Ольга. (Хрипло) Уйди!
Куликов. Куда ж мне идти, Ольга Васильевна? Место моё занято. Не обидно тебе это?.. А давай, и мы с тобой... того... оброгатим их! (Пытается обнять)
Ольга. Ты что? Пусти! Пусти!
Куликов. Ну-ну, не рвись. Чего ты?
Ольга. Ты что, Петя, с ума сошел?
Куликов. Ну ладно, чего ты? ... Я ж тебя все равно не пущу. Никуда ты от меня не денешься. Они - там, мы - здесь!
Ольга. (Вырвалась) Пусти! (Ударила по щеке) Скотина!
Куликов. Что ж ты руки распускаешь? Я ведь тоже могу. (Закручивает ей руки) Ну, что теперь? (Ольга вскрикнула от боли) Кричать будешь? Кричи. Всё равно они нас с тобой не услышат.
Ольга. Пусти! Мне больно!
Куликов. Кочевряжиться перестанешь - пущу.
Ольга. Какая же ты... скотина! Хам! Грязный хам! Шимпанзе! Кобель!
Куликов. Вон, как заговорили! А то, бывало, Петенька - голубчик, сделай миленький, помоги, дай! Это что ж получается? На мои же деньги, моими руками жар хочешь загрести, да меня ж и поносишь? Да я сегодня же весь твой парник к чёртовой матери по бревнышку расташу! Лампы ей достал, проводку, стекло! Я ж тебе задаром все делал! Я ж думал, по-родственному! Ты ж у меня, сука, сто рублей взяла! Забыла уже? Я молчу, думаю, мужик приехал - отдаст, куда там! Совести нет, а туда же лает!
Ольга. (Хрипло) Я тебе... отдам. Я отдам.
Куликов. Что ж вы меня, сволочи, пользуете, как хотите? Руки мои, деньги мои, бабу мою! И чтоб я теперь тебя отпустил, так?
Ольга. (Вне себя) Я тебе отдам! Я тебе отдам! Я заткну тебе твой поганый рот! Господи, где же мне взять? Где мне взять эти сто рублей?!
Куликов. У мужика своего возьми! Где бабы берут, не знаешь?
Ольга. Боже мой! У меня нет! У меня никогда нет денег, чтобы бросить их в ваши алчные, мерзкие рожи! Что же мне продать, чтобы отдать тебе? У меня даже нечего продать!
Куликов. Ничего, натурой расплатишься.
Ольга. (Вдруг её осенило) Вот, вот, возьми! (Лихорадочно стаскивает с пальца обручальное кольцо) Оно золотое, не думай! Возьми. Сто пятьдесять рублей! Я бы тебе ещё... Но больше у меня ничего нет. Больше нет. Не нажила! Извини!
Куликов. Что ты мне суешь? Я тебе что, баба? Ты мне деньги давай, а это говно я и сам куплю!
Ольга. (В истерике) Больше ничего нет! Ничего! У меня больше ничего нет!
Куликов. (Прижимает её себе) Да ладно, чего ты заладила? На хрена мне деньги твои! Нравишься ты мне давно, поняла?
Ольга. (Умоляюще) Ох, пусти, Петя! Что ж ты делаешь, зверь! Мне ж ... нельзя.
Куликов. Погоди ты... Нельзя мне теперь тебя отпускать.
Вошла Старуха, и не глядя на Ольгу и Куликова, занялась по хозяйству.
Куликов. (Отпуская Ольгу, с усмешкой) Ну, бабка, сто лет проживешь! Только что тебя вспоминал. Вот, думаю, хоть бы бабку Настю чёрт не принес.
Медленно пошел к двери. Обернулся на пороге.
Так ты мужику своему так и передай: убью! (Уходит)
Долгая пауза. Ольга опускается на колени.
Ольга. Бабушка Настя... Христом богом скажи... Ведь она сестра мне... Что он наговорил тут?... Как же мне теперь жить? Как мне глядеть на них, Господи! (Старуха молчит. Ольга рассмеялась) А-а-а... Это я знаю, это знаю... Знаю я это, знаю! Это меня Бог наказывает, это меня Бог... за все грехи мои. За отца!... За отца. Непрощённым ушел. Не простила ведь я его, бабушка Настя. Ох, грех какой! Отца! Отца своего не простила. За жестокосердие свое терплю. Как же... Как же я у Господа теперь вымолю, если сама не простила?! Проклятая! Проклятая! И хоронить не пошла... Как он звал... Как он звал-то меня, помнишь? Помнишь?... Проститься хотел. Ведь навсегда, навсегда!... О, подлая, подлая! Где могилка его? На могилку хочу! В церковь! Бабушка Настя, в церковь пойдем, свечку поставим, молиться буду, каяться... Хочу прощенья заслужить! Ведь простит, простит он меня. А, бабушка Настя? За страдания мои простит? Простит ли?...
Пауза.
Старуха. Не надо ходить никуда. Не нужны вы Богу.
Ольга. (Потрясенно) Как это... не нужны?
Старуха. Живёте без Бога. И ему нет до вас никакого дела. Оставлены вы. И не Бог вас наказывает. Сами себя... Глаза б мои на вас не смотрели. Пойдем.
Ольга. (Со страхом) Куда?
Старуха. Уродцев своих поглядишь.
Она резко повернулась, пошла из дома. Ольга зачарованно идет за ней следом. Входят в теплицу. Старуха включает свет. Ольга видит ужасающую картину: ряды искалеченных, изуродованных цветов. Бледные, изогнутые стебли, хилые и больные. Цветы, разбитые параличем. Цветы-монстры. Деградирующий мир природы.
Ольга. Что это? Что это? ... Господи, за что?
Старуха. Поздно вы о Боге вспоминаете. Перед смертью... (Медленно пошла прочь)
Ольга. (Вздрогнула) Перед смертью?... Перед смертью... Перед смертью... Что ж, вот и Куликов тоже... Только не тому умирать, не тому... Тому жить надо... Жить, радоваться. Это мне... Мне... Права ты, старуха, о Боге мы перед смертью лишь... Мне смерть, мне!... Дала б ты мне отравы, старуха... Ведь не дашь, не дашь... А только я всё равно... Жизнь из меня вся ушла, вся промочилась до капли... Знамение ведь это мне, знамение... Умереть хочу. В землю скорее лечь. Успокоиться... Упокой, Господи! Упокой, Господи, душу рабы твоей! Душу мою... Душу мою неприкаянную успокой, Господи! Не хочу больше жить! Бабушка Настя, не хочу! (Согнувшись, спотыкаясь и пошатываясь, уходит в дом)
Картина четвертая.
Входят Марк и Аня. Остановились возле теплицы.
Аня. Иди сюда. Здесь никого. У меня такое чувство, будто за нами постоянно следят. После той злополучной ночи, когда она продержала меня до утра, у меня внутри будто что-то лопнуло, оборвалось. Какая-то дыра в животе. Это, наверно, от неудовлетворенного желания, да?.. Я теперь постоянно либо плачу, либо кричу на всех.
Марк. Аня... Когда нибудь, не сейчас... ты поймешь, что мудрая баба Настя избавила нас обоих от многих мучений, которые приносит нечистая совесть...
Аня. Не говори так, или я стану очень злой! Зачем ты так говоришь?
Марк. Я же сказал, сейчас ты не поймешь. Тогда хотя бы поверь мне, что все это очень скоро пройдет. Я уеду, ты немного погрустишь и забудешь, уверяю тебя. Помиришься с Петей. В общем, он хороший человек. Ну, или приедешь к нам в Ленинград. Мы тебя куда-нибудь пристроим... Найдешь себе жениха... А?... Самое печальное, Анечка, то, что в любви все взаимозаменяемы.
Пауза.
Аня. Мне иногда хочется тебя задушить.
Марк. (С беззащитной улыбкой) Задуши.
Пауза.
Аня. У меня есть план. Ты сейчас поедешь домой. А я возьму отпуск, скажу, что путевку дали, и приеду к тебе.
Марк. Аня, мы же живем с соседями...
Аня. Я же не собираюсь прямо к тебе. Снимем где-нибудь комнату.
Марк. нет, Аня, это невозможно.
Аня. Почему?
Марк. Потому что это это как-то... непорядочно.
Аня. Что непорядочно?
Марк. Перед Ольгой.
Аня. Но ты же её не любишь! Ты же сам говорил, что не любишь... Или ты лгал?
Марк. Не знаю... Жить с ней не выносимо, но и бросить её я, наверное, никогда не смогу.
Аня. А меня бросить ты сможешь?
Марк. (Поморщившись) Анечка, ты так молода... Ты ещё сто раз...
Пауза.
Аня. Ты меня просто не любишь.
Марк. (Тихо) Я в этом не виноват.
Пауза. Аня, отвернувшись, тихо плачет.
Господи! Ну, что вы нашли во мне такого хорошего? Подумай, Аня, из-за кого ты страдаешь?! На что я тебе сдался? Неужели ты не видишь, что я пустой, мертвый? Я не знаю, для чего жить. У меня нет ни одной радости, ни одного желания, ни одной надежды. Я никому и ничего уже не смогу дать. Единственное, чего я хочу, чтобы меня все оставили в покое... И перестали дергать, как огородную репу! Неужели тебе нужен такой мужчина, Аня?
Аня. Я вылечу тебя! Я волью в тебя новые силы! У тебя снова появится желание, захочется жить...
Марк. Это иллюзии, Анечка. Ты же не фокусник, правда? Или ты фркусник? (Аня молчит) Вот, видишь.
Пауза.
Аня. Но так не бывает! Не бывает. Это было бы совсем бесмысленно, жестоко. Это не может кончиться вот так просто - ничем!
Марк. Знаешь, Аня, я недавно понял одну вещь, сказать? Большинство наших страданий происходят от невозможности осуществить свои желания, верно? Мудрость же, очевидно, состоит в том, чтобы довольствоваться существующим, тем, что каждому из нас дает жизнь. Не озираясь завистливо по сторонам и не подсчитывая ревниво, количество отпущенных тебе и твоему соседу благ. (Иронично) Вот, например, замечательные девушки прошлого века, согласно описаниям господина Тургенева, когда их отвергали гораздо менее достойные их мужчины, как-то находили в себе душевные силы и смирялись с суровой действительностью. Чем же наши комсомолки хуже тех барышень?
Пауза.
Аня. В чем же тогда смысл?
Марк. Какой смысл, Аня? Жизни? (Вздохнул) На этот вопрос тебе не ответит даже сам Господь Бог, который эту жизнь и создал. А ты спрашиваешь у меня...
Пауза.
Аня. Скажи, если бы можно было выбирать, как бы ты хотел вообще жить?
Марк. Я бы сделался Буддой и перстал жить вообще.
Аня. Я серьезно.
Марк. Серьезно? О!... (Иронично) Я поселился бы, например, в Венеции! В пятнадцатом веке. В маленьком двухэтажном домике, увитом плющем и виноградом. Днем - я бы писал восхитительных, полных живого ума, грации и жизнерадостности венецианок, а вечерами - ужинал вместе с Тицианом или заехавшим погостить из немыслимо далекой и холодной Германии Дюррером. За выдающиеся художественные достижения правительство назначило бы мне пожизненную пенсию, и я тихо скончался бы, овеянный лучами бессмертной славы, оплаканный верными учениками и домочадцами, аминь!.. Ну, не страдай, Аня, сколько можно! Я просто физически не выношу страдающих физиономий. Господи, хоть бы один раз встретить счастливое, довольное женское лицо!
Аня. (Тихо) Езжайте в Италию, Марк.
Входит Куликов. Он пьян, еле держится на ногах.
Марк. (Глядя на Куликова) В Италию, Анечка, нас не пускают... И правильно делают.
Берет Аню под руку и идет с ней к выходу.
Куликов. (Зарычал) Стой!
Марк. (Остановился. Устало) Ну, что вы рычите, Куликов? Что вам от неё нужно?
Куликов. (Хрипло) Уйди, ты слышишь? Уйди, как человека прошу! Пусть она останется... Поговорить...
Марк вопросительно взглянул на Аню.
Аня. Подождите меня, я сейчас. (Марк отходит) Ну?
Куликов пытается сказать что-то важное, но, не находя слов, мычит и жестикулирует.
Куликов. Брось ты его, Ань, слышь? На что он тебе, а? Женатый! Пропадешь...
Аня. Нет, Петя, поздно.
Куликов. Что поздно? Али было у тебя с ним, а? Было чего, нет?
Аня. Было.
Куликов. Что...было?
Аня. Всё.
Пауза. Куликов заскулил.
Куликов. У, гнида! Вошь! Не сберег!
Аня. Ну и всё, Петя. Прощай.
Куликов. Как прощай? Стой! Куда ты? Куда? Вернись, Анька! Слышь? Лучше вернись. Всё прощу! Всё! Как не бывало! Не жить мне без тебя, Ань!
Аня. Не надо, Петя. Всё у нас кончено. Не надейся.
Куликов. Ну, это ты врёшь! Врёшь! Ничего у нас не кончено. Врёшь. Ну, гляди, Анька, не вернешься - убью! Его убью, поняла?
Аня. (Равнодушно) Трепло. Все вы... трепло. "Убью!"... Трепло!
Пошла к дому.
Куликов. Стой! Я ж и вправду убью! Стой!
На крыльце появляется Ольга. Красные пятна на щеках. В лихорадке.
Ольга. Кто там кричит? Не надо кричать, Петя. Не кричи. Посмотри на них... Марк! Аня!.. Пусть они любят друг друга, Петя. Не надо им мешать. Где ты, Аня? Сестра моя, Аня, люби Марка. Он хороший. Добрый... Люби его, отдаю. (Улыбается, показывает на какую-то склянку) Вот, выпила. Может теперь помру...
Марк бросился к Ольге, подхватил её на руки, унес в дом. Следом за ними быстро вошла в дом Аня. И только Куликов, все ещё стоя на одном месте, пошатываясь, посылает вслед ушедшим пьяные угрозы и ругательства.
Картина пятая.
Прошло несколько дней. В комнате Ольга и Марк. Ольга укладывает чемоданы.
Марк. Ты устала?
Ольга. Нет.
Пауза.
Марк. Я думаю, поедем первым автобусом, чтобы к вечеру добраться, да? Пораньше ляжем сегодня.
Ольга. Да.
Пауза.
Марк. Как ты себя чувствуешь?
Ольга. Хорошо.
Марк. Больше всего меня теперь беспокоит он. (Кивнул на живот)
Ольга. Бабушка сказала, на нем это не должно отразиться. Она же меня сразу прополоскала. Да и мало там было, в бутылке.
Пауза.
Марк. Я, Оля, решил уйти из института. Устроюсь на какой-нибудь объект прорабом.
Ольга. Зачем?
Марк. Квартиру дадут. Через год... два, три, четыре, пять...
Пауза.
Ольга. Это хорошо. Только...
Марк. Работа везде одинакова. По крайней мере там от меня будет хоть какая-то польза. А архитектор я плохой.
Ольга. Неправда!
Марк. Правда. И те замечательные храмы и соборы, что я тебе рисовал, уже давно были построены до меня. Я просто производил впечатление. Оля. слышишь? А ты, бедняжка, и впрямь считала меня непризнынным гением, а? (Тихо смеётся) Да, хорошо бы для начала построить в самом себе дом. Такой же целесообразный и прочный, как у бабушки Насти. И если уж невозможно найти смысл, надо по крайней мере выполнить свой долг...
Ольга. Какай долг?
Марк. Человеческий. Профессиональный. Мужской... Ты, Оля, прости меня.
Ольга. Я простила.
Марк. Совсем прости.
Ольга. Совсем простила.
Марк. И Аню тоже. У нас с ней ничего не было. Не держи на неё зла. Ей счень тяжело сейчас. Хуже, чем нам.
Ольга. Я ей зла не желаю, наоборот...
Пауза.
Марк. Я хочу сказать... Я люблю тебя, Оля.
Ольга. И я люблю тебя, Марк.
В дверь постучала Аня.
Аня. Бабушка ужинать зовет.
Марк. Спасибо, Аня, идем.
Идут в комнату, где уже накрыт стол.
Старуха. Ну, садитеся, гости дорогие. С отъездом, значит. Налавайте, вино... Не знаю, хорошее, нет, какое было... Без выбора...
Марк. Хорошее, бабушка. Просто неудобно... Сами не догадались. (Наливает вино в рюмки)
Старуха. Ничего. Ну, будьте все здоровы, живите долго, мирно... Не ругайтеся.
Ольга. И вы, бабушка. долго живите.
Старуха. Куда уж мне, восемьдесят второй год! (Выпивает) Скучно мне теперь без вас будет... Привыкла... Вот и Анна надумала уезжать.
Аня. Да я на будущий год только. В институт попробую.
Старуха. Вот уж чем тут плохо у нас, не знаю? Не держит больше земля. Никого не держит. (Ольге) Ты хоть родишь ребёночка, дак приезжайте на лето.
Ольга. Не знаю. Я, бабушка, теперь не загадываю.
Старуха. Ну-ну, и правильно. Как Бог даст. (Пауза) Об могилке батюшки вашего не беспокойтеся. Пока жива буду, присмотрю, а там уж...
Пауза.
Марк. Давно собирался у вас спросить... А что, дети у вас были?
Старуха. Были. Как не быть! Померли все. Маленьких трое померло, а кого в войну поубивало... А старик мой ещё до войны утоп...
Марк. Да, тяжело вам пришлось.
Старуха. Дак, что же, кому что на роду написано. Всё от Бога.
Марк. Конечно. Только несправедливо как-то ваш Бог поступает.
Старуха. Несправедливо, говоришь? Вот - два дерева. Одно - растет, другое - взяли, да срубили. Какая справедливость?
Марк. Ну, это другое. Человек - не дерево.
Старуха. Всё одно, милый. И человек, и дерево, и скотина. Всё одно. Всё живое, все Божье. Всё рождено, чтоб жить.
Марк. Но должен же быть во всем какой-нибудь смысл...
Старуха. Какой смысл? Тебе жизнь дадена, дак живи! Вот, Ольга твоя сына скоро родит. Ростить будете. Какой ещё смысл? Не понимаю. Не любите вы жизнь, оттого вам и смысл какой-то ещё нужен, отдельный. Всё мудрите, ищите, ум исхищряете, а только мудрее жизни ничего нет. Всё в ней. Вся премудрость, вся радость, вся загадка. Рождение - загадка, смерть - загадка, любовь - загадка... Что важнее этого на свете есть? Ничего нету. А кто это сотворил и для чего - разве это человеческого ума тайна? Оно, конечно, лестно человеку тайну эту открыть, да только отгадка-то все равно человеческая будет. Один - так повернет, другой - эдак. А истину одит только Бог знает.
Марк. Эх, хорошо говорите, Настасья Савельевна. Уютно. Прямо так и хочется свернуться калачиком и уснуть. Счастливые вы люди... Прожили всю жизнь этакими детьми... Чтобы не случилось, всё хорошо, всё справедливо, всё благо!
Старуха. Всё и есть благо!
Марк. Что - благо? Где? В чем? Бросьте! Дорогая Настасья Савельевна, вы замечательная старушка, но Боже мой, как вы безнадёжно устарели!
Звякнуло стекло. Кто-то кинул в окно камешком.
Старуха. Кто это хулиганит? (Подошла к окну, раскрыла) Кто здесь?
Голос Куликова. Это я, баб Насть. На минуточку!
Старуха. Ну, чего? Чего тебе, Петя? Что ты все бродишь, как неприкаянный? Иди домой. Нету никого. Нету! (Захлопнула окно) Пропал мужик. Ну, допивайте, что ли... Чего оно будет на столе что ли киснуть? Свидимся теперь, нет - не знаю. Желаю тебе, Ольга, парня здорового родить. А тебе, Анна, жениха хорошего. Ну, а тебе... (Куликов снова громко постучал в окно) Вот, грех-то ещё! (Подошла к окну, сердито) Петька! Ты чего это хулиганишь, бесстыдник? Сейчас Пиратку спущу!
Голос Куликова. Марк Лександрович дома? Пусть выйдет поговорить.
Старуха. Какой тебе Марк Лександрыч? Ишь, чего надумал. Сказано тебе, спят они, отдыхать пошли... Завтра чуть свет ехать. Ступай домой!
Голос Куликова. Марк Лександрыч! Чего они тебя прячут там? Я ж вижу! Выдь на минутку, ну! Разговор есть...
Марк поднимается.
Ольга. Не ходи.
Марк. Просит человек...
Ольга. Не ходи, он пьяный!
Старуха. Сиди-ка ты дома. Не об чем тебе с ним разговаривать.
Голос Куликова. Марк Лександрыч, трусишь что ли выйти-то? Али бабы тебя за штаны держат?
Ольга. Не пущу!
Марк. Оля, ну это смешно. Я на две минуты. Здесь на крыльце постоим.
Выходит.
Старуха. Жалко мужика. Сопьется теперь совсем. Хороший был хозяин.
Аня. Ну, так убейте меня теперь за него. Раз я во всем виновата.
Старуха. Кто ж тебя винит? Каждый сам себя винит. (Смотрит в окно) Куда это он его за сарай потащил?
Ольга. Я не могу. Я пойду!
Старуха. Сиди, сама пойду. (Выходит)
Пауза.
Ольга. О, Господи, скорей бы уже уехать! (Пауза) Аня... Давай помиримся, наконец! Я ведь ничего против тебя... Наоборот.
Аня. Да я
Ольга. Как хочешь... Давай.
Обнимаются.
Ольга. Ну, вот и хорошо. Теперь всё. Всё! Гора с плечь! Ты теперь к нам в гости приезжай... На Новый год. Хочешь? А если в институт не поступишь, останешься у нас. Будешь весь год на подготовительные курсы ходить и тогда обязательно сдашь.
Аня. Ладно.
Пауза.
Ольга. Ну, вот... Теперь баба Настя пропала!... (Пауза) Пойду я...
Входит Старуха. Потопталась на месте. Подошла к столу, переставила тарелки. Ольга, словно завороженная, следит за её движениями.
Ольга. А... Марк... где?
Пауза.
Старуха. Убил он... Мужика твоего.
Ольга осела.
Ольга. (Чужим голосом) Как... убил?
Старуха. Ножом... Насмерть...
Ольга хотела закричать, броситься из избы, но сделав шаг, пошатнулась и упала на пол.
Картина шестая.
Три женщины за столом. Ольга и Старуха в черных платках. Долгое молчание. Наконец, Аня встает из-за стола.
Аня. Мне пора.
Старуха. Что ж, с Богом, значит. Ничего не забыла?
Аня. Нет.
Старуха. Ну, гляди, Анна, пиши нам, не забывай, как устроишься, как что.
Аня. Хорошо. Оля, ты, может быть, передумала? Так скажи, насчет обмена.
Ольга. Нет.
Аня. Сейчас - я понимаю, а потом будешь жалеть. Ты так хотела, столько лет добивалась прописки...
Ольга. Я теперь здесь прописана, Аня. Здесь мой отец, муж. Куда мне от них?
Пауза.
Старуха. Вчера к куликовским дочкам из сиротского дома приезжали. Заберут девок-то. Вот ещё горе-то.
Ольга. Не заберут.
Старуха. Как не заберут? Ихнее дело теперь сиротское, деваться некуда.
Ольга. Я их решила к себе взять. Уже договорилась.
Пауза.
Старуха. Бог тебе... Бог тебе за это даст! Бог даст! Ребеночка хорошего родишь. Ничего. Вот и я, грешница, на старости лет внучат понянчу... Ну дак, где твой чемодан? Давай, что ли, понесу до автобуса.
Аня. Не надо, я сама. Не провожайте.
Аня встает, подходит к Ольге.
До свиданья, Оля...
Ольга. Рада, что уезжаешь?
Аня. Я хочу жить! Понимаешь, жить!
Ольга. Живи.
Аня. Бабушка Настя, спасибо вам за всё. За все! (Целует её) Не сердитесь на меня... Простите... Я вас никогда... Никогда!...
Подхватила чемодан, выбежала из дома. Старуха бежит за ней на крыльцо, кричит вслед.
Старуха. Нюта! Нюта!... Если худо будет, назад возвращайся. Слышь?.. Назад! Домой!...
Махнула рукой, постояла на крыльце, вернулась потихоньку в дом.
Побёгла теперь по свету мыкаться. (Крестится) Господи, спаси, сохрани!
Пауза.
Старуха. Ты чего пригорюнилась? Али голова болит? Ляжь, полежи.
Ольга. Письмо получила от Николая. Отпуск ему дают. Приедет скоро.
Старуха. Вот и хорошо. На могилки сходите. А то, может, понравится ему у нас, дак сюда и вернется после армии. Оженим. С родными-то жить оно веселее. А девок у нас - пруд пруди. Что Верка Захарова - хорошая девка, что Нинка соседская, что Валька... Вон напротив, бабки Егоровны - внучка. Это парней нету... Как в армию попал - так и пропал. Разбредуться опосля, кто куды... А девки...
Вдруг Ольга уронила голову на стол, забилась в рыданиях, заголосила.
Ольга. Ох, и что же мне теперь делать? Как же мне теперь жить? Одна ведь я осталать. Одна. На всю мою жизнь одна. На веки вечные. Ведь, как в могиле... Как в могиле холодной одной-то жить!
Старуха. Поплачь, бабонька, поплачь... Покричи. Горе-то, оно слезами уходит. Ничего. Баба - она завсегда одна. Мужик пришел и ушел. Его то водка отнимет, то зазноба разлучит, то смерть... То понесет его нелегкая по свету шастать - счастья искать, а то война... Эх, милая, вот уж, когда бабе горе, не приведи, Господь.
Ольга. Да ведь, не война же сейчас. Не война.
Старуха. Я про то и толкую, что баба - она завсегда одна. Мужик, что ветер, бросил семя и полетел дальше. Ему и заботушки мало, а бабе - ростить да жить. Терпи, милая. Оттого бабий век и долог, что вся жизнь на ней держится. Ты, бабонька, упрись лучше обеими ногами, упрись в землю получше, как дерево, корнями и стой крепко. Потому никто, окромя бабы, жизнь на плечах не вынесет. Одна ты. И помощи тебе нет, и опоры нет. Но всё в тебе самой. Сама ты - и помощь, и опора. Ты - кормилица, ты - подательница, и вся сила жизни и продолжение её - в тебе. Смерись, терпи и веруй!
Тихонько заскрипела дверь. На пороге стали две девочки - дочери Куликова. Застенчиво прячась друг за дружку, искоса поглядывают то на Старуху, то на Ольгу.
Старуха. Эва, кто к нам пришел, глянь! Ну, проходите, гостьюшки дорогие, не стойте на пороге. Чего заробели? Сейчас чай будем пить с вареньем. А то может, молочка хотите? У вас-то, поди, своего нету. Ну-ну, сейчас принесу, ждите. Вставай, Ольга, встречай - дочки пришли. Кормить, поить надо. (Уходит)
Ольга. Как тебя зовут?
------- Таня.
Ольга. А тебя?
------- Лена.
Пауза.
Ольга. Ну, вот. А меня зовут Оля. Я теперь буду ваша мама. И жить мы будем теперь здесь. Скоро у вас появится ещё братик или сестренка. Вы подрастете, будете ходить в школу, я - работать. Так и заживем потихоньку... Потом вы станете большими, поедете учиться, выйдете замуж, и всё у вас будет хорошо. А я буду ста-аренькая, ста-аренькая бабушка Оля... с палочкой. Ничего... Как-нибудь проживем... Как-нибудь проживем.
Обнимает детей. Медленно опускается занавес.
1982 год.
Достарыңызбен бөлісу: |