Итак, если бы приняли в соображение то,
чего не видно, как факт
отрицательный, и то,
что видно, как факт положительный, то поняли бы,
что
для промышленности вообще, или для
национального труда, нет
никакой выгоды от того, будут ли стекла биться или не будут.
Теперь подведем счет Жака Бонома.
При первом предположении – что стекло разбито – он тратит 6 фр.
и пользуется таким же, не больше и не меньше, стеклом, как прежде.
При втором предположении – что стекло не было разбито – он
истратил бы 6 фр. на обувь и пользовался бы в одно и то же время и парой
сапог, и стеклом.
Следовательно, так как Жак Боном составляет часть общества, то,
приняв общество в его совокупности и подведя баланс его совокупным
трудам и наслаждениям, придется заключить,
что оно потеряло ценность
стекла, то, чего стоило стекло.
Продолжая эти обобщения, мы придем к тому неожиданному выводу,
что
«общество
теряет
ценность
всех
предметов,
без
пользы
уничтоженных», к тому афоризму, от которого волосы встанут дыбом на
головах протекционистов, – что «ломать, бить, уничтожать не значит
поощрять национальный труд» или, короче, что «разрушение невыгодно».
Но надо, чтобы читатель хорошенько понял, что в этой маленькой
драме, какую я предложил его вниманию,
участвуют не два, а три лица:
одно лицо – Жак Боном – представляет собой потребителя, который
вследствие уничтоженного стекла принужден иметь одно наслаждение
вместо двух; другое лицо, стекольщик, изображает собой производителя,
промысел которого получил поощрение благодаря этому случаю; третье
лицо – сапожник или всякий другой мастеровой,
труд которого настолько
же пострадал от той же причины. Это третье лицо, которое держат всегда в
тени, олицетворяет собой то, чего не видно, и является необходимым
элементом задачи. Оно-то и учит нас понимать, как нелепо находить выгоду
в разрушении. Это самое лицо научит нас скоро и тому, что не менее
нелепо
находить выгоду в запрещении, которое представляет собой ни
более ни менее как частное разрушение. Разберите хорошенько все
доказательства, приводимые в пользу этой системы запрещения, и вы не
найдете ничего, кроме переиначенной фразы:
что сталось бы со
стекольщиком, если бы никогда не били стекол?