IV. Театры, изящные искусства

уровень рассуждений и обобщений, можно заметить, что нужды и желания,
так сказать, порождают друг друга и растут и развиваются в тех местах, где
становится, если можно так выразиться, чище по мере того, как
общественное богатство позволяет удовлетворять эти нужды и желания все
более полно, так что правительству совсем не требуется вмешиваться в
такое соответствие, ибо, при нынешней степени благосостояния, оно не
сумеет стимулировать с помощью налогов производство предметов
роскоши, не причиняя одновременно ущерба производству предметов
первой необходимости, а значит, оно будет нарушать и извращать
структуру и характер естественного рынка современной цивилизации.
Можно также заметить, что подобные искусственные перемещения и
перестановки нужд, вкусов, труда, населения приводят к шаткому и
опасному положению целые народы, которые лишаются прочной основы
своего существования.
Таковы некоторые резоны, служащие поддержкой противникам
государственного вмешательства в том, что касается порядка, при котором
граждане намереваются удовлетворять свои нужды и желания, а
следовательно, вести свою хозяйственную и прочую деятельность. Должен
признаться, что сам я принадлежу к тем людям, которые полагают, что
выбор и импульс должны исходить снизу, а не сверху, от граждан, а не от
законодателей. Мне думается, что противоположная доктрина ведет к
исчезновению свободы и достоинства человека.
Однако знаете ли вы, как посредством ложных и несправедливых
умозаключений
обвиняют
экономистов?
Когда
мы
отвергаем
субсидирование, утверждают, что мы отвергаем и сам предмет
субсидирования и что мы враги всех видов деятельности потому, дескать,
что мы хотим, чтобы эта деятельность, с одной стороны, была свободной, а
с другой – чтобы она изыскивала в самой себе средства собственного
поддержания. Когда мы требуем, чтобы государство не вмешивалось с
помощью налогов в церковные дела, мы якобы становимся атеистами.
Когда мы требуем, чтобы государство не вмешивалось, опять-таки через
налоги,
в
систему
образования,
нас
называют
ненавистниками
просвещения. Когда мы утверждаем, что государство не должно через
налоги придавать искусственную ценность земле или какой-нибудь отрасли
промышленности, нас провозглашают врагами собственности и труда.
Когда мы говорим, что государство не должно субсидировать деятелей
искусства, мы оказываемся варварами, считающими бесполезным всякое
искусство.
Я решительно протестую против всех этих умозаключений и

обвинений. Нам совершенно чужда абсурдная мысль об упразднении и
уничтожении религии, просвещения, собственности, труда и всех искусств,
когда мы требуем, чтобы государство выступало сторонником и
защитником свободного развития любой деятельности людей, а не
поддерживало подачками одни виды деятельности в ущерб другим. Совсем
напротив, мы полагаем, что все животворные силы общества будут расти и
развиваться именно в условиях свободы и что ни одна из них не
превратится, как мы, к сожалению, видим это сегодня, в источник сумятиц
и смут, злоупотреблений, тирании и беспорядка.
Наши противники считают, что деятельность, не поддерживаемая и
регламентируемая государством, есть деятельность упраздненная и
уничтоженная. Наша точка зрения прямо противоположна. Их кредо
основано на законодательстве, а не на человечности. Наше же кредо
зиждется на человечности, а не на законодательстве.
Г-н Ламартин говорил: «Во имя этого принципа надо ликвидировать
все публичные выставки, составляющие честь и богатство нашей страны».
Я отвечаю г-ну Ламартину: по-вашему выходит, что не субсидировать
означает ликвидировать, потому что, исходя из мысли, что все на свете
существует лишь по воле государства, вы умозаключаете, что живет лишь
то, чья жизнь поддерживается налоговыми поступлениями. Но я
оборачиваю против вас ваш собственный пример и обращаю ваше
внимание на то обстоятельство, что величайшая и благороднейшая из
выставок, задуманная в духе самом либеральном, самом универсальном и –
не побоюсь определения, которое в данном случае отнюдь не является
преувеличением, – самом человечном, это выставка, готовящаяся сейчас в
Лондоне, единственная выставка, в организацию которой не вмешивается
ни одно государство и которая не поддерживается никакими налоговыми
поступлениями.
Повторю, что мы, возвращаясь к изящным искусствам, можем
выдвинуть в равной степени веские доводы как за, так и против системы
субсидий. Читатель поймет, что поскольку в этой моей статье я
рассматриваю предмет специальный и случай частный, я не буду ни
излагать эти доводы, ни делать выбор между ними.
Но г-н Ламартин выдвинул один аргумент, который я не могу обойти
молчанием, так как он возвращается в четко очерченный круг моего
экономического очерка.
Он сказал:
«Экономический вопрос, касающийся театров, резюмируется

в одном слове, и слово это – “труд”. Особый характер этого труда
здесь имеет мало значения, ибо труд этот столь же плодотворен,
столь же продуктивен, что и всякий другой труд в стране. Вам
известно, что театры во Франции кормят, снабжают жалованьем
не меньше восьмидесяти тысяч работников самых разных
профессий – художников, каменщиков, декораторов, костюмеров
и т. д., и этим живут целые кварталы нашей столицы, жители
которых должны стяжать ваши симпатии!»
Ваши симпатии! Скажите лучше: ваши субсидии.
И он продолжал:
«Парижские удовольствия – это труд и потребление
департаментов, роскошество богатых – это жалованье и хлеб
двухсот тысяч рабочих всякого рода, обеспечивающих свое
существование благодаря многообразной индустрии театров во
всей нашей Республике, получающих от всех тех удовольствий,
которыми отличается Франция, себе на пропитание и на
приобретение самого необходимого для их семей и их детей. И
именно им вы отдаете эти шестьдесят тысяч франков (“Очень
хорошо, очень хорошо” – раздаются многочисленные возгласы в
зале.)».
А вот я вынужден воскликнуть: «Очень плохо, очень плохо!»,
оправдывая и ограничивая себя, разумеется, только лишь экономическими
соображениями, о которых здесь у нас идет речь.
Да, именно работникам, обслуживающим театры, идут, по крайней
мере частично, эти самые шестьдесят тысяч франков. Это так, даже если,
вглядевшись пристальнее, обнаруживаешь, что пирог ушел куда-то не туда,
а осчастливленным рабочим достались крохи. Но допустим, что вся
субсидия досталась художникам, декораторам, костюмерам, парикмахерам
и т. д. Это то, что видно.
Однако откуда она, субсидия, берется? Вот вам оборотная сторона
вопроса, столь же достойная рассмотрения, что и сторона лицевая. Где
источник этих самых шестидесяти тысяч франков? И куда они пойдут,
если голосование законодателей не направит их сначала на улицу Риволи, а
оттуда на улицу Гренель? Это то, чего не видно.
Конечно,
никто
не
решится
утверждать,
что
голосование
законодателей само по себе породило эту сумму в урне для бюллетеней, что

она есть чистая добавка к национальному богатству и что без этого
чудодейственного голосования никто и никогда не увидел и не пощупал бы
пресловутые шестьдесят тысяч франков. Приходится признать, что
парламентское большинство может лишь решить, откуда изъять эту сумму
и куда ее направить, и если кто-то из адресатов не получит ее, значит,
получит другой.
Вот так-то. И вполне ясно, что налогоплательщик, у которого возьмут
один франк, никак, даже косвенно, не будет распоряжаться этим франком.
Ясно, что он удовлетворит свои потребности на один франк меньше, а
любой работник, который обслуживал его, тоже увидит свой заработок
сниженным на один франк.
Так что не будем наивными и не будем впадать в иллюзию, будто
голосование 16 мая что-то добавляет к национальному благополучию и
труду. Оно лишь перемещает пользование благами, перемещает заработки
– только и всего.
Можно ли сказать, что вышеназванное голосование – один вид
удовлетворения нужд и один вид труда другим видом того и другого –
видом нужд и работ более настоятельных, более нравственных, более
разумных? Если так скажут, я могу поспорить. Я могу сказать: отнимая
шестьдесят тысяч франков у налогоплательщиков, вы снижаете заработки
земледельцев, землекопов, плотников, кузнецов и увеличиваете заработки
певцов, парикмахеров, декораторов, костюмеров. Ничто не доказывает, что
последние чем-то лучше и полезнее первых. Да и сам г-н Ламартин так не
утверждает. Он говорит, что труд театров и для театров столь же (а не
более) плодотворен и продуктивен, как и любой другой труд. Но и в этом с
ним можно поспорить, ибо лучшим доказательством того, что вторая
названная нами группа работников не столь же плодотворна, что и первая,
служит то обстоятельство, что он призывает субсидировать вторую группу
за счет первой.
Однако такое сопоставление ценности и достоинств разных видов
труда не входит в тематику этого моего очерка. Я хотел лишь показать, что
если г-н Ламартин и те, кто ему аплодировал, увидели, левым глазом,
заработки поставщиков всякого рода вещей для актеров и актрис, то им
следовало бы увидеть, правым глазом, потери в заработках тех, кто
поставляет товары и прочее налогоплательщикам. Без этого они просто
выставляют себя на посмешище, принимая перемещение за некий

жүктеу/скачать 0.59 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: