Преемник?..
-
Гарри Каспаров как-то сказал, что начинает ощущать себя первым шахматистом мира только за границей. Интересно, у вас, Сергей, где больше поклонников — дома или за рубежом?
-
Где больше поклонников, не знаю, хотя, скажем, чехословацкие и французские болельщики ведут себя более импульсивно, чем наши, и после рекордов мне там приходилось подолгу отбивать атаки любителей автографов, сувениров. Но все это не столь важно. Хуже другое: судя по письмам, пришедшим в газету «Известия» после вашей публикации о моих злоключениях в гостинице «Спорт», у меня да и у моих товарищей по сборной появились дома недоброжелатели. Одних возмущают наши якобы завышенные требования, других — непомерные (естественно, по слухам) гонорары...
-
Но стоит ли обращать внимание на обывателей?
-
Видите ли, я никогда не относил к разряду обывателей писателей, кинорежиссеров... Недавно смотрел по телевизору диалог между Юрием Власовым и Элемом Климовым. И тот и другой пытались низвергнуть с пьедестала большой спорт и спортсменов, убеждая телезрителей в том, что этот спорт обедняет души тех, кто посвятил себя ему. Хотел бы я знать, кому был бы интересен сегодня средний литератор Юрий Власов, если бы он не был прославленным силачом?
-
Говорят, эту передачу сильно «порезали»...
-
Думаю, что если бы руководитель Союза кинематографистов СССР Элем Климов был бы в чем-то не согласен с телевизионщиками, то настоял бы на том, чтобы эту передачу или вообще не показывали, или чем-то дополнили... У меня создалось впечатление, что под влиянием выступлений по телевидению и в печати, в которых сквозило порой предвзятое отношение к ведущим спортсменам, членам сборных команд страны, тем, кто честно делает свое нелегкое дело, кто трудится на тренировках подчас на грани возможного, многие стали относиться к нам как к людям, едва ли не жующим чужой хлеб. Мы, спортсмены сборных команд страны, нахлебниками у общества себя не считаем. Достаточно сказать, что ежегодно сборная
148
страны по легкой атлетике сдает в кассу Госкомспорта СССР примерно миллион долларов. И деньги эти идут вовсе на на покупку костюмов и маек фирмы «Адидас» для звезд, а на развитие всего нашего спорта.
-
Академик Николай Амосов, выступая как-то в концертной студии в Останкине, заметил, что едва ли не главный стимул для тех, кто связал свою жизнь с большим спортом,— стремление выделиться. Вы разделяете эту точку зрения?
-
Нет. Заниматься спортом я начал, как сейчас понимаю, потому, что стремился к физическому совершенству. Потом пришло желание побеждать. А когда добился побед международного уровня, то понял, что теперь несу ответственность не только перед товарищами по команде и тренерами, но и перед многомиллионной армией болельщиков. Именно эта ответственность заставляет трудиться на тренировках через «не могу» и поднимать планку мирового рекорда.
-
Теперь, когда ташкентец Радион Гатауллин стал вторым человеком в мире, покорившим высоту 6 метров, у Сергея Бубки, наверное, появился новый стимул?
-
Безусловно!.. Он подлил масла в огонь борьбы за первенство, за высоту. Не знаю, как сложится дальше наше соперничество, но я отступать не намерен.
В одной из бесед с Сергеем Загайнов заметил: «Пока у тебя, Сережа, нет соперников кроме высоты, но наступит момент, когда они появятся, и тебе надо заранее к этому психологически подготовиться». И вот в олимпийском, 1988 году у Бубки появился достойный конкурент — Радион Гатауллин. Имя это давно известно любителям легкой атлетики. Еще в 1983 году, когда вчерашний юниор Бубка произвел одну из самых больших сенсаций на чемпионате мира среди взрослых, Радион Гатауллин победил на первенстве Европы среди юниоров. На его счету и мировой рекорд среди юниоров, и золотая медаль чемпиона СССР 1986 года, правда, Сергей Бубка в том чемпионате не участвовал. Результаты Гатауллина росли стремительно. Казалось, вот-вот он настигнет прыгуна из Донецка. Но стоило им сойтись на секторе вместе, как Радион пасовал. В свою силу он выступил лишь на Играх доброй воли, завоевав серебряную медаль, а затем на чемпионате Европы в Штутгарте сорвался, не выполнив квалификационного норматива.
Незадолго до начала чемпионата мира в Риме психолог сборной страны Марина Ермолаева, выделявшая Радиона
149
среди других шестовиков, так охарактеризовала его в журнале «Легкая атлетика»: «Очень честолюбив, горяч, ему еще не хватает выдержки и хладнокровия, но чувствуется в нем сильная, незаурядная личность, ясный ум, развитое чувство ответственности и собственного достоинства».
Сергей несколько раз перечитал эти строки и подумал о том, что психолог и со страниц журнала пытается повлиять на своего подопечного, вселить в него уверенность. Так или иначе, но к чемпионату мира Радион подошел в хорошем психологическом состоянии и был готов к тому, чтобы поспорить за медаль. И в трудной борьбе (семь спортсменов взяли 5,70!), преодолев гроссмейстерскую высоту 5,80, сумел завоевать «бронзу», что после штутгартского нуля многими рассматривалось как успех. Многими, но не им. К своему восхождению на пьедестал мирового чемпионата он отнесся философски: не в медали дело, а в том, что не стушевался в битве гигантов. Теперь у него за плечами был богатый соревновательный опыт да и солидный личный рекорд, который он довел до 5,90. С этого плацдарма Радион Гатауллин вместе с тренером Валерием Рувимовичем Коганом и начали непосредственную подготовку к Играм в Сеуле.
Опасался ли его Сергей Бубка? Думаю, что до поры до времени нет. Как и когда-то Константин Волков не сразу разглядел в Бубке опасного соперника, так и теперь Сергей не ждал особых сюрпризов от Гатауллина. «Горяч, не хватает выдержки и хладнокровия». С этой оценкой соперника Бубка был полностью согласен и потому до лета 1988 года не считал Гатауллина своим потенциальным соперником в борьбе за олимпийское золото. Об этом можно судить по многочисленным интервью Сергея, где он заявлял: «У меня один соперник — высота!» Но в один из летних дней 1988 года Гатауллин бросил наконец вызов многократному рекордсмену мира. В тот день сильнейшие шестовики страны на ленинградском стадионе имени С. М. Кирова оспаривали награды мемориала братьев Знаменских (Бубка за два дня до этого установил новый мировой рекорд — 6,05 в Братиславе, еще не успел отойти от перегрузок и потому присутствовал на соревнованиях в Ленинграде в качестве
150
зрителя). И когда в секторе для прыжков остался один Гатауллин, он предпринял попытку побить новое достижение Бубки. Подгоняемый сильным ветром, Гатауллин не бежал, а летел навстречу планке. И Сергей, с которым мы сидели рядом, успел сказать: «Какая жалость, что в такую летную погоду я сижу на трибуне...» Радион уже был в двух шагах от стоек. Толчок, взлет и под единый вздох трибун «ах»! он взмывает над планкой. Какой запас! Кажется, вот он — мировой рекорд. Но это только кажется — в последний момент прыгун задевает животом планку, и она летит вниз.
Смотрю на Сергея и чувствую, что прыжок произвел впечатление и на него... Часа три назад стадион встретил появление Бубки на трибуне аплодисментами, а теперь все хлопают Гатауллину. Мы идем вместе с Сергеем к автобусу, и я замечаю на его лице какую-то усталость и отрешенность. «А знаете, почему он сбил планку?..— неожиданно выпалил Сергей.— Потому, что до конца не поверил, что может взять эту высоту!».
До Олимпиады оставалось еще три с лишним месяца — срок вполне достаточный, чтобы внести коррективы в подготовку, обрести уверенность в прыжках на предельных высотах. В том, что Гатауллин времени даром не терял, я убедился в середине августа, побывав в Стайках под Минском на одном из заключительных сборов нашей олимпийской команды перед выездом в Сеул. На моих глазах Радион без видимых затруднений преодолевал планку на отметке 5,90 и даже 6 метров. Бубка готовился по индивидуальному плану дома, в Донецке, и этих прыжков не видел. Хотя, думаю, и до него доходила информация о том, в какой прекрасной форме его товарищ по сборной. Через несколько дней их пути пересеклись в Западном Берлине на финальных соревнованиях «Гран-при». Строго говоря, прыжки с шестом в олимпийском сезоне не входили в программу этого популярного турнира. Но организаторы, желая привлечь на трибуны как можно больше зрителей, решили провести и состязания шестовиков, предвкушая острое соперничество в этом виде двух советских мастеров. И их расчеты оказались верными.
«В центре внимания зрителей, заполнивших до отказа
151
трибуны стадиона,— писала газета «Советский спорт»,— была дуэль двух советских прыгунов с шестом — Сергея Бубки и Радиона Гатауллина. Оба с первой попытки взяли высоту 5 м 80 см. Но 5 м 90 см не сумел преодолеть... Бубка. Гатауллин легко расправился с рубежом 5 м 95 см и решил атаковать мировой рекорд. Попросил судей поднять планку на отметку 6 м 08 см. В одной из попыток был близок к успеху». Сенсационный характер заметки подчеркивал и заголовок: «Как Бубка... проиграл». Можно было подумать, что раньше он не терпел поражений. Терпел, и еще сколько! И не только в юношеские годы, но будучи уже чемпионом и рекордсменом мира. Об этом если и сообщалось в уважаемой газете, то как бы невзначай в подборке результатов соревнований из-за рубежа, набранных нонпарелью (самым мелким газетным шрифтом). А тут вдруг решили уколоть знаменитого спортсмена. Болельщики нередко поддерживают слабейших. Что же до журналистов, то они тоже люди и отнюдь не всегда скрывают свои симпатии.
Не прошло и недели, как в «Советском спорте» появился олимпийский прогноз кумира Сережиной спортивной юности чемпиона трех олимпиад Виктора Са-неева, который предрекал, что в Сеуле с результатом 6 м 05 см победит Радион Гатауллин.
Вот так в течение нескольких дней олимпийские акции ташкентского прыгуна выросли, и выросли значительно.
Кто же он такой — Радион Гатауллин? Самостоятельный, серьезный, вдумчивый человек, в чем я убедился, наблюдая за его тренировками в Стайках. Отношения между Гатауллиным и его тренером Валерием Рувимовичем Коганом строились на полном доверии и взаимопонимании. Собственно, тренер помогал ученику решить лишь одну проблему — как лучше подобрать разбег. Все остальное, судя по всему, не требовало корректировки. После каждого прыжка Радион рассказывал о своих ощущениях, и тренер не переставал хвалить его. Потом я долго беседовал с ассистентом Валерия Рувимовича, который оказался его младшим братом Игорем (воин-интернационалист, он потерял в Афганистане ногу, но не потерял веру в себя и вовсю осваивает профессию
152
тренера). Я узнал, что наставник Гатауллина обладает редким даром поднимать боевой настрой своего ученика. Валерий Рувимович не раз внушал Радиону: «Это движение ты делаешь лучше всех в мире, а по этому показателю тебе тоже нет равных. Стало быть, ты уже созрел для борьбы с Бубкой».
Радион — разносторонний спортсмен. На моих глазах он легко убегал на нестандартной дистанции 60 метров с барьерами от наших олимпийцев-десятиборцев, а по технике, как заметил один из тренеров сборной в этом виде, не уступал и чистым барьеристам. Зимой олимпийского года в полуфинале Кубка страны в беге на 60 метров с барьерами Радион выполнил мастерский норматив, пробежав эту дистанцию за 7,8 секунды. А уже на следующий день взял рекордную для зала высоту в своем коронном виде прыжках с шестом — 5 м 90 см. Не раз выполнял он норму мастера и в прыжках в длину. Однажды на всесоюзных юношеских соревнованиях в троеборье Радик, как зовут его друзья и тренер, одержал победу именно за счет абсолютно лучшего результата в этом виде прыжков. О том, когда выступал последний раз в прыжках в высоту, Гатауллин не помнит. Зато на тренировках раз за разом преодолевает двухметровую высоту. И прыгает легко, изящно, без видимого труда.
Да, культура движений у него, можно сказать, образцовая, чему он обязан третьему из братьев Коганов — Павлу, у которого осваивал школу десятиборья. Наверное, Гатауллин и в этом виде добился бы высоких достижений, если бы, конечно, не прыжки с шестом. А ведь вошли они в его жизнь случайно: в команде Узбекистана, готовившейся к школьной спартакиаде, не было шестовика, а как раз в десятиборье подобралась приличная компания. Стало быть, кого-то из десятиборцев надлежало на время перевести на шест. Выбор пал на Гатауллина, как на самого юного, уступавшего в физической подготовке другим ребятам. Смущало, правда, что личный рекорд в этом виде у семиклассника Гатауллина был довольно скромным — всего 3,30. Но поскольку выбора у тренеров юношеской сборной республики не было, они пошли на эксперимент. Павел Коган, специализирующийся в подготовке десятиборцев, передал своего ученика брату
153
Валерию, д йствующему шестовику. И произошло чудо: через три недели после начала их сотрудничества в конце сбора в Донецке Гатауллин берет четырехметровую высоту. С тех пор Радик и тренируется у Валерия Рувимовича.
В 1981 году, по существу, впервые пересеклись пути Гатауллина и Бубки: они вместе выступали на Всесоюзной школьной спартакиаде. Впрочем, Сергей, ставший тогда в Вильнюсе чемпионом с результатом 5,10, особого внимания на юного ташкентца не обратил — слишком уж слабо выступил тот: взял всего 4,30, что принесло ему лишь тринадцатое место. Но не будем забывать о рознице в возрасте: Бубка на два года старше Гатауллина, а в юношеские годы — это дистанция весьма и весьма солидная. Сказалось, вероятно, и отсутствие опыта у Радика. Во всяком случае, через месяц он сумел прыгнуть розно на полметра выше. В пятнадцать лет Сергей Бубка преодолел 4,40, а он, Радион Гатауллин,— 4,80!
В конце того года Гатауллин с тренером отправляются на сбор в Иркутск. Здесь действует школа Волкова, и здесь, конечно, есть чему поучиться. Поначалу именитый тренер смотрел на гостей если не свысока, то, по крайней мере, спокойно, без особого интереса. Но когда на прикидке Радик с восьми шагов разбега преодолел планку на отметке 4,72, обыграв куда более опытных учеников Волкова Александра Крупского и Павла Богатырева, правда разбегавшихся с шести шагов, то Юрий Николаевич неожиданно предложил Когану: отдай мне своего ученика — и я гарантирую, что он станет мировым рекордсменом. Но Радик не захотел уезжать от родителей, да и к тренеру своему привык.
Волков выслушал аргументы Радика, погрустнел, но заметил:
— Насильно мил не будешь — это факт. А впрочем, и у тебя, Валерий, должно получиться — присмотрелся я к тебе, ты в нашем деле сечешь. Правда, я быстрее смог бы твоего Радика вывести в люди, но, думаю, и ты не оплошаешь. Запоминай мой прогноз. В будущем году Радик возьмет 5,40, в 83-м — 5,60, в 84-м будет бороться за место в олимпийской команде. Желаю удачи! Прощальная речь метра произвела впечатление и на
154
Гатауллина, и на Когана. И они сделали все возможное, чтобы этот прогноз сбылся.
В следующие несколько лет Гатауллин не раз бил юниорские высшие мировые достижения для залов, а в 85-м на чемпионате страны в Донецке впервые составил конкуренцию Бубке. Наградой за упорство стала серебряная медаль и мировой рекорд для юниоров — 5,65. Кажется, тогда на него обратил внимание Сергей Бубка. И еще один человек заприметил Радиона — психолог Марина Ермолаева.
«Когда я узнала его и началась наша работа, он был уже рекордсменом мира среди юниоров. В то время он учился на втором курсе медицинского института в Ташкенте. И Радион не просто учился, он любил свою будущую профессию, был предан ей, и это, казалось, составляет его мощный моральный тыл»,— отмечала в одной из своих статей Ермолаева.
Удивительно, но факт — Гатауллин умудрялся в течение пяти лет совмещать большой спорт с учебой на очном отделении медицинского института. Когда сборная уезжала на предсезонную подготовку куда-нибудь за границу, Радион оставался дома, тренировался и готовился к сессии. И лишь перед Играми в Сеуле он взял академический отпуск, полностью сосредоточившись на тренировках.
— Сергею тяжелее, чем мне: он борется с самим собой, а я с соперниками,— сказал мне Радион в Стайках.— В списке лучших результатов сезона у меня вторая позиция. Это даже лучше, чем первая. Со второй позиции легче спуртовать, да и к тому же бремя лидерства, ощущение, что ты фаворит,— нелегкая ноша. Так что Бубке будет даже сложнее, чем мне, выступать на Олимпиаде. От него все ждут «золота», он лидер... Не хотелось бы мне сейчас быть на его месте...
Однако через несколько дней ситуация стала иной: победив в финале соревнований «Гран-при» Бубку, Гатауллин вышел из тени нашего знаменитого чемпиона. Более того, стал в представлении иных специалистов фаворитом. О нем заговорили чуть ли не как о преемнике Сергея Бубки. Теперь и на плечи Радиона лег дополнительный груз — груз ответственности...
155
«Хочу на вы идти!»
В тот раз мы поменялись ролями — вопросы задавал Сергей.
-
Насколько я знаю, вы, Евгений Григорьевич, не один год входили в президиум Федерации легкой атлетики СССР. Что это за организация такая загадочная?
-
Интересная формулировка!
-
Для меня, как и, наверное, для многих других спортсменов, это, и в самом деле, загадочная организация. Чем она занимается, что решает? Из тех заметок, что публикуются в журнале «Легкая атлетика», я этого уяснить не смог.
-
Сказать по правде, и я за то десятилетие, что состою в федерации, так и не понял, зачем она нужна. Ведь прав-то у нее, по существу, никаких. С апреля 1985 года, когда началась в стране демократизация, по существу, ничего не изменилось в деятельности федерации, призванной (в лучшем случае) консультировать работников Управления легкой атлетики Госкомспорта СССР. Правда, те «спихнули» на федерацию всю массовку, дескать, вот перед вами огромное поле деятельности, попробуйте его «вспахать», а мы посмотрим, что из этого получится.
Что ж! Мы попытались сдвинуть дело с мертвой точки, создав «Целевую комплексную программу развития легкоатлетического спорта в стране на 1986—1990 годы и период до 2000 года». Но на ее осуществление у Госкомспорта СССР денег, увы, не нашлось. Стоит ли удивляться, что основные позиции этой программы так и остались на бумаге.
-
Но, вероятно, вам были даны некоторые права по развитию большого спорта?
-
Увы... Главный тренерский совет существовал вне федерации, и широкая общественность не могла влиять на моральный климат сборной. Как вам известно, руководители главной команды страны в 1988 году дисквалифицировали ряд спортсменов за применение анаболиков, однако их имена так и остались для общественности неизвестными, и потому воспитательное значение этого решения не столь эффективно. А ведь в действовавшем тогда положении о федерации было прямо записано, что федерация имеет право в необходимых случаях применять меры общест-
156
венного воздействия, (в том числе снятие с соревнований, аннулирование результатов, дисквалификация спортсменов). Но и этим — одним из немногих прав — федерация не воспользовалась. Функционеры не раз давали понять, что, дескать, приказы о дисквалификации носят закрытый характер. А на вопрос, почему в период гласности делаются секреты из того, что секретом не должно являться, я ответа так и не получил.
-
На вашем месте я бы в таком случае вышел из федерации.
-
Я тоже думал об этом, но руководство Госкомспорта СССР пообещало расширить наши права...
И вот все мы наконец дождались перемен — бесправная федерация, как говорится, приказала долго жить. В 1989 году впервые в практике советского физкультурного движения создан общественно-государственный орган, который и будет руководить развитием легкоатлетического спорта в стране. У новой федерации куда больше прав и обязанностей, свой счет в банке, свои штаты, но главное — самостоятельность в решении многих проблем.
— Что ж, будем надеяться, что деятельность новой федерации
окажется куда эффективней той, старой, бесправной...
Олимпийский, 1988 год начался для Сергея с печального события: умерла бабушка Екатерина Григорьевна, один из самых близких ему людей. Вместе с Василием и с другими родственниками Сергей проводил ее в последний путь. Как хотелось тогда побыть одному, побродить по улицам своего детства. Но, увы, он уже давно не принадлежит себе и не распоряжается собой. Бубку хотят видеть везде — ив Америке, и в Африке, и в Азии, и в Австралии. Вот и теперь его ждут в Японии — хочешь не хочешь лети. Он бы и полетел, да погода закапризничала: низкая облачность, беспрерывный снег. Так и просидел весь день и всю ночь в аэропорту — наедине со своими мыслями. А когда распогодилось, то выяснилось, что на самолет Москва — Токио он не успевает. В Стране восходящего солнца он собирался предпринять очередную попытку побить мировой рекорд. Но судьба распорядилась иначе.
«А может быть, это к лучшему? — думал Сергей, возвращаясь ранним утром домой из аэропорта.— Как-никак впереди Олимпиада. Надо копить энергию, набираться сил, чтобы именно к выступлению в Сеуле подойти в лучшей форме. Не удастся создать приличный запас прочности — можно и проиграть».
Тревога исподволь, незаметно проникала в подсознание
157
и когда он перечитывал книги своих великих предшественников, стараясь извлечь уроки из их ошибок и заблуждений.
Он хорошо помнил историю выступления «разобранного» Валерия Брумеля на Олимпиаде в Токио, рассказанную в его книге «Высота», выпущенной издательством «Молодая гвардия» в 1971 году в серии «Спорт и личность». И тем не менее вновь и вновь перечитывал главу «В погоне за рекордом», где шла речь об этом испытании.
«1964 год начался и почти весь прошел в этой изнури-т ельной гонке»,— вспоминал Брумель.— То есть после установления своего очередного мирового рекорда 228 сантиметров я начал неистовый штурм высоты 2 метра 29 сантиметров.
В Риге взял только 223... 229 сбил. В Цюрихе — 224 сантиметра... 229 опять неудача. В Лос-Анджелесе на очередном матче США — СССР я подошел к этому рубежу очень близко... Подвела гаревая дорожка...
Прыгать мне пришлось, что называется, на «пахоте». То есть грунт, положенный за два дня до соревнований, еще не успел улежаться и буквально летел у меня из-под шиповок...
В Лос-Анджелесе я взял всего 2 метра 23 сантиметра. Недели через две после этих соревнований уже в Киеве на стадионе «Динамо» я снова вышел в прыжковый сектор... Опять только 2,24.
На этом моя «погоня» прекратилась. Я вдруг почувствовал страшную усталость и апатию. Ничего не хотелось. Ни разбегаться, ни отталкиваться, вообще думать о каких-либо прыжках... А прыгать надо было... Предстояло первенство Советского Союза.
Я проиграл его. Проиграл Роберту Шавлакадзе по попыткам с результатом 217 сантиметров.
В погоне за новым мировым рекордом я как-то совсем не заметил, что подошли Олимпийские игры в Токио. Именно к этим ответственнейшим соревнованиям я и начал выдыхаться.
За месяц до Токио я опять проиграл Роберту. Теперь уже самый последний старт перед играми, и с еще меньшим результатом — 2,15. Это был один из самых сложных
158
моих периодов. Я попал в резкую полосу спада, а на меня все еще по инерции (люди судили по прошедшему лету — четыре штурма 2,29) смотрели как на бесспорного фаворита на предстоящей Олимпиаде. Лишь немногие знали о моем истинном состоянии. От этого я нервничал и еще больше утомлялся. На меня словно повесили гирю непосильной тяжести. Мне с ней трудно было ходить, а с нею, оказывается, еще предстояло и прыгать.
Приехал в Токио. На первой тренировке (за две недели до начала Игр) шел дождь, погода была неприятной — я еле-еле преодолел два метра. Это был предел моего «разобранного» состояния. Ничего не чувствовал. Ни техники, ни грунта, будто только на свет народился...».
Читая эти строки, а потом и те, где рассказывалось о драматических перипетиях борьбы прыгунов в высоту на Токийской олимпиаде, Сергей думал о том, как избежать ошибок Брумеля, растратившего свою нервную энергию задолго до Олимпиады. Может быть, поберечь силы?.. Но Петров придерживался другой точки зрения: надо пахать и пахать — лишь этот путь ведет к победе. Другое дело — стратегия выступлений. Чем ближе к Олимпийским играм в Сеуле, тем реже надо выходить на старт, а если и выступать, то только чтобы проверить, правильно ли они все делают.
В начале июня после непродолжительного сбора в Братиславе, где спортивные организации создают условия для тренировок лучше, чем в его родном Донецке, Бубка, в который уже раз, отблагодарил гостеприимных хозяев выдающимся результатом.
Владимир Кучмий, обозреватель газеты «Советский спорт» по конькам и велоспорту, впервые попавший на выступление Бубки за рубежом, был потрясен необычайной популярностью Сергея в братской стране.
«В чужом городе его узнают всюду, и всюду за ним тянется восторженная свита,— писал Кучмий.— На днях зашел в магазин «Советская книга»—следом ввалилась толпа, потянулись руки за автографами, кто-то зааплодировал, кто-то кричал: «Браво!» Продавщица от изумления застыла у прилавка...
Стоит ли- удивляться тому, что в день выступления любимца братиславцев стадион «Интер» был похож на
159
осажденную крепость. В театр ходят на любимого актера. Братислава пришла смотреть театр Сергея Бубки».
Как это бывало не раз, Сергей расчехлил свой шест, когда другие прыгуны уже завершили спор между собой. Свою первую высоту — а начал соревнования он, как всегда, с 5,70 — Сергей взял с таким запасом, что стадион ахнул. Какой же у Бубки потолок! Впрочем, точного ответа на этот вопрос не знает никто, включая его самого. Петров не раз говорил, что Сергей способен совершить прыжок на 6,30, но все видели, как на Играх доброй воли в Москве он взлетел еще выше. Быть может, когда-нибудь настанет время, когда с помощью лазера будут фиксировать фактическую высоту, которую каждый раз преодолевает спортсмен, перелетая через планку. Если это произойдет во времена Бубки, то и в этом случае он даст фору всем остальным.
5,80 он берет так же уверенно, как и первую высоту, и просит поднять планку еще на 25 сантиментов, что на два сантиметра выше его же мирового рекорда, установленного год назад в Праге. О том, что произошло дальше, свидетельствует мой коллега из «Советского спорта».
«Стадион затаил дыхание, и в наступившей вдруг неправдоподобной тишине, казалось, слышится биение 25 тысяч зрительских сердец. Что творилось потом, когда он перелетел через планку и опустился, победно вскинув руки, описать трудно. Трибуны взорвались, словно пороховая бочка, фоторепортеры, сметая заслоны, бросились к прыжковому сектору, судьи приостановили забеги на дорожке. «Браво, Сергей, браво!» — стоя скандировал стадион. И уступая воле преданной ему публики, он в последний, четвертый раз вышел в сектор — один на один с планкой, поднятой на высоте 6 м 10 см.
Высота не покорилась. Но мне кажется, это была первая репетиция будущего рекордного полета».
Потом прыжок Сергея не раз показывали по телевидению, и я заметил, что такого запаса, как два года назад в Москве, уже не было. Что ж, видно, и в самом деле, бережет человек энергию. Ведь впереди Олимпиада!
Но когда 10 июля пришло сообщение из Ниццы об очередном, восемнадцатом по счету, мировом рекорде (с учетом и достижений в зале) Бубки — 6,06, я заволно-
160
вался: зачем нужна эта гонка за рекордами? Если так пойдет дело дальше, его может не хватить на Игры в Сеуле. При первом же удобном случае поделился этими мыслями с Сергеем, и он мои волнения как будто бы развеял.
— И к соревнованиям в Братиславе, и к выступлению в Ницце я специально не готовился, рассматривая их как один из этапов на пути к главным стартам — олимпийским. Мысль о рекордах возникала каждый раз по ходу соревнований, когда хорошо брал одну высоту за другой. Наверное, будь на моем месте рационалист, прагматик, он бы ограничился победой. А для меня этого мало — мне становится по-настоящему интересно выступать лишь тогда, когда планка поднимается чуть выше, чем рекордная высота, и ничего с собой поделать не могу.
Рудольф Максимович Загайнов убеждал, что для Сергея, как и для некоторых других великих атлетов, стрессовое состояние (а он переживает его каждый раз при попытке установить мировой рекорд) стало насущной потребностью... Энергия требует выхода. И если чемпиону не удается ее выплеснуть в спорте, то он может совершить «выброс» в какой-то другой сфере.
Не берусь предсказывать, что ждет Сергея после ухода из спорта и где он будет искать выхода для своей энергии. Но пока он находит удовлетворение в рекордах. Так что не будем судить его строго за то, что в преддверии Олимпиады не сумел он встать на горло собственной песне — не удержался от штурма рекордов. Если бы это произошло, то Бубка, наверное, не был бы Бубкой — тем неукротимым бойцом, тем максималистом, которого мы знаем и любим. Как не был бы духовный наставник Сергея Владимир Высоцкий — Высоцким, если бы поберег себя, если бы каждый раз на сцене и на эстраде столь щедро не растрачивал себя. Как не был бы Василий Шукшин — Шукшиным, если бы перестал быть бунтарем и смирился с той неправдой, которая царила в нашей жизни. Как не был бы киевский князь Святослав — его любимый исторический персонаж — Святославом, если бы не крикнул: «Хочу на вы идти!»
Писатель Карем Раш, в прошлом тренер по фехтованию, как-то подметил, что «Хочу на вы идти!» — формула
161
неудержимости, за ее простотой и «поднятым забралом» великая мудрость прямодушия, недостижимая для прагматиков и хитрецов».
Этот девиз стал и девизом Сергея.
Олимпиада приближалась стремительно. Из разных точек планеты шли сообщения о высоких и очень высоких результатах. А Сергей всю вторую половину июля и почти весь август оставался дома и напряженно тренировался. Переживал за брата, который показал на Кубке СССР третий результат сезона в мире — 5,86, но не попал в команду. Предпочтение было отдано Григорию Егорову — более молодому и более перспективному, по мнению руководителей сборной, прыгуну, установившему на чемпионате страны в Таллинне личный рекорд — 5,85. Но Сергей отчетливо видел, наблюдая за соревнованиями по телевизору, что были грубо нарушены правила соревнований: по сектору разгуливал Игорь Иванович Никонов, после каждой попытки корректируя действия своего подопечного по сборной Егорова, за что спортсмена полагается дисквалифицировать. А судья не сделал тренеру даже замечания, видно не желая связываться с тренером сборной.
Василию Бубке весной оперировали ахиллово сухожилие, и к чемпионату страны, проводившемуся у прыгунов, кстати, задолго до Олимпиады, он в полной мере восстановиться не сумел. Но Василий не из тех, кто при неудачах вешает нос. Неистовый трудяга — на тренировках он вкалывает даже больше Сергея, понимая, что лишь за счет усердия может приблизиться к достижениям младшего брата,— Василий сумел все же обрести боевую форму и на следующих после чемпионата Союза соревнованиях выполнил олимпийский норматив. Однако его упорство оценено не было. Как и прыгуна в высоту Сергея Мальченко, серебряного призера чемпионата СССР, обладателя второго результата сезона в мире (2,38), Василия Бубку в Сеул не взяли. Им объяснили, что они справились с нормативом позже установленного срока, а это равнозначно тому, что они вовсе с ним не справились.
Хотелось повести об этом разговор на заседании Федерации легкой атлетики СССР. Но впервые за многие годы — в расцвет демократизации общества — вопрос о составе олимпийской команды не был вынесен на обсуждение.
162
Впрочем, -даже если бы мы и заслушали сообщение старших тренеров по группам видов, то вряд ли бы смогли настоять на своем. Ведь признал же спустя несколько месяцев после Олимпиады со страниц «Советского спорта» председатель Федерации легкой атлетики СССР Леонид Сергеевич Хоменков, что отсутствие самостоятельности мешает общественности за что-либо браться всерьез. «Мы еще не преодолели издержек времени застоя, когда федерации служили своего рода прикрытием командно-административных методов ведения спортивной политики. Перед нами ставились ответственные задачи, на нас возлагались обязанности, но федерация была лишена прав — реальных, а не декларированных».
Несправедливость по отношению к брату, конечно, не оставляла в покое и Сергея. И в одном из интервью он прямо сказал, что считает систему отбора в олимпийскую команду не вполне совершенной — слишком уж задолго до выступлений в Сеуле было окончательно решено, кто едет туда, а кто нет. В связи с этим в разгар лета легкоатлетический сезон у нас в стране, по существу, завершился. Соревнования, конечно, проводились, но для большинства тех, кто не попал в сборную, они были фактически лишены смысла. Сказал Сергей и о том, что в Сеуле ему будет не хватать на секторе брата. Но его не услышали. А может, просто посчитали, что отстаивает Сергей родственные интересы. Одним словом, поехал он в Сеул один.
Да, в секторе он был один. Ибо Гатауллин — главный соперник, какие с ним разговоры? А на отношения с Егоровым наложила отпечаток история, связанная с братом. В Сеул он прилетел раньше, чем планировалось,— 20 сентября, с первым рейсом легкоатлетов. Во Владивостоке, где проходил последний сбор перед Олимпиадой, оставаться больше было невмоготу. На стадионе, в столовой, в гостинице — кругом одни разговоры о предстоящем испытании. И даже те, кто сдерживает себя, взволнованы. А эмоции требуют выхода. Происходит то один, то другой инцидент. Нет, оставаться здесь было уже нельзя. И вопреки желанию своего тренера Сергей отправился в Сеул досрочно. На следующий день после приезда он попал на одну-единственную официальную тренировку шестовиков на главной олимпийской арене Олимпиады. Опробование
163
сектора — вещь немаловажная, тем более на незнакомом стадионе. Понравилось все, кроме одного: на стадионе гулял сильный ветер. Как-то будет во время соревнований? Этот вопрос тревожил, но Сергей старался отогнать тревогу.
Праздничная атмосфера олимпийской столицы, постоянное общение с товарищами «по оружию», с нашими и зарубежными олимпийцами, «боление» (пусть не на стадионе, а у экрана телевизора) — все это отнимало немало энергии, эмоций. Как и миллионы болельщиков во всем мире, Сергей был потрясен финишем в бассейне Владимира Сальникова, отдавшего победе все, что только может отдать человек. Были и огорчения: болел за гимнаста Дмитрия Билозерчева, но в борьбе за абсолютное первенство удача отвернулась от него. Это была Олимпиада крушений фаворитов. Один за другим досрочно уходили со сцены такие звезды, как бегуны на средние дистанции англичанин Стив Крэм и марокканец Сайд Ауита, наша Надежда Олизаренко и норвежка Грета Вайтц, неподражаемый американский бегун на 400 метров с барьерами Эдвин Мозес и наш высотник Игорь Паклин. И это, естественно, тоже не прошло мимо внимания Сергея.
Чем ближе час испытаний, тем тревожнее становилось на душе. И вдруг — телеграмма. Как-то непривычно читать русские слова, написанные английскими буквами. Но фамилию автора Сергей разобрал сразу: «Загайнов!» А потом прочитал самое главное: «Уверен в победе». Слова психолога приободрили, помогли обрести душевное равновесие. И еще одно приятное событие случилось в те дни. Друг Сергея Геннадий Авдеенко и сосед по квартире в олимпийской деревне, несколько лет после удачи в Хельсинки на чемпионате мира находившийся в тени, снова испытал радость победы — на этот раз олимпийской. Сергей подумал, что победа Авдеенко — хорошее предзнаменование. Пять лет назад они поочередно, сначала Геннадий, а потом Сергей, поднимались на высшую ступень пьедестала почета мирового первенства. Так почему бы подобной ситуации не повториться вновь?
...Пятнадцать шестовиков по итогам квалификационных соревнований были допущены к борьбе за медали. Среди них было немало добрых знакомых. Французы Тьерри
164
Виньерон, Филипп Колле и Филипп Д'Анкосс, американцы Билли Олсон и Эрл Бэлл, поляки Мариан Коляса и Мирослав Хмара, Зденек Любенский из Чехословакии, да и остальные участники основных соревнований шестовиков Сеульской олимпиады не раз выходили в прыжковый сектор и раньше вместе с Бубкой.
Первым вступил в борьбу Д'Анкосс, начавший выступление на детской, по нынешним временам, высоте — 5,10, которую без труда взял. Но этого прыжка, как и последующих прыжков других участников на начальных высотах, Сергей не видел. Он лежал между скамейками среди спортивных сумок участников, не привлекая внимания зрителей. Операторы телевидения сумели все-таки отыскать его и время от времени на экранах появлялось безучастное ко всему лицо Сергея с закрытыми глазами. Обычно эта картинка, как говорят телевизионщики, появлялась следом за видеоповтором того или иного прыжка. Ничего не скажешь, эффектный монтаж. Монтаж с подтекстом, дескать, вы соревнуйтесь между собой, ребята, мне нет никакого дела до вашего выяснения отношений! А вот когда вы напрыгаетесь, в дело вступлю я. Можно было вполне предположить, что Сергей размышляет именно так,— ведь сколько раз он вступал в борьбу, когда его соперники зачехляли шесты. Но это была Олимпиада — соревнование, не имеющее аналогов. И на его плечи — лидера сборной, лучшего спортсмена мира последнего четырехлетия — тяжелой ношей легла необычайная ответственность. Не мог он проиграть, не имел права.
Вместе с дежурной бригадой главной редакции спортивных программ Центрального телевидения я следил в Останкине за тем, как развивались события на главной олимпийской арене. Впрочем, коллег с телевидения в эти минуты больше волновало отсутствие «картинки» с баскетбола, где наши сражались с американцами. Несмотря на ночное время (ночь была у нас, в Сеуле же вовсю пригревало солнышко), каждые несколько минут раздавался звонок из Литвы: самые нетерпеливые болельщики расспрашивали о ходе матча, но оперативный дежурный мог сообщить только счет. Но вот где-то там «за пределами Союза» что-то поправили и на одном из мониторов мы увидели Сабониса, хозяйничавшего под своим щитом.
165
Через минуту к нам в комнату сбежались все, кто был свободен. О, какое это было пиршество страстей!
А на другом мониторе события развивались довольно академично. Перед каждой попыткой прыгуны подолгу расхаживали по сектору, передвигая поудобнее стойки, неторопливо настраиваясь на прыжок... Вот к прыжку на высоте 5,40 готовится американец в очках. Ба, да это старый знакомый Эрл Бэлл! Секундомер отсчитывает секунду за секундой, а Бэлл все чего-то пережидает — так можно и просрочить время. Ах, вот оно в чем дело! Флаг в руке судьи трепещет, того и гляди улетит. Ветер, встречный ветер,— это шестнадцатый соперник, и какой соперник! Но ничего не поделаешь. Надо прыгать... Разбег, прыжок... «Есть!».
Эрл Бэлл... Тот самый, который в 86-м до конца сражался в Лужниках на Играх доброй воли и, несмотря на солидный для прыгуна возраст, составил достойную конкуренцию нашим молодым шестовикам. Такое впечатление, что выступает он целую вечность. Когда же я впервые увидел его? Нет, так сразу не припомнишь. Заглядываю в справочник и столбенею: оказывается, Бэлл дебютировал на Олимпийских играх в Монреале в 1976 году, на одной из тех Олимпиад, где мне довелось побывать. Как же там выступил Бэлл? Не слишком удачно — шестое место со скромным даже по тем временам результатом 5,25, особенно если учесть, что за два месяца до Игр он установил мировой рекорд — 5,67. Вот что значит бить мировые рекорды в олимпийский год!
И еще одна драма рекордсмена-олимпийца. Американец Харри Рейнольде, установивший незадолго до Игр феноменальный мировой рекорд в беге на 400 м, терпит обидное поражение, проигрывая юниору Стиву Льюису, третьему номеру американской команды.
А вот в баскетболе американцы проигрывают нашим 76:82. Мы, несколько журналистов, собравшихся в комнате оперативного дежурного, первыми в Москве узнавшие о победе советской сборной (в эфир видеозапись баскетбола и легкой атлетики пойдет через несколько часов), поздравляем друг друга, и второй монитор переключается на легкую атлетику. Теперь все внимание к прыжкам с шестом. Первым из наших появляется в секторе Григорий Его-
166
ров и лихо берет 5,50 — чуть ли не с полуметровым запасом. Молодец!
Планка поднимается на отметку 5,60, На табло зажигается фамилия «Бубка». Но нашего спортсмена почему-то в секторе нет. Что же случилось?.. Наконец показывают Сергея, что-то объясняющего судьям. Он жестикулирует, крутя одну ладонь вокруг другой: замена... Так, значит, меняет начальную высоту. 5,60 ему показалось мало. А может, просто решил поберечь силы для более солидных высот, тем более что ветер все усиливается и, значит, придется преодолевать дополнительно сопротивление воздуха, затрачивая больше сил, чем обычно.
Вместо Бубки в секторе появляется Виньерон и непринужденно берет высоту. Спрыгнув с поролоновой ямы для приземления, он вскидывает вверх руку и кому-то грозит кулаком. Следом за Виньероном на дорожку разбега выходит венгр Иштван Бадьюла и в стиле Бубки с солидным запасом преодолевает планку, устанавливая личный рекорд. Если он так будет прыгать и дальше, то сможет поспорить и за медаль. Не везет давнему приятелю Сергея поляку Мирославу Хмаре, начавшему соревнования на этой высоте. Он взлетает над планкой, но в последний момент задевает ее, и она не удерживается на стойках. А вот Филиппу Колле удача улыбнулась — планка попрыгала-попрыгала и успокоилась. Колле взметает руки к небу — вот он
миг счастья!
Легко расправляется с высотой Бэлл, а Олсон отталкивает в полете планку рукой, и она падает. Как и Зденек Любенский из Чехословакии, во второй попытке он пролетает под планкой. Неудачна и третья. Олсон, имеющий лучший результат в зале 5,93, не справляется с давным-давно освоенной высотой. Нервы? Не только. Ветер... С Сергеем в этот день он тоже сыграл злую шутку.
Бубка начал выступление на высоте 5,70. Вот он стоит в конце дорожки для разбега, настраивается и пережидает, пока успокоится ветер. Наконец пошел. Сделал несколько шагов и остановился. Что это — неуверенность? Тогда об этом можно было только догадываться. По возвращении домой Сергей внес ясность: когда он начал разбег, кто-то из судей пересек ему дорогу. Досадно!
Сергей вновь настраивается на прыжок, но секунды бе-
167
гут, а ветер не утихает. Вот-вот истечет время, отведенное на попытку. Ничего не поделаешь, приходится начинать разбег в неблагоприятных условиях... Какая досада! Прыгун «ныряет» под планку.
Очередь Гатауллина. Он тоже долго настраивается, видно ждет, пока стихнут порывы ветра, и, улучив момент, начинает разбег... Какой прыжок! Техничный, красивый — как на тренировке в Стайках. Радион выходит в лидеры. А Егорова, как и Колле, в первой попытке постигает неудача, зато во второй и тот и другой берут высоту с запасом.
Когда Бубка вышел на вторую попытку, затихший было ветер поднялся с новой силой. Долго стоит Сергей, долго ждет летной погоды, но вновь, так и не дождавшись, устремляется вперед. Кажется, порядок. Однако планка подпрыгивает на стойках. Сергей уже из ямы гипнотизирует ее взглядом, просит ее, умоляет — не упади! И она, словно услышав эту мольбу, наконец замирает.
— Если он так будет прыгать и дальше, то проиграет Гатауллину,— замечает ведущий режиссер спортивных передач нашего телевидения Ян Садеков, заглянувший на минутку в нашу комнату. А находящийся здесь же оператор Михаил Савин, болельщик с 30-летним стажем, более категоричен: «Перегорел Бубка, не выдержал конкуренцию с Гатауллиным. Я думаю, что назревает сенсация».
На высоте 5,75 сходят Белл, Колле и Виньерон... Особенно обидно за Тьерри, использовавшего на этой высоте лишь одну попытку. Травма! По затраченным попыткам лучшая позиция у Белла — он претендует на третье место.
5,80 Егоров преодолевает с большим запасом, но планка подпрыгивает и, к счастью, остается на месте. Гатаул-лин и Бубка эту высоту пропускают.
Пятый час идет битва гигантов шеста, но главные события впереди...
Когда планку подняли еще на пять сантиметров, в секторе появился Гатауллин. И ему тоже мешает ветер. И он ждет затишья. Но время истекает, надо прыгать. Видно, что нервничает — ведь от этой попытки так много зависит... Нет!
Бубка высоту пропускает.
168
Снова неудача у Гатауллина. Настраивается на третий прыжок.
Бубка разминается, делает стойку на руках. Наконец Гатауллин поймал ветер. Есть! Высота взята чисто. Но, видно, сил отдано немало. Сел на скамейку и что-то нервно объясняет Егорову. Может быть, разговор о ветре? 5,90!
Гатауллин снова пропускает высоту. А вскоре, не взяв 5,95, закончит соревнования.
Очередь прыгать Бубке. Снова долгая процедура настроя. Наконец Сергей начинает разбег, но затем отступает назад. Вновь разбегается. Эх, неудача!.. А Егоров и вовсе проходит под планкой.
Двое приятелей Сергея Зденек Любенский и Мирослав Хмара пытаются отвлечь его от грустных мыслей, рассказывают что-то веселое.
Гатауллин секундирует Егорову—успокаивает, что-то объясняет.
Вторая попытка. Прыжок у Егорова не удается. Бубка пролетает под планкой.
Если окажется неудачным и третий прыжок, то Бубка — без медали! Но разве это справедливо! Все знают, что сильнейший здесь именно он. Правда, нельзя победить раз и навсегда. Каждый раз надо доказывать, что ты самый сильный.
И в третий раз Егорову не удается взять рекордную для себя высоту.
Бубка выходит на дорожку разбега и с ходу безо всякого настроя устремляется вперед. Неужели он потерял контроль над собой?.. Первое, что пришло в голову. Но уже по тому, как он бежал — зло, мощно, стало ясно, что Сергей вкладывает в эту попытку все.
«Хочу на вы идти!» Сейчас это был его девиз, его боевой клич.
То был неудержимый порыв. И высота покорилась! Он понял это еще в полете и закричал от радости... Победа! Такая желанная, такая выстраданная! Что ни говорите, а все-таки есть на земле справедливость!
Достарыңызбен бөлісу: |