Букетов К. Воспоминания о Евнее Букетове: к 80-летию со дня рождения Е. Букетова/ Камзабай Букетов// Индустриальная Караганда. 2004.

К этому времени брат почувствовал, что начал отставать в науке, и сосредоточил все свое внимание на этом, хотя практически никогда не забывал нет-нет да выбрать время и посидеть за лабораторным столом, понаблюдать за реакцией химических элементов.

Теперь пришлось вернуться к истокам своих научных работ. О том периоде рассказывает в своих воспоминаниях И.Ф, Худяков -доктор технических наук, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, профессор, проректор по науке Уральского политехнического института: «В Казахский горно-металлургический институт, где он (Букетов Е.А.) работал в должности доцента кафедры металлургии легких и редких металлов, я приехал вместе с профессором В.И. Смирновым, который был в то время членом-корреспондентом вновь созданной АН Казахской ССР, в последующем он был академиком АН Казахской ССР. После традиционного приветствия Василий Иванович познакомил меня с Евнеем Арстановичем. Началась беседа об исследованиях, которыми он в то время занимался. Ему было важно знать мнение профессора В.И. Смирнова о его работах, целесообразности их проведения. Научные интересы Евнея Арстановича были сосредоточены на металлургии редких металлов и в какой-то степени являлись продолжением его кандидатской диссертации. Из беседы, которая продолжалась больше часа, нетрудно было сделать вывод об интересном научном направлении выполняемых работ и возможности их практической реализации, прежде всего на предприятиях цветной металлургии Казахстана, в частности на гиганте медной промышленности - Балхашском горно-металлургическом комбинате".

Работу в этом направлении Евней никогда не оставлял, внедрение его теоретических разработок позволило улучшить качество выплавляемой меди, поднять его выше мирового стандарта.

Подытожив результаты своей научной деятельности за более чем десятилетний период, Евней пришел к выводу, что можно приступить к оформлению докторской диссертации.

1966год, 10 октября. Москва. Зал заседаний ордена Трудового Красного Знамени института стали и сплавов. Свободных мест нет. Многие из сидящих в зале - убеленные сединами, лысоватые, маститые ученые, имена которых известны не только в нашей стране, но и за рубежом. Идет заседание объединенного ученого совета по присуждению ученых степеней. Когда члены совета заняли свои места и в зале воцарилась тишина, председатель - доктор технических наук, профессор С.Ф. Кузькин - объявил, что рассматривается диссертационная работа Е.А. Букетова на соискание ученой степени доктора технических наук на тему "Извлечение селена и теллура из остатков медных электролитов». Официальными оппонентами были назначены доктора технических наук профессора Н.Н. Севрюков, М.Д. Ивановский, Н.А. Суворовская.

После краткого доклада было задано множество вопросов, на которые диссертант дал исчерпывающие ответы. При обсуждении выступили четверо ученых, докторов наук и член-корреспондент АН СССР И.Н. Плаксин. Все были единого мнения: выполненная работа вполне заслуживает присвоения ученой степени доктора технических наук. Диссертанту Е.А. Букетову можно было бы присвоить эту степень без защиты за совокупность научно-исследовательских трудов. Но диссертант провел специальные научные исследования, разработал и внедрил в производство новые процессы, чем принес стране немалую пользу.

При тайном голосовании все двенадцать членов проголосовали «за», против - ни одного. Поблагодарив оппонентов, членов ученого совета и всех участников заседания, он вышел из зала-. И тут почувствовал щемящую боль в области сердца, лицо покрылось каплями пота. Сказались перегрузки и, конечно, волнение.

Вскоре после защиты решение объединенного ученого совета Московского института стали и сплавов о присуждении Букетову ученой степени было рассмотрено и утверждено Высшей аттестационной комиссией страны. Так сын маленького аула, мой брат Евней, стал настоящим ученым, доктором технических наук. В том же, 1967 году ему было присвоено ученое звание профессора. Таким результатом увенчался его многолетний труд. В дальнейшем он много сил вложил в подготовку научных кадров института, параллельно включившись в общественную жизнь города и области. Чаще стал выступать по телевидению, на страницах областных и республиканских газет и журналов как на литературно-художественные темы, так и на темы своих научных разработок. Был автором-ведущим документального телевизионного киноочерка «Южнее города Омска» о становлении Карагандинского и Экибастузского угольных бассейнов и развитии металлургической промышленности.

К семидесятым годам у него уже было за тридцать изобретений, сделанных им в соавторстве со своими учениками. Главным из них была разработка и внедрение новых прогрессивных технологических процессов по резкому увеличению выплавки меди с применением кислорода и комплексному использованию сырья с получением рениевой продукции и серной кислоты из отходящих газов конверторов. Это изобретение со столь сложным названием было внедрено на Балхашском горно-металлургическом комбинате, за что группе специалистов, и в том числе моему брату, была присуждена Государственная премия СССР за 1969 год.

Этот технологический процесс стали называть «Балхашским эффектом», он получил огромный резонанс на заводах цветной металлургии страны. Производственники выплавляли на тех же печах дополнительно десятки тысяч тонн меди «с четырьмя девятками», что означает чистоту получаемого металла - почти идеальную.

Одновременно был разработан метод извлечения из ядовитного дыма заводских труб редких металлов, в том числе рения. Дым научились превращать в металлы, более драгоценные, чем золото. В эти же годы группа ученых Химико-металлургического института работает над способами переработки и обработки пирита, содержащего полиметаллическое сырье. Эти разработки увенчались успехом, были признаны изобретением. Евней и его коллеги получили пять авторских свидетельств. Указанные изобретения в 1983-1984 годах запатентовали в Канаде, США и Австралии, в 1985-1986 годах - в Швеции, Франции, ФРГ, а в 1987 году - в Японии и Италии. В 1970 году Евней был избран членом-корреспондентом Академии наук Казахской ССР. В эти годы он работает особенно активно, ежегодно получает от трех до восьми свидетельств об изобретениях, много времени уделяется подготовке кандидатов, докторов наук. Вся его деятельность была направлена на то, чтобы в институте работало больше сотрудников с учеными степенями.

Вот как вспоминают его аспиранты тех лет, ныне ведущие специалисты, организаторы науки в регионе, преподаватели химического факультета университета: «Мы всегда восхищались тем, что Евней Арстанович умел находить время для беседы с молодыми научными сотрудниками; даже будучи ректором университета, он каждую среду - свой творческий день посвящал нам, приходил в новый корпус Химико-металлургического института, выслушивал нас, указывал на ошибки, поощрял успехи. Если все же нам не удавалось по какой-либо причине встретиться с ним на работе, мы в любой день, в любое время, когда он был свободен, могли к нему прийти домой. Там нас встречала доброй улыбкой его жена, уважаемая Зубайра Дюсеновна, которая хорошо знала всех учеников Евнея Арстановича.

Наши рукописи статей никогда не залеживались у Евнея Арстановича. Он удивительно быстро их прочитывал, вносил поправки, делал ценные замечания. Для беседы по научной работе мог вызвать нас домой и в 7-8 часов утра, и в 10-11 часов вечера, и в субботу, и в воскресенье...».

В один из дней ранней весны 1972 года Евней позвонил мне и попросил зайти к ним (тогда мы жили в одном доме по проспекту Ленина, 56). После традиционных приветствий брат эаявил, что ему предлагают должность ректора будущего Карагандинского государственного университета. В то время мы знали, что Карагандинский педагогический институт преобразовывается в государственный университет, в конце 1971 года пресса сообщила о постановлении правительства. Я ему не советовал переходить на другую должность, учитывая состояние здоровья, а также мотивируя тем, что в Химико-металлургическом институте АН Казахской ССР, где он директорствовал, все отлажено, создан сплоченный коллектив, многие сотрудники начали успешно защищать кандидатские и докторские диссертации, а еще больше соискателей готовилось подняться на эту ступень науки. Завершался многолетний кропотливый труд, готовился к вводу в эксплуатацию комплекс зданий института из стекла и бетона. В общем дальнейшее сулило спокойную ритмичную жизнь, хотя мы хорошо знали: спокойствия он никогда не знал и не будет знать, таким родился и воспитал себя. Оказывается, наша женеше, его жена, тоже возражала против перехода в университет. Несмотря на все наши настойчивые возражения, он вынужден был перейти в университет, ибо местные партийные и советские органы другой подходящей кандидатуры не искали и настояли на его переходе.

В середине марта того же года брат мой стал первым ректором второго в республике государственного университета.

Перед университетом стояло много сложных задач: он должен был продолжать готовить педагогические кадры, в частности, учителей для сельских и аульных школ. Ведь базой университета стал Карагандинский педагогический институт, который и передал университету все свои проблемы. А проблем было ой как много! Намечалось большое увеличение приема студентов, не хватало помещений для учебного процесса и т.п. Для решения всех этих вопросов была создана комиссия обкома партии и облисполкома во главе с тогдашним заместителем председателя облисполкома тов. Язевым В. И. Быстрыми темпами шло строительство временного главного корпуса по улице Гоголя, где в настоящее время разместился математический факультет университета.

Вначале коллектив бывшего педагогического института хорошо принял Евнея. Но когда начались подбор и расстановка кадров и наметились передвижение и перемещение некоторых сотрудников, стали появляться обиженные, недруги. Надо сказать, что к этому времени Евней был более подготовленным, опытным руководителем как в области организаторской, так и педагогической деятельности, не то что 12 лет назад, когда стал директором Химико-металлургического института. Обиженными оказались люди, занимавшие определенные руководящие посты в прежнем педагогическом институте. Они долго не забывали обиду, а некоторые вредили как могли. В том году был такой случай. Один молодой человек, наш земляк, окончивший медицинский институт, и дочь одного из бывших руководителей пединститута решили пожениться. Этот земляк попросил меня и еще нескольких близких людей пойти к ее родителям и совершить помолвку, Когда появились, хозяева квартиры нас радушно приняли, помогли раздеться, провели в зал. Разговорились, стали знакомиться, и когда очередь дошла до меня и выяснилось, что я брат ректора университета, родители девушки, я заметил, изменились в лице. Дальше разговор плохо клеился. Угостив традиционным чаем, хозяева проводили нас, пообещав, что свое решение о свадьбе объявят позже. Потом они категорически воспротивились, и этим молодым людям не суждено было соединить свои судьбы. Причиной всему было одно: жених оказался земляком неуважаемого человека. Может быть, не так сложились бы их судьбы, не появись его брат, то есть я. Бывают же в жизни такие парадоксы! Впоследствии многие поняли, что, переставляя кадры и приглашая со стороны более квалифицированных специалистов, Евней поступал правильно, многие с ним согласились, ибо университет не пединститут. У него другие, более ответственные и сложные задачи: подготовка и воспитание творческих, научных работников.

День официального открытия университета был приурочен к началу учебного года. Оно состоялось 1 сентября 1972 года. В Караганду съехалось много гостей со всех регионов республики, из университетов других союзных республик. Небольшой конференц-зал нового здания, который был построен благодаря настойчивости Евнея за несколько месяцев, не вмещал собравшихся на торжество. Многие стояли в проходах. За столом президиума были руководители области, делегация Академии наук Казахской ССР, местные ученые, представители рабочего класса и интеллигенция, а на открытии выступили тогдашние первый секретарь обкома партии В.К. Акулинцев, вице-президент Академии наук республики A.M. Кунаев, ректор Казахского госуниверситета профессор У.А. Джолдасбеков, впоследствии академик, президент инженерной академии республики, а также республиканские академики М. Каратаев, О.А. Жаутыков и писатель-академик Сабит Муканов. Это был последний его приезд в Караганду.

Итак, приняв статус университета, новый вуз вошел в законную силу и начал действовать. В обиход многих карагандинцев и жителей северных областей республики вошло выражение: «Мой сын (или моя дочь) поступил (поступила) в Карагандинский государственный университет», чаще «в КарГУ». Состоялся набор первокурсников, шло комплектование профессорско-преподавательского состава. Если абитуриенты съезжались в основном со всех концов республики, то новые кадры - из всех регионов страны. Как шел этот процесс, можно увидеть на примере физического факультета. По приглашению приезжали преимущественно молодые люди, кандидаты наук, только что начавшие путь. А.И. Турмухамбетова и К.З. Альжанов - из Алма-Аты, из Казахского университета, Б.И. Минаев приехал из Томского университета, К.Т. Ермагамбетов до Караганды работал в Сибирском отделении Академии наук Союза ССР, Г.А. Кецле – в Московском университете, Ж.С.Акылбаев - в КазГУ, Л.А. Краус - в Карагандинском, а Л.Ф. Ильина - в Казахском политехническом институтах.

Из Алма-Аты приехала семья Перевертун, Алексей Иванович и Мария Александровна, - оба кандидаты физико-математических наук. Глава семьи - физик, а Мария Александровна - математик, стали работать по своим специальностям заведующими кафедрами, Мария Александровна впоследствии продолжительное время, до ухода на заслуженный отдых, работала деканом математического факультета.

Я привел один маленький при­мер, один штрих той многогранной, большой работы, какую пришлось проводить моему Евнею по привле­чению нужных кадров. В универ­ситете сразу же было открыто пять новых факультетов из восьми, их надо было обеспечить новыми кадрами, 1 сентября начать заня­тия. Все эти заботы легли на пле­чи брата. Он отчетливо понимал, что каким бы трудным ни был путь развития коллектива университе­та, он должен иметь свое лицо.

В эти годы широко и во многих направлениях раскрываются его организаторские способности. Он закладывает фундамент подготов­ки кадров высокой квалификации, кандидатов и докторов наук. В на­стоящее время в университете трудятся более 35 докторов наук, не считая разъехавшихся по раз­личным житейским причинам.

В музее университета висит ма­кет генерального плана универси­тетского городка, который был раз­работан и начал претворяться в жизнь под непосредственным ру­ководством Е.А. Букетова. Вот что сказано в книге «Карагандинско­му государственному университе­ту 20 лет», изданной в 1992 году:

«Освещая историю становления и развития университета, особо следует отметить создание его материальной базы. Решением ис­полкома Карагандинского городс­кого Совета депутатов трудящих­ся для университетского комплек­са был отведен земельный учас­ток площадью 65 га, расположен­ный за городом, в районе Юго-Во­сточного жилого массива.

Генеральный план вузовского комплекса на современном этапе характеризуется, прежде всего, чет­ким зонированием территории, по­зволяющим обеспечить развитие каждой зоны в отдельности и всей композиции в целом, а также ко­роткими коммуникационными связями между зонами. Другая проблема современного вуза - единство его территории и комп­лексность решения вопросов жиз­недеятельности вуза (учеба, наука, спорт, отдых, жилье для студентов, культурно-бытовое обслуживание, хозяйство вуза). Полное решение этой проблемы может обеспечить функционирование и развитие вуза на длительное время. Все эти теоретические предпосылки на­шли свое отражение в проекте Ка­рагандинского государственного университета.

Основа архитектурно-планиро­вочной идеи университетского го­родка - четкое функциональное разделение на зоны: учебно-про­изводственную, НИИ, жилую, спортивную, хозяйственную, парко­вую. В состав комплекса входят Учебные корпуса гуманитарных и естественных факультетов, здания научно-исследовательского назна­чения, фундаментальная библиотека, Дворец культуры студентов, 14-этажное здание главного корпуса, спортивный комплекс, сооружения хозяйственного назначения. Зак­ладка фундамента первого здания университетского комплекса со­стоялась 15 мая 1974 года. На ми­тинге, посвященном этому событию, прочитал свои стихи известный казахский поэт Абдильда Тажибаев. За период с 1975-го по 1987 г. сданы в эксплуатацию следующие объекты: корпус гуманитарных факультетов с шестью поточными аудиториями, Дворец культуры сту­дентов, спортивный зал, 2 столовые на 330 и 530 мест, 4 студенческих общежития на 2148 мест, 54-квар-тирный (1975 г.), 75-квартирный (1978 г.), 72-квартирный (1979 г.) жилые дома, учебно-лабораторный корпус физического факультета с лекционными залами (1987 г.), санаторий-профилакторий на 100 мест (1979 г.). Все эти объекты обошлись государству в 17,6 млн рублей. Как видно, ежегодно на строительстве осваивалось более 1 млн рублей капвложений (по це­нам того времени). В 1992 году закончено строительство учебно­го корпуса биологического факуль­тета. Словом, на Юго-Востоке Ка­раганды возник и формируется ан­самбль университетского городка.

В этом большая заслуга его пер­вого ректора академика Е.А. Букетова. В годы ректорства раскрыл­ся его талант организатора боль­шого масштаба. Он решал слож­ные проблемы создания матери­альной базы университета в усло­виях застоя, тоталитаризма, партий­но-государственной бюрократии, жесткой централизации матери­альных и финансовых ресурсов. При помощи первых руководите­лей Совета Министров Казахской ССР, Госплана, Минфина, Минвуза республики, Карагандинского обко­ма и горкома партии, облисполко­ма и горисполкома решал вопро­сы финансирования, материально-технического снабжения и строи­тельства жилых домов, студенчес­ких общежитий, учебных корпусов. В сравнительно короткий срок была создана прочная материаль­ная база для плодотворной рабо­ты университетского коллектива».

Я бы лучше не сказал. Одновре­менно Евней Арстанович не менее активно занимался своей любимой работой, которой посвятил всю свою жизнь, - наукой. Вот как ска­зано об этом в упомянутой книге: «Значительно возрос научный потенциал естественных факульте­тов. Укрепление материальной базы, усовершенствование обору­дования, качественный рост науч­но-педагогических кадров позво­лили ряду кафедр физического, хи­мического и биологического фа­культетов подняться на уровень со­временных фундаментальных за­дач естественных наук, сформиро­вать и развить собственные на­правления, а по ряду научных на­правлений войти в группу лиде­ров.

Академик Е.А. Букетов был ос­нователем общепризнанной Казах­станской школы исследований в области химии и технологии халькогенов. Значительное место здесь занимают исследования в области химии соединений меди, а также ее естественных природ­ных спутников - серы, селена, теллура, мышьяка и сурьмы, или, как их еще называют, халькогенов.

Интерес к этому кругу объек­тов был вызван не только тем, что Центральный Казахстан является одним из кладовых такого рода сырья, но и тем, что интенсивная их переработка привела к суще­ственному уменьшению доли со­держащихся в них ценных компо­нентов. В связи с этим назрела задача вовлечь в сферу произ­водства так называемые окислен­ные и высококремнистые руды, осуществляя комплексную и эко­номичную их переработку. На ре­шение этих проблем были на­правлены исследования Е.А. Букетова...».

Он не теряет связи с родным Химико-металлургическим инсти­тутом, ибо его просил об этом тог­дашний президент АН Казахской сер Ш. Есенов. Вот его письмо:

«Министру высшего и среднего специального образования Казах­ской ССР тов. Айманову К.А.

В связи с назначением члена-корр. АН КазССР Е.А. Букетова рек­тором Карагандинского универси­тета создаются трудности по про­должению исследовательских ра­бот в отделе неорганической хи­мии и цветной металлургии Хи­мико-металлургического институ­та АН Казахской ССР.

Президиум Академии наук КазССР просит Вас разрешить чл.-корр. АН КазССР Е.А. Букетову со­трудничать в ХМИ АН КазССР в ка­честве старшего научного сотруд­ника по совместительству для кон­сультаций и руководства назван­ными исследованиями». Соответ­ствующее разрешение было полу­чено, это позволило не терять свя­зи с родным коллективом, самое главное - вести научно-исследовательскую работу, без чего не мог жить мой брат.

В годы, когда возросла его по­пулярность во всех сферах твор­чества, наступил юбилей: 50-летие со дня рождения. Эта дата вооб­ще в нашем государстве торже­ственно, широко отмечалась с пра­вительственными наградами для соответствующих лиц, с богатей­шими застольями.

Мы, родственники, друзья, также готовились отметить юбилей Евнея, ибо были уверены, что он заслу­жил это.

Ученый совет университета ра­зослал приглашения принять уча­стие в торжественном собрании, посвященном юбилею Е.А. Букетова. Желающих оказалось больше чем достаточно. Приехали видные ученые, писатели, общественные деятели республики и других ре­гионов страны. Большой зал уни­верситета по ул. Гоголя не вмещал участников, многие стояли в про­ходах, немало оказалось и в кори­доре.

Торжественное собрание прошло почти нормально, без казусов. Большие сложности начались при проведении второго этапа подоб­ных торжеств - угощении участ­ников. Нам категорически было запрещено арендовать любое об­щественное заведение, ресторан или самую незначительную столо­вую в городе. Поэтому все при­шлось организовать, т.е. накрыть традиционный национальный дастархан, в наших двух квартирах в несколько этапов. Добро, что мы жили в одном доме, но все же на­терпелись неудобств. Однако все провели как положено. Руковод­ство республики наградило его Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Казахской ССР - высшей наградой республики. Было преподнесено более 100 при­ветственных адресов различными коллективами, получено неисчисли­мое количество поздравительных телеграмм: из Москвы, Ленингра­да, Киева, Тбилиси, Баку, Казани, Ташкента, Самарканда, Улан-Уде и почти из всех городов Казахстана от ученых многих отраслей, писа­телей, поэтов и т.д. Считаю умес­тным привести текст некоторых телеграмм:

«Дорогой Евней Арстанович от всего сердца поздравляем Вас со славным пятидесятилетием. Это возраст, с вершины которого мо­жете оглядываться на пройденный этап жизни и размышлять. По­звольте пожелать вам и вашей семье хорошего здоровья, много лет красивой жизни и пафоса творческих взлетов. Академик Ал­кей Маргулан, Алма-Ата».

Из Ленинграда: «Дорогой Евней Арстанович! Сотрудники кафедры металлургии легких и редких ме­таллов и проблемной лаборато­рии ЛГИ горячо поздравляют Вас со славным пятидесятилетием. Мы знаем Вас как блестящего учено­го и организатора науки, создав­шего школу, плодотворно работа­ющую в различных областях химии и металлургии. Многие работы Вашей школы доведены до успеш­ного промышленного внедрения и заслужили всеобщее признание. Ваша деятельность исключитель­но многогранна. Мы гордимся Вами - представителем металлур­гов в Союзе писателей СССР. Же­лаем Вам крепкого здоровья, боль­ших творческих успехов. Профес­сор Грейвер Т.Н., Остробород М.Я., Косовер В.М., Зайцева И.Г., Белень­кий A.M.».

Эта телеграмма была передана по фототелеграфу, фотокопия ее хранится в музее.

Из Москвы: «Уважаемый Евней Арстанович! Секретариат правления Союза писателей СССР и со­вет по казахской литературе по­здравляют Вас с полувековым юбилеем. Мы, ваши коллеги по перу, знаем Вас не только как вдумчивого литературного крити­ка и переводчика, страстного про­пагандиста творений Владимира Маяковского и Сергея Есенина, но и как крупного ученого, внесшего большой вклад в развитие хими­ко-металлургической науки Казах­стана. Ваши деяния на этом по­прище заслуженно отмечены Госу­дарственной премией СССР. Ваши художественные очерки «Человек, родившийся на верблюде», «В ор­бите кочевок», эссе о людях казах­ского театрального искусства сра­зу полюбились широкому кругу чи­тателей. Дорогой Евней Арстанович, Вы, как лучший представитель технической интеллигенции, счас­тливо сочетающий в себе литера­турный талант с плодотворной на­учной деятельностью, безусловно создадите еще много произведе­ний о людях отечественной науки. Дорогой друг, от всей души жела­ем Вам доброго здоровья, новых свершений во имя расцвета науки и культуры нашей социалистичес­кой Родины.

Секретариат правления Союза писателей СССР».

В приведенных трех телеграм­мах вкратце отражен весь путь, пройденный Евнеем к своему юби­лею. В докладе и выступлениях на торжественном собрании тоже го­ворили об этом. Продолжения были за столом торжественного ужина, текст зависел от подготов­ленности и красноречия орато­ра.

Учитывая, что два коллектива, хи­мики университета и Химико-ме­таллургического института АН КазССР, объединенные под научным руководством академика Е.А. Букетова, далеко шагнули впе­ред в области исследований химии и технологи халькогенов и халькогенидов, Академия наук СССР приняла решение проводить всесоюзные совещания на эту темы в Караганде под руководством академика Е.А. Букетова.

Первое такое совещание с уча­стием всемирно известных ученых, академиков союзной академии, Ге­роев Социалистического Труда В.И. Спицына, А.В. Новоселовой состоялось в 1978 году, второе - в сентябре 1982 года.

За большую работу по проведе­нию 1-го Всесоюзного совещания президиум АН СССР распоряжени­ем от 1 декабря 1978 года объя­вил благодарность 4-м членам орг­комитета, в том числе моему брату Евнею.

В эти же годы у него зароди­лась идея получения из низкосор­тных, высокозольных углей Казах­стана моторного топлива. После освобождения от должности рек­тора университета он посвятил себя этой идее, но не успел довес­ти дело до победного конца. Об этом позднее.

Также активно в эти годы брат занимается писательской дея­тельностью. Выступает во многих союзных, республиканских, облас­тных газетах и журналах, по ра­дио и телевидению. За это время он написал и опубликовал, не счи­тая чисто научных работ, более 40 больших и малых статей, очерков, посвященных людям науки и сту­денчеству, в том числе такие, как «Человек, родившийся на верблю­де, и его современники» - об уче­ных Казахстана («Знамя», 1972 г. N 8), ставшая основой книги под этим названием, «Великая цель и святое дело Чокана» - о Чокане Валиханове, «Первый академик» - о К.И. Сатпаеве, «Пушкин и Мая­ковский» - этот очерк был опуб­ликован в журнале «Жалын» в 1974 г. N3. Когда он предложил очерк редакции журнала «Про­стор», произошел казус. Останов­люсь на этом подробнее. Евней получил из редакции лаконичный ответ (я решил привести перепис­ку полностью, ибо она подчерки­вает характер Евнея, его отноше­ние к задуманному): «Уважаемый товарищ Букетов! Об отношении Маяковского к художественному наследию Пушкина существует обширная литература. Ваша рабо­та «Пушкин и Маяковский» не со­общает ничего нового, в литературном смысле она вторична. Пуб­ликовать ее не представляется це­лесообразным.

Зав. отделом критики журнала Н. Ровенский».
Получив этот ответ, Евней пишет ему письмо, между ними завязывается интенсивная переписка. Поэтому ответ Евнея также привожу без сокращений:

Журнал «Простор», товарищу Ровенскому

Уважаемый товарищ Ровенский!

К сожалению, я не могу с Вами согласиться, что «Об отношении Маяковского к художественному наследию Пушкина существует обширная литература». Это - истина того же порядка, что и... «Волга впадает в Каспий». Я знаю эту истину (нужно ли этим гордиться?) и в своей статье пишу вовсе не об отношении Маяковского к художественному наследию Пушкина, хотя, я думаю, что и эта тема пока не исчерпана. В данной работе, приводя самые известные места из поэзии Пушкина и Маяковского, я старался показать, что Маяковский являлся продолжением Пушкина, что их нельзя противопоставить и что главный герой поэзии молодого Маяковского есть продолжение Онегина, продолжение плеяды лишних людей, характерных для дореволюционной русской общественной жизни и русской литературы. Мне показалось, что эта мысль нова, она мною была давно лелеема, и я имел смелость представить ее на Ваш суд. Я полагал также, что эта связь, а также мысль, что даже Пушкин и Маяковский (а в нашей поэзии, скажем, Абай и Сейфуллин) - ветви одного и того же могучего древа национальной поэзии, в назидание тем молодым, которым думается, что они выросли отдельно вне этого общего древа и возвышаются над кажущимся им океаном серости, как Нептун над водным океаном,

Я не спорю, что эта мысль, да и сама статья, может оказаться несостоятельной. Но ведь необходимы доказательства, а не утверждения. Я - профессор, а Вы - известный литературовед и литературный критик, и мы хорошо знаем, как интерпретация одних и тех же фактов позволяет иногда находить связи, которые не улавливались до определенного времени. Это же зависит от диалектики мышления и от угла зрения, который выбирает исследователь. Иной, если он не глубок в диалектике мышления, выбирает такой угол зрения, что дальше собственного носа не видит, а другой выбирает такой угол зрения, что, основываясь на одних и тех же фактах, видит связь явлений дальше и глубже. Если Ваше утверждение, что «работа... в литературоведческом смысле вторична» относится к фактам, то, согласитесь, что подобное суждение опрометчиво. Тут я вспоминаю случай из 12 года (может быть, не очень к месту, но для разрядки, рассказанный тем же Пушкиным). Прискакал к Багратиону Денис Давыдов и второпях выдохнул: «Ваше сиятельство, неприятель на носу!». «На чьем носу? Если на Вашем, то неприятель действительно близок, если же на моем, то успеем еще отбежать».

Уважаемый товарищ Ровенский! Скажу прямо, мне не понравился тон Вашего письма. Если бы я не знал Вас лично (я видел Вас лет двадцать тому назад и сохранил воспоминание об эрудированном, остроумном и обаятельном молодом человеке, который, судя по дальнейшим непрерывным публикациям, рос и стал популярным литератором), я бы мог подумать, что это - письмо молодого человека, случайно перескочившего потолок своей компетентности, Известно, что такой человек изрекает свои суждения с апломбом, не терпящим возражений, и что ему кажется, что только он в себе содержит истину последней инстанции. Я хорошо знаю, что Вы по занимаемому положению и по уровню Ваших возможностей еще далеки от своего потолка компетентности и полагаю, что непозволительный тон Вашего письма есть не что иное, как... пленной мысли раздражение... ибо наша жизнь настолько стремительно урбанизируется и настолько полна стрессовых состояний, что любой из нас может оказаться временно в плену нежелаемых эмоций. И почему-то думаю (может быть, нескромно? - но как нам, творческим работникам, жить без веры в собственное дело), что статья «Пушкин и Маяковский» достойна более объективного обсуждения.

Уважаемый товарищ Ровенский! Я хорошо знаю Вас (грешно было бы не знать одного из ведущих наших писателей), знаю Ваше имя и отчество, но я нарочно выдерживаю заданный Вами тон, чтобы показать, насколько нежелательны черствость и казенность в наших взаимоотношениях. Мир тесен, особенно когда люди работают в одной и той же республике, на одной и той же ниве науки и культуры, пути господни неисповедимы, неожиданно и часто перекрещиваются наши дороги и, ей богу, необходимо твердо сохранять доброжелательность всем нам друг к другу в нашем социалистическом общежитии. С неизменным уважением к Вам Букетов». (Дата не проставлена).

Евней получил ответ на свое довольно резкое послание. Видимо, читателю небезынтересно прочитать, что же дальше, как отреагировал такой маститый литературовед, литературный критик, как Н.С. Ровенский, занимающий соответствующий солидный пост на этом поприще:

«Уважаемый Евней Арстанович! Рад был получить Ваше умное, веселое и язвительное письмо. С удовольствием обращаюсь к Вам по имени-отчеству, которое узнал только из «Правды». Мои коллеги (стыдно сказать) ничего определенного сообщить по этому вопросу не могли.

Боюсь, спор о Вашей статье в эпистолярной форме ни к чему не приведет, для установления истины необходима аудитория, которая могла бы определить степень убедительности аргументов полемизирующих сторон. А как ее соберешь, такую аудиторию?

Дорогой Евней Арстанович!

Мы несколько раньше автора очерка в «Правде» знаем Вас как тонкого и точного критика, человека, любящего и понимающего литературу и искусство, их сложные и неисповедимые пути развития. Вы всегда хорошо чувствовали время в книгах, фильмах и спектаклях (не могу понять, что толкнуло Вас повернуть на скучные тропы академического литературоведения?!) Не согласитесь ли Вы отодвинуть наш неплодотворный спор на неопределенное время с тем, чтобы обратиться к вопросам более живым и актуальным, сейчас у всех на устах - НТР. Не потому, что мода, а потому, что поджимает. Если Вы внимательно следите за выступлениями «Литературной газеты», «Литературного обозрения» (посмотрите N 9 за этот год), Вам нетрудно вспомнить статьи, посвященные отражению... НТР в литературе. Казахскую литературу Вы знаете не хуже иных профессионалов. Но Вы еще и большой ученый. Не смогли бы Вы написать статью, заметки, соображения о том, какое место занимает НТР в современной казахской литературе, и занимает ли, есть ли в ней правдивые образы ученых, инженеров, рабочих, есть ли в ней изображение современных, промышленных предприятий, индустриальных коллективов. Такая статья насущно необходима. При Вашем умении писать остро, аргументированно, при Вашем научном авторитете статья могла бы оказать серьезное влияние на литературный процесс, освежить и динамизировать его. Что Вы на это скажете? Не отбирайте хлеб у литературоведов, поскольку Вы имеете возможность предложить здоровую пищу писателям, родной литературе.

Искренне недоумеваю, что показалось Вам в моем ответе непозволительным, нежелательным, казенным и черствым. Ответ написан с учетом подготовленности адресата. Делить нам нечего и ссориться абсолютно не из-за чего. А мир, действительно, тесен.

Доброго Вам здоровья и успешной работы над поименованной статьей (в последнем пожелании я, пожалуй, излишне самоуверен?) Ждем Вашего ответа. Ровенский Н. 20.X.74 г.»

Ответ Евнея: «Глубокоуважаемый Николай Степанович!

Вы в своем письме затрагиваете действительно насущный вопрос нашей жизни и литературы. НТР ныне - это то, что определяет самые коренные особенности нашей жизни, если (кто-либо думает изобразить нашего современника, проходя, мимо влияния НТР на его психику, на динамику его переживаний, тот всегда окажется далеким от правды. Я в последнее время, к стыду и к великому сожалению, очень мало читаю, просто не хватает времени, и боюсь, что отстаю от жизни (было бы еще хуже, если бы это было отголоском того, о чем писал 70-летний Ч. Дарвин: «Потерял интерес к художественной литературе, боюсь, что душевно деградирую», но, кажется, пока у меня этого нет). И все же не ошибусь, если скажу, что в нашей казахской литературе с этим делом очень плохо. С легкой руки глубокоуважаемого и высокочтимого Илеке (я действительно люблю) большинство дельных, умных и высокоталантливых писателей переключились на прошлое, даже далекое прошлое. Это, наверное, хорошо. Это, наверное, означает, что благодаря условиям, созданным Октябрем и партией Ленина, пробудились в нашем народе национальное самосознание и гордость за прошлое. Потребовалось, например, изумительному чародею казахского слова, умно всматривающемуся в современность, Габиту Мусрепову изобразить умную, по-настоящему женственную женщину-казашку, он ее отнес к середине XIX века («Улпан», «Жулдуз» этого года). Вот Вы хорошо написали о Большом Алимжанове недавно в «Литературной газете». А ведь как он вдохновенно любуется и своим прошлым (Махамбет), и прошлым хинди (Акбар), и фарси (Рудаки), отнюдь не поступаясь истиной. Вы это не хуже меня знаете. Ведь мы интеллектуально обогащаемся в основном за счет доброжелательного и делового общения. Как, например, приятно и полезно было бы для меня услышать ваши суждения и замечания в смысле художественной подлинности образа. Все это я к тому говорю, что Ануар, талант которого был воспитан на самом современном материале, на ниве журналистики, что Ануар, высокоинтеллектуальный человек, более остро, более тонко, чем кто-либо, чувствует пульс современности и уже, отодвигаясь от послевоенного Жомарта все больше назад, дошел до Махамбета и еще дальше - до «Гонца». Все это тоже, наверное, архинужно для нашей литературы, но из этого же и вытекает то, что пока НТР у наших серьезных писателей не в большой чести. Кажется на подступах, на серьезных подступах к этой теме находится 3. Кабдолов («Пламя»), НТР - широкое внедрение науки в жизнь. Скоро не будет семьи (по крайне мере, городской), где не будет научного работника. Следовательно, тема НТР требует изображения сложнейшей духовной сути современного ученого. Недавно в разговоре скульптор Наурызбаев Хакимжан сказал, что ему легко делать скульптурные портреты чабана, рабочего, но с большим трудом удаются портреты ученых, писателей, ибо их духовное содержание настолько динамически отражается на облике, что трудно уловить момент сосредоточения всей сути на лице.

Я думаю, что многие избегают НТР, потому, что она, как ни говорите, страшно сложна для изображения, да к тому же «большое видится на расстоянии». Словом, дело это трудное, но мимо нее мы не можем проходить. И, кажется, судя по «Литгазете» и по «Музобозрению», наша советская литература в общем-то не проходит мимо нее. Из этого я не хочу сделать заключения, что Вы, Николай Степанович, ставите передо мной трудную задачу, но все же в порядке критики заделов и в порядке постановки вопроса можно что-то на эту тему написать, однако нужно время. Вы могли бы, наверное, планировать страниц 20-30 где-то на вторую половину следующего года, ибо разговор должен быть не ребяческим, а серьезным, и требуется, как говорится, помозговать. Думаю, согласитесь на это.

Но, к сожалению, Вы статью мою не читали и в раздражении (и этот со своим грубым химико-техническим рылом лезет в наш изящно-тонкий литературоведческий ряд!) ограничились казенной канцелярской отпиской, Пишущей братии много. В «Простор», наверное, много различного рода «произведений» поступает, их все читать наверняка Вам некогда (хотя Горький, например, прочитывал все, что к нему приходило), но тогда надо было хоть помощников попросить. В общем, это, как говорится, на Вашей совести, но все же меня не покидает уверенность, что Вы найдете возможность отнестись к моей работе более серьезно. Я понимаю Вашу шутку о литературоведческом хлебе, но что поделаешь - ведь охота пуще неволи: в этом-то, может быть, и заключается самое интересное в жизни, что мы имеем возможность заниматься тем, что может нас по-настоящему вдохновить и что может дать человеческое удовлетворение.

Благодарю за хорошее письмо, за письмо, в котором сказывается тот Николай Степанович, который есть на самом деле. Желаю в эти октябрьские дни Вам успехов, здоровья, счастья! Весь Ваш Букетов».

На это Н.С. Ровенский отреагировал коротким ответом от 12 ноября 1974 года:

«Уважаемый Евней Арстанович!

Большое спасибо за твердое намерение сделать статью. Эту тему мы включили в план 1975 года с указанием автора. Это происходило при таких свидетелях, как член-корр. АН КазССР М. Каратаев и многих других, знающих Вас и уважающих литераторов. Так что назад у Вас ходу нет. Объем не ограничиваем, число произведений тоже. Тема очень важная, и скороговорка в решении ее ни к чему. Думаю, что у нас будет возможность при личной встрече поговорить о статье «Пушкин и Маяковский», которую я читал самым внимательным образом. Ведь не так часто ученые-химики пишут статьи такого рода. Разумеется, я искал какой-то новый, своеобразный угол зрения. Но об этом потом.

Доброго Вам здоровья, неиссякаемой научной и литературной дерзости. Н. Ровенский».

На этом переписка, сохранившаяся в архивах, обрывается. Она за интересовала нас той настойчивостью, с какой Евней Арстанович отстаивал свою точку зрения не только в области своей специальности но и в литературе. Несмотря на это обстоятельства, как видно из переписки, работники совершенно разных направлений так быстро поняли друг друга, нашли общий язык и в дальнейшем подружились. Кульминацию их отношений могут показать только дальнейшие поиски продолжения их переписки.

Особо плодотворными для литературной работы были 1977-1978 гг. Евней пишет и публикует на казахском и русском языках публицистические статьи, очерки, издает книгу «Грани творчества». Многочисленные положительные отклики получил очерк «Второй в республике» - о родном университете, опуб­ликованный в восьмом номере журнала «Простор» за 1977 год. Вот как откликнулся на него один из многочисленных читателей - В. Шестюков из Талды-Курганской области: «В редакцию журнала «Простор». В восьмом номере Вашего журнала напечатана статья ректора Карагандинского государственного университета Евнея Арстановича Букетова под скромным названием «Второй в республике». Меня лично, читателя, выступление ученого сильно увлекло, заинтересовало. Я прочитал его с большим удовольствием. Вчера в троллейбусе я услышал, как несколько пассажиров ссылались на статью, прочитанную мною, мнение совпало... Журнал, на мой взгляд, может гордиться этой статьей...». Таких откликов я слышал и читал немало... Евней готовился писать большой труд о жизни и деятельности первого президента АН Казахской ССР, первого академика Союзной академии Каныша Имантаевича Сатпаева. Вел долгие поиски и накопил богатейший материал, который в настоящее время хранится в его личном архиве. Приступил к осуществлению давней мечты, начал писать и публиковать отрывки отдельными главами. Так, 21 марта 1975 года в казахской литературной газете «Қазақ әдебиеті» появилась вступительная глава. В дальнейшем эта тема стала одной из основных в его литературной деятельности.

Когда читаешь его наброски, то нетрудно догадаться, что работа была задумана как многоплановая - трилогия-эпопея, но не суждено было сбыться его мечте. Не успел. Написал около 300 машинописных страниц и дошел лишь до 15-16-летнего возраста главного героя книги.

В 1977 году он написал рецензию на казахском и русском языках на книгу новых стихов и поэм поэта Жубана Молдагалиева «Дойди до горизонта», после этого - документальную повесть «Время светлой судьбы» (записки научного работника), которую опубликовал в журнале «Простор» (1978 г., NN 8-9). Эта публикация сыграла роковую судьбу в его жизни. Позже остановлюсь на этом подробнее.

Не забывает Евней и о переводах произведений любимых поэтов. Переводит на родной язык поэму «Хорошо!» В. Маяковского, стихи С. Есенина «Русь Советская», «Письмо женщине», «Собаке Кочалова». Объединив их с ранее переведенной поэмой «Анна Снегина», издает отдельным тиражом в издательстве «Жалын». Перечисление всех его литературных трудов заняло бы много места и времени читателя, поэтому ограничусь приведенным. К тому же издается много научных работ по химии и металлургии. Под его руководством были изданы монографии, кроме того, он редактировал научные труды своих учеников и других сотрудников ХМИ. Читал лекции на химическом и филологическом факультетах. Руководил дипломными работами студентов этих факультетов, многие из них до сих пор вспоминают Евнея Арстановича добрым словом и благодарны ему.

Раньше я уже говорил, что в это время у Евнея зародилась идея заняться проблемой сжижения угля для получения моторного топлива. Он нашел активного сторонника в лице академика Союзной академии, доктора химических наук, директора Института физической химии АН СССР, Героя Социалистического Труда Виктора Ивановича Спицына. Между ними завязалась интенсивная переписка. На отдельных ее моментах я посчитал целесообразным остановиться.

Разбирая архивы брата, однажды наткнулся на письмо, напечатанное на фирменном бланке ордена Трудового Красного Знамени Института физической академии наук СССР от 26 мая 1981 года. Для наглядности считаю уместным привести текст полностью:

«Глубокоуважаемый, дорогой Еке!

Я получил Ваше письмо с некоторым запозданием, так как был в командировке на совещании в Риге. Основная Ваша идея - применять для гидрогенизации угля связанный водород - мне нравится. Я советую Вам сосредоточить сейчас свое внимание на процессе гидрогенизации угля и характеристике получаемых жидких продуктов. Вероятно, нужно добиваться максимальной гидрогенизации угля.

В определении состава получаемых жидких углеводородов мы можем помочь. Наш масс-спектрометр определяет состав летучих жидкостей по массам - за 5 минут. Накопите 10 проб и пришлите нам. Советую выбрать один из восстановителей, например -ферросилиций, и с ним уточнить условия гидрогенизации. Есть еще одна возможность: применить в качестве восстановителя металлические окатыши железа. Они содержат 90-95% железа и получаются при прямом восстановлении руд Курской магнитной аномалии. Если у Вас нет такого материала, могу Вам выслать,

В своем описании Вы не пишите, сколько вводите воды в шихту. Или она имеется в виде влажности угля? В случае ферросилиция сырьем для получения водорода должны являться оба компонента.

Напишите, какой у Вас автоклав. Мы имеем также опыт работы с автоклавами (при изучении коррозии).

Пишите о результатах. Я буду в Москве до 15-20 июля, потом поеду в санаторий.

Всего Вам доброго и желаю успехов! Привет и наилучшие пожелания Зубайре Дюсеновне!

Екатерина Алексеевна также шлет Вам свой привет. Ваш Вике».

Размышляя над этим письмом, я понял, что оно адресовано моему брату, т.е. Еке это Евней, а кто такой Вике? Из содержания письма легко догадаться, что написано оно очень компетентным ученым в области химии и высокоэрудированным человеком, кроме того имеющим возможность . решать определенный круг административных вопросов. Перебирая в уме круг знакомых коллег Евнея, paботающих а Москве в Институте физической химии, не припомнил никого из казахов. Пришлось обратиться, к одному из учеников брата, МалышевуВ.П. -доктору технических наук; профессору, который, увидев письмо, воскликнул, что его написал Виктор Иванович Спицын - доктор химических наук, профессор, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда, директор Института физической химии АН СССР. Таким образом, мои предположения подтвердились.

Виталий Павлович, коротко рассказав, что ему было известно об авторе письма, достал из сейфа серую папку и подал мне. Это была переписка Евнея с Виктором Ивановичем. Она касалась многих тем научно-исследовательской работы, в основном в области химии. В последний период, начиная с 1978-1979 годов, шла интенсивная переписка на тему ожижения угля, т.е. по проблеме получения искусственной нефти из каменного угля. В письмах нередко можно встретить и многие другие темы, в том числе житейские. Между учеными завязалась дружба. Если в начальный период переписка шла по строго официально-канцелярской форме, то позже, как видно из последних строк приведенного письма, она обрела уважительно-дружеский тон. В одном из своих писем Евней делится со своим Вике (так обращался он к В.И. Спицину) сокровенными планами на ближайшее будущее как в науке, так и в литературе. Процитирую отдельные места из некоторых писем:

«Глубокоуважаемый, дорогой Вике! Мне было радостно слышать Ваш голос, и я постоянно нахожусь под впечатлением Вашего умения не забывать работу и дела даже в воскресные дни, когда бездельники ждут этого воскресенья, будто они всю неделю горы ворочали, камни вверх таскали и, уж в крайнем случае, сено косили...».

Далее в этом письме брат с огорчением сообщает, что дела по угле-химии - ожижению угля - складываются не так, как хотелось. Приводит причины и выражает сожаление, что нет Сатпаева, который в свое время много говорил об углехимических исследованиях и ставил целью открыть академический институт по проблемам химического использования углей. Признается, что тогда, по молодости и неразумию, не обращал внимания на эту пророческую озабоченность нашего первого и пока последнего национального академика...

«Без Вас, даже точнее говоря, без Вашей опеки мне здесь не обойтись. Если такая опека с Вашей стороны будет иметь место, то дело наверняка плодотворно развернется, если же не будет, то есть опасность, что захиреет или в лучшем случае будет только тлеть, а сама идея будет растаскана по частям, как это в жизни бывает.

У таких больших людей, как Вы, дорогой Вике, есть свойство втравливать приблизившихся в дело и заражать беспокойством. Вы меня втравили и заразили, так теперь спасайте, имея в виду мое теперешнее положение, когда я могу распорядиться разве лишь собственными книгами... Я совершенно уверен, что игра стоит свеч. Буду ждать Ваших соображений и решений...».

Отвечая на это письмо, восьмидесятилетний академик В.И. Спицын подробнейшим образом излагает свои соображения и рекомендации по проведению исследовательских работ. Вот как он выразил свою поддержку и помощь: «...Караганда стоит на угле, и Вам самой природой положено включиться в проблему ожижения угля... Конечно, дела по ожижению угля развернутся не сразу, но времени терять нельзя. Я буду информировать Вас о всех предстоящих совещаниях, конференциях и т.п. Придется Вам на них приезжать. С Вашей стороны было бы желательно подобрать двух-трех молодых способных химиков из Химико-металлургического института АН Казахской ССР или Карагандинского университета, которых можно было бы направить в Москву для стажировки в Институт горючих ископаемых Министерства угольной промышленности СССР... Я постараюсь устроить прикомандирование на 1 год или не менее 6 месяцев...

Мы всегда будем рады сотрудничать с Вами по этой проблеме. Академик В. Спицын».

Это письмо датировано концом 1979 года. Как видно, тон строгий, но теплый.

Отвечая на озабоченность Виктора Ивановича по поводу углехимических проблем, Евней сообщает свою готовность сотрудничать. По всему видно, что молодой химик был подобран и направлен на стажировку, но он не оправдал надежды, ибо Евней в одном из писем сообщает: «Немного по-другому складываются дела по углехимии. К сожалению, скоро сказка сказывается, да не скоро (и не спорю) дело делается... Тот товарищ, который у Вас стажировался, по некоторым обстоятельствам отошел от этих дел, получилось не очень хорошо, но иногда обстоятельства бывают сильнее нас». Далее он с доверием пишет, что теперь за это дело принялся умный, толковый и очень инициативный кандидат химических наук Ермагамбетов Болат. Он находит целесообразным искать свои пути ожижения углей...

Б. Ермагамбетов по сей день руководит лабораторией, созданной Евнеем, которая занимается тем же вопросом получения искусственных нефтепродуктов из угля.

Докладывая глубокоуважаемому Виктору Ивановичу об этом направлении работ, Евней пишет: «Словом, мы хотим идти, пусть не оригинальным, но своим путем, ибо вести ожижение угля тем путем, который разрабатывается в Московском институте горючих ископаемых, - тяжкое дело: например, расход молибденового концентрата, регенерация которого чересчур проблематична...», приводит множество отрицательных сторон этого метода и сообщает: «...Для чего, конечно, нам в дальнейшем нужны будут и автоклавы, и многое другое. Об этом тоже скажем.

Очень просил бы Вас, если это возможно, поручить сделать перевод с японской статьи, которую прилагаю».

Переписка касается многих других проблем. Брат мой, докладывая о полученных результатах по той или другой теме, проводимой в лабораториях института, часто спрашивает совета. Спицын, в свою очередь, дает очень обстоятельные советы и рекомендации.

В письмах Евнея можно встретить рассуждения о методах обогащения колчеданных руд и полупродуктов цветных металлов, из отходов которых есть возможность извлекать пирит и кремнезем, и описание методов извлечения, использования получаемого осадка для производства высококачественного цемента, В этом письме автор, сообщая о своих де­лах, затрагивает еще несколько тем. «Но главной темой остается углехимия, т.е. ожижение угля: «Я очень благодарен Вам, - пишет Евней,- что нацеливаете меня на занятие углехимией. Я кое-что прочитал в этой области и почувствовал, что не боги горшки обжигают. Переговорил на месте, Интерес имеется...». Следует полагать, что в это время он уже.получил искусственную нефть ожижением угля, что подтверждает: «...Со вре­менем, если найдете возможным выслушать, я доложу Вам данные этой работы для совета и помощи. Есть и мелкие темы, которые вызывают интерес и которые, если ими заниматься, могут перерасти во что-то большее... Но, к сожалению, на все человека, по-видимому, никогда не хватит, приходится «смирять себя, становясь на горло собственной песне».

Вчитываясь в переписку, можно понять, откуда пришла идея ожижения угля. Все началось с того, что Евней вычитал в работах, когда уголь сжижали в лаборатории с целью изучения его структуры. Разбирая теоретически весь этот процесс, Евней приходит к мысли, что весь процесс можно упростить и удешевить. В письме своему Вике о достижениях в этом деле лабораторным способом сообщает, что, пожалуй, неорганическую часть проблемы они могут в основном сделать до выхода из лабораторных и укрупненно-лабораторных условий на месте.

Изучение органической части представляет большие трудности, главным образом, из-за отсутствия оборудования и людей. Он убежден, что к этому делу надо приступать деловито и с размахом.

Волей и настойчивостью этих двух сподвижников науки действительно лабораторные исследования развернулись с размахом. Евней сумел убедить в перспективности затеянного бюро Карагандинского обкома партии, тогдашнего первого секретаря Коркина А.Г., который оказал существенную помощь. Вопрос был рассмотрен на бюро обкома партии, было принято специальное постановление о строительстве лабораторного корпуса. Работа пошла на лад.

На январь 1984 года было запланировано на заседании ученого совета Института физической химии АН СССР рассмотреть предварительные результаты исследований с целью подготовки вопроса на заседании президиума АН СССР для того, чтобы принять практические меры по ускорению ведения работ. С докладом должен был выступить Е.А. Букетов, но этому не суждено было осуществиться а связи со скоропостижной кончиной Евнея.

Когда о случившемся сообщили Виктору Ивановичу по телефону, тот, видимо, растерялся и произнес: «Он же должен был сделать доклад на ученом совете института по ожижению угля 27 января предстоящего года». Эти слова еще раз подтверждают преданность без остатка любимому делу академика В.И. Спицына. То же определение можно дать и Евнею, который за день до кончины писал записку начальнику «Карагандаглавснаба» с просьбой для нужд лаборатории выделить насосы высокого давления.

Работа эта продолжается учениками брата, но, видимо, не такими темпами, какими была начата двумя академиками, которых уже нет в живых.

Осуществилась их мечта, задуманная еще К.И. Сатпаевым. Организован в г. Караганде академический институт по органическому синтезу и углехимии, в состав которого входит и указанная лаборатория. В том же году было организовано Центрально-Казахстанское отделение АН КазССР, Евней вошел в состав бюро. Мы уверены, что дело будет доведено до победного конца, искусственная нефть получена и приоритет будет принадлежать карагандинцам и в конечном документе будут названы имена людей, стоявших у истоков.

Как я упоминал ранее, Евней нередко информировал своего Вике и о делах не химических, о чем свидетельствуют цитаты из его писем; «...К сочинительству у меня интерес, по-видимому, в крови. Нет-нет, да и хочется о чем-то написать. Последние десять лет я урывками занимаюсь биографией академика Каныша Имантаевича Сатпаева. Почему я занимаюсь именно им? Потому что он наш первый академик, первый признанный всеми, в особенности выдающимися деятелями русской советской науки, ученый-казах. До него был крупнейшей фигурой Чокан Валиханов, но он умер тридцати лет промелькнувшим метеором, как выразился академик Веселовский. Сатпаев - первый президент нашей Национальной академии. Последнее, конечно, ничего не значит, ибо граф Кирилл Разумовский тоже был президентом императорской академии... Речь идет о Сатпаеве - труженике науки, о Сатпаеве - человеке такого кругозора, который не оставлял его равнодушным ко всему, что делалось в республике, Сатпаеве - эрудите, обладавшем громадной интуицией и тонким чувством нового, умением вникать во все прогрессивное и давать необходимые импульсы. Я проработал под его началом где-то года три-четыре, причем отношение его ко мне к концу его жизни (1964 г.) было скорее отрицательным, поскольку, не имея достаточного жизненного опыта, я не умел нейтрализовать всякого рода околонаучных людей, наушничавших изрядно больному президенту, особенно напирали на неуважение к старшим. В том я, по-видимому, был сам виноват, потому что, как щенок из-за набегавшего чувства самостоятельности, далеко отбегающий от хозяина, вел себя слишком самостоятельно, что было на руку заушателям. И тем не менее чем дальше отходит то время, когда работал Сатпаев, тем явственнее чувствуется громадность его фигуры. Поистине, большое видится на расстоянии. Это фигура, через которую при умении можно показать всю нашу жизнь, весь наш рост при советском строе, подобно тому, как весь дореволюционный быт нашего народа М. Ауэзов сумел показать через личность Абая. Мало того, Сатпаев - личность, на деяниях которого можно наилучшим образом воспитывать нашу научную молодежь. Высшая культура - это неравнодушие, выразился недавно один писатель. Сатпаев был в высшей степени неравнодушным и беспокойным человеком, При Ваших внезапных звонках я всегда вспоминаю Сатпаева. Президент Сатпаев, если он находился а Алма-Ате, звонил, интересуясь ходом тех или иных исследований, а если находился в Москве, звонил или вызывал для решения многих вопросов, которые он сам же инсценировал...».

Естественно, такие обстоятельства заставили Евнея не забывать К. Сатпаева, и ему хотелось написать о человеке, который сам горел работой и тормошил всех окружающих, призывая, понукая, поощряя во имя дела.

Работая над задуманной эпопеей, брат написал небольшой очерк (37 м.п.стр.) о Сатпаеве - журнальный вариант и опубликовал его. Сам он позже писал дорогому Вике: «...Именно этот журнал осколок вызвал гнев начальствующих, главным образом, потому, что «...не должно быть...». Видимо, его работа над образом Сатпаева - национальной гордостью казахского народа была еще одним поводом попасть в немилость тогдашним руководителям республики в дополнение к его «вине» в том, что вовремя не снял свою кандидатуру на пост президента Академии наук республики.

Но задуманное также не удалось завершить. Из переписки видно, что замыслов, идей, как у В.И. Спицына, так и у Евнея Арстановича Букетова - доктора технических наук, академика республиканской академии, лауреата Государственной премии, члена Союза писателей СССР - было очень много, и эти замыслы были разносторонние, но им не суждено было осуществиться при их жизни.

У казахов исстари заведено при обращении к старшим или к довольно молодым, но почитаемым людям вообще не произносить полного имени. В знак уважения из полного имени преобразовывали ласкательно-краткое, удобное для произношения, вежливое имя, например: Абдрахман - Абеке, Зей-нолла - Зеке и т.д. Эту уважительно-вежливую форму обращения казахов принял русский, коренной москвич академик Виктор Иванович Спицын при обращении к моему брату, называя его Еке - сына степей, коренного азиата, довольно молодого казаха; разница в возрасте между ними более 22 лет. Казалось, что между ними общего? Здесь усматриваются подлинный интернационализм, преданность общему делу, большое человеческое уважение не только друг другу, но и к нации.

Мне доподлинно неизвестно, когда и где встретились и познакомились эти два сподвижника науки, но помню, что дорогой Вике дважды был в Караганде - в 1978-м и 1982 годах, когда проводились Всесоюзные совещания по халькогену и халькогенидам, организованные и проведенные по инициативе и под руководством Евнея.

Дружеские и подлинно интернациональные взаимоотношения, определившиеся в двух словах - Вике и Еке, сохранили они до конца своих жизней.

Приступай к конкретным исследовательским работам по этой теме, Евней подбирает, как упомянуто выше, нескольких специалистов - химиков и направляет их в Москву на специализацию, они вскоре оставили эту работу. Из них остался один кандидат химических наук, ныне доктор наук Болат Ермагамбетов, который эту тему сделал делом всей жизни, издал монографию, защитил докторскую диссертацию. В настоящее время вплотную занимается строительством завода по превращению угля в жидкое топливо, дай Бог ему удачи. Если только практически осуществится этот замысел Евнея Арстановича, то будет ему вечной памятью.

Считаю, нет особой необходимости перечислять все то, что написал за свою непродолжительную жизнь Евней. Часть из написанного издана отдельными книгами, а большая часть подготовлена к изданию. Это - пять книг, художественных произведений, надеюсь, они будут изданы, найдут своих читателей и станут достоянием своего народа.