Букетов К. Воспоминания о Евнее Букетове: к 80-летию со дня рождения Е. Букетова/ Камзабай Букетов// Индустриальная Караганда. 2004.

Очень много и довольно часто стали появляться на страницах газет, журналов воспоминания писателей, поэтов, ученых, учеников и соратников Евнея Арстановича. Нередко эти статьи и эссе завершались настойчивым предложением увековечить его память, присвоить его имя отдельным объектам, связанным с его жизнью и деятельностью, а также .издать как литературные, так и научные труды. С воспоминанием-эссе выступил на страницах «Правды», «Казахстанской правды», в журнале «Жулдыз» и Семипалатинской и Карагандинской областных газетах писатели М. Сарсекеев, Ж. Бектуров, поэты Сырбай Мауленов, Музафар Алимбаев, ученые Ишанбай Каракулов, И.ф. Худяков из Свердловска, журналисты Павел Новокшонов из Вологды, Валерий Могильницкий, Е. Решеткина из Караганды, многие его ученики и соратники: Б. Байтанаев, А. Баешов, Р. Казова, К. Рустембеков, земляки К. Муканов, Г. Кадралин - из Петропавловска и многие, многие другие. Перечень материалов, к сожалению, с пропусками, приведен в библиографическом указателе «Евней Арстанович Букетов», изданном Карагандинским государственным университетом в 1992 году. Так стало, возвращаться его имя народу, которому он отдал себя без остатка.

В каждой из этих статей можно встретить суждения о причинах его ранней скоропостижной смерти, в которой обвиняют верхние эшелоны республиканской власти. Меня часто спрашивали, подозреваю ли я кого-нибудь. Я открыто написал в своем первом очерке-воспоминании, который опубликовали журнал «Простор» и областная газета «Индустриальная Караганда". Д.А. Кунаев в своих мемуарах «О моем времени» отреагировал на эти выступления. Опровергая факты, изложенные в моей статье, опубликованной в журнале «Простор" N 9 за 1988 год, автор мемуаров пишет: «Переходя конкретно к указанным в статье обвинениям, хочу заявить, что никакой неприязни к Е. Букетову не испытывал. С ним вообще я лично знаком никогда не был и никогда не беседовал. На приеме у меня он никогда не был. Ссылка на мой разговор с Е. Букетовым -это сплошная выдумка автора»... (стр. 279). Я написал в своей статье то, что слышал из уст брата.

Что же, у меня нет документальных доказательств, нет телевизионных съемок, протокольных записей. В одном я уверен, что из уст брата никогда, ни слова не слышал неправды.

Затронув вопрос о мемуарах бывшего первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Д.А. Кунаева, хотел бы остановиться еще на одном аспекте изложенного в них. Мне кажется, не было особой необходимости подчеркивать, каким путем, по чьей инициативе и по чьему предложению занял кресло президента республиканской академии его родной брат A.M. Кунаев. Я нисколько не умаляю его достоинств и компетентности, хотя критики в его адрес в свое время было очень много. Ведь всем, кому довелось в то тоталитарное время быть на мало-мальских руководящих постах, известно, каким образом подбирались и расстанавливались чиновники управления. А подбирались они за плотно закрытыми дверями в тиши кабинетов руководящего партийного аппарата, в зависимости от того, свой или чужой и насколько предан вышестоящему лицу. Потом проводилась беседа также за закрытыми дверями. После этого на подобранную кандидатуру составлялись характеристики, объективки, листки по учету кадров со свежей фотографией. Потом только собирали отзывы-предложения. И в этом случае составлялись списки тех, у кого следовало запрашивать отзывы, те, безусловно, старались писать положительные отзывы, тем более когда просьбы приходили из ЦК высшего органа власти, ибо боялись попасть в немилость партийному аппарату. Количество отзывов зависело от того, на какую номенклатурную должность назначали человека, их могло быть от 3 до 10: чем выше должность, тем больше отзывов. Такова была инструкция-установка высшего партийного органа. Следует подчеркнуть, что, боясь попасть впросак, исполнители под строгой секретностью параллельно готовили документы на вторую кандидатуру, т.е. альтернативный вариант, этот документ обычно хранился в сейфе, в большинстве случаев там и оставался в особой папке. Подготовленные документы на основную кандидатуру оформлялись скрупулезно и проходили соответствующие инстанции за закрытыми дверями руководящего партийного аппарата, как отмечено в мемуарах. За всех ученых республики вопрос о главе академии республики решили несколько высокопоставленных чиновников центра. Голосование после такого одобрения носило чисто формальный характер, это можно понять и из текста мемуаров.

О жизни и деятельности Евнея-интернационалиста, как примере служения своему народу, в последние годы написано в очерках, статьях, книгах. Так, например, писатель Сергей Никитин сделал его, переиначив фамилию, главным героем романа «Жар», но закончить книгу ему было не суждено, В одной из своих последних книг Абдильда Тажибаев вспоминает Евнея в его далекие студенческие годы. Писатель Медеу Сарсекеев подготовил книгу к изданию воспоминаний, Музафар Алимбаев, Акселеу Сейдимбеков посвятили ему свои труды. Известный журналист Валерий Могильницкий много сделал для увековечения памяти на газетных страницах, в книгах «На земле Сатпаева», «Созвездие талантов» и «Город в степи». В них Евнею посвящены целые главы.

В 1984 году в издательстве «Молодая гвардия» в серии «Эврика» вышла книга А. Сухотина под названием «Ритмы и алгоритмы». Автор повествует о жизни и деятельности многих видных ученых мира, в которых сочетались способности одинаково талантливо заниматься многими отраслями науки, культуры, искусства, писательской деятельностью. В главе «Притча о двух Ломоносовых» он пишет о В. Гете - поэте и естествоиспытателе, С. Ковалевской - математике и писательнице, Леонардо да Винчи - в ком одинаково гениально сочетались поэт и математик, живописец и астроном, музыкант и ботаник. Он с равным успехом мог конструировать, скажем, парашют или гребной винт и создавать архитектурные группы, работать военным инженером и справляться с обязанностью первого тенора театральных зрелищ во дворцах миланской знати. Подобного рода таланты были и у американца Р. Буда, бывшего иностранного почетного члена Академии наук СССР.

Читатель, верно, догадался, что дальше речь пойдет о М. Ломоносове и А. Бородине, а также о В. Обручеве, у которых уникально сочетались в одном человеке научные и художественные дарования.

Перечислив упомянутых знаменитостей, автор книги Анатолий Константинович Сухотин, заведующий кафедрой Томского государственного университета, доктор философских наук, заслуженный деятель науки, профессор, далее пишет: «И уже совсем в наши дни проявились дарования Е. Букетова, члена-корреспондента Казахской академии наук, лауреата Государственной премии, крупного специалиста в области химии. Казалось бы, современная наука сполна поглощает ученого, и ему не остается времени ни на что другое. Но Е. Букетов еще и ректор Карагандинского университета. Не у каждого ректора достает сил даже на науки - хватает административных забот. Но Е. Букетов не только большой ученый, но не менее известный писатель, поэт, создавший ряд художественных произведений на родном языке и познакомивший соотечественников со многими жемчужинами русской и западной классики. Его переводы стихов В. Маяковского, поэмы С. Есенина «Анна Снегина», рассказов Э. Золя и других творений мирового искусства хорошо приняты в республике».

Стоит напомнить размышления Н.А. Назарбаева о партийном товариществе. Будучи первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, в «Правде» от 23 февраля 1990 года он писал: «...Казахстанцам хорошо известны имена писателя Сакена Сейфуллина, академиков Каныша Сатпаева, Евнея Букетова. Эти люди - наша национальная гордость - долгие годы третировались бывшим руководством республики. Сегодня мы с любовью и чувством неизбывной вины возвращаем народу имена репрессированных, оболганных... Да, поздно, надо было раньше, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда...».

Безусловно, эти высказывания первого руководителя республики Нурсултана Абишевича оказали неоценимую помощь в деле возвращения доброго имени моего брата и восстановлении его памяти в народе.

Перечислять все, что посвящено Евнею, потребуется много места и времени у читателя: у меня хранятся две довольно объемные папки воспоминаний современников, многие из них не публиковались, надеюсь, придут добрые времена, когда они увидят свет отдельным изданием, и книги придут к читателям.

ШКОЛА И НАСЛЕДИЕ

«...Я не знаю, что будет после меня, но если хоть одно зерно, посеянное мной, даст плоды, я буду считать себя счастливым человеком». Такую фразу оставил он в одном из своих сочинений. Можно ли считать его счастливым человеком? Он оставил 9 монографий, 14 монографий его учеников и соратников вышли под его редакцией, в соавторстве со своими учениками и лично им написаны учебные пособия, научные статьи и тезисы в количестве 242, получено около 100 авторских свидетельств СССР, на отдельные изобретения и открытия есть патенты крупнейших, развитых в промышленном отношении иностранных государств - США, Франции, Англии, Канады, Австралии, Италии, Германии и Японии. Большинство научных изобретений и открытий внедрено в производство с немалым экономическим эффектом, многие из них актуальны по сей день.

Евней Арстанович, как отмечалось выше, был не только крупным ученым в области химии и металлургии, но и писателем, литературным критиком, прекрасным переводчиком, публицистом и поэтом, общественным деятелем, педагогом и воспитателем молодежи. Его литературное наследие составляет пять томов, из них издана только одна книга. Он написал более 50 произведений на различные темы, около 20 художественных переводов, среди них есть еще не опубликованные. Так, например, недавно обнаружен в архиве большой очерк «Нефть, уголь и вода в химии и энергетике» - об истории и проблемах получения моторного топлива и исследованиях угля.

Евней Арстанович - ученик академика Академии наук Казахской ССР Виктора Дмитриевича Пономарева, известного ученого в области физико-химии и технологий неорганических веществ. Однако по объему и широте исследований, разнообразно использованных методов, их современному уровню, по количеству учеников и по их научным достижениям Евней создал свою научную школу, известную не только в Казахстане и в бывшем СССР, но и далеко за их пределами. Об этом многократно говорилось в дни юбилеев -50-летия и особенно 60-летия.

Сегодня в музее Е.А. Букетова красочно оформленный список 61 кандидата наук, считающих себя выходцами из школы Букетова, любезно представленный администрацией Химико-металлургического института НАН Республики Казахстан, 52 кандидата наук являются непосредственными его учениками, подготовившими и защитившими диссертации под его руководством, остальные 9 начали работать, но не успели защититься при его жизни, а защитились позже. Многие из них разъехались по разным городам бывшего Союза и республики, живут и трудится в науке и на производстве, большинство продолжают плодотворно работать в родном ХМИ, в университете, носящем его имя. Заведуют кафедрами на химическом факультете кандидаты наук М. Жамбеков, К. Рустембеков, д.х.н, Г. Макаров, доцентами работают Ж. Егимбаев, Н. Гафуров, Ш. Насипкалиева и др. Из числа кандидатов наук, вышедших из букетовской школы, 16 человек стали докторами и крупными специалистами и организаторами науки. Это такие известные ученые-химики и металлурги, как академик НАН Республики Казахстан, заслуженный деятель науки, ныне председатель Центрально-Казахстанского отделения НАН З.М. Мулдахметов, много сделавший для претворения в жизнь идей своего учителя, а также для увековечения его памяти; член-корреспондент Ж.Н. Абишев, многие годы возглавлявший Химико-металлургический институт, ныне живет и работает в Алматы, доктор технических наук, профессор, член-корреспондент НАН РК Е.И. Пономарева, доктор технических наук, профессор В.П. Малышев - директор ХМИ, М.З. Угорец последние годы работал зав. кафедрой в университете, ныне живет в Израиле. Многие ученики стали докторами наук после его смерти. К ним относятся Н.С. Бектурганов, работающий заместителем главы областной администрации, СМ. Исабаев - замдиректора ХМИ, А.А. Жарменов, В.Г. Шкодин, М.И. Вакеев, А. Баешев, Б.К. Касенов, Г.В. Макаров, К. Аяпбергенов, Т. Габдуллин, М.Н. Казов и Б. Ермагамбетов.

Подводя итоги, хочу подчеркнуть, что он не менее талантливо решал вопросы строительства объектов, где работал. Один из его друзей сказал: «Судьба Евнея - рок!». И привел следующие примеры: работая проректором Казахского горно-металлургического института, Евней принимал активное участие в строительстве нового комплекса института. Когда ввели первую очередь в эксплуатацию, Евнея перевели в Караганду. В новом здании ему не пришлось работать ни дня.

Приехав в Караганду, от чертежей и первого кирпича начал возводить Химико-металлургический институт; 31 декабря 1971 года был подписан акт государственной комиссии о приемке первой очереди института в эксплуатацию. В феврале его перевели в университет.

В университете опять начал со строительства комплекса. Много пришлось работать над созданием материальной базы университета. В ноябре 1979 года переселились в новый корпус на Юго-Востоке, а в декабре пришлось уйти из университета.

Вернувшись в Химико-металлургический институт, добился открытия лаборатории по исследованию низкосортных углей Казахстана и сооружения здания для нее, все было экстренно смонтировано и оборудовано, не хватало только одного насоса высокого давления. Радовался Евней этому событию. Но работать ему не пришлось. Ушел навсегда.

Я привел неполный перечень зерен, посеянных моим любимым братом. Дали ли они плоды, считать ли его достигшим своей цели в жизни и считать ли его счастливым человеком - судить вам, дорогие читатели.
В КРУГУ СЕМЬИ ИДРУЗЕЙ

Весной 1953 года я получил письмо от женгей - жены брата Зубайры Дюсеновны, где она приглашала меня в Алма-Ату, советуя получить специальность, а семье обещала помогать. Одного из братьев, Шабдана-забияку, после окончания четвертого класса Евней увез с собой в Алма-Ату. Он до окончания института воспитывался у него и, только женившись, уехал работать по направлению. С мамой оставались еще два брата-школьника, Жартас и Есламбек. Приехав в Алма-Ату, я поступил в техникум и получил специальность строителя-электромонтажника. После окончания техникума в 1957 году меня направили в Караганду, в сентябре того же года Евней поехал за мамой и перевез нашу семью ко мне в Караганду. К этому времени Жартас тоже уже был в Алма-Ате, поступил в институт, на геологический факультет, а с мамой жили самый младший брат и осиротевшая двоюродная сестра.

Получили квартиру, стали жить нормально, было все необходимое, естественно, не роскошествовали. Евней каждый месяц высылал из своего заработка триста рублей, которые мама называла пенсией, это стало традицией, ибо еще во время моей учебы мама от Евнея получала материальную помощь, а иногда побольше. После переезда брата в Караганду он каждый раз в день зарплаты приносил эти деньги маме, нашему семейному кассиру. Он садился возле нее, и у них начиналась задушевная беседа с юмором, на что они оба были мастерами. С мамой, как я уже упоминал выше, он разговаривал на равных, но всегда не переходя каких-то только ему видимых границ в отношениях с мамой. У мамы был беспрекословный закон, который мы старались всегда выполнить. Приехав или придя домой, мы всегда рассказывали ей, где были, что видели и слышали, представляли полный устный отчет о сделанном. Это было непростое любопытство, как я сейчас убеждаюсь на собственных детях, это был воспитательный прием, она оценивала таким образом наше поведение, нашу среду общения. Особенно истово выполнял это ее желание Евней. После любой поездки, большой или малой, он обязательно приходил к нам и маме рассказывал подробно о своей поездке, сопровождая остроумными шутками, в это время в маленькой нашей квартире стоял веселый хохот. Мы любили его слушать.

Мама наша умерла в конце мая 1962 года, прожив без мужа ровно двадцать лет. Выполняя ее завещание, мы похоронили ее рядом с отцом, на берегу реки Ишим. На том месте, где родились мы с Евнеем, на том самом бугорке, который всегда притягивал Евнея, где бы ни находился. Хотя бы один раз в год он находил время для того, чтобы съездить туда. Мне тоже посчастливилось не раз бывать в родных местах с ним. Останавливались мы у какого-нибудь почетного аксакала. Собирались родственники, аульчане. После традиционного чая он в сопровождении одного из родственников обходил весь аул. Цель такого обхода была в первую очередь почтить память умерших, поздороваться с аксакалами, сходить на кладбище, отдать дань памяти предкам.

Особенно Евней радовался появлению наших детей. Первой родилась моя дочь, которую наша мама назвала Айсулу -Лунная красавица, второй родилась дочь Евнея. Ее опять же наша мама назвала Аксулу - Светлая красавица. Евней, где бы он ни находился, привозил и приносил одежду, обувь, игрушки обеим одинаково. Дети других братьев тоже не оставались без внимания. Он часто всех их сажал в машину, когда они подросли, ездил с ними, беседовал, советовал, что нужно прочитать, и не забывал спросить, как они исполняют его рекомендации. Если же дети аккуратно выполняли его задание (чаще всего так делал мой младший сын Гайса), он радовался и раскатисто смеялся: «Вот молодец! Из него будет толк». Если же кто-либо из детей не выполнял его заданий, он очень переживал. «Неужели он не будет человеком», - говорил Евней. Новый год и другие праздники мы обычно встречали дома у Евнея. Дети ставили свои нехитрые концерты, это доставляло Евнею истинное удовольствие. Во главе с Евнеем дети готовили красочно оформленную стенную газету. Одна из этих газет, выпущенная к новому 1977 году, и сейчас экспонируется в музее. «Главным редактором», как мы называли его шутя, был Евней. Шуточные эпиграммы содержали пожелания каждому из нас с неедкой критикой.

Отдыхом для Евнея была работа. В 1962 году, находясь на отдыхе в Сочи, он перевел на казахский язык поэму Сергея Есенина «Анна Снегина» и прислал мне по почте. Первым слушателем поэмы на казахском языке была наша мама. Рукопись выставлена в музее.

Находясь после первого инфаркта на больничной койке в кардиологическом центре, он написал довольно веселый «Рассказ Плетнева Алексея Александровича о том, как он вора поймал». Писал, скрываясь от строгих глаз лечащего персонала. Свободным он считал время, предоставленное на обдумывание того, что заходило в тупик в науке или в его собственных сочинениях. Для этого ему не нужно было создавать каких-то особых условий, он думал постоянно. Даже сидя за столом, разговаривая с нами, он, казалось, где-то в глубинах мозга обдумывал что-то, известное только ему. Труд и труд, начиная с шести часов утра, до глубокой ночи был его основным занятием.

Несмотря на свою иногда какую-то отрешенность, он всегда был очень внимательным к людям, большей частью к совершенно чужим. Вспоминается такой случай. Однажды вечером он по обыкновению позвонил ко мне и попросил зайти к нему. Голос у него был веселый, радостный. Зайдя, я увидел на диване пожилого человека, а рядом женщину, видно, муж с женой. Оба держались стеснительно, я поздоровался. Они стали по казахскому обычаю подробно расспрашивать меня о родных и близких моей семьи. Кто они - вспомнить не могу. Брат спросил, узнаю ли я их? Я отрицательно покачал головой. Тогда он, смеясь, говорит гостям: «Вот видите, чуть выбился в начальство и родственников стал забывать». Оказались они, действительно, нашими дальними родственниками по маминой линии. Вечером, как обычно, Евней гулял по своему маршруту и вдруг слышит - за спиной женский голос укоряет мужа: «Надо было взять адрес кого-нибудь из детей тетушки Бальтай». Брат повернулся и узнал своих дальних родственников. У него была исключительная память. Поздоровался и говорит: «Пойдемте, я найду вам ночлег». Только когда пришли к Евнею, они узнали, куда пришли. Евней принял деятельное участие в оправдании их брата, которого привлекли к ответственности, как потом оказалось, по какому-то недоразумению.

Одновременно вспоминается и такой случай. Люсе Тихой, соседской дочери, очень понравилась специальность эпидемиолога. После окончания десятилетки она подала документы в Карагандинский медицинский институт. Но не прошла но конкурсу, не хватило полбалла. После этого она сдавала еще пять раз. И всегда не хватало полбалла или одного балла. Жили они с Евнеем в одном подъезде. Отец ее, рядовой шахтер, проработавший на одной шахте около сорока лет, мама - счетный работник того же медицинского института. После шестого раза Люся и мама со слезами на глазах шли к дому. Евней оказался во дворе. Увидев их расстроенные лица, он расспросил, в чем дело. Узнав подробности, успокоил их. На следующий день он пошел к ректору медицинского института и попросил поднять архив за пять лет. Оказалось, что действительно Людмила Романовна Тихая шесть раз сдавала экзамены и, ни разу не провалив, не проходила по конкурсу. Тогда Евней спросил своего коллегу: «Кого же мы будем учить, как не преданных избранному делу людей?». Люся Тихая была зачислена. Успешно закончив институт, работает сейчас в Актау, воспитывает сына, которого назвала Женей, думаю, неслучайно. Вот такие незаметные, на первый взгляд, житейские эпизоды показывают, как внимательно Евней относился к людям. Ко мне, несмотря на то, что я был моложе, он относился очень уважительно, заботился о моем здоровье, благополучии семьи, помогал и морально и материально, особенно в годы моей учебы в институте. Когда мы жили в одном доме по пр. Ленина, 56, я обычно, уходя на работу, разговаривал с Евнеем. Он открывал форточку, расспрашивал о здоровье, спрашивал, как мне отдыхалось. Если же я болел, то проявлял заботу, почти ежедневно навещал меня, доставал нужные лекарства. Однажды по делам службы я пришел к председателю горисполкома, после приветствия он, смеясь, сказал, что ездил по поводу улучшения жилища нашему академику. Но оказалось, что ему нужна не одна, а две квартиры. Евней даже не обратил внимания на предлагаемый особняк, а стал смотреть кругом, не найдется ли поблизости подходящая квартира и для Камзабая.

Я никогда не забываю его отношения ко мне, стараюсь чем-то быть похожим на него, но это не всегда удается, так как иногда хорошо знавшие его меня упрекают, что я Букетов, но не тот.

Мы с ним прожили очень дружно; во всех бытовых, да иногда и в служебных делах я советовался с ним, а его советы почти всегда были деловыми и правильными. До сих пор при решении некоторых проблем я мысленно обращаюсь к нему, предполагая, что бы он посоветовал, но иногда впадаю в раздумья, не слышу его советов. В эти моменты он предстает перед моим взором во всем своем огромном росте, богатырском телосложении, спокойный, с глубокомысленным взглядом. Никогда он не принимал скоропалительных решений. Обдумав возникший вопрос, всегда тихим голосом говорил: «Думаю, если сделать вот так... будет правильным» или «хорошо, я помогу» и т.д.

В жизни у Евнея было очень много друзей и приятелей. Он был общительным, быстро сближался с людьми, всегда находил общий язык со всеми, с кем доводилось встречаться. Свободно мог беседовать и с аксакалами, и с юными. С каждым он находил, о чем говорить. А беседовал он с юмором, к месту появлялись цитаты из произведений великих мыслителей или же народные пословицы и поговорки, при необходимости здесь же переводил с одного языка на другой, а импровизированные переводы были точны. Его натура позволяла быстро сдружиться с людьми. Дружил со многими не мимолетно, хотя были и исключения. От некоторых иногда молча отходил и больше о них не вспоминал, особенно, если узнавал о нечестности, корысти и неспра­ведливости.

С Сейльбеком Тлеубаевым, учас­тником Великой Отечественной войны, учившимся на филологичес­ком факультете Казахского педаго­гического института им. Абая, слу­чайно встретился в 1949 году, и они подружились. Дружба эта сохрани­лась до конца жизни Евнея; личная дружба с Айдарбеком Кусаиновым, тоже филологом, переросла в друж­бу семейную.

В аспирантские годы Евней по­знакомился с будущими известны­ми учеными педагогами Е. Есркегеновым, X. Нурмагамбетовым -братом известного карагандинско­го шахтера, Героя Социалистичес­кого Труда Башира, Т. Жакуповым. Сегодня никого из них нет в живых, все они до конца своих дней со­хранили искреннюю человеческую дружбу.