— Надо бы нам любым способом изловить того жеребца, что табун водит, Махмутка, — сказал русский однажды вечером, когда они сидели за ужином при свете лампы. — Башкиры не хуже цыган разбираются в лошадях. Давай, приведи мне его под седлом.
Башкир, раздирая крепкими зубами кусок парного мяса, покивал головой:
— Да, силен конь, и в пути бы он нам пригодился. Но ведь чистый черт! Не дастся он... Это одно. И потом, брат, с какой стати я должен оседлать коня и привести тебе? Я его укрощу, я верхом и поеду. А тебе шиш, пешком пойдешь!
— Это мне шиш? — вызверился русский, наливаясь кровью. — Может, тебе шиш!
Вскочив с места, он вцепился в горло приятеля, и оба покатились по полу, рыча и брызжа слюной. Бывало, они и прежде ссорились, видно, порядком поднадоев друг другу за месяцы скитаний, но такой жестокой, звериной драки между ними Хадия еще не видела. Сжав кулачки, девушка забилась в угол и со страхом, перемешанным со злорадством, наблюдала за дерущимися. Хоть бы они убили друг друга!..
Тем временем русский исхитрился сесть башкиру на живот, схватил его за волосы и стал с силой бить головой об пол. Бил и рычал, как зверь, явно норовя забить до смерти. Башкир лихорадочно шарил руками, пытаясь нащупать выпавший во время драки из-за голенища сапога большой нож, с которым никогда не расставался. Наконец ему это удалось, и длинное лезвие по самую рукоять вошло в шею русского. Тот захрипел, харкая кровью, разжал руки, пытаясь вырвать нож из горла, но силы изменили ему. Взревев напоследок, русский дернулся всем телом и рухнул на пол. Башкир поднялся, вырвал нож из горла «сотоварища», и кровь алым фонтаном взметнулась почти до низкого потолка. По дому потек тошнотворный запах крови и смерти. Башкир пошатываясь побрел к двери, велел на ходу:
— Пойдем, в сенях будем спать...
Хадия от пережитого всю ночь не сомкнула глаз, а душегуб спокойно похрапывал с ней рядом, словно и не было на его совести совершенного вечером преступления. Видно, этому бандиту ничего не стоит убить человека. Да и убитый русский ему под стать. Уж не из тех ли каторжников они, о которых когда-то ей рассказывал отец? Пожалуй, ему и ее, Хадию, ничего не стоит зарезать. Ночью, пока она будет спать, он всадит ей под сердце нож, чтобы не оставлять свидетеля убийства! Самой-то ей все равно, но ребенок!.. Однако ничего за ночь не произошло. Может, страхи Хадии были напрасными, и Махмут не собирался ее убивать. А может, решил сделать это в последний момент, перед уходом. С утра пораньше он молча собрался, прихватил узду и так же молча ушел из дома. В тот день не вернулся. Не появился и на второй, и на третий день, чтоб он в трясину провалился!
На третьи сутки у нее затеплилась надежда: может, и вправду покарал Господь насильника и убийцу и поразил его своим гневом? Решившись сходить на поиски, Хадия обошла за день окрестности вокруг хутора, но нигде ни живого, ни мертвого Махмута не обнаружила. К вечеру она добрела до тебеневки, где по старой привычке иногда паслись оставшиеся в живых лошади. Табун и впрямь был на месте. Кобылицы стояли сбившись в кучу, а Рыжий хаотично и бессмысленно метался по поляне, надрывно ржа, глаза у него были налиты кровью и совершенно безумны. А на краю поляны... О Господи! Уж не Махмут ли это лежит в неловкой позе?! Подойдя поближе, Хадия испугалась и обрадовалась одновременно: мерзавец был мертв. Лица его было не узнать, лошадиное копыто угодило прямо в лоб, целыми остались только нос и рот, верхняя часть головы превратилась в сплошное кровавое месиво. Хадия в сердцах сплюнула на покойника и мысленно поблагодарила Господа за избавление от мучителя. И еще не ведала, что мучения ее только начинаются...
НЕИСПОЛНЕННЫЙ ЗАВЕТ
Если Хадия не отправится в Асанай, она не выполнит завет матери... «Уйду сегодня же», — решила она. С этой мыслью девушка и поспешила на заимку.
А там — будто остановилось время. Мертвый русский так и лежал посреди дома, раскинув руки и невидяще глядя стеклянными глазами в потолок. Тошнотворный запах тления так и шибал в нос, вызывая дурноту. Кое-как переборов чувство брезгливости, Хадия стала собираться в дорогу. Припасенное по весне давно растащили двое мерзавцев, и пришлось укладываться заново. Сложила в мешок соль, спички, хлеб, картофель и веревки. Подвязалась прочным поясом, сунула за него топор и, посомневавшись, брать или не брать нож, побывавший в горле русского, все же взяла. Выйдя в сени, нащупала под матицей крыши двустволку, куда привыкла ее прятать по заведенной отцом традиции. У ворот остановилась, в последний раз посмотрела на отчий дом, и слезы выступили на глазах. Сколько в нем было пережито, и хорошего и плохого. И страшно уходить отсюда в чужой и незнакомый мир, и нет сил оставаться здесь после позора насилия и издевательств. Кровь вдруг ударила в голову Хадие и гневом переполнилось сердце при воспоминании о последних месяцах жизни на заимке. Нет, нельзя оставлять дом на поругание другим пришельцам, может быть, еще более страшным и мерзким, чем те, с которыми ей пришлось столкнуться! Почти бессознательно Хадия бросилась обратно в дом, схватила в чулане склянку с керосином, облила труп русского и, чиркнув спичкой, бросила ее на покойника. Желтое пламя стало медленно растекаться по одежде убитого, сползло на залитый керосином пол и дальше, на стены, плавно поднимаясь к темному потолку. Хадию обдало жаром, и она выбежала во двор.
Подхватив мешок, ни разу больше не обернувшись на полыхающий дом, пошла наугад, куда глаза глядят. Шла не останавливаясь, пока не осознала, что с трудом продирается сквозь лесную чащу, в то время как рядом открытая поляна, по которой идти гораздо легче. Выйдя на поляну, Хадия осмотрелась. Оказалось, что все это время она шла в направлении Уктау. Вот она, прямо перед ней, высится своей темной вершиной. «Видно, на то воля Господня, что иду я прямо к горе», — решила Хадия и продолжила путь. Она даже не стала останавливаться на ночлег, а когда высветила луна, идти стало гораздо легче, и Хадия прибавила шаг. Шла она всю ночь, но к утру вершина Уктау была все так же далеко, все тот же глухой лес окружал девушку.
Следующей ночью Хадия все же решила выспаться. Нашла укромное место возле раскидистого вяза, надергала травы, расстелила ее и, укутавшись в кашемировую шаль, легла под деревом. Уханье филина, шорох мышей, звериные взрыкивания и постанывая не пугали девушку. От усталости она спала так крепко, что почти ничего не слышала.
Проснулась оттого, что крупная капля с оттаявшей от ночной изморози ветки вяза упала ей прямо на лицо. Поднявшись, Хадия подкрепилась скромными припасами из мешка и вновь тронулась в путь. Она не раскаивалась, что не пошла в Асанай. Свежи еще были в памяти слова головореза Махмута о том, что в Асанае страшный голод. Кто знает, как ее встретили бы там люди, зачем им лишний рот и лишние хлопоты? А вдруг все в селе от голода стали такими же жестокими, как эти двое? А Уктау, с детства манившая к себе величавая гора, не даст пропасть, подарит приют и защиту. Хадия почему-то не сомневалась в этом, даже сама не зная, откуда в ней такая уверенность. Она просто знала это и безбоязненно продолжала путь, надеясь на лучшее...
Наконец величавая Уктау встала перед ней всей своей громадиной, совершенно заслонив собой небо и тусклое осеннее солнце. С этой стороны Уктау совершенно гладкая и неприступная. Как же забраться по такой отвесной круче? Да к тому же между Хадией и горой еще раскинулась глубокая и широкая река, и вода в ней холодная даже на вид. Хадия взяла немного вправо и пошла вдоль берега. Она добралась до места, в котором река делала крутой поворот. Здесь Уктау имела совершенно другой вид: словно крупный зверь, задрав голову, выпятил широкую грудь, распластавшись в удобной позе. Обнаружив после недолгих поисков брод, Хадия переправилась через реку и, едва обсушившись у костра, поднялась по «спине зверя» на самый верх и расположилась на скале.
И вот сидит она на самой верхушке скалы и осматривает окрестности: леса и горы, озера, поля и реки — необъятные просторы открываются с вершины Уктау.
В самом далеке зоркие глаза Хадии рассмотрели какое-то селение. Уж не Асанай ли это? Если пешком идти — никак не менее двух суток. И то если без передышки, отдыха и сна. А других жилых мест не видно.
Долго смотрела Хадия в сторону Асаная. Долго думала, что за люди там живут, какие они. Почему никто из них не ходит в лес охотиться или бортничать, если уж так голодно им сейчас? Некому ответить Хадие. Одна она здесь. Она, и ее маленький, еще не родившийся ребенок…
НОВОЕ ПРИСТАНИЩЕ
Если раньше у Хадии и было жгучее желание броситься от позора с обрыва, то теперь молодая женщина упрямо хотела жить ради будущего ребенка и нуждалась в надежном пристанище. Целый день Хадия потратила на поиски укромного уголка, где можно было бы устроить жилище, которое сможет защитить ее и будущего ребенка от непогоды и зверья. Склоны Уктау поросли густым лесом, в котором встречались заросли черемухи и калины. Хадия их тщательно запоминала, чтобы в дальнейшем воспользоваться ими, как источником пищи. А в одном месте она едва не сорвалась в глубокую яму, только быстрая реакция и сила молодого, гибкого тела спасли ее если уж не от неминуемой смерти, то от увечья точно. Внимательно рассмотрев яму, Хадия обнаружила, что это вход в пещеру, через который вполне может пролезть человек. Она осторожно просунула голову в отверстие и ощутила запах мха и прохладу. Решив, что это, возможно, то, что ей нужно, Хадия вынула из мешка веревку, привязала один конец к дереву, а другой бросила вниз и стала спускаться. Длины веревки как раз хватило, чтобы добраться до дна пещеры, и Хадия осторожно, на ощупь, стала пробираться вдоль естественной стены. Вскоре впереди забрезжила едва видимая полоска света, потянуло сквозняком. Почувствовав под ногами ровную площадку, Хадия осторожно, чтобы не удариться головой, выпрямилась и обнаружила, что потолок пещеры расположен высоко, и можно ходить не опасаясь разбить себе голову о камни. Осторожно двинулась на полоску света, подошла ближе и увидела в просвете край неба и солнце, бившее прямо в глаза. Присмотревшись, Хадия обнаружила, что пещера имеет продолговатую форму, достаточно широка и просторна. Выглянув в отверстие, через которое в пещеру проникал солнечный свет, Хадия увидела крутой обрыв, резко уходивший вниз, к подножию скалы, под которой шумела река.
Хадия отправилась осмотреть другой конец пещеры. Отверстие, через которое она спускалась, находилось как раз посередине. До ее слуха донеслось негромкое журчание: пройдя еще шагов пятнадцать, девушка обнаружила небольшой ручеек. Исчезал он так же внезапно, как и появлялся, в конце пещеры, заканчивавшейся глухой стеной.
Сняв с плеч мешок, Хадия облегченно вздохнула: «Ну вот, кажется, подходящее место для жилья». И еще подумала, что неплохо было бы чайку попить. Это желание сразу же потянуло за собой целый ряд вопросов: чем питаться, где спать и где брать дрова для того же чая? К тому же, кроме чая надо готовить что-то горячее. Словом, никак не обойтись без того, чтобы снова не сходить на хутор и запастись утварью.
СОН
По знакомой дороге идти легче, и кажется она гораздо короче, когда помнишь все дорожные приметы, повороты, валуны и деревья. Дошла до хутора Хадия гораздо быстрее, чем шла с него до Уктау. И еще сквозь деревья увидела, что ее желание очистить огнем обесчещенный дом родителей вызвало непредсказуемые последствия. Сгорел не только их дом и надворные постройки, но и особняк помещика со всеми сараями, амбарами, конюшнями и псарнями.
И только дом и постройки Ивана с Анфисой чудом остались целы. Видно, ветер, по воле Господа, не донес до них всепожирающее пламя. Хадия довольно равнодушно посмотрела на пожарище. Слез не было, она перешла уже ту грань, за которой у человека от горя не бывает слез, только сердце рвется на части. Много она их выплакала за последний год. Сначала по отцу, потом по матери. Да и по себе тоже. Поэтому Хадия спокойно прошлась по пожарищу, стараясь определить, в каком именно месте находился тайный погреб помещика, о котором знали только он сам, Иван да отец. Этот каменный подвал Иван с отцом устроили очень много лет назад, и никому не говорили о нем, даже женам, по строжайшему приказу помещика. Только вот отец, как чувствовал перед своим последним уходом, шепнул Хадие о больших запасах помещика, которые тот делал, видимо, предчувствуя крутые перемены в жизни. Да вот воспользоваться ими ему не пришлось. Зато Хадие запасы теперь будут кстати.
Замаскированный вход в погреб обнаружился там, где и указывал отец: в двухстах саженях на юг от помещичьей усадьбы, в десяти саженях на восток от большого дуба. И ключ лежал под камнем, уже покрывшимся мхом. С усилием откинув крышку, Хадия спустилась в каменную прохладу большого погреба. Ближе к выходу хранилась мука, зерно, сахар и мед. Чуть дальше — жестяные четверти с керосином, фитили для ламп, мыло, ружейные патроны, веревки, материя в штуках, почему-то вся красного цвета, и прочие хозяйственные принадлежности. Хадия взяла всего понемногу. Добрела под тяжестью груза до заимки и сложила все богатство на крыльце избы Ивана. Вошла в дом, где еще сохранилось кое-что из вещей, выбрала для себя, что могло пригодиться в пещере. И чувствуя, как от усталости ноет все тело, — да и день уже клонился к вечеру, — решила выспаться, чтобы поутру со свежими силами отправиться на Уктау. Забравшись на полати, где обычно спали Ванятка с Аксюткой, Хадия свернулась калачиком и провалилась в глубокий сон.
...Хадия бежит по зеленой луговине среди цветов и вдруг падает. Попыталась встать на ноги, но не смогла, придавленная чем-то толстым и мягким, и это что-то вдруг стало опоясывать ее по груди и рукам.
Да это огромная, отвратительная змея! Изо всех сил Хадия пытается сбросить гада с себя, освободиться, но сил нет и даже голос пропал, так что и закричать не удается. А у змеи вдруг вместо одной головы появились две, одна — мертвого русского, другая — Махмута с изувеченным лицом. Страх, омерзение, ненависть — все смешалось в душе Хадии. В последнем усилии она протяжно и дико закричала и... проснулась. Боже, оказывается, это только сон, сон...
Закрыть глаза она больше не решилась и просидела до рассвета при керосинке на полатях, чувствуя, как ребенок внутри нее нервно толкается ножкой, встревоженный состоянием матери.
Поутру она даже не стала завтракать, все еще испытывая дурноту от ночного кошмара, и сразу засобиралась в дорогу. На этот раз у нее хватило сил остановиться, чтобы бросить прощальный взгляд на родные места. На мгновение в голове ворохнулась мысль, что можно бы остаться и в Ивановом доме, но... Каждый раз по ночам она будет просыпаться в холодном поту от кошмарных сновидений, а пепелище на месте родительского дома будет ежеминутно напоминать о позоре и бесчестии.
Не раздумывая более, она резко повернулась к сгоревшей заимке спиной и отправилась на Уктау, в пещеру, которую уже привыкла называть домом.
ДОМ
Когда наступила слякотная пора осени, у Хадии уже был готов вполне уютный и надежный дом. В пещере две стены каменные, а две других выложены из толстых жердин, обмазанных глиной, так, что даже ветер из открытого лаза со стороны обрыва не проникает внутрь пещеры. В небольших «сенях» лежат припасенные на зиму дрова, к жердяной стенке привязаны пучки душицы, ветки рябины и калины, коренья разных трав. В выемках каменных стен хранятся орехи, черемуха и шиповник. В небольшом очаге горит огонь, в чайнике на огне кипит вода, вплотную к огню на возвышении расположены нары. Хадия принесла с хутора много красной материи и нашила из нее кучу полезных вещей. Сделала матрац и подушки, набив их сухой травой. Жить в таком жилище можно. Во всяком случае, Хадие, привыкшей к суровому лесному быту, здесь довольно комфортно. Вот только с охотой не слишком ладилось. Последние попытки Хадии подстрелить какую-нибудь дичь закончились неудачей, да к тому же все чаще поблизости стали появляться волки, расплодившиеся в этом году неимоверно. И хоть мысли о голоде продолжали тревожить очень сильно, на охоту Хадия ходить перестала: снежный покров становился все толще, да и сроки родов неумолимо приближались.
Первая волна схваток началась однажды утром, сразу же после пробуждения. А может быть, именно из-за них Хадия и проснулась, вскрикнув от резкой боли в пояснице. Едва только боль немного отпустила, Хадия еще раз проверила, все ли готово для родов: огонь в очаге есть, вода греется, пеленки и кашемировая шаль аккуратно свернуты и нож прокален на огне, им она отрежет пуповину...
Роды прошли на удивление спокойно и почти безболезненно. Хадия, не раз слышавшая от матери, как правильно принять ребенка, сделала все как положено. Родилась девочка, крепенькая и кругленькая. Но прошло дней семь или восемь, и ребенок начал непрерывно плакать и просить есть. Хадия пробовала и массировать усохшие груди, и пить побольше чая, но молока не прибавилось. Тогда Хадия натолкла орехов, завернула во влажную тряпицу и сунула девочке в рот. Та, причмокивая, помурыжила соску и, успокоившись, уснула.
Однажды вечером, когда девочка насосалась толченых орехов, до слуха Хадии долетел какой-то невнятный шорох, словно кто-то еще появился в пещере. Насторожившись, Хадия стала чутко прислушиваться, на всякий случай приготовив ружье. Жилище вроде и крепкое, но мало ли что. Береженого Бог бережет... А тревога за себя и малышку все нарастала, по мере того, как отчетливее становились непривычные и чуждые звуки. В какой-то момент Хадие показалось, что это было похоже на чье-то тяжелое и прерывистое дыхание. Или это у Хадии с головой что-то неладное от длительного одиночества? Но нет, она в ясном сознании, и не до фантазий ей сейчас. Действительно кто-то стонет, словно жалуется на боль!
Хадия прошла в «сени», отодвинула большой камень, заслонявший выход, прошла несколько шагов и, наткнувшись на что-то большое, мягкое и волосатое, испуганно отскочила, зажав себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Неужели медведь?!
Заскочив обратно, Хадия придвинула на место камень. Глаза постепенно привыкли к полутьме и через щель между сводом выхода и камнем Хадия рассмотрела, что в пещере и в самом деле лежит медведь. Почему он вышел из берлоги в такое время? Как попал в пещеру?..
Медведь, а вернее медведица, к тому же, как показалась Хадие, беременная, между тем стала поскуливать, рычать и кататься по земле. Видимо, у нее подошел срок рожать и она, возможно, поднятая охотником, ушла из берлоги и в поисках пристанища забралась в пещеру. Другого объяснения Хадие в голову не пришло, это было, пожалуй, самым разумным объяснением такому соседству.
А медведица продолжала рычать и стонать, похоже, и в самом деле разродиться собралась. Через час, не вытерпев, Хадия отправилась на разведку. Медведица действительно разродилась: два крохотных мохнатых комочка лежали рядом с ней. Один медвежонок, судя по всему, родился мертвым, не шевелился и не издавал никаких звуков. Другой же тыкался мордочкой в живот матери и громко поскуливал. Медведица будто даже не чувствовала ни детеныша, ни человека и только тяжело дышала. Но если у медведицы хватит сил подняться, то Хадие несдобровать. Молодая женщина сочла за благо уйти на свою половину пещеры и не беспокоить «соседку».
ИНСТИНКТ МАТЕРИНСТВА
Прошла неделя, а с той стороны, где расположились медведица с медвежонком, не было слышно ни звука. Хадия, свыкшись с таким соседством, вела привычный образ жизни: готовила еду, купала и пеленала ребенка, устраивала постирушки. Одно тревожило все сильнее и сильнее: совсем усохла грудь, соски измочалились и потрескались до крови, и девочка буквально исходила криком от голода. Что делать?! Если ребенок промучается так еще день-два, он погибнет от голода! К тому же и запасы воды подходили к концу, нужно было пройти к роднику. А там медведи!
И все же решила попытаться, не умирать же от жажды ей и ребенку. Хадия взяла ведро, сунула на всякий случай за пояс нож. Но только она стала отодвигать камень, как медведица настолько дико зарычала, что у Хадии кровь в жилах застыла. Замерев от страха на месте, женщина как прикованная стала смотреть на то, что происходило на медвежьей половине. Лежа на боку, видимо, не в силах даже перевернуться, медведица своими страшными и острыми когтями раздирала себе грудь и живот и громко стонала от нестерпимой боли. В какой-то момент она издала особенно пронзительный стон, откинула голову назад и обмякла, замолчав на самой высокой ноте. А медвежонок, истошно поскуливающий возле матери, вдруг замолчал и стал жадно чмокать губами, слизывая с материнского тела струящуюся кровь. О Боже!.. Уже не отдавая себе отчета в том, что делает, Хадия с грохотом отшвырнула от себя ведро и с воплем бросилась обратно. Схватила худенькое тельце своей дочери, вернулась назад и, совершенно инстинктивно, не слушая голоса разума, прижала девочку губами к струе крови. Крохотный человечек, как и звериный детеныш, жадно стал чмокать губами, всасывая капли теплой крови. Хадия, за последние месяцы не проронившая ни слова, зарыдала в голос:
— Господи, прости мне мои прегрешения! От безысходности творю богопротивное. Не могу допустить, чтобы дитя погибло, как я буду жить без этой последней надежды в жизни?! Прости меня, Господи! Господи, Господи, Господи...
И, видно, Господь смилостивился над женщиной, не покарал ее своим гневом. А медведица ценой своей жизни спасла от неминуемой смерти не только своего детеныша, но и дитя человеческое...
Ребенок в ту ночь больше не просил грудь, и Хадия впервые за много дней смогла выспаться. Утром она проснулась с ощущением свежести и бодрости. Сменила девочке пеленки, сунула ей в рот тряпочку, смоченную в подслащенной медом воде. Подумала о медвежонке и пошла посмотреть: как он? Было слышно, как тот возится за загородкой, негромко урча и поскуливая. Только сейчас до Хадии стало доходить, что же произошло вчера, и она смогла более-менее здраво сообразить, что медведица решилась на смерть ради спасения потомства. Видимо, у нее от голода и неподвижности тоже кончилось молоко, и оставалось одно — в первый и последний раз напоить детеныша собственной кровью.
Подумав об этом, Хадия вздрогнула, поймав себя на мысли, что мертвая медведица — это ведь и ее шанс выжить. Почему бы и нет?! Зверь все равно мертв, не пропадать же такой горе мяса? В конце концов, охотилась же она на другую дичь, почему бы не отведать и медвежатины? Может быть, это сам Господь помогает ей уцелеть?
Хадия принесла со своей половины чайник с водой и нож, произнесла положенную в таких случаях молитву во имя Аллаха и по всем правилам заколола медведицу ради соблюдения обычая. После чего освежевала тушу, а шкуру распялила, чтобы потом выделать ее и пустить на пошив одежды. Весь следующий день Хадия занималась разделкой и заготовкой мяса впрок. А на обед отрезала большой кусок мякоти и поставила варить в котле. «Что поделать, — рассуждала Хадия, словно оправдывая свой поступок, — человек не может жить без мяса. Так уж устроен мир, что овец пожирают волки, пауки едят мух, а люди едят животных». А одуряющий запах мясного бульона расплывался по пещере, и голова от него кружилась. Благодаря мясному бульону женщина стала оживать прямо на глазах, груди вновь стали наливаться молоком, и ребенок сосал их в удовольствие, сколько пожелает. И только мысли о брошенном на произвол судьбы медвежонке беспокоили Хадию все чаще и чаще. В конце концов Хадия решила привести звереныша к себе и выкормить, ведь его мать спасла их всех. А там будь что будет.
* * *
Пришла весна. Однажды ночью Хадия проснулась с ощущением тревоги на душе и тут же услышала грохот и скрежет. Со страхом подумала: уж не мир ли переворачивается, не конец ли света наступил, — настолько страшен был доносившийся снаружи шум. Бросившись к выходу из пещеры, женщина выглянула наружу и успокоилась. Оказывается, просто на реке тронулся лед, и напиравшие льдины с грохотом и треском кололись о неприступную Уктау.
Вернувшись в пещеру, Хадия посмотрела на спящую девочку и спящего неподалеку медвежонка и улыбнулась. Ну прямо как братик с сестричкой! Медвежонка Хадия не обижала, ничем не обделяла его. Накормив девочку, сцеживала из другой груди молоко, разбавляла его небольшим количеством воды и поила звереныша. Особых хлопот он не доставляет, в основном спит, по медвежьей привычке инстинктивно посасывая лапу...
А весна наступала все стремительнее. Зацвела черемуха. Похолодало. Ночью снова выпал снег. Но это были последние холода, Хадия хорошо знала, что за ними придет настоящее лето, со свежим ветром, запахом травы и распускающейся листвы и речной прохладой. В это время проклевывается свербига, завязывается борщевник и начинает зеленеть дикий лук. Надо будет Хадие заготовить зелени впрок, чтобы было чем поддержать ослабший за зиму организм.
Достарыңызбен бөлісу: |