Джоанн Харрис Мальчик с голубыми глазами


ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY



бет53/70
Дата14.07.2016
өлшемі1.96 Mb.
#199548
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   70

4

ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY

Время: 01.04, вторник, 19 февраля

Статус: ограниченный

Настроение: задумчивое

Музыка: Sally Oldfield, Mirrors

Конечно, мать оплакивала Бенджамина. Сначала молча — и это ее грозное спокойствие я даже принял за смирение. Но затем появились другие симптомы: вспышки гнева, а порой и приступы безумия. Иногда среди ночи я слышал, как она внизу вытирает пыль с фарфоровых собачек или просто бродит по дому.

Порой она принималась рыдать, причитая: «Ты ни в чем не виноват!» Бывало, принимала меня за брата или бранила за мои неудачи. Иногда пронзительно вскрикивала: «Это должен был быть ты!» Или будила меня среди ночи вся в слезах: «О, Би-Би, мне приснилось, что ты умер!» Мне потребовалось определенное время, чтобы понять: мы с ним взаимозаменяемы, я и Бен, тот Синий Бенджамин и нынешний Голубоглазый — для нашей матери зачастую одно лицо…

Затем она совсем вышла из строя. Впрочем, это было неизбежно. После сильного удара образовался некий люфт, и я вдруг снова превратился в объект самых разнообразных ожиданий. Когда оба моих брата сошли со сцены, моя роль ужасающим образом переменилась. Теперь я стал для матери голубоглазым мальчиком-незабудкой, ее единственной надеждой. И она не сомневалась, что я обязан — ей обязан! — снова вернуться в школу и далее, возможно, заняться медициной; в общем, обязан делать все то, что следовало делать Бену и чего теперь только я мог достигнуть.

Я пробовал отбиваться, возражать, что совершенно не гожусь для занятий медициной. Я провалил все естественно-научные предметы в школе Саннибэнк-Парк и с огромным трудом перебрался через нулевой уровень по математике. Но мать ничего не желала слышать. В конце концов, на меня возложена определенная ответственность, говорила она. Я и так слишком долго вел себя как последний лентяй и размазня, так что теперь мне пора перемениться…

Ну, вам уже известно, что из этого вышло. Я загадочным образом заболел. Казалось, живот мой полон извивающихся змей, которые кусают внутренности ядовитыми клыками. К концу этой болезни я так похудел, что в своей старой одежде напоминал жалкого клоуна. Я вздрагивал от каждого громкого звука, а при слишком ярком освещении у меня чуть ли не судороги начинались. И порой я едва мог вспомнить свой чудовищный — и такой чудесный! — поступок, которым закончился Бен и начался Брендан…

Впрочем, это ведь вполне естественно, не правда ли? Мои воспоминания так туманны, что в этой игре зеркал вполне заменяют уже использованный ранее дым. У меня был сильный жар, я страдал от боли и не знаю, что говорил матери. Я вообще ничего не помню — ложь то была, признания или обещания, — но когда я окончательно выздоровел и впервые встал с постели, то понял: в моей душе что-то переменилось. Я больше не был Бренданом Брауном, я стал кем-то совершенно иным. И если честно, я уже не мог с полной уверенностью сказать, то ли я проглотил Бена, то ли он проглотил меня…

Конечно, я не верю в привидения. Я и в живых-то людей верю с трудом. И все же именно в привидение я превратился, в тень собственного брата. Когда разразился скандал с Эмили, я воспроизвел эту историю. Тогда я уже обладал и даром Бена — благодаря тому, что было заложено во мне самом. Так оказалось гораздо легче заставить всех поверить в то, что я не вру.

Я взял себе цвета Бена и начал носить его вещи. Сначала просто из соображений практичности — после болезни моя одежда стала мне слишком велика. Но я не постоянно ходил в голубом или синем. Надевал что-то одно — то джемпер, то майку. И мать ничего не замечала. Скандал вокруг Эмили Уайт превратил меня в героя; в пабах люди угощали меня выпивкой; девушки внезапно обнаружили, что я весьма привлекателен. В ту осень начались мои занятия в колледже Молбри. И мать по-прежнему верила, что я изучаю медицину. Мои юношеские прыщи прошли, кожа стала чистой, я даже почти перестал заикаться. Но самое главное — я продолжал худеть. Когда не стало братьев, я утратил прежнюю склонность к обжорству, эту жуткую потребность набивать брюхо чем придется, запихивать в глотку все, что попадется на глаза. То, что началось с Малькольма, завершилось Беном. Наконец-то мой ненасытный, мой чудовищный голод был утолен.

5

ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY

Время: 21.56, вторник, 19 февраля

Статус: ограниченный

Настроение: тоскливое

Музыка: Judy Garland, Over the Rainbow

Ну, Клэр, ты своего добилась! Сегодня я таки вернулся в семинарскую группу. Учитывая, что все распрекрасным образом идет в точности по плану, я решил позволить себе вполне невинно развлечься. Кроме того, возможно, в последний раз…

Мы занимаемся в маленькой гостиной Клэр, напоминающей коробку, со стенами цвета бежевой пудры и огромным растением-пауком на полке у двери. На стене — портрет Голубого Ангела. Оранжевые стулья заботливо расставлены кружком, чтобы никто не чувствовал себя в стороне. В центре кружка маленький столик, на нем — расписанный цветами поднос с чайником и чашками, затем тарелочка с печеньем (между прочим, «Бурбон-крем», которое я ненавижу), стопка линованной бумаги А4, пучок карандашей в стакане и обязательная упаковка с бумажными носовыми платками.

Ну, от меня никаких слез не ждите. Голубоглазый никогда не плачет.

— Привет! Ужасно рада, что ты пришел! — воскликнула Клэр. (Она с каждым так здоровается.) — Как ты себя чувствуешь?

— По-моему, я в порядке.

В реальной жизни я куда менее красноречив, чем в Сети. Это одна из тех многочисленных причин, по которым я более всего люблю сидеть дома.

— Господи, что у тебя с лицом? — спросила Клэр.

Она явно позабыла ту мою историю — а может, решила, что я все выдумал от начала и до конца.

Я пожал плечами.

— Несчастный случай.

Она одарила меня взглядом, полным притворного сочувствия. Клэр похожа на свою мать, Морин Пайк, особенно теперь, когда приближается к ее тогдашнему возрасту. Ей где-то сорок один или сорок два. И вдруг я словно перемещаюсь на юг, нет, не на Гавайи, а в какое-то менее интересное место, где повсюду ущелья с пересохшими реками, скатившиеся по склонам валуны и в окружающей природе чувствуется святая пустошь. Все это — точно отдаленный призыв ClairDeLune, которая размещает в моем сообществе придуманные эротические истории и утверждает, что ей только тридцать пять. И все же, как вы уже наверняка догадались, те мы, что публикуемся на badguysrock, весьма сильно отличаемся от нас в реальной жизни. Пока все ограничено рамками фантазии, никому нет дело до ролей, которые мы себе выбрали. Можно изображать ковбоя или индейца, надеть черную шляпу или белую, и никто никогда тебя не осудит.

И все же игры, которые нам так нравятся, связаны с глубоко залегающим слоем правды — с неиспользованным пластом наших желаний. Мы есть то, о чем мы мечтаем. Мы знаем, чего хотим. Мы знаем, что мы этого достойны…

А если мы хотим злодейства? Если хотим беззакония или несправедливости?

Ну возможно, мы и этого достойны. А плата за грех — это…

Клэр указала на цветастый поднос.

— Чаю?

Чай. Успокоительное для бедняков.

— Нет, спасибо.

Терри, которая пьет почти одну заварку, а от печенья всегда отказывается — хотя потом, дома, наверняка съедает целую упаковку мороженого с кусочками хрустящего печенья, — похлопала ладошкой по стулу рядом с собой и пропищала:

— Привет, Брен.

— Отстань, — буркнул я, оглядывая остальных членов нашего семинара.

Да, собрались все. Полдюжины самых разнообразных тупиц плюс будущие «великие писатели», мыльные королевы, поэты-неудачники (а разве бывают другие поэты?) — и каждый отчаянно жаждет быть услышанным. Но лишь одна из всех имеет для меня значение: Бетан с ее ирландскими глазами, которые так жадно следят за мной…

Сегодня она надела серый топ без рукавов, благодаря чему стали видны звезды, вытатуированные на руке. «Та ирландская девчонка Найджела» — так называет ее наша мать, даже имя отказываясь произносить вслух. «Та девчонка с мерзкими татуировками».

«Мерзкий» — этим словечком мать пользуется для обозначения всего, над чем не властна. Например, над моим увлечением фотографией. Или над орхидеями. А мне, если честно, татуировка Бетан даже нравится; она, кстати, немного скрывает те серебристые шрамы, что остались у нее с детских лет и расчерчивают ее руки. Уж не это ли увидел в ней Найджел? Выразившуюся в татуировке любовь к звездам, эхом вторившую его собственной страсти? Или, может, тайное чувство постоянной тревоги?

Несмотря на несколько вызывающий вид, Бетан терпеть не может, когда на нее глазеют. Возможно, именно поэтому она окутывает себя столькими слоями обмана: татуировки, пирсинг, своеобразие. А ведь в детстве она была послушной и застенчивой, мышкой, боящейся быть на виду. «Ну, это все твоя католическая вера, — думаю я. — Постоянная внутренняя борьба между необходимостью сдерживать свои чувства и природной невоздержанностью». Ничего удивительного, что Найджел запал на нее. Она обладает редкой индивидуальностью и, пожалуй, является в чем-то более ущербной, чем он сам.

— Перестань пялиться на меня, Брендан, — заявила она.

Я бы предпочел, чтобы она называла меня иначе. Брендан — у этого имени кислый запах, запах подвальной сырости. От него у меня во рту сразу появляется странное ощущение сухости. А цвет у этого имени… впрочем, вы и сами знаете, какой у него цвет. Хотя имя Бетан ничуть не лучше — у него противный запах церковного ладана. Пожалуй, я все-таки стану называть ее Альбертиной — вот имя, лишенное цвета, безупречно чистое, незапятнанное…

Клэр тут же влезла в наш разговор:

— Уймись, Бетан! Пожалуйста! Вспомни, что мы обсуждали. Я совершенно уверена: Брен вовсе не собирался на тебя пялиться. — И Клэр одарила меня одним из своих ласковых, сладких, как сироп, взглядов. — Знаешь, Брен, раз уж ты сегодня с нами, может, с тебя и начнем? Я слышала, теперь ты гораздо чаще выходишь из дому. Это просто здорово!

Я только плечами пожал.

— И куда же ты ходишь, Брен?

— Да так, все брожу по округе. По улицам. По городу.

Клэр широко, одобрительно улыбнулась.

— Очень приятно слышать. И я страшно рада, что ты снова начал писать. А нет ли у тебя чего-нибудь, что ты хотел бы нам прочесть?

Я снова пожал плечами.

— Да ладно, не стесняйся. Ты же прекрасно знаешь: мы собрались здесь помочь тебе. — Клэр повернулась к остальным присутствующим. — Может, мы все вместе покажем Брену, как он дорог нам, как мы ценим его? Как сильно хотим ему помочь?

Ох, нет. Только не эти коллективные объятия! Все, что угодно, только, пожалуйста, не это.

— У меня и впрямь есть одна маленькая вещица… — сообщил я скорее для того, чтобы хоть чем-то отвлечь их, а вовсе не из желания исповедаться.

Клэр так и впилась в меня глазами, голодными, полными надежды. Точно с таким же выражением лица она порой рассказывает о Голубом Ангеле. А я действительно чем-то похож на него, именно поэтому Клэр и питает ко мне слабость, именно поэтому готова верить всем моим словам.

— Правда? — радостно воскликнула она. — А можно нам послушать?

Я снова посмотрел на Бетан. Я привык думать, что она ненавидит меня, и все же, пожалуй, она единственная, кто действительно понимает, каково это — каждое мгновение своей жизни проживать с мертвым, разговаривать с мертвым, спать с мертвым…

— Нам бы очень этого хотелось, — донесся до меня голос Клэр.

— Ты уверена, что хочешь именно этого? — уточнил я, по-прежнему в упор глядя на Бетан.

Она, чуть прищурившись, тоже не сводила с меня своих голубых глаз, полыхавших, как пламя газовой горелки.

— Конечно, — подтвердила Клэр и обвела взглядом комнату. — Разве не этого хотят присутствующие?

Все дружно закивали. Однако я заметил, что Бетан даже не пошевелилась.

— Боюсь, кое-кому это покажется… чересчур острым, — предостерег я. — Все-таки очередное убийство…

Я улыбнулся, заметив, как у Клэр изменилось лицо. Зато все остальные тут же подались вперед, точно мопсы, ожидающие, когда им в миску положат корм.

— Так что, друзья, — добавил я, — сразу прошу меня простить. А то вы еще подумаете, что я только подобными вещами и занимаюсь.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   70




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет