Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана

мед, сухофрукты, соленья, превосходная буза с белой пеной в большом
глиняном кувшине. По кунацкой закружились запахи жарящегося мяса,
смешанные с дымом и ароматами кислого настоя, которым поливалась
туша из тыквенной бутылки.
Равноправящий в Аварии был очень весел, хвалил хутор и его хозяина,
рассказывал о своих аксайских родственниках, точнее, родственниках
своей первой жены, от которой росли хорошо сложенный и довольно
неглупый сын Булач-хан и несколько красавиц-дочерей. Поддерживая
беседу, воитель тоже делал вид, что ничего не произошло, что, кроме этих,
по существу пустых разговоров, достойных разве что крестьян
и ремесленников, ничего его не интересует.
Наступило время обеденного намаза, который предпочтительно совершать
джамаатом, то есть вместе. Мухаммадмирзе-хану пришлось настоять
на том, чтобы хозяин дома имамствовал на их коллективной молитве, ибо
славный воитель, выказывая высокому гостью уважение, предлагал сделать
это ему (имамствующему – тройная благодать Аллаха, как сказано
в хадисах). Но хан был непреклонен, и вести молитву пришлось ему,
воителю, владеющему лишь несколькими крохотными сурами Корана.
После намаза сели за стол; нукеры хана тоже были приглашены к столу,
а со стороны хозяина за стол сел его зять Шахрудин.
– Нет на свете другого уголка, где бы так легко дышалось, сладко елось
и пилось, как Хунзах, – Мухаммадмирза-хан надломил горячую лепешку
из белой муки.
На столе уже стояли большие деревянные тарелки с дымящимися
ломтиками жареного мяса. Кроткий раб умело срезал их с туши и подавал
к столу, сохраняя безразличие к еде, ибо есть в комнате, где находится хан,
рабу не полагалось.
– Ну, что, аварцы, выпьем благородную бузу за наши благородные горы? –
хан поднял со специальной серебряной подставки рог, до краев
наполненный пенистой бузой.
– Выпьем, высокочтимый хан! – вскричали нукеры.
– Вот сволочи, как они торопятся, как они торопятся выпить и поесть! –

нарочито грубо пожурил их хан, от чего великаны-нукеры замерли, как
мраморные изваяния. – Нет, чтобы подождать, пока скажет слово первый
тысячник Страны, впитать мудрость его слов до мозга костей… Никакого
ума у этих слонов. Горе мне, горе! Знал бы, где найти умных нукеров,
отправился бы туда немедля.
– Значит, пьем за наши благородные горы, – торжественно произнес
воитель и, не дожидаясь дальнейших словоизлияний, медленно, ровными
глотками осушил свой рог.
Следом осушил свой рог хан, и лишь затем уже выпили нукеры.
Невольница, сидевшая в темном углу тихо, как мышь, по легкому
движению руки хозяина бесшумно скользнула к столу, подняла большой
глиняный кувшин и наполнила бузой рога.
– Выпьем, аварцы, на сей раз за здоровье и благополучие первого
тысячника страны! – снова предложил свой тост хан.
Нукеры на сей раз благоразумно промолчали, а воитель отметил про себя:
«Коснулся-таки цели своего визита. Будет упрашивать вернуться к войску,
не иначе».
Выпили и налили по третьей.
– Третий тост за тобой, славный воитель, – предложил хан.
Тогда я предлагаю выпить за великую династию Сариров!
– …Самую великую на Кавказе, – осклабясь, поправил Мухаммадмирза-
хан. – Может, кто-то не согласен?.. Ну, раз согласны, за слова воителя!
Выпили и по третьей. Затем налегли на сочные куски жареного мяса,
обильно сдабриваемые солью и перцем.
– Когда двадцать один год назад, в войне с персами, мой правящий брат
впервые доверил мне войско, всего пять сотен мечей, среди мальчишек,
провожавших нас до края плато, я помню тебя, Шахбанилав. Помню, как
ты просился на войну, как отец твой, храбрый воин (царство ему небесное
и да простит Аллах ему его прегрешения), говорил тебе: готовься к другой
войне. И вот эта другая война началась. Ты в ней вместе с войсками

Престола уже давно участвуешь, хотя и не понял еще, в чем суть этой
войны. На поле битвы лишь видимая часть той войны, которую ведет
аварский народ во главе с Мухаммад-Нуцалом. Главное же сражение
проходит скрыто от глаз и ушей народа. И ты, мой славный воитель,
не понимая этих вещей, имел глупость настаивать на увеличении войска,
на том, чтобы кормить, поить и жаловать деньгами три тысячи и более
ртов…
Шахбанилав, хоть и хранил внешнее спокойствие, внутри же протестовал
против заумностей хана, который, будучи прав в малом, в большом пытался
пускать в глаза пыль, слепить из воителя этакого послушного слугу
Престола, который бы не превосходил его и его правящего брата умом
и делом.
– У нас, аварцев, свои вековые законы, – продолжал между тем хан. –
И многие из них не писаны, они впитаны в кровь и мозг аварцев. Традиции
часто вступают в противоречие с шариатом, а народ – с имамами. Задача же
слуг Престола в том, чтобы сглаживать противоречия, а не усугублять их…
– Усугублять? С кем, например? – перебил, чтобы уточнить, воитель.
– Хотя бы с сыновьями моей стервозной сестры, – развел руками хан. – Ты
поперся к Жават-хану с просьбой дать муки и мяса, а он? Что сказал тебе
он? Разве нельзя было это предвидеть и не ходить к паршивцу с поклоном?
– Тогда у меня возникает другой вопрос…
– Спрашивай.
– А разве нельзя выкинуть его из всех нуцальских амбаров и поручить эту
работу верному Престолу слуге?
– Можно. Но что дальше? – спокойно продолжал размышлять хан, но то,
как намеренно подводит он воителя под свою мысль, было очень сильно
заметно. – Ты забыл, что он такой же внук Дугри-Нуцала, как и мой сын,
и престолонаследник? А ты подумал о том, что скажут аварские беки
и породнившиеся с ними ханы из других правящих домов?
– М-да, кажется, вот здесь я просчитался, мой хан. Но понимаешь, какое
дело. Я ведь, как ты сам говоришь, воитель-тысячник. Мое дело –

обыгрывать вражеского полководца на поле боя. Наверное, поэтому я был
склонен думать, что сильное войско заткнет рот бекам и всяким их
родственникам…
Мухаммадмирзу-хана внутренне передернуло. Как бы он ни старался
сохранить внешнее спокойствие, это ему не удалось – серые глаза
в отблесках свечей блеснули гневом, на гладко выбритой щеке тикнул пару
раз какой-то мускул, щегольские усы смешно дернулись. Это
не понравилось воителю, знающему себе цену. И тут он решил испытать
хана до конца, коснуться, как он выразился, неписаного закона:
– А скажи-ка мне, светлый хан, я – слуга Престола, всякий аварец,
способный держать в руках меч, слуга Престола, беки тоже слуги
Престола… И вот я хочу услышать от тебя, что есть Престол аварский?
Десять мраморных ступенек и бронзовое кресло или нечто другое?
– Престол – это всегда Народ! – не раздумывая, ответил хан.
– А Правитель на Престоле: кто он по отношению к Престолу?
Вот уж не ожидал такого вопроса, – после короткого смеха пробурчал хан
и лихо расправил свои роскошные светло-русые усы.
– Извини, хан, если я коснулся запретного вопроса. Но раз уж речь зашла
о неписаных законах и тайных сражениях, то не мешало бы уяснить себе
и эту вещь…
– Правитель на Престоле – это сердце народа, его хозяин и господин.
– Согласен, – кивнул воитель, хотя в ответе хана была ошибка. будучи
чьим-то сердцем, нельзя быть в то же время его «хозяином
и господином». – Мухаммад-Нуцал – Владыка Престола, а потому
и господствует он над народом аварским по праву высшей справедливости.
Но кто ты и твои племянники по отношению к Престолу, пока здравствует
правящий Нуцал? Слуги вы Престола или тоже господствующие хозяева?
– Ну ты и закрутил, Шахбанилав, – искренне поразился хан, – сам
шайтан бы тебе позавидовал в изворотливости!
– И тем не менее, светлый хан, я хотел бы получить ответ на этот вопрос.

– Ты получишь его, слуга Престола, когда я сочту нужным ответить, – лицо
хана посуровело. Он отстранился от еды и вонзил свой царский взгляд
в черные глаза воителя. – За гостеприимство спасибо. А вообще-то я
приехал к тебе, чтобы предложить вернуться к войскам. Вернешься?
– Три сотни мечей – это не войско, хан. Ваш племянник Осман-хан легко
справится с этой задачей. А я постараюсь быть полезным Престолу
иначе…
– Вот как? Я сказал Нуцалу, что он совершил ошибку, отобрав у тебя
авангард, – в голосе хана прозвучали угрожающие нотки.
– В Хунзахе много толковых воинов, достойных командовать войсками.
А я, когда протрубят рога войны, пойду в поход хоть сотником, хоть пешим
воином.
– Спасибо за преданность, – холодно поблагодарил хан и неожиданно
расхохотался. – Эти все манеры тонко рассуждать и докапываться
до глубинной сути, наподобие европейских вольнодумцев, ты перенял
от своего друга Гамача. А зря! На манер европейских и даже азиатских
держав в горах не разгонишься…
– Ваша правда, – почти искренне согласился Шахбанилав.
– Я высоко ценю твое воинское искусство. Ты умеешь делать из спесивых
узденей дисциплинированных воинов, способных сражаться и конными,
и пешими… Но затраты на гробящихся лошадей, портящиеся мечи,
рвущиеся одежды, гремящий порох, частую стрельбу из мушкетов
не оправдываются… Горцы должны сами учиться метко стрелять и крепко
сражаться, тратить на оружие и боевых лошадей свои деньги. Так было
во все века…
«Мушкеты появились всего столетие назад, – пронеслось в голове
у воителя, – и с каждым годом в разных концах света мастера
совершенствуют ружья и пистолеты, появятся кремневки. И не за горами то
время, когда меткость и расторопность мушкетеров будут решать судьбу
победы вмалых и больших войнах…» Вслух же, не желая переливать
из пустого в порожнее, просто произнес:
– Ваша правда, высокочтимый хан, ваша правда…

– У нас большой народ, мы – аварцы! При необходимости Нуцал может
собрать под свои знамена свыше пятидесяти тысяч воинов. А когда мы
сделаем своими вассалами вольные общества… заставим подчиняться
упрямых горцев – под знамена Нуцала будут собираться до ста тысяч
воинов! Это такая сила, которая сокрушит на Кавказе любого врага! Ни
грузинам, ни каджарам не устоять против нас…
– Ваша правда…
– Правда правдой, а моя просьба остается в силе. Возвращайся в Хунзах
и прими авангард.
– Хорошо, я подумаю…
– Ну-ну, думай, думай…
Хан вскочил на своего лихого скакуна и пришпорил прямо от хутора.
Следом помчались и трое его нукеров, разбрызгивая свежевыпавший снег,
словно пену морской волны. Вот только серые громады скал неласково
глядели им вслед.
Шахбанилав задумчиво вернулся в кунацкую и после того, как невольники
убрали все несъеденное, долго сидел у тлеющего очага, размышляя над
непростой беседой с равноправящим ханом. В отверстие в потолке улетели
последние клубы дыма, а из сердца – последние сомнения о судьбах
страны. Против правящих братьев ведут тайную борьбу те, кто и дальше
намерен воровать из казны.
* * *
На следующий день Шахбанилав поехал в Хунзах. О визите хана следовало
поделиться с мудрым другом, послушать его совет.
– Ты совершил ошибку, мой друг, – сказал философ воителю. – Таких
монархов, которые, наряду со своими подданными, и себя причисляли
к слугам Престола, подразумевая под словом «престол» – народ, по всей
земле сыщешь не более десяти. И судя по тому, как протекала ваша беседа,
Мухаммадмирза-хан, а значит, и Мухаммад-Нуцал опасаются тебя.

И на них за это не стоит обижаться. Хунзах знал ведь таких воителей,
которые пытались отобрать у Сариров Престол и основать свою, новую
династию.
– Да, мой друг, я и сам об этом думал, – задумчиво произнес Шахбанилав. –
Нуцал ревнует меня к славе воителя, сомневаясь в моей верности…
– Именно. Ведь говоря о Престоле, можно подразумевать на нем другое
лицо, которое с помощью сильного войска легко может взойти на него…
– Вот об этом я не подумал, – Шахбанилав резко поднялся и заходил
по комнате. – Значит, зря я настаивал на сильном войске.
– Не совсем, – улыбнулся философ. – На прошлой неделе у меня был
с Нуцалом долгий разговор. Он горит идеей великого Дагестанского
государства со столицей в Хунзахе. Владыка приказал мне разработать план
сбора общедагестанских земель, чем я и был занят эти дни. Какие бы
сомнения ни одолевали Правителя о преданности своих военачальников,
ему рано или поздно придется держать большое войско. Ни один правитель
не может быть в полной уверенности за свое окружение, а вот за угрозу
внешнюю может не беспокоиться при сильном войске. Только вот беда:
Нуцал очень медлителен в своих решениях. Может так случиться, что когда
придет беда, он попросту не успеет собрать сильное войско…

жүктеу/скачать 1.34 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: