки и у меня сегодня день отдыха, так это, представляете, никого не волнует — становись в строй, как солдат, и все тут.

Загайнов: Подобная практика в индивидуальных видах спорта порочна. Кстати, социальные психологи приравни­вают армейское сообщество к тюремному. Отсутствие добровольности при подборе коллектива и несвобода каж­дого его члена все 24 часа в сутки без перерыва — таковы основные черты сходства.

Бубка: Как хорошо, что я заработал право трениро­ваться дома и теперь редкий гость на всесоюзных сборах. Правда, и в Донецке возникают проблемы: то надо туда сбегать, то сюда, да и домашние дела... Но ценность домашних условий в том, что ты не тратишь лишнюю нервную энергию, а, наоборот, накапливаешь ее. Да, физи­чески, бывает, устаешь. Ну и что из того? В гостинице перед отлетом на соревнования всегда можно отоспаться и об усталости забыть. Зато нервная энергия сохранена.

Загайнов: В умении пополнять свои энергетические запасы, вызывать вдохновение нам, людям спорта, надо учиться у людей искусства. У актеров театра — спек­такли едва не каждый день. И лучшие из них умеют приказать «вдохновению прийти». Хочу напомнить мысль Евгения Багратионовича Вахтангова о том, что тело чело-

139


века, его голос (то, что называется внешней техникой), его чувства (внутренняя техника), его фантазия — вот над чем работает школа. Не задача научить играть — задача подготовить почву для будущего творчества. У актера не должно быть «не хочу играть». Он должен всегда играть, творить...

Бубка: Но, насколько я знаю из общения с моим соседом по дому известным артистом балета Вадимом Писаревым, у актеров бывают такие же кризисные ситуа­ции, как и у спортсменов. Если ты в это время высту­паешь, скажем, за рубежом и рядом нет друзей или тренера, далеко не просто преодолеть эту ситуацию.

Загайнов: Спортсмены нередко терпят неудачи, нахо­дясь вдали от родного дома, от семьи, когда рядом нет человека, с которым можно поделиться своими обидами, горестями... И здесь может помочь личный дневник. Такой дневник должен быть у каждого человека, осо­бенно если он одинок или часто оказывается в отрыве от дома, семьи, друзей. Уже одно то, что тебе есть куда выплеснуть эмоции, есть с кем поделиться переживаниями, может принести облегчение. А потом, успокоившись, ты сможешь проанализировать свое поведение и душевное состояние в экстремальной ситуации и не повторить больше ошибок.

Петров: Но есть и другие мнения на сей счет. Скажем, некоторые американские психологи утверждают, что чело­веку, мечтающему о победе, надо сосредоточиваться лишь на успехах и никогда не задумываться над неуда­чами. Так где же истина?

Загайнов: Лев Толстой писал в своем дневнике (а он часто был исповедником великого писателя и не менее великого мастера самосовершенствования): «Мы все оправ­дываем себя, а нам, напротив, для души нужно быть, чувствовать себя виноватым». Только анализ твоих ошибок может вскрыть истинную причину неудач, что должно позволить избежать их повторения. Другой вопрос, когда заниматься самоанализом. Конечно, это надо делать не перед стартом, а задолго до него, когда ты находишься в состоя­нии номер два, что должно позволить внести коррективы в твою подготовку. При этом относиться к поражениям следует, конечно, философски. Как гласит восточная муд-

140


рость: «Нет неудач, а есть ступени духа, по коим ты, караб­каясь, идешь. А то, что называешь неудачей, оно, быть может, помощь и укрытие. А в должный миг удачей обернется все то, что неудачей ты зовешь». Стало быть, анализируя выступление в Штутгарте, ты должен запомнить не только неприятные ощущения, пережитые в секторе для прыжков с шестом, когда ничего не клеилось, но и мужество собственного духа.

Петров: Мы его так и в герои произведем...

Загайнов: Не беспокойтесь, Виталий Афанасьевич, мы еще найдем, за что его можно покритиковать.

Бубка: Рудольф Максимович, а можно ли в состоянии номер два ходить в кино, театр, бывать в дружеских компаниях?

Загайнов: В этот период надо проявлять в общении сдержанность. Скажем, твой сосед по номеру излишне болтлив. Слушай его, но в спор с ним не вступай. Или вот в ресторане, где питается команда, тебя долго не обслуживают. Не обращай внимания на это, не заводись. Если общение с друзьями поднимает настроение, если тот или иной фильм или спектакль также способны это сделать, то ты можешь, пожалуй, себе позволить что-то одно. Но известны и другие примеры. Тигран Петросян, например, в период подготовки к матчу за шахматную корону с Михаилом Ботвинником отучил жену ходить в театр. «Разве с Петросяном куда-нибудь пойдешь?» — говорила она в ответ на приглашение посетить тот или иной спектакль. Никаких гостей, никаких театров и ни грамма вина — этим принципам Петросян следовал неукос­нительно. «Неужели вам помешали бы сто граммов шам­панского?»— спросил я как-то у него. «Наверное, нет,— ответил он.— Но мне надо было знать, что я сделал все, что только было в моих силах, для победы». Такая позиция не может не вызывать уважения.

Бубка: Петросян, когда играл с Ботвинником, был куда старше меня...

Загайнов: Ты прав. Возраст играет первостепенную роль в том, какую манеру поведения надо избрать в тот или иной период подготовки. Пока ты молод, пока не испытал многих потрясений, да и человек ты, насколько я знаю, не столь впечатлительный, как другие, можешь

141


позволить себе небольшую трату эмоций на заключитель­ном этапе подготовительного периода. Но это должно быть исключением из правил.

Бубка: А вы не считаете, что энергия накапливается и тогда, когда живешь полнокровной жизнью, когда расслаблен?

Загайнов: Да, это так. Поэтому важно, чтобы и на состояние номер три приходился довольно большой отрезок времени... Как удалось установить канадскому физиологу Гансу Селье, все самые разные реакции любого живого организма осуществляются за счет использования так называемой энергии адаптации, «топлива», хранящегося в каждой живой системе. Каждый из нас получает при рождении определенную дозу «адаптационного топлива». Стало быть, и расходовать его надо бережливо.

Петров: Исходя из логики Селье, и спортом заниматься не надо — ведь в спорте одни расходы.

Загайнов: Между прочим, еще никто не доказал, что спорт полезен... Обыватели говорят: физкультура лечит, спорт калечит. Но не будем вставать на эту обыватель­скую точку зрения. Спорт сегодня — общественное явле­ние, полигон испытания человеческих возможностей. Но это и стрессовые ситуации. Разве это плохо? Ведь спорт учит преодолевать стресс в жизни. Послушайте, что пишет Селье об этом явлении: «Все приятное или неприят­ное, что ускоряет ритм жизни, повышает стресс. Болез­ненный удар и страстный поцелуй в одинаковой мере могут быть его причиной. Мы не всегда должны избегать стресса. Он связан с проявлением всех наших врожденных побуждений. Полное освобождение от стресса на деле означает смерть». Вот так!.. Я отнюдь не призываю тебя, Сережа, быть прагматиком. Но если ты хочешь долго выступать и побеждать, то ты должен выработать опре­деленный образ жизни, подчинив его спорту. И ничего страшного в этом нет: так живут настоящие художники, писатели, композиторы, музыканты, артисты балета, круп­ные ученые... «Искусство ревниво: оно требует, чтобы человек отдавался ему всецело»,— утверждал великий Микеланджело. То же самое можно сказать и о спорте. Однако далеко не все из опыта великих мастеров спорта прошлого, из практических советов Загайнова,

142


основанных и на его житейском опыте, и на научных данных, Сергей сумел взять на вооружение, хотя поначалу скрупулезно выполнял все рекомендации психолога. В начале лета 87-го Загайнов провел две недели на сборе с братьями Бубка и Петровым в гостеприимной Брати­славе. В первый же день сбора Сергей и Василий обза­велись толстыми тетрадями и начали вести дневники. Психолог проводил с ними занятия по аутогенной тре­нировке и идеомоторной подготовке. До минимума были сведены контакты с другими спортсменами, никаких лиш­них разговоров с тренерами сборной. А вот с Виталием Афанасьевичем у Сергея, слишком прямолинейно поняв­шего смысл слов «накопление энергии», бывало, возникали споры. Но рядом был Загайнов, не позволявший разго­раться огню конфликтов.

Когда Петров обратился за помощью к Загайнову, он прямо ему сказал:

— Мне сейчас трудно... Сергей становится все более самостоятельным. У него свои взгляды на подготовку. Мои доводы о том, что Сергей заблуждается, воспринимаются им с трудом. Одним словом, обстановка накаляется... Помогите разобраться!

Долгие годы Виталий Афанасьевич для Сергея как отец — учил его спорту, жизни. Но вот ребенок повзрослел, у него появилось свое мнение, и тренеру предстояло изме­нить манеру поведения с учеником. Нужно было отка­заться от мелочной опеки и в то же время повысить требовательность. К такому мнению пришел Загайнов после первых же дней пребывания на сборе. Днем он работал со спортсменами, а по вечерам вел долгие разговоры с Петровым, который не только на словах, но и на деле отстаивал принципы педагогики доверия и отвергал педаго­гику с позиции силы. Загайнов — один из верных последо­вателей выдающегося педагога академика АПН СССР Шоты Амонашвили, проповедующего педагогику, опирающуюся на начала гуманности, уважения и утверждения личност­ного достоинства. И он призывал тренера проявить реши­тельность, строгость во взаимоотношениях со своими уче­никами, привыкшими к тому, что тренер обычно их угова­ривает сделать то и сделать это.

«Никаких послаблений, никакого потакания вашим

143



капризам больше не будет! — заявил Загайнов спортс-сменам.— Я сторонник дела... Я сюда приехал не только для того, чтобы помочь вам накопить энергию, но и чтобы преодолеть застой в результатах и определенный кризис в отношениях с тренером. Пока во многих вопросах вы ведете себя непрофессионально. День начинаете с зав­трака, хотя обязаны начинать с зарядки. С завтрашнего дня мы будем делать ее вместе».

А назавтра был проливной дождь. Вся сборная собра­лась в вестибюле гостиницы. До завтрака оставался целый час, но построение и зарядка были отменены из-за дождя. Спортсмены вполголоса переговаривались между собой, обсуждали последние новости, свои проблемы. И тут вдруг появились в водоотталкивающих костюмах Сергей Бубка и Рудольф Максимович Загайнов и отправились бегать. До этого Сергей и в хорошую-то погоду лишь изредка делал зарядку. Представляете, как удивились члены сборной произошедшей с ним метаморфозе. Спустя полчаса спортсмен и психолог, изрядно промокшие, вер­нулись. Рудольф Максимович поднялся в номер к Василию и пригласил его на пробежку. Тому стало жаль психолога: «Зачем вам второй раз бегать?» Но Загайнов был непре­клонен. И они вместе спустились сниз. Уже на зарядке психолог начал и свою непосредственную работу — вну­шение (поэтому и проводил ее по отдельности с каждым). Василию, потерпевшему в Братиславе фиаско (там он не осилил начальную высоту), Загайнов сказал, что он в свои 26 лет совершенно нерастраченный человек. И добавил, что он может показать в Праге результат на уровне своего личного рекорда. «Я верю, что недалеко время, когда ты взлетишь на 6 метров»,— продолжал Загайнов внушать уверенность спортсмену, согревая его душу надеждой.

Сергей тоже выступил в Братиславе без блеска — с тру­дом осилил 5,70, несколько разочаровав тысячи зрителей, пришедших на стадион ради того, чтобы увидеть его чудо-полеты. Впрочем, для первого старта сезона это было не так уж и плохо, тем более что на тренировках он испытал, можно сказать, космические перегрузки, от которых отойти не сумел.

Умом Сергей все прекрасно понимал и все же пока не ощущал былой силы. Волновался и Загайнов: как-то

144

выступит его подопечный теперь уже в Праге? Ведь от этого выступления во многом будет зависеть его, Загайнова, репутация. Но виду, что волнуется, не подавал. Более того, стремился внушить Сергею оптимизм.



Прага встретила их дождливой холодной погодой. И хотя только-только началось лето, казалось, что уже пришла осень. Как бы вообще не отменили прыжки с шестом.

Не отменили!.. Но легче от этого не стало — руки скользили по мокрому шесту, куртки и тренировочные костюмы не спасали от холода. Перед каждым прыжком шест приходилось вытирать полотенцем.

— Все против нас! — сказал Сергею один из хозяев соревнований чемпион мира по метанию диска Имре Бугар, имея в виду погоду, когда в перерыве в соревно­ваниях, вызванном дождем, они вместе прятались под трибунами знаменитого Страговского стадиона.

Бубка в ответ лишь огорченно махнул рукой, мол, не погода, а одно расстройство. Конечно, было обидно, что срывается выступление, с которым связывалось столько надежд. Но вот дождь поутих, и, выходя на сектор, Сергей вспомнил утренний разговор с Загайновым. Желая развеять пасмурное настроение спортсмена, так соответствовавшее погоде, психолог как бы невзначай заметил: «В такую погоду выступать даже лучше. Во-первых, ты волей-неволей будешь предельно собранным, во-вторых, на плечи не будет давить груз ответственности — побьешь рекорд не побьешь, никто в тебя камень не бросит: погода... Так что если не разразится ливень, то у тебя есть шанс». И в самом деле, выступление в такую погоду его ни к чему не обязывает, значит, можно рискнуть. С этими мыслями Сергей начал разминку.

Тем временем зачехлил шест подающий надежды атлет из Алма-Аты Григорий Егоров, ограничившись на сей раз скромной высотой — 5,40. А Сергей и Василий были в ударе. 5,60 и 5,80 оба взяли как по заказу. После того как следующая высота 5,90 оказалась в этот вечер для старшего Бубки не по силам, борьбу продолжил один Сергей.

6,03!.. На исходе шестого часа борьбы Бубка пошел на штурм мирового рекорда.

145

Первая попытка — неудача.

Вторая — планка снова летит вниз.

К третьей попытке Сергей готовился особенно тща­тельно. Минуты две лежал на мокром тартане, сосредо­точиваясь, настраиваясь на прыжок. Потом скинул три тренировочных костюма и направился к началу дорожки разбега.

Как мне потом рассказывал Загайнов, уже по тому, как Сергей решительно начал разбег («он бежал, как на амбразуру»), можно было предположить, что рекорд будет. И Бубка не обманул надежд. Как раскат грома, грянули аплодисменты тех нескольких сотен зрителей, что терпеливо ждали под дождем это событие.

А Петров остался недоволен или, может быть, просто из педагогических соображений так прокомментировал новый взлет своего ученика: «Прыжок-то плохой: на одной воле и дерзости...»

Но как бы то ни было, рекорд есть рекорд. И цена его тем выше, что он был установлен в «нелетную» по­году.

Потом была бессонная ночь. Не спят не только перед боем. После боя тоже не спят. Сергей вновь и вновь вспоминал перипетии борьбы, вспоминал все, что пред­шествовало рекорду. Его единственный слушатель Рудольф Максимович Загайнов пытался снять Сергею напряжение (он это умеет делать не только словом, но и воздейст­вием своего сильного биополя). Как и другие специали­сты, Загайнов считает, что после психических перегрузок, которые испытывает спортсмен при установлении мирового рекорда, он должен две недели восстанавливаться в комфортных условиях. Однако на практике это редко уда­ется. Вот и после пражского рекорда по возвращении на Родину Сергею не сразу удалось восстановить нервную энергию. Вернувшись из Чехословакии, где его чуть ли не на руках носили, Сергей дома столкнулся с чиновничьим равнодушием, и это вывело его на какое-то время из равновесия.

И дело даже не в том, что рекордсмену при встре-

че в Москве не вручили цветы и не сказали в аэропорту

добрые слова. Для него и его товарищей по сборной

страны... не нашлось мест в ведомственной гостинице

146


Госкомспорта СССР «Спорт». Я был очевидцем этой уни­зительной сцены. Спортсменам объяснили, что в гостинице ждут иностранцев и поэтому разместить их не могут. Нет, на улицу их не выгнали, а предложили переночевать в холле на раскладушках. А ведь через день Сергею пред­стояло вылететь на крупные международные соревнова­ния в Швецию, и ему надо было просто прийти в себя. В конце концов Бубке и двум его товарищам по сборной выдали ключ от трехместного номера. Мы вместе подня­лись туда и с трудом протиснулись в комнатушку — две кровати и небольшой диванчик занимали едва ли не всю площадь. Кровати были рассчитаны отнюдь не на атлетов. Экс-рекордсмен мира по прыжкам в высоту Рудольф Поварницин, вымахавший за два метра, растерянно по­смотрел по сторонам и выбрал диванчик — по крайней мере, на нем можно было свесить ноги.

После моей публикации в газете «Известия», где я рассказал о злоключениях Бубки и его товарищей по сбор­ной в гостинице «Спорт», среди многочисленных откликов были и возмущения. Некоторые читатели, вспоминая, как сами ночевали на вокзалах, приезжая в столицу по служеб­ным делам, пытались обвинить нашего спортивного лидера в нескромности. Дескать, зазнался Бубка, требует отдель­ный номер, в то время как многие за счастье сочли бы и раскладушку в гостиничном холле. Ратуя за социальную справедливость, кое-кто из ее поборников договорился до того, что создание привилегированных условий для спорт­сменов — не что иное, как продолжение традиций, ро­дившихся во времена застоя. Но простите, о каких приви­легированных условиях идет речь? О номере в гостинице? О куске хлеба и чашке чая?..

Эти разговоры, эти письма больно ранят Сергея и его товарищей, испытывающих такие физические и нервные перегрузки, которые нам и не снились. Во имя чего? Чтобы люди лучше узнали свои возможности, свои гори­зонты, чтобы становились быстрее, сильнее, наконец, чтобы эти парни поднимали настроение у нас с вами, побеждая грозных зарубежных конкурентов. Что ни говорите, а они заслужили более внимательного, более заботливого от­ношения.

147



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет