Древне-церковной антропологии

Главными источниками внутренней нечистоты являются две метасхематизированные (измененные) человеческие монады, дух и душа. Нечистота их проявляется в «помрачении» и «охлаждении» их, они теряют значительную часть своего первозданного систатического света и тепла (жара). Если в живописи изображают бесов и демонов черными, то это соответствует действительности. Всякое соприкосновение с Сатаной у средневековых специалисток и специалистов вызывало у них ощущение холода. Всякое соприкосновение с внешними интеллигибельными нечистыми существами-демонами вызывает помрачение и осквернение, усиливает нечистоту духа и души. Волшебники, маги, алхимики, колдуны и ведьмы уподобляются своим патронам, демонам.

Нечистота души и духа ведет к нечистоте тела, мешает стройному течению жизненных процессов в организме, как шлаки мешают продукции, усиливают тление и распад. Особенно гибельны для тела движения неразумной души. Никита Стифат говорит, что «плоть оскверняется срамными токами», идущими от души (Добр. 5, 108). Эти токи оскверняют и без того оскверненную кровь, эту живую среду между душою и телом. А кровь становится источником не только телесных, но и душевных заболеваний.

Другим основным фактором нечистоты и осквернения являются инвадированные (внедрившиеся) демонские существа змеиной породы, сердечный змей и поясничный змей (Кунда, уменьшительное Кундалини). Прокл, патриарх Константинопольский говорит, что «змей изливает свой дьявольский яд, ион» в человека (Патр. М. 65, 682 и 748), происходит ионизация тела и всей тримерии человека (ионизация понимается не в том смысле, как в физической химии).

Почти все микрокосмические принципы представлены в человеке в их нечистом катастатическом аспекте, как производные «падших идей», включая теллурические (земные) и сидерические (звездные). Одни только ангельские принципы представлены в их чистом виде. Иосиф Бриенский говорит:

«Помышления, как источник, бьют в сердце, как воры и разбойники живут в сердце, и берут все, что им нравится. Незапертый дом превращается в место нечистот, где змеи, скорпионы, черви, гады, ящерицы, пресмыкающиеся. Нужно изгнать их из сердца» (Соч. т. I, 291-292).

Пребывая в человеческом сердце, как энграммы, они ждут экфории (выявления) в виде желаний, страстей и вожделений.

Аскетические писатели уделяют исключительное внимание нечистоте ума. Максим Исповедник говорит:

«Нечистота ума – ложное знание, незнание общего (неспособность созерцать идею), страстные помыслы, сочетание с грехом. Нечистота души – действовать вне природы. Нечистота тела – действенный грех (поступок)» (Патр. М. 90/1, 1208).

Нечистота ума выражается также в пристрастии и отпечатляемости. Нечистый ум отпечатлевает в себе образы чувственных предметов, реальных и фантастических, и полон ими, и сам ум делается множественным и разнообразным, рассеятельным и парительным, теряя свою созерцательную силу. Другая сторона нечистоты ума – в фантастичности мышления и созерцания, в смешении ума с фантазией, в мифомании и мифологизме. Нечистота приходит в ум и от гнева и раздражения, помрачающих ум (Марк Подвижник, Патр. М. 88, 1166).

Сомнение помрачает ум, а интенция неочищенного ума в спекуляции не способствует прояснению ума.

Древний катарсис.

Нечистоту называл Аристотель «миазма» и это слово в смысле заразы удержалось в европейской медицине вплоть до начала 19-го века. По древним верованиям грязь, нечистота проникают в человека извне, от чужеродных существ, демонов. Она вызывает болезни тела и души, расстройство душевно-телесных функций, вплоть до сумасшествия. Для выздоровления нужно очищение и эти два понятия – почти синонимы. Т. о. наряду с религиозным катарсисом был в древности и катарсис медицинский, а так как в числе лечебных средств были и музыка, поэзия, трагедия (театр) и философия, то признается катарсис эстетический и философский. Аристотель свел эстетический катарсис к физиологическому очищению в смысле Гиппократа, к пургации, с удалением чрезмерного количества жидкостей из организма и облегчением. О катартическом действии патетической музыки говорит Аристотель в своей «Политике». Эстетический музыкальный катарсис восходит к временам Орфея и Пифагора. Гиппократ применял медицинский катарсис для лечения сумасшедших.

Нечистыми считались некоторые сорта пищи: бобы, козье мясо, яйца, сыр, рыба, лук и чеснок. Эти продукты были запрещены и в пифагорейских мистагогических школах. В некоторых местах не допускали в храм лиц, едящих чеснок. Существовали целые риты (обряды) для очищения жилья после мертвецов и родов, после пролития крови. Очищения совершались всеми 4-мя элементами, но главным образом водой; потом следовали огонь, песок (земля), сера и воздух (вентиляция). «Искупляющими» богами считали Аполлона и Зевса, а местами и Афину-Палладу, которым приносились искупительные жертвы.

В Греции и в других странах древней культуры мистический катарсис являлся подготовлением к посвящению в мистагогических школах и мистериях, при чем главными факторами посвящения являлись: страх, испытания и заключительные радость и утешение, то-есть чисто эмотивные средства. В Элеазинских (около Афин) и Орфико-дионисических мистериях катарсис или катармос играл значительную роль.

Особое место в древнем мире занимал мантический или прорицатсльный катарсис при храмах, оракулах или у независимых лиц, например у великих греческих теургов: Эпименида, Орфея и Эмпедокла, при чем катарсис упоминается в их эпических стихах.

Ни у Гомера, ни у Гезиода нет намеков на катарсис. У великих трагических поэтов, Эсхила, Эврипида и Софокла катарсис упоминается, как и во многих диалогах Платона, в «Республике», «Законах», «Софисте» и др.

Культ очищения, по древним воззрениям, вел к состоянию «чистоты и святости».

Древняя культура знает только этот внешний, демонский вид нечистоты. О нечистоте внутренней, человеческой говорится мало, хотя катарсис понимается и как очищение от страстей ¹⁰⁹.

Нечистота ведет к помрачению естественного систатического света и погашению естественного систатического огня человека, к охлаждению чувств, ума и сердца. Сердце, как центр человеческого духовного невидимого огня и света, начинает светить мрачным, тусклым светом, в котором естественный свет человека смешан с огнем гнева и похоти.

Перед человечеством встает универсальная религиозная задача очищения, просветления и обновления. По учению древне-церковной антропологии катарсис возможен, потому что Метасхематизм человека – не полный, человек не потерял полностью свою интеллигибельность и располагает еще нетронутыми, чистыми резервными силами, иначе не пришел бы Спаситель и мир покончил бы свое существование.

Брань со страстями, отрешение от мира и самого себя, воздержание во всех его видах, аскеза трезвения и хранения, аскетический самоанализ, осознание всего содержания подсознания, собирание ума и всех сил тримерии, внутреннейшая из внутренних – аскеза умного делания. Таков один путь Христа – для «вмещающих».

Свободное индивидуальное усилие с устремлением к Богу в вере, деятельной любви и молитве, при постоянном чувстве своей греховности и некотором... самоотречении – второй путь для всех. На обоих путях рождается чувство присутствия Христа. Если это чувство исчезает, нужно удвоить усилие.

Воздержание, хранение и трезвение ведут к торможению противоестественной деятельности, ведущей к акатарсии, прекращается злое «положение в сердце», злое энграфирование и неизбежная экфория. Постепенно сглаживаются и стираются нечистые отпечатки и образы индивидуальной жизни, сглаживаются карты души и сердца, вычерпывается до дна бездна сердца, изгоняются из сердца все гады, пресмыкающиеся, черви, ящерицы, скорпионы и змеи, которые возвращаются к своим злым прародителям.

Катарсис ведет к возжению чистого света и огня духа, латентного света и огня души и к пробуждению сверхъестественных ипостасных Светов Логоса-Христа и Духа Св...

Заповедь очищения звучит у ап. Павла так:

«Очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божьем» (2 Кор. 7, 1).

Очистительные силы.

Все свободные силы тримерии начинают служить делу очищения. Из душевных сил на первом месте стоит деятельность обращенного тимоса, этой энергии души. Горячность и ревность (по Богу), играющие большую роль в христианской религиозной практике, суть разумные и естественные проявления тимоса и при их возростании свидетельствуют о сублимации неразумной души, тимопсихэ, и о переходе ее в состояние разумности, интеллигибельности. Обращение эпитимии (вожделевательной части души) выражается в «жажде Бога».

Исаак Сирин говорит:

«От напряженного делания рождается безмерная горячность, распаляемая в сердце горячими помышлениями, вновь появляющимися в уме. А сие делание и хранение утончают ум своею горячностью и сообщают ему видение. А сие видение порождает горячие помыслы в глубине душевного видения, которое именуется созерцанием» (Сл. 59, 317).

Чистая душевная, религиозно-направленная горячность оказывается столь сильным катартическим средством, что может вести к высшим мистическим состояниям, видению и созерцанию. Страстные и лукавые помыслы вытесняются другими, новыми, чистыми и горячими, среди них центральным и владычественным является помысл о Боге или память Божья. В этой теистической поляризации человека заключается главная особенность и сила религиозного катарсиса, в преданности Богу, devotio. В умной аскезе горячность, как сила души-тимос, комбинируется с молитвенной концентрацией ума в сердце, то-есть с интенцией разумной души.

Другой катартической силой является ум. Максим Исповедник говорит:

«Ум, привязанный к Богу молитвою, освобождает пассивную часть души от страстей» (Патр, М. 91, 1437).

В молитвенной интенции ум возвращается к своей основной задаче – контролю над чувствами и торможению их. Это означает «возвращение ума к самому себе» после привычного рассеяния.

Авва Талассий говорит:

«Рассудительный ум (обращенный) укрепляет свою душу и приучает тело свое ко всякой аскезе» (Патр. М. 91, 1449, вторая сотня).

Обращенный, привязанный к Богу, ум оказывает воспитательное действие и на тело. Авва Талассий, как и Максим, отмечает религиозное обращение ума:

«Великий ум, от страстей освободившийся и от космических существ отрешившийся, и в Боге пребывающий, пребывает в тонких мыслях и в невидимом бесформенном свете» (т. ж., 1449).

Освободившись от космоориентации и космофилии и обратившись к теофилии, ум становится великой очистительной силой, «обуздывает душу, покоряет тело и страсти» (Авва Талассий, т. ж., 1453).

Очистительная сила ума настолько очевидна, что легла в основу чисто-интеллектуального катарсиса спекулятивной мистики Запада и Востока. Катарсис не по силам одному уму, если даже есть полное отрешение от мира, катарсис – проблема религиозная. Ум очищает не тогда, когда он мыслит и медитирует, или даже созерцает, Медитативно-контемплятивной интенции недостаточно для катарсиса всей тримерии, даже для катарсиса самого ума, нужна еще его молитвенная интенция. Безмолитвенная и безрелигиозная концентрация в Йоге и мистике Эригены и Эккарта ведет к космоцентризму и антропоцентризму, к ложным и искусственным центрам. Еще неочищенный ум привязывается к нечистоте Мира и Человека, созерцает нечистые объекты и дело катарсиса ума усложняется. Ум становится добычей нечистой силы вообще и кончает «прельщением». Не очистившийся от ментально-магической и ментально-маназической, или жнанической страсти, страсти к знанию, ум легко «отпечатлевается» образами фантазии, то-есть загрязняется. Из одной ямы ум попадает в другую и вылезть из второй ямы труднее, чем из первой. Отсутствию подлинного катарсиса ума спекулятивная мистика обязана всеми своими специфическими особенностями, делающими ее не только не полноценной, но и гибельной.

Современный медицинский катарсис в виде гетероинспекции (наблюдения со стороны) в психоанализе не достигает цели, она сопровождается экфорией, развязывает прежнюю энграфию и создает новую.

Катартические факторы.

В религиозной жизни целый ряд факторов оказывают очистительное действие.

Максим Исповедник говорит:

«Чистая молитва ведет: 1) практически – к полному очищению ума, 2) теоретически – ум охватывается бесконечным божественным, ведущим его к просветлению через любовь» (Патр. М., 90/1, 985).

По Евагрию, молящийся должен отрешиться от мыслей, отпечатляющих ум. По Феолипту, когда приражаются помыслы, пробегая через сердце и возмущая мысль, то нужно поражать их стрелою молитвы (Добр. 5, 188), По опыту умных делателей умная Иисусова молитва поражает не только помыслы, но и демонов, посылающих стрелы помыслов.

По Диадоху, под действием страха Божия, душа очищается и умягчается (Добр. 3, 18). Страх Божий переходит при очищении души в любовь. Диадох говорит:

«Душа в действенную любовь приходит после того, как очистится» (Добр. 3, 18).

Авва Талассий говорит:

«Любовь и воздержание очищают душу, ум же просветляется чистой молитвой, чтением и духовным созерцанием» (Добр. 5, 1429).

Максим говорит об избирательном действии очистительных факторов на отдельные силы души:

«Любовь умеряет раздражительную силу, тимос, воздержание ослабляет вожделевательную силу, эпитимию, а молитва отдаляет ум от всех мыслей» (т. ж. 925).

Память Божья и безмолвие.

Непрестанное памятование о Боге, по Исааку, очищает сердце настолько, что позволяет ему созерцать в себе Бога (Сл. 8, 45). Марк Подвижник говорит:

«Если память Божья укрепится в сердце, то удаляет всю нечисть, которая накопляется через зрение» (Патр. М. 88, 1124).

Имеется в виду «отложение в сердце» всех зрительных и других впечатлений, чувственное энграфирование в сердце.

Новый Завет дан, как «баня пакибытия», по ап. Павлу. О действии Слова, принесенного Христом, говорит Он Сам:

«Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам» (Иоан. 15, 3).

К действию Слова своего Христос присоединил и действие дела Своего, крови Своей. Этот крестный катарсис кровью превосходит все и покрывает все, что было до Него.

Слово Божье в Писании, при чтении «приносит в душу страх Божий, а страх приносит трезвение» (Максим, т. ж. 925). А трезвение само по себе спасительно, есть один из видов отрешения от мирского.

Наряду с чтением и некоторые другие формы внешней аскезы: псалмопение, коленопреклонения, ночное бдение, обладают глубоким внутренним катартическим действием. Наступающие при них, часто неожиданные, моменты озарения и просветления, говорят о сублимации души (утончении, возвышении) в результате достигнутого катарсиса.

Неполноценность спекулятивного катарсиса сказывается в непонимании, невмещении этих видов делания.

Память Божья есть в то же время безмолвие мирской памяти, безмолвие мыслящего ума и страстной души. Исаак приводит слова Василия Великого о том, что безмолвие есть начало очищения души. В безмолвии очищается главный источник скверны – катастатическое сердце, из которого по словам Христа «исходят злые помышления», грехи и преступления. Безмолвие смиряет «внутренние волнения», мятеж и восстание чувств, смятение ума, способствует «мудрости души», различению страстей и помыслов (Сл. 21, 100).

Безмолвие пробуждает спасительное знание, без которого вообще нет очищения. Главное в знании – познание Бога и познание самого себя, которые, по Исааку, выше познания ангелов. В иогичсском жнанизме и западном спекулятивизме познание Бога и человека вытеснено познанием ангелов, таков «дхиан-чоханизм» (иерархия) «Тайной Доктрины» Блаватской. Знание в его религиозно-катартическом аспекте заключает в себе одну из величайших добродетелей религиозной души – различение, различение добра и зла, добрых к злых духов, света и тьмы, чистого и нечистого в себе и вне себя. Другой адепт «ангельского» знания, Рудольф Штейнер, читавший в «хронике Акаши», впал в прельщение и стал жертвой гностического люциферизма.

«Когда же придет человек в безмолвие, тогда душа может различать страсти и разумно изведывать свою мудрость» (Исаак, Сл. 21, 100), а «духовное ведение» освобождает ум от парения (рассеяния) (Добр. 2, 782) и от «запечатляющих ум мыслей» (Евагрий Понтийский, цит. по Каллисту и Игнатию, Патр. М. 147, 746).

Высшее знание – знание Св. Троицы, по Максиму, (Патр. М.91,1437).

Очищение ума и души продолжается в мистическом созерцании. По «сухости плоти», свойственной аскетам (Исаак, Сл. 48, 213), ум в созерцании «восхищается», приходит в экстаз. Происходит умирение помыслов, приходит мистическая исихия (покой блаженства) и видение тайн.

«Очищение ума совершается откровением тайн. Ибо ум очищается от всего, что по дебелости своей подлежит чувству» (Исаак, Сл. 81, 389).

Участие рефлексии (размышлений) и фантазии в спекулятивном созерцании говорит о бессилии спекулирующего ума, о недостаточности его созерцательной силы и о том, что еще не завершен катарсис ума не достигнуто его хранение, трезвение и безмолвие. Фантазия забегает вперед, дает созерцанию свое содержание и ум занят этой мистико-фантастической болтовней. Нечистое спекулятивное созерцание свидетельствует о нечистоте созерцающего ума, о неполноте его катарсиса. Интровертированный ум попадает в мистическое болото извращенного внутреннего чувства или фантазии, и принимает болотные призраки за реальность.

Церковь обладает благодатными очистительными средствами в виде таинств, которые суть видимые внешние средства для невидимого внутреннего действия трансцендентной Божественной Силы благодати на человека. В тайнствах действие благодати на душу и тело осуществляется через тело. Излияние силы благодати в тело для действия в тримерии снизу вверх, в дух и душу, и сверху вниз, от духа к телу, таково значение таинства.

Крещение есть первый акт благодатного катарсиса, «Исповедую едино крещение во оставление грехов». Видимый телесный акт обладает невидимым мистическим действием на всю тримерию через скрытую в нем благодать. Дионисий Ареопагит говорит, что крещаемый становится «голым и необутым» (Opera omnia 2, 3, 5), то-есть сбрасывает с себя одеяние греха. И только после крещения дается возможность религиозного обновления, очищения и апокатастасиса (т. ж.).

Диадох гворит о радикальном действии крещения:

«Сатана изгоняется из души св. крещением, но разрешается ему действовать в ней через тело» (De perfect, spiritualis 79, 100).

В таинстве миропомазания, как и в крещении, видимое, воздействие на тело сопровождается невидимым воздействием на душу и дух.

О покаянии Климент Александрийский говорит:

«Достаточно человеку для очищения покаяние, признание своих предшествовавших дел и предварение будущих» (Стром. 4, гл. 27, Патр. М. 8/1, 1357).

По Иоанну Лествичнику покаяние есть «переход от противоестественного состояния в естественное» (Патр.М. 88, 781).

Об очистительном действии Причащения говорит Сам Искупитель:

«Сие есть тело Мое... сия есть кровь, еже за вы и за многие изливаемая во оставление грехов.»

В таинствах действует очистительная сила огня Божественной благодати, который пришел низвести на землю Христос, огня, сжигающего нечистоту человека там, где человек не может ничего сделать силою своего естественного огня.

«Бог есть огонь поедающий».

Это – не гнев (Zorn) в смысле Мартина Лютера и Якова Беме, это огонь в полном смысле, уничтожающий все нечистое, все недоступное человеческому очищению, превышающий все космические и человеческие возможности. Огонь Божий представлен здесь, как последняя, абсолютная катартическая сила, последняя инстанция катарсиса. И нет ни на небе, ни на земле, ни в подземелье, такой силы, которая могла бы противостоять этой всеочищающей силе Божественного огня. Высшая катартическая сила – Дух Св., по Дионисию (De cel. Hier, cap. 13, § 4, 114).

Есть предельное очищение в экстатическом божественном огне, со вселением Бога Отца и Сына-Логоса.

«Логос Отца, поселившись в ком нибудь после очищения, совершенствует чистоту» (Марк Подвижник, Патр. М. 88,1161).

И Макарий Великий говорит:

«Когда престает в человеке царство греха, тогда вселяется в душе Бог и очищает ее вместе с телом» (Добр. 1, 174).

Телесный покой, привязанность к телу, леность и благодушие являются препятствием к очищению. «Как лекарства истребляют нечистоту худых соков в теле, так и жесткость скорбей очищают сердце от лукавых страстей» (Исаак Сл. 51, 22).

Чистота, достигнутая «многими скорбями», прочнее, чем от мимолетных и легких скорбей, потому «укрепляет душу Бог» (Сл. 2, 32). Симеон Новый Богослов говорит об искупляющей роли скорбей:

«Каждодневно будь готов к поднятию всякой скорби, помышляя, что скорби суть избавление от многих долгов» (Добр. 5, 69).

Он ценит плач и слезы:

«Плач имеет двоякое действие: и, как вода, погашает слезами весь пламень страстей, и омывает душу от скверны... как огонь присутствием Св. Духа животворит, согревает и обогняет сердце и воспламеняет в нем любовь и вожделение к Богу» (т. ж. 29-30).

Цивилизация есть гедонизм и по мере развития цивилизации растет и боязнь страдания и отталкивание от религии. Гедонизм и боязнь страдания таят в себе угрозу крушения самой цивилизации. Подлинная религия пришла в мир через великое страдание Бога. Страдание спасительно, когда оно пробуждает сознание и связано с надеждою и верою. О спасительности страдания и искушения говорит ап. Петр:

«Возлюбленные! Огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного. Но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете» (1 Петр. 4, 12-13).

То же и у ап. Павла (2 Кор. 4, 17-18).

Гедонизм есть устремление к видимому и временному, а принятие страдания есть устремление к невидимому и вечному.

«Добродетели сопряжены с печалями. Кто уходит от скорбей, тот разлучается и с добродетелью» (Исаак, 155).

В 1-м послании Петра говорится о катартическом значении страдания:

«Страдающий плотью перестает грешить, чтобы остальное во плоти время жить уже не по человеческим прихотям, а по воле Божьей» (4, 1-2).

Как растут в своей силе искушения на пути к совершенству, так и страдания и скорби.

Филарет Московский выразил эту мысль образно:

«Скорби посылаются, чтобы глубже взрыть землю сердца, исторгнуть глубоко проникшие корни греха» (Из «Наставления к хрис. надежде», Григ. Дьяченко, 563).

Телесные болезни играют ту же роль:

«Недуги посылает Бог для здравия души» (Т. ж. 296).

Обращение, просветление и озарение приходят часто во время или после телесных недугов – это факт общеизвестный. Классическим примером является обращение Игнатия Лойолы. Страданию противополагается телесный покой, как смертельная опасность для человека, как источник греха, праздности и лености, этих симптомов немощи духа. О сущности катартического действия страданий Исаак говорит:

«В утесняемом теле помыслы не могут предаваться суетным парениям... Скорби и опасности умерщвляют в страстях сладострастие, а покой питает и возрощает их» (Т. ж. 378).

Принявший страдание «участвует в страданиях Христовых» (I Петр. 4, 13). Через «претерпение страдания» приходят к подлинному созерцанию Реальности. «Путь» Христов есть крест, а путь Будды есть бегство от креста, бегство от страдания, бегство до конца, до полного растворения души и плоти в Нирване. Исаак говорит о двух крестных путях:

Когда выветрилась в индуизме концепция греха и падения, исчезла и концепция катарсиса и все Бытие в его трех аспектах: Божества, мира и человека, оказалось во власти слепого, абстрактного и бездушного Закона дурной бесконечности повторений к мировой бессмыслицы.