Янко Слава
(Библиотека
Fort/Da
) ||
slavaaa@yandex.ru
108
имеем дело с чтением вслух. Но у него не существует, очевидно, четкой границы при чтении «про
себя»; всякое чтение с пониманием — это всегда разновидность исполнения и интерпретации.
Ударение, ритмическое членение и т. п. включено и в этот тип чтения. Значимый аспект и его
понимание, очевидно, настолько тесно связаны с физиологически-языковым аспектом, что
пониманию всегда сопутствует внутренняя речь.
Если это так, то это вовсе не снимает того следствия, что литература (например, в свойственной ей
художественной форме романа) точно так же обретает изначальное бытие в чтении, как эпос — в
декламации рапсодов, а изображение — в созерцании его наблюдателем. В
таком случае чтение
книги — это событие, в котором осуществляется представление прочитанного содержания. Разу-
меется, литература и ее восприятие в чтении являют высшую меру связанности и подвижности
26
.
Об этом свидетельствует уже тот факт, что книгу можно не читать всю сразу, так что
вовлеченность в текст составляет особую задачу
возобновляющегося восприятия, чему нет
аналогов в слушании и смотрении. Но именно это и показывает, что чтение соответствует
единству текста.
Следовательно, литературу как вид искусства можно постичь и
с точки зрения онтологии
произведения искусства, а не с позиции эстетического переживания, становление которого
соответствует фазовому характеру чтения. Чтение сущностно
соотносится с литературным
произведением искусства, так же как декламация или постановка. Все они представляют собой
разные градации того, что в общем
называется воспроизведением, а в действительности
представляет
оригинальный
способ бытия всех преходящих искусств и знаменует собой
определение способа бытия искусств вообще.
Но отсюда следует и дальнейшее. Понятие литературы вовсе не лишено указания на
воспринимающего. Бытие литературы — это отнюдь не мертвая передача отчужденного смысла,
предоставляемая симультанно действительностью переживания более позднего времени.
Скорее
литература является функцией духовного сохранения и традиции, и поэтому она в любое
настоящее вносит скрытую в ней историю. От канонических правил античной литературы и
литературной образованности, разработанных александрийскими филологами, тянется, как живая
традиция
образования, последовательность сохранения «классиков», и эта традиция не просто
консервирует имеющееся, но признает его эталоном и передает в качестве образца.
Достарыңызбен бөлісу: