Букетов К. Воспоминания о Евнее Букетове: к 80-летию со дня рождения Е. Букетова/ Камзабай Букетов// Индустриальная Караганда. 2004.

Из изложенного видно, что очень много писал сам Евней на различные темы в науке, литературе, искусстве и других направлениях, не меньше писали о нем и публиковали в периодической печати при его жизни.

Ему посвящали стихи известные поэты. В 1967 году стихотворение «Химик-Лирик» написал М. Алимбаев. Много статей и очерков писали журналисты, прозаики, поэты, ученые, и все они были похвальные. Евней становится популярным в народе, особенно после защиты докторской диссертации и получения Государственной премии СССР. Газета «Правда» 30 августа 1971 года публикует статью своего специального корреспондента Г. Петрова - «Академический цех Караганды» о работе Химико-металлургического института, возглавляемого Евнеем Арстановичем. Республиканский журнал «Білім және еңбек» помещает большой очерк журналиста Б. Ибраева «О Букетове». Позднее эти два автора выпустили в издательстве «Жалын» книгу под названием «Большая вахта», в которой одна из глав «Норма конфликтности» также посвящена исследовательской работе ХМИ на Балхашском горно-металлургическом комбинате, результатом которой явилось присуждение группе работников Государственной премии СССР, в том числе Евнею.

Итак, периодически появлялись подобные статьи и очерки, особенно перед и в дни юбилея 50-летия со дня рождения в 1975 году. Известные поэты Какимбек Салыков, Абдильда Тажибаев посвятили Евнею свои стихи, писатель-ученый Зейнолла Кабдолов опубликовал статью «Селен мен өлең»; писатель Сергей Никитин опубликовал в газете «Правда» очерк «Простор»; журналист, корреспондент АПН И. Моляр в вестнике агентства печати новости поместил статью «Сплав ученого и поэта». Несколько раз выступил со статьями и очерками писатель Жаик Бектуров. Нередко организаторами бывали редакции газет и журналов. Не отставали радио и телевидение, приглашая выступить и самого Евнея. Так продолжалось до середины 1979 года, пока в республиканской молодежной газете «Ленинская смена» 19 мая 1979 года не появился пасквиль под заглавием «В соавторстве... с Хлестаковым» Ю. Рощина - кандидата исторических наук.

Пришло время более подробнее остановиться на этой теме. Эта была единственная гласная публикация отрицательного характера за всю мою жизнь, исключая и устные и письменные, анонимные, говорят, бывали, но при проверках не подтверждались. Появление этого фельетона было сенсационным для интеллигенции, особенно ученых и писателей. Многие начинали искать автора и быстро нашли. Настоящее его имя Владислав Владимиров - помощник первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Д.А. Кунаева. Автор, боясь ответственности перед общественностью республики, да и страны, подписался анонимно.

Проведенное мною поверхностное расследование подтвердило это. Первоначально пасквиль был предложен редакции газеты «Казахстанская правда», но тогдашний главный редактор Ф. Михайлов проявил гражданское мужество, отказав в публикации, несмотря на занимаемый пост автора, ведь он курировал всю прессу республики. Главный редактор молодежной газеты Ф.Ф. Игнатов не выдержал напора столь высокопоставленного чиновника руководящего партийного аппарата, кроме того, как выразился сам Федор Федорович, лично не знал героя фельетона и не встречался с ним, а когда встретился и побеседовал, то глубоко сожалел об опрометчивом поступке, но было поздно. Настоящего автора он тоже подтвердил. Последнюю точку в этом вопросе поставила газета «Кооперативные новости», опубликовав в 1992 году на своих страницах небольшую заметку «Это не «Записка». Это донос».

«...Нам кажется, деликатность в таких принципиальных вопросах излишня. Ведь автор этого доноса сделал все, чтобы талантливая поэтесса Тамара Мадзигон молодой ушла из жизни. Молодым умер Толя Тарасов. После гнусного фельетона всем хорошо известного анонима погиб академик Е. Букетов...».

Приводя множество подобных фактов, газета называет имя этого доносчика - Владислав Владимиров.

В конце статьи от редакции: «Как бы хотелось, чтобы В. Владимиров подал на «КН» в суд за клевету. Мы готовы отчислить любую сумму за экспертизу авторства доноса. Мы готовы выслушать показания множества свидетелей. Замечательный должен бы получиться процесс. Процесс над теми, кто пока ушел от заслуженного ответа».

Но доносчик в суд не подал. Замолчал. Перефразируя известную русскую пословицу, получается: «Молчание знак признания». Пасквиль безусловно был написан но злому умыслу, но по инициативе автора или же по поручению сверху партийным руководством - остается загадкой. Все же я склонен ко второму.

Подтверждением тому является интервью академика Ш. Есенова, опубликованное в журнале «Зерде» (1989 г. N 1).

Появление этого незаслуженного пасквиля казахстанцы поняли как расправу и поняли, что Букетову осталось недолго работать на посту ректора второго в республике университета.

Незамедлительно были организованы всевозможные проверки, ревизии учебного процесса, финансово-хозяйственной деятельности и т.д. К концу того же года его вынудили написать заявление об уходе по состоянию здоровья, так как проверяющие не нашли серьезных просчетов в его деятельности и снять его не могли, хотя для этого документы готовились. Причиной всего этого было то, что Кунаевы и многочисленное окружение в лице Букетова увидели серьезного претендента на пост президента республиканской академии наук, на который он никогда не претендовал. Люди, устроившие гонения, пользовались слухами, когда встал вопрос о кандидатуре на пост президента. Ведь каждый высказывает свои соображения. Тогда одной из вероятных кандидатур был мой брат, к тому же, наверное, наушничали и доносчики. Помню моменты, когда Евнея поздравляли, звонили из разных регионов республики. Это надо понимать, были подхалимы, заранее готовившие себе почву. А Евней по простоте своей души мог и поверить, хотя нам ничего об этом не говорил.
ТЕРНИИ

Когда стало известно об уходе Букетова из университета, нашлись люди во главе с руководителями отделов университета и Химико-металлургического института, которые сочинили письмо-обращение к первому секретарю обкома партии т. Коркину А. Г. Они просили защитить, отстоять ректора от несправедливого гонения, но их сам Евней остановил: «Туда ходить нечего, команда поступила из Алма-Аты от первого, все ваши затеи бесполезны». Попрощавшись с сотрудниками университета, попросив их не забывать, Евней добавил: «Может быть, все к лучшему? Наконец я смогу сесть за лабораторный стол и вести исследования по более экономичному превращению низкосортного казахстанского угля в моторное топливо и извлекать из него нужное сырье для народного хозяйства. Смогу сесть за книги, чтобы окончить их».

Имя его долгие годы было в забвении. О происходящем Евней нас не уведомлял, чтобы не расстраивать.

В один из первых дней 1980 года он позвонил и попросил меня зайти к нему. Встретил улыбающимся и сказал: «Можешь поздравить безработного академика». Я опешил. Выяснилось то, о чем я написал выше. Просьба его была с радостью и незамедлительно удовлетворена. Считаю, что он поступил в этот момент мужественно, так как в тот период круговой поруки все равно ему не дали бы нормально работать.

Евней вернулся в родной Химико-металлургический институт и был зачислен на скромную должность старшего научного сотрудника, ибо другую должность не смогли предложить: был строгий запрет сверху. Но он особенно не унывал, окунулся в работу. В научном плане главной его темой стала проблема получения жидкого топлива и химического сырья из углей бассейна. Для этого требовалась довольно мощно оснащенная лаборатория. А где ее разместить, тем более что лучше всего было бы отдельно стоящее здание. Чтобы не быть голословным, он в имеющейся лаборатории примитивным способом получает из угля нефть, которую превращает в горючее, и, разлив ее в пробирки-флакончики, демонстрирует соответствующим компетентным людям, которые могли бы оказать содействие в осуществлении задуманного - строительстве лабораторного корпуса.

Едет в Алма-Ату, докладывает на заседании Совета отделения химических наук, получает одобрение. Позже на заседании бюро Карагандинского обкома партии тоже получил одобрение и большую поддержку. Решено было срочно начать строительство лабораторного корпуса. В течение нескольких месяцев он был построен, смонтировали и оборудовали все экстренно, недоставало только насосов высокого давления и кое-чего по мелочи. По-детски радовался Евней этому событию. Однажды повел меня в будущую лабораторию и объяснил популярно, что к чему. Мне показалось, что это здание стоимостью в 40 тыс. рублей, в исчислении того времени, будет для него самым теплым, просторным и уютным по сравнению со всеми предыдущими, где приходилось работать. Мечтательно добавлял: «В дальнейшем будет построен второй этаж и будет создана настоящая крупная угле-химическая лаборатория». Но этим мечтам не суждено было сбыться. А маленькая лаборатория все же работает.

Наступил тяжелейший период в его жизни. Многие, если не все его окружавшие, отвернулись, создался вакуум. Он оказался почти один в отведенном ему маленьком кабинете, за маленьким столом, со своими бумагами, формулами, расчетами. Лишь немногие, имевшие гражданское мужество, сохранили уважение и любовь к нему. Среди них был Олжас Сулейменов, который, несмотря ни на какие обстоятельства, посетил его, тем самым морально поддержал. Но ученики его не оставляли. Безусловно, тяжело было ему работать в такой обстановке, ему, человеку, привыкшему работать масштабно, с размахом. Спасением для него были три его верных спутника: терпение, труд и упорство. Дома принимал редких посетителей, занимался своими детьми, на работе консультировал своих аспирантов и многочисленных научных сотрудников. Так протекало его время. Он особо не переживал. Но трудным для него было то, что ни одно пе­риодическое издание не публиковало его сочинения, а издательства вернули книги, подготовленные в производство. Это было тяжелейшим ударом для него. Его лишили общения с массовым читателем как литературных, так и научных трудов. Но он не унывал. Иногда мы за ним замечали задумчивость, а однажды Евней произнес: «Не век же жить Аблайхану, придет время, и над ним прояснится небо». Однажды в минуту таких раздумий он высказал вслух: «Можно было бы поехать в ЦК на прием к Кунаеву, объясниться. Но веря абсолютно ничего плохого не сделал ни одному из Кунаевых, с чем же буду говорить?». Такая обстановка продолжалась, а он с присущей ему энергией упорно работал и в науке, и в литературе.

В первую очередь он пересмотрел и переработал автобиографическую повесть, назвав ее «Шесть писем другу». Повесть дополнена рассказами об учителях и учениках, ставших его коллегами в решении множества научных проблем, воспоминаниями о становлении научного коллектива ХМИ, основного центра академической науки в Центральном Казахстане, на базе которого организовано Центрально-Казахстанское отделение НАН республики. Повесть написана на казахском и русском языках. На русском языке издана отдельным тиражом в 1989 году издательством «Жалын». В ней правдиво изображены картины жизни ученого. Она имеет оригинальную композицию, своеобразный жанр располагав читателя к задушевному разговору. Глубина мыслей заставляет читателя не просто следить за фибулой, а опереживать, вдумываться в прочитанное. Сложная структура предложений, облеченная в образный и живой язык, как бы дает возможность разгоняться. Действия, разворачивающиеся, на первый взгляд, медленно, постепенно захватывают читателя своей динамикой. Таково движение жизни: детство, когда каждый год тянется неумолимо долго, юность, годы которой незабываемы и проносятся все более стремительно, и взросление - жизнь на полной скорости. Повесть заставляет читателя задуматься: все ли свои умственные и физические возможности я использовал, чем могу быть еще полезен людям? Положительно откликнулись читатели. Было опубликовано несколько откликов, рецензий, в т.ч. Т. Савченко - кандидата филологических наук, доцента, завкафедрой русской и зарубежной литературы Карагандинского государственного университета, К. Муканова - замначальника Северо-Казахстанского облуправления народного образования, и др.

Давно Евнеем было задумано изложить свои мысли о двух великих сынах казахского народа - Чокане Валиханове и Каныше Сатпаеве. Ранее небольшие по объему части увидели свет на страницах журнала «Простор»; это были материалы к 150-летию Ч. Валиханова и к 80-летию К. Сатпаева.

Переработав небольшой очерк о Ч. Валиханове, Евней превращает его в довольно большое эссе, предлагает редакции московского ежегодного альманаха «Пути в незнаемое», который с удовольствием принял его к публикации. Эссе было опубликовано в 18-м номере сборника в 1985 году. Самому Евнею предложили стать членом редакционной коллегии этого сборника: безусловно, предложение он принял и стал его членом.

Последним прижизненным изданием была небольшая книжка «Моя любовь», куда вошли переводы стихов и поэмы «Анна Онегина» Сергея Есенина (1978 г.). В предисловии к ней академик АН Казахской ССР М. Каратаев обращает внимание на то, как удачно передаются на казахский язык лирико-эпический сюжет и смысловые особенности поэмы. Даже собственную характеристику С. Есенина «Российский скандальный поэт» переводчик дает с большим пониманием и тактом.

В эти годы Евней переводит на казахский язык две трагедии В. Шекспира - «Макбет» и «Юлий Цезарь». Премьеру «Макбета» переводчик видел на сценах Карагандинского, Чимкентского и Кустанайского областных казахских драматических театров. Премьера «Юлия Цезаря» была назначена на 22 декабря 1983 года, но ему не суждено было присутствовать на ней.

Летом последнего года своей жизни Евней писал рассказ на казахском языке - «Подозрительный червяк» (күдік құрт), который смог опубликовать в газете «Орталык Казакстан» в двух номерах - за 24 и 25 сентября 1983 года, под псевдонимом Кабикен Арстанов. Это было выходом из тупика, ибо существовал полный негласный запрет на появление его сочинений. Это была последняя прижизненная публикация.

В 1971 году Евней был принят членом Союза писателей СССР по рекомендации областной писательской организации. Вскоре после появления пасквильной статьи в молодежной газете «В соавторстве... с Хлестаковым» состоялась встреча в университете, на которой присутствовали не только студенты. Мне хочется вернуться к этой встрече, к тем вопросам, которые там были заданы, к ответам Евнея.

- Как Вы стали писателем?

- Судьба, рок? Не будем использовать этих понятий. Я, как и всякий много читающий человек, в детстве пытался писать, переводить. В мои школьные годы был организован юбилей А.С. Пушкина, который оставил в моей памяти неизгладимый след. Мне удалось достать огромного формата его юбилейный однотомник. Ясно, что после я стал грешить стихами.

- Жалеете ли Вы, что стали химиком-металлургом, ученым?

- Нет! Эта работа творческая, она позволила мне изнутри познать жизнь производства и, пожалуй, одну - из массовых специальностей - специальность современного ученого. Но первая любовь - любовь к поэзии, литературе остается. В «Гранях творчества» я рассказал о далеком и близком мне учителе. Во «Времени светлой судьбы» уже нашли воплощение мысли о развитии современной науки, о путях развития моего народа.

- В чем особенности Вашей творческой кухни?

- Не знаю, есть ли они. Прежде в том, чтобы держать себя в узде. Ежедневно с 6.00 до 8.00 – полных два часа работы. Я считаю это время наиболее плодотворным. Исписываю много, но окончательного текста - не более одной страницы.

- И это все Ваше время, которое отдано литературной деятельности?

- Конечно, нет. Во время прогулок или поездок появляется время на обдумывание. Это может быть рассказ попутчика, который предстоит записать, или разговор, беседа на тему, которая должна быть освещена. Коли пишешь, нельзя не читать как современников, так и классиков. Перечитываю Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского и других.

- Считаете ли Вы себя дилетантом? Как вы относитесь к дилетантизму?

-Дилетантизм! Слово-то какое. А кого мы готовы окрестить им? Неужто это А.П. Чехов - врач по профессии и писатель по влечению, Л.Н. Толстой - недоучка в понимании ретивых блюстителей, или A.M. Горький - это учитель писателей окончил только университет жизни. И кого же из них назовем дилетантом? Вы читали прекрасные мемуары маршала Жукова? Это мемуары, слава Богу, что он не написал «Войну и мир" 1941 -1945 годов, а ведь он организовал и провел не одно Бородинское сражение, материала у него больше, чем у Л.Н. Толстого. И спасибо Жукову за мемуары. Хотя и художественное произведение он, наверное, написал бы талантливо, как безусловно талантливый человек. Но тогда его тоже отнесли бы к разряду дилетантов. Я не получил специального филологического образования, но как писатель, как переводчик дилетантом себя не считаю. Уверен, что образованных бесплодностей намного больше, чем плодовитых и вполне профессионально работающих людей без образования, по избранной специальности. Последние делают заметный вклад в науку, литературу. Это и С. Есенин - «зрелознающий работу» - по собственному его заявлению, которого долго считали дилетантом. А В.В. Маяковского и до сих пор считают таковым.

Вот такие слова были сказаны Евнеем своим коллегам-филологам КарГУ. Наверное, не случайно на кафедре русской и зарубежной литературы висит его портрет. Он всегда с большой симпатией относился к филологам, нередко к ним обращался за советом и помощью - к Б.А. Байтанаеву, М.К. Смагулову, С.А. Матяш, А.Н. Тэн, Е.П. Цой, Т.Т. Савченко и другим.

Евней никогда не брался переводить стихи А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Он понимал, что, как великий Абай, переводить не сможет, а поэтому не стоит начинать. Но в начале декабря 1983 года, за неделю до кончины, он перевел стихотворение А.С. Пушкина «Полководец», которое по моей просьбе опубликовала областная газета «Орталык Казакстан».

В напряженном упорном труде проходило время. В один из весенних дней 1983 года руководство ХМИ предложило Евнею возглавить лабораторию по черной металлургии. Причиной тому послужил разлад в небольшом коллективе этой лаборатории. Чтобы каким-то образом помогать своим ученикам, он дал согласие на эту должность и стал исполнять обязанности заведующего лабораторией до конца своей оставшейся жизни.

Мы с ним чаще, чем с другими братьями, общались по телефону ежедневно. У него был заведен такой порядок: знал, что я на работу прихожу к 8.00, и он между 8.00 и 9.00 обязательно звонил и осведомлялся о моем здоровье, о семье, о новостях и т.д. И в этот день в моем кабинете раздался телефонный звонок. Я поднял трубку, это была Зуке - жена брата. Она сообщила эту страшную весть. На поверхностный взгляд казалось, что все становится на свои места, стала налаживаться жизнь, несмотря на все тернии, но, как говорят, сердце не камень: 13 декабря 1983 года в 7 часов 40 минут на 59 году жизни оно остановилось. Он, как обычно, утром встал, умылся, оделся и вышел на прогулку со своим неизменным спутником - овчаркой Риком. Ему лечащие врачи отвели асфальтированную тропу за забopoм внутри двора, примерная протяженность 80-100 метров. Прохаживаясь от забора к забору, он встретил соседского парня-студента, весело поговорил с ним и проводил с добрым напутствием, потом встретил старшего брата этого студента и тоже поговорил с ним. Это были последние люди, видевшие Евнея живым. Он не дошел до входной двери своей квартиры всего лишь два с половиной метра.

По проведению похорон облисполкомом была образована комиссия, которую возглавил зампредседателя облисполкома О. Шакиров, безусловно, с одобрения обкома партии. Проводить Евнея в последний путь приехало очень много народу. Хорошо были организованы их встреча и размещение на ночлег. Всего необходимого было в достатке. Четко работала комиссия. Единственным недостатком, на наш взгляд, было то, что прощальную панихиду организовали в небольшом зале Химико-металлургического института, а горожане ждали, что эта процедура будет проведена в одном из центральных залов города, в здании Дворца горняков или же в театре драмы. Но этого не разрешили местные власти, боясь гнева верхних эшелонов властей республики.

Похоронили Евнея на смешанном городском кладбище 15 декабря в 14 часов по полудни 1983 года, дорогое тело моего любимого брата предали земле. Пачками в течение недели почта приносила телеграммы-соболезнования. Некрологи были во многих газетах и журналах республики и в изданиях Союза. После похорон Евнея я почувствовал, что, даже имея семью, других братьев и родственников, уважающих тебя, можно быть одиноким. Мне вспомнился наш Ибрай-ага. Они жили по соседству со своим младшим братом Маутаем. Если по каким-либо причинам Маутай-ага не мог присутствовать у него на ужине или на обеде, он самый лучший кусок просил отложить и отнести к брату домой. Так и мы прожили с Евнеем дружно, деля все свои радости и беды пополам.

Наступили очень тяжелые дни одиночества, не с кем посоветоваться, некому сказать о каких-нибудь своих невзгодах или радостях, которые случились на работе. В общем, я стал скрытный. Но жить, работать надо. При жизни Евнея у меня было большое неотступное желание умереть раньше его, чтобы он меня хоронил: этому не суждено было осуществиться. Я боялся, что не смогу на должном уровне проводить его в последний путь, а проводили довольно на высоком уровне, почти без моего участия.

В похоронах активное участие принимали его ученики, соратники. Два крупных коллектива - университет и Химико-металлургический институт, руководимые З.М. Мулдахметовым и Ж.Н. Абишевым, сделали много. Летом 1984 года родные, проживающие в Сергеевском районе Северо-Казахстанской области, просили провести поминки для тех, кто не смог принять участие в похоронах. Просьба их была удовлетворена, соблюдая национальный обычай, поминки прошли в родном ауле Баганаты.

После похорон, не откладывая в долгий ящик, я активно занялся сооружением надгробного памятника, достойного его деяниям и имени. Ездил в Алма-Ату, советовался со специалистами, просил помощи. Никто не отказывался, но и энтузиазма не проявлял. Обошел все кладбища Караганды, подходящего образца не нашел. Начались переживания. В один из таких дней мне на работу позвонил известный карагандинский скульптор Юрий Вильгельмович Гуммель, мы с ним познакомились и в какой-то степени подружились при сооружении памятника В.И.Ленину в цент ре Караганды. Мы встретились. После традиционных вопросов-ответов о житье-бытье, обменявшись новостями в городе, он задал мне прямой вопрос о том, что я думаю о надгробном памятнике брату-академику. Я без утайки рассказал о своих похождениях-мытарствах. А он говорит: «Может быть, мне доверите?». Я ему отвечаю, что если государство доверило грандиозный памятник вождю всех народов, я тем более доверяю. Не буду описывать подробности. Мы с ним работали в тесном контакте. Памятник-надгробие был установлен к годовщине со дня его кончины.

Одновременно я занимался изданием его трудов, публикацией отдельных статей, неопубликованных очерков, а результат был ноль. В издательствах, редакциях принимали хорошо, хвалили брата, благодарили меня за то, что проявляю заботу, обещали помочь, потом наступала тишина. Так продолжалось до 60-летия со дня его рождения, т.е. до 23 марта 1985 года. Перед этой датой в газете «Орталык Казакстан» появилась подвальная статья доктора исторических наук профессора Д.А. Шаймуханова в соавторстве с историком 3. Уте-мисовым.

Общественность города, в том числе пенсионер союзного значения Н.Д. Ундасынов, обратились в обком партии, к его первому секретарю А.Г. Коркину - просили разрешения провести юбилейные торжества. Разрешение было получено. Торжественное собрание провели опять в том же маленьком зале ХМИ, откуда его отправили в последний путь. В связи с юбилеем в областных газетах опубликовали воспоминания его учеников, к тому времени докторов наук, профессоров Ж.Н. Абишева, В.П. Малышева, «Ученый, художник, гражданин», еще две небольшие статьи других авторов.

«Являясь учениками Еанея Арстановича, мы занимались множеством различных задач в области химии и металлургии. Особенно бурно развивались исследования по сере, селену, теллуру, мышьяку. Мы делили себя на «мышьячников» и «селенщиков», на «гидриков» и «пириков», химиков и металлургов, теоретиков и практиков, технологов и аналитиков. Евней Арстанович был один во всех этих лицах». Так отозвались его первые аспиранты и первые докторанты в вышеуказанной статье-воспоминании.

После этого опять наступило молчание на длительное время. Я упорно трудился над приведением в порядок и подготовкой к изданию его литературных трудов, подготовив первые книги с помощью знающих людей, начал ходить с папками по кабинетам, но поддержки не нашел.

Прошел декабрь 1986 года. Сменилось руководство республики, а вместе с ним начались перемены во многих звеньях партийно-государственного аппарата. Пришло новое время. «Казахстанская правда» 19 июля 1987 года опубликовала довольно обширную статью известного казахстанского писателя А.И. Брагина под заглавием «И все-таки он победил, потому что был интернационалистом в большом и малом». Нетрудно догадаться, о чем идет речь в самой статье. Этой статьей республиканский партийный орган как бы реабилитировал Евнея Арстановича. Главным редактором газеты в это время был тот самый Ф.Ф. Игнатов, который в свое время опубликовал владимировский пасквиль. Статья Брагина как бы открыла дорогу для выступлений многочисленным авторам, желающим публично выступить с воспоминаниями. Одним из них оказался и я. По воле редакции областной газеты «Индустриальная Караганда». 10 января 1988 года появился первый мой очерк-воспоминание о любимом брате. Читатели тепло приняли эту мою работу. Я получил много устных, письменных и телефонных положительных откликов, были просьбы продолжать писать. Идя навстречу их пожеланиям, я и по сей день продолжаю писать.