2 Автор имеет в виду Польское восстание 1863–1864 гг.
Сборное государство, будучи юридически безукоризненным, имеет, однако,
значительные политические невыгоды. Ничто так не разъединяет общества, а
потому так не мешает развитию свободных учреждений, как различие народно-
стей, входящих в состав государства. Без единства народного духа невозможно и
единство политического направления, которое прежде всего должно выражаться
в общих национальных стремлениях, составляющих основу всей государствен-
ной жизни. Где нет общей любви к отечеству и единодушного желания поддер-
жать его цельность и его интересы, там тщетны попытки представительного
устройства. Поэтому необходимо, чтобы в государстве была, по крайней мере,
одна народность, значительно преобладающая над остальными, от которой бы
зависело общее направление представительного собрания.
Однако и это начало не следует доводить до крайности. Не всегда существо-
вание в государстве народных особенностей может считаться злом. Государство
слагается исторически из различных составных частей, которых разнообразие
придает общественной жизни большую широту, а иногда вносит в нее новые на-
чала и высшее образование. Однородная масса слишком склонна к односторон-
ности и исключительности. Без соседства других элементов она нередко погру-
жается в апатию; будучи призвана к участию в политической жизни, она без за-
держки легко дает ход всем своим недостаткам. Напротив, если она обставляется
другими, чуждыми ей стихиями, односторонность ее смягчается, недостатки
воздерживаются или восполняются чужими качествами, и из разнообразия на-
правлений вырабатывается более широкий взгляд на вещи. Возьмем для приме-
ра народность, находящуюся под влиянием исключительного вероисповедания.
Присутствие в ней других религиозных элементов одно в состоянии развить в
обществе веротерпимость и освободить гражданскую область из под церковной
опеки; а терпимость вообще составляет одно из главных качеств, требуемых сво-
бодою: люди должны научиться стоять за свое, уважая вместе с тем и чужое. Для
успеха представительных учреждений важно в особенности то возбуждение сил,
которое является последствием соприкосновения разнообразных стихий в об-
щем устройстве. Если этим уменьшается одно из условий свободы, общественное
единство, то возвышается другое – самодеятельность общества.
Однако для того, чтобы это разнообразие народностей приносило государ-
ству пользу, а не вред, необходимо, чтобы они жили в мире, чтобы подчиненные
примыкали к главной, сохраняя свои особенности, но не стремясь к самостоя-
тельности и не становясь во враждебные отношения к целому. С своей стороны,
преобладающая народность тогда только может рассчитывать на дружное содей-
ствие других, когда она не насилует их, не старается всеми способами поглотить
их в себе, а уважает их особенности, их права и даже их предрассудки. Нет ничего
вреднее для конституционной жизни, как возбуждение взаимного раздражения
народностей, входящих в состав государства. Жесткие нарекания, ядовитая по-
лемика, мелочные подозрения в недоброжелательстве, требования подчинения и
отказа от своих особенностей – все это только отталкивает подвластные племена
и готовит семена вражды, которые в представительном устройстве могут прине-
сти самые печальные плоды. Здесь начинается истинное зло, которому необхо-
димо противодействовать: враждебное настроение части народного представи-
тельства может принести государству величайший вред. Но лекарство лежит не
в деспотизме преобладающего большинства. Это способ действий, приличный
только революционному собранию, и притом не всегда успешный, ибо при пер-
вом разладе внутри большинства побежденное меньшинство может воздать ему
сторицею за свое поражение. Конституционный порядок основан прежде всего
на общей свободе, на обеспечении всех прав, на взаимных уступках и соглашени-
ях. Здесь подчиненную народность надобно не раздражать и не отталкивать от
себя неумеренными требованиями, а привлекать к себе путем мира и справедли-
вого удовлетворения ее желаний.
Общее представительство, в котором люди сходятся для совокупной деятель-
ности, для обсуждения общих интересов, может скрепить и упрочить взаимную
связь народностей; но оно не в силах ее создать. Представительство выражает
только то, что есть уже в обществе; поэтому надобно, чтобы связь была подго-
товлена жизнью. Это мирное завоевание чужой народности зависит не столько
от здравой политики правительства, сколько от нравственной силы господствую-
щего народа, от притягательной способности высших классов и от трудолюбия
средних. Образованная аристократия с блистательным политическим положе-
нием легко притягивает к себе чуждые аристократические элементы, которые,
стремясь занять в обществе высокое место, примыкают к однородным стихиям.
Общение нравов и интересов служит здесь связующим началом…
Мирное действие одной народности на другую гораздо важнее, нежели пра-
вительственные меры, которые могут содействовать общественным силам, но
никогда не заменяют их вполне. Однако для подобного результата не всегда суще-
ствуют нужные условия. Иногда препятствие заключается в недостатках преоб-
ладающей народности, иногда в исторических причинах, определяющих стрем-
ления подчиненной. В таком случае, если враждебного настроения нельзя по-
бедить мирным путем, остается действовать правительственными средствами.
Но здесь самодержавное правительство гораздо вернее достигает цели, нежели
конституционное. Оно допускает менее свободы в подчиненных и более произво-
ла в правителях; оно действует без огласки и не дает хода неудовольствию, а это
именно то, что требуется для подавления враждебного отпора. Конституцион-
ный порядок уместен при нормальном положении дел, для водворения всеобщей
свободы и законности, а не для победы над внутренним врагом. Последняя цель
всегда лучше достигается сосредоточенною властью.
Менее всего можно допустить участия враждебной народности в общем
представительстве. Стараться подавить чуждый элемент в известной части го-
сударства, а вместе с тем приобщить его к верховной власти – это вопиющее про-
тиворечие, которое идет наперекор всем требованиям здравой политики. Когда
государству предстоит подобная задача, лучше отложить введение конституци-
онного устройства до тех пор, пока не явится возможность возвратиться к правильному порядку. Или же, если время не терпит, лучше не распространять кон-
ституционных прав на тот край, в котором господствует враждебная народность.
Это имеет свои невыгоды, ибо вместо установленной ближайшей связи с целым
область ставится в еще более исключительное положение, как бы отрезываясь
от остального. Но это меньшая невыгода, нежели введение в общее представи-
тельство враждебного элемента, которому участие в верховной власти придает
только большую силу…
Эти затруднения исчезают там, где государство представляет более или ме-
нее однородное целое. Здесь существенное значение имеет одна преобладающая
народность, а потому успех учреждений зависит единственно от ее характера и
деятельности.
Качества, необходимые в народе для успеха представительных учреждений,
суть те, которые требуются для разумного и умеренного употребления свобо-
ды. Прежде всего нужна личная энергия, самодеятельность граждан. Без этого
основного качества политическая свобода остается мертвою буквою; это дух, ее
оживляющий. Там, где господствуют лень, нерадение, привычка подчиняться
чужой воле, представительные учреждения лишены почвы. Затем необходимо
сознание своих прав и твердое намерение за них стоять. Без этого опять консти-
туционное здание слишком шатко и свобода легко уступает место произволу. Раз-
деление власти в особенности требует, чтобы каждая сторона знала свое право
и крепко его держалась. Поэтому в конституционных государствах в высшей
степени важно распространение в народе юридического смысла. Ко всему этому
должно присоединяться умение действовать сообща. Только дружными силами
возможно отстоять свободу и прийти к единству направления. Здесь нужны в
гражданах многообразные качества: уступчивость, сговорчивость, терпимость,
привычка к нравственной дисциплине, особенно же преобладание общих инте-
ресов над местными, ибо первые соединяют людей, а вторые влекут их врозь.
Для общего дела нет ничего пагубнее господства личных эгоистических целей
в общественных деятелях. Наконец, и этого мало; устройство конституционной
монархии требует от народа еще высших свойств. Свобода не составляет здесь
единственной основы жизни; она должна согласоваться с другими началами и
учреждениями. Нужно признание высшей воли в лице монарха и уважение к за-
конному порядку, распределяющему права и обязанности. Участвуя в верховной
власти, народ не должен, однако, считать себя источником всякого права и за-
кона и ставить весь общественный быт в зависимость от своей воли. Отсюда не-
обходимость умеренности в целях и требованиях. Народное представительство
должно держаться в известных границах, искать того, что приложимо. Основ-
ным качеством является здесь практический смысл, который руководится более
указаниями опыта, нежели умозрительными началами. Исключительность и не-
терпимость односторонних теорий всего вреднее там, где требуются взаимная
уступчивость и уважение к чужому праву. Господство юридического формализма,
который строго держится существующего, гораздо уместнее в конституционном
порядке, нежели неопределенность нравственных требований и отвлеченных
начал, открывающая простор бесконечному разнообразию целей и взглядов.
С умеренностью в теории должна соединяться и практическая умеренность,
самообладание воли, воздерживающей движения страстей и полагающей сама
себе пределы, при неуклонном преследовании цели. Одним словом, сочетание
свободы и порядка, составляющее сущность конституционных учреждений, тре-
бует, чтобы общество носило закон в собственном сознании не как насильственно
наложенное правило и не как умозрительное начало, а как известный порядок
жизни, который следует уважать, изменяя его сообразно с развивающимися по-
требностями. Это касается не одной только политической области, но и всех дру-
гих, ибо все находятся друг с другом в связи. Это должно быть общим свойством
народного духа, которое приобретается привычками всей жизни и отражается на
всех явлениях. Там, где общественный быт расшатался, сохранение конституци-
онного порядка весьма затруднительно.
Таково редкое сочетание свойств, которое требуется от граждан для успеш-
ного хода представительных учреждений. Из европейских народов ими в наи-
большей степени обладают англичане. Англосаксонское племя преимуществен-
но перед другими одарено тою личною энергиею, тою способностью к само-
деятельности и тем практическим смыслом, которые сделали его властителем
промышленного мира и основателем представительного порядка в новое время.
В Северо-Американских Штатах это личное начало, свергнув с себя все истори-
ческое наросты, является исключительно владычествующим, поэтому республи-
канское устройство здесь более всего отвечает свойствам народа. В Англии оно
сдерживается уважением к существующим формам и условиям жизни, а потому
здесь отечество конституционной монархии. Это уважение свободы к высшему
порядку придает всему быту более возвышенный и просвещенный характер; но
так как оно руководствуется не общими началами, а историческими и условны-
ми данными, то и жизнь, и воззрения, и характер народа приобретают через
это оттенок узкости, ограниченности и формализма. Англичанину свойственно
опытное знание, а вовсе не умозрение, то есть целая половина умственного мира
остается для него тайною. Ему понятно то, что дает ему собственная практика и с
положительной, и с отрицательной стороны; но все, что выходит за эти пределы,
составляет для него груду сведений, не озаренных мыслью, способною понимать
чужеродные явления. Личная свобода юридически пользуется в Англии полным
простором; но на деле она всюду стесняется раболепным поклонением принятым
обычаям и формам. Лицо не является здесь в своем человеческом значении, а це-
нится по своему общественному положению, по своей обстановке. Это оборотная
сторона тех высоких качеств, которые утвердили в Англии конституционный по-
рядок ранее, нежели у других народов. Те самые черты характера, которые спо-
собствовали крепкому объединению элементов собственно английской жизни,
сделали ее исключительною относительно всего остального. Англичане – народ
своеобразный, со всеми преимуществами и недостатками этого свойства.
Совершенно иной характер французов. Личная самодеятельность далеко
не имеет у них того развития, как у соседей. Напротив, слишком часто являет-
ся у них наклонность все возлагать на правительство, всего от него требовать и
тесниться в его ряды. Они дорожат более равенством и политическою властью,
нежели свободою. У них нет и того преимущественно практического направле-
ния, которым отличаются англичане. Всякое явление они возводят к общим на-
чалам, созидая теории, всегда ясные и определенные, но часто односторонние.
Однако они не ограничиваются умозрением, но стремятся перевести сознанные
ими начала в практическую жизнь, и здесь они действуют с неудержимою силою.
Во имя идеи они готовы и разрушить старое, и разом воздвигнуть новое здание,
и, хотя восторженные порывы влекут за собою реакцию, колебания, усталость,
однако начало, раз укоренившееся в умах, постоянно возрождается с новою си-
лою и движется вперед по избранному пути. Такова была судьба идей свободы и
равенства, которые со времени первой революции сделались исходною точкою
новой истории Франции и отсюда распространились по Европе. Это стремление
французов руководиться идеями делает их главными двигателями европейской
политики и дает внутренней их жизни меньшую устойчивость и последователь-
ность развития, но большее разнообразие, больший блеск и большую глубину,
нежели у англичан. Задачи здесь шире, цели возвышеннее, а потому и достиже-
ние их труднее. Однако нельзя не сказать, что эти свойства народного характера
делают французов менее способными к правильному пользованию конституци-
онными учреждениями, требующими практических сделок и уступок, нежели к
пламенной оппозиции, к революционным движениям и, наконец, как сочетание
этих противоположных свойств, к республике с сильною властью, опирающеюся
на большинство.
Еще большею наклонностью к умозрению обладают немцы. В этом заключа-
ется их сила; в науке им бесспорно принадлежит первенство. Но практические их
способности далеко не отвечают теоретическим. В частной жизни у них встре-
чаются самые почтенные свойства: трудолюбие, честность, настойчивость, точ-
ность, доброта, но в них недостает именно того, что требуется для политической
свободы. Способность вникать в мелочи соединяется с наклонностью вживаться
в них; построение теорий влечет за собою совершенно искусственные воззрения
на практику; любовь к слову преобладает над стремлением к делу. У них люди не
стараются сойтись во имя некоторых простых, ясных, определенных начал, а
уходят в разнообразие сложных и запутанных соображений. Если к этому при-
совокупить медленность решений, добродушие характера и уважение к истори-
ческим началам жизни, то понятно, что в такой среде смелая власть может себе
все позволить. Если конституционные учреждения имеют в Германии надежду
на успех, то, независимо от общего хода истории, этому наиболее содействует то
обстоятельство, что и власть нередко имеет здесь тот же характер, как и народ, ту
же непрактичность, ту же искусственность воззрений, то же добродушие, иногда
то же уважение к праву и закону. Но до сих пор конституционная жизнь немцев
не могла выработать определенных начал, ни даже приобрести некоторую проч-
ность и силу. Она представляет скорее хитросплетенные отношения разнообраз-
ных элементов с значительною примесью случайности и произвола.
Разбирая характеры различных европейских народов, мы не можем не обра-
тить внимания и на наш собственный. Вглядываясь в те черты, которыми опре-
деляется способность народа к политической свободе, мы должны прийти к за-
ключению, что они существуют у нас в меньшей степени, нежели у кого-либо из
наших соседей. Иначе и быть не может; учреждения, под которыми народ растет
и развивается в течение веков, всегда соответствуют его характеру, и наоборот,
самый характер народа слагается под влиянием учреждений. Если в продолже-
ние всей нашей истории в нас менее, нежели у других, проявлялось стремление к
политической свободе, то, очевидно, что мы к ней менее всех способны. Это факт,
о котором могут пожалеть приверженцы конституционных учреждений, но кото-
рого беспристрастный наблюдатель не может оспаривать. Не унижение себя пе-
ред другими, а разумное самосознание должно побуждать нас не скрывать от себя
своих недостатков, а уяснять себе, где лежит наша слабость и где наша сила.
Едва ли кто сомневается в том, что личная энергия и инициатива не состав-
ляют отличительных свойств русских людей. Говоря о себе, мы вообще призна-
ем, что распущенность, нерадение и лень принадлежат к существенным нашим
недостаткам. Они проявляются особенно в общественной жизни, где мы охотно
все возлагаем на власть, отступаясь от дела под предлогом, что правительство
не все нам дает. Те великие достоинства русского народа, которые сделали Рос-
сию одною из первенствующих европейских держав, несокрушимое терпение,
безропотное перенесение всевозможных лишений и тяжестей, готовность всем
жертвовать для царя и отечества прямо противоположны духу личной свободы.
Эти свойства сплотили Россию в одно великое целое, но для самоуправления они
менее всего пригодны. Уважение к высшему порядку жизни служит уздою своево-
лия, но не пружиною самодеятельности. К тому же у нас исторически развилась
та форма уважения, которая прилична более самодержавию, нежели представи-
тельному устройству, именно, покорность власти, тогда как конституционный
порядок требует главным образом уважения к закону, неразрывно связанного с
сознанием своего права и чужого. Что юридически смысл и чувство законности
у нас почти не существуют, об этом излишне распространяться. При крепостном
праве и при отсутствии суда эти свойства не могли развиться. Впрочем, нельзя
отрицать, что и в представительном устройстве уважение к власти уменьшает
возможность раздоров между правительством и народом. В трудных обстоятель-
ствах оно является якорем спасения для общества, которое толпится около вла-
сти, осенявшей его в течение веков. На этом основании утверждают иногда, что
монархия, крепкая народною любовью, не должна опасаться представительных
учреждений, ибо она всегда будет сильнее всякого собрания. Но бессилие собра-
ния не служит доказательством его пользы, а уважение к общим историческим
началам не ручается за дружную деятельность в политической области. Тут нуж-
но согласие не относительно тех редких случаев, когда ставится вопрос о корен-
ных основах народной жизни, а насчет ежедневных потребностей государства.
Здесь происходят столкновения не столько с верховною властью, сколько с ад-
министрациею, причем самая неумеренная и беспутная оппозиция легко может
сочетаться с платоническою любовью к монархическому началу. К сожалению,
недостаток личной энергии не ведет у нас к согласию в управлении общими де-
лами. Личное начало у европейских народов никогда не исчезает совершенно;
это их отличие от азиатцев. Но оно приняло у нас ту форму, которая более всего
вредит общественной жизни. Не возбуждая самодеятельности, оно мешает един-
ству общества. Славяне издавна известны были неумением жить в ладу между
собою. Едва ли теперь мы сделали в этом отношении много успехов. Бесконечная
рознь, личные вопросы, частные интересы обыкновенно становятся преградою
всякому общему предприятию. Согласие установляется иногда отрицательное,
когда нужно вести дружную атаку. Особенно в высших классах люди соединяют-
ся лишь в беспредельной критике, при полном отсутствии умения установить и
поддержать разумный порядок. Общее дело идет ладно только там, где за него
случайно возьмется лицо, которое примет его в свои руки, победив недоброжела-
тельство. Против этого печального факта, о котором свидетельствует огромное
большинство наших общественных дел, можно сослаться разве только на мир-
скую сходку, где всегда установляется соглашение. Но в ней именно отсутствует
свобода, а существует только деспотизм массы, подчиненной еще сильнейшему
деспотизму администрации. Чем выше сфера, чем более свободы, тем, напротив,
сильнее проявляются и рознь, и личные интересы, и равнодушие большинства к
общему делу. Наконец, ко всему этому присоединяется еще свойство, которое ме-
шает у нас развитию правильной, законной свободы. Мы редко умеем держаться
в известных пределах и умственно, и нравственно. Наша мысль не успела выра-
ботаться и силою труда войти в определенные границы, уяснить себе цели и сред-
ства. Она обыкновенно расплывается, довольствуясь отвлеченными понятиями,
под которыми можно разуметь все, что угодно, или не зная меры одностороннему
развитию известного начала. Поэтому как скоро с нас снимается внешнее ярмо и
предоставляется нам доля свободы, мы тотчас предаемся полному ее разгулу. Об
этом свидетельствует то общественное брожение, которое разыгрывалось на на-
ших глазах, особенно же явление нигилизма, столь распространенного в нашем
обществе, хотя для него нет ни малейшей практической почвы. Это не случайное,
не заносное явление, как иногда утверждают. В нем выражается дурная сторона
той широкой русской натуры, которая ничему не знает меры и границ, которая
любит разгуляться на просторе. Конечно, этому значительно содействует низ-
кая степень нашего политического образования; это черта характера, которая
со временем может сгладиться, но пока она существует, она несомненно служит
препятствием правильному развитию свободы. Не подвергаясь упреку в преуве-
личенном патриотизме, можно сказать, что дарования русского народа не под-
лежат спору; без них он не мог бы среди европейских держав играть вceмиpнo-
иcтopичecкую роль. Но доселе его история и его свойства доказывали в нем спо-
собность создать крепкое государственное тело с единою властью во главе, а не
умение пользоваться свободою. Государственная жизнь имеет разнообразные за-
дачи, из которых каждая требует особенных качеств.
Однако из народного характера нельзя вывести безусловного заключения о
возможности или невозможности представительного порядка в государстве. Мы
сказали, что если в учреждениях отражаются народные свойства, то, наоборот,
самые свойства испытывают на себе влияние учреждений. Новые потребности
и обстоятельства вызывают наружу черты, которые прежде не могли развиться.
Народ вследствие постоянной смены поколений способен к возрастанию, к об-
новлению, и никто не может сказать, когда завершится у него этот процесс. Таким
образом, начало личной самодеятельности, которое необходимо дремлет, пока
общество покоится под управлением безграничной власти, должно выработать-
ся, когда обстоятельства приводят к необходимости свободы и вызывают напря-
женные усилия граждан. Это начало не является совершенно новым свойством,
ибо нет человеческого общества, в котором бы не существовала в некоторой сте-
пени личная самодеятельность; но оно приобретает большую силу и высшую
способность. Только у народа, совершенно обделенного элементами развития,
можно безусловно отрицать возможность политической свободы. Точно так же и
сознание права, которое стоит на низкой степени у народа, привыкшего руково-
диться главным образом покорностью власти, вырабатывается при более высо-
ком общественном быте, при более сложных отношениях, когда государственная
и гражданская жизнь и, наконец, самое промышленное развитие требуют обе-
спечения прав. Исторические примеры доказывают, что самые, по-видимому,
глубокие свойства народа, его вековые привязанности, изменяются радикально.
Какое громадное расстояние между старою Франциею, фанатически преданною
католицизму и монархии, и новою Франциею, революционною и вольнодумною!
Какая бесконечная разница между средневековыми германцами, исполненными
грубой силы, и тою педантическою беспомощностью, которая так часто прояв-
ляется у немцев, особенно в XVIII веке, и даже до настоящего времени! Развитие
жизни преобразует не только общественный быт, не только воззрения, но в неко-
торой степени и самый характер народа.
Поэтому невозможно утверждать, как делает историческая школа, что у каж-
дого народа в основании духовного его естества лежат известные начала, которые
определяют всю его историю, развиваясь только путем роста, количественным
прибавлением, но не изменяясь в своем существе. Такое понятие о народности
противоречит фактам. Народная жизнь не растение, которое из одного и того же
корня постоянно пускает ветви одинакого свойства и строения. Народу, способ-
ному к развитию, нельзя поставить таких границ, сказать ему: вот задача, тебе
не свойственная, потому что ты прежде ее себе не задавал. Прошедшее служит
основою и материалом для будущего, но не налагает на него неизменного клейма.
То, что прежде играло второстепенную роль, выдвигается на первый план и зат-
мевает остальное; новая эпоха порождает учреждения, часто противоположные
и предыдущим, и последующим. Только неподвижные страны Востока покоятся
вечно под одними формами быта, но это младенческое состояние человечества.
У других народов постоянство учреждений служит признаком крепкого, но одно-
стороннего развития. Вообще же, в истории господствует изменчивость поли-
тических форм, идущая рядом с изменениями жизни. Особенно в новое время,
при разнообразии общественных стихий, при ширине задач, при бесконечности
новых путей и средств человеческого развития, жизненные потребности и отно-
шения изменяются постоянно, а это неизбежно отражается и на учреждениях.
Мы видели, каким образом у западноевропейских народов за средневековою не-
урядицею, за борьбою общественных стихий водворилась эпоха самодержавия,
которое скрепило основы государств и утвердило единство власти; затем, когда
общественные силы окрепли под влиянием монархического начала, наступил
период либерализма, который после односторонних попыток поставил себе за-
дачею сочетание власти и порядка с свободою. Все эти столь различные учреж-
дения обозначают различные фазисы развития обществ; одна эпоха требует со-
средоточенной власти, другая разделенной, и нельзя сказать, что одному народу
свойственно одно, другому – другое.
Однако среди всех жизненных перемен всего устойчивее характер народа.
Он перерабатывается только постепенно, вследствие долговременного жизнен-
ного процесса. Общество, которое в течение веков жило под безграничною вла-
стью, не в состоянии сделать внезапный скачок к представительному правлению
и разом приобрести для этого все нужные качества. Если же оно неопытною ру-
кою берется за кормило, оно рискует произвести всеобщее потрясение и надол-
го устранить возможность прочного порядка. Это доказала Франция во времена
революции. Поэтому гораздо лучше, когда народ сначала испытывает свои силы
в подчиненных сферах. Частная жизнь, промышленность, администрация, юри-
дический быт открывают обширное поле для самодеятельности граждан. Здесь
изощряется личная энергия и приобретается опытность в достижении общих це-
лей совокупными силами; здесь развиваются те качества, которые необходимы
для разумной свободы. Требование политических прав тогда только может быть
оправдано, когда граждане доказали на деле, что они умеют устроить свои част-
ные и общественные дела.
Извлечения публикуются по изданию:
Чичерин Б.Н. О народном представительстве.
СПб., 1866. С. V–XI, 3–65, 385–393,
401–406, 408–417.
Достарыңызбен бөлісу: |