Е. П. Блаватская разоблаченная изида том II

Не так было у Иринея и Тертуллиана.¹⁸⁶ Главные труды последнего против еретиков были написаны после его отделения от католической церкви, когда он встал в ряды ярых последователей Монтана, и эти труды кишат нечестивостью и фанатичными предрассудками.¹⁸⁷ Он преувеличивал каждое гностическое мнение, доводя его до чудовищной нелепости, и его аргументы не обоснованы на принудительном рассуждении, а только на слепом упрямстве фанатика-приверженца. Обсуждая Василида, “благочестивого, богоподобного теософского философа”, каким его считал Климент Александрийский, Тертуллиан восклицает:

“После этого Василид, этот еретик, сорвался с цепи.¹⁸⁸ Он утверждал, что существует Верховный Бог по имени Абраксас, которым был создан Разум, называемый греками Ноус. Из нее эманировало Слово; из Слова — Провидение; из Провидения — Сила и Мудрость; из этих двух опять — Силы, Господства¹⁸⁹ и Власти произошли; отсюда бесконечные творения и эмиссии ангелов. Среди самых низших ангелов, действительно, и тех, кто строили этот мир, он помещает последним из всех бога евреев, в котором он не признает самого Бога, утверждая, что это только один из ангелов” [484].

Равно бесполезно было бы ссылаться на непосредственных апостолов Христа и указывать, что в своих спорах они утверждали, что Иисус никогда не делал никакого различия между своим “Отцом” и “Господом Богом” Моисея. Ибо “Clementine Homilies”, в которых встречаются величайшие аргументы по этому поводу, приведенные в спорах, якобы состоявшихся между апостолом Петром и Симоном Волхвом, — так же, как теперь доказано, ошибочно приписаны Клименту-римлянину. Этот труд, если он написан каким-то эбионитом — как об этом вместе с другими комментаторами¹⁹⁰ заявляет автор “Сверхъестественной религии” — должно быть, написан или значительно позднее Павлова периода, к которому его обычно относят, или же этот спор о тождественности Иеговы с Богом, “Отцом Иисуса”, был искажен более поздними вставками. Этот диспут в самой своей сущности антагонистичен ранним доктринам эбионитов. Последние, как показано Епифанием и Теодоретом, были прямыми последователями секты назареев¹⁹¹ (сабеян), “учениками Иоанна”. Он недвусмысленно говорит, что эбиониты верили в эонов (эманации), что назареи были их наставниками, и “каждый заражал других своей нечестивостью”. Поэтому, придерживаясь тех же верований, что и назареи, эбиониты не стали бы предоставлять даже столько шансов доктрине, поддерживаемой Петром в “Homilies”. Старые назареи, так же как и более поздние, чьи взгляды отражены в “Кодексе назареев”, никогда не называли Иегову иначе, как Адонай, Иурбо, бог недоносков¹⁹² (ортодоксальных евреев). Они держали свои верования и религиозные учения в такой тайне, что даже Епифаний, писавший в столь раннее время, как конец четвертого века,¹⁹³ сознается в своем незнании их действительного учения.

“Отбросив имя Иисуса”, — говорит Епископ Саламиса, — “они не называют себя иессенами, не продолжают признавать название евреев, не называют себя христианами, но назареями... Они признают воскресение из мертвых... но что касается Христа, я не могу сказать, считают ли они его только человеком, или же, как по истине, признают, что он родился от Святого Пневма через Деву” [477, I, 122, 123].

В то время как Симон Волхв аргументирует в “Homilies” с точки зрения всех гностиков (включая назареев и эбионитов), Петр, как истинный апостол обрезания, придерживается старого Закона и, само собой разумеется, старается слить свою веру в божественность Христа со своей старой Верой в “Господа Бога”, бывшего покровителя “избранного народа”. Так как автор “Сверхъестественной религии” показывает, что Эпитома¹⁹⁴ “есть смесь двух других частей и, вероятно, предназначена для очистки их от еретических доктрин” [259, т. II, с. 2]; и вместе с преобладающим большинством критиков приписывает “Homilies” дату написания не ранее конца третьего века, — то мы можем заключить, что они должны весьма отличаться от своего оригинала, если таковой когда-либо существовал. Симон Волхв на протяжении всего этого сочинения доказывает, что Демиург, Архитектор этого Мира, не является высочайшим божеством; и он обосновывает свои утверждения на словах самого Иисуса, который неоднократно заявляет, что “ни один человек на знает Отца”. В “Homilies” Петра заставляют с большим возмущением отвергать утверждение, что патриархи не были сочтены достойными знать Отца, на что Симон опять возражает, приводя слова Иисуса, который благодарит “Владыку Неба и земли за то, что сокрытое от мудрых”, он “открывал детям”, весьма логично доказывая, что, согласно этим же словам, патриархи не могли знать “Отца”. Затем Петр в свою очередь аргументирует, что выражение “сокрытое от мудрых” и т. д., относилось к сокровенным тайнам творения [474, “Homilies”, XVIII, 1-15].

Эта аргументация Петра, поэтому, даже если бы она исходила из самого апостола, а не являлась бы “религиозной выдумкой”, как ее называет автор “Сверхъестественной религии”, ничего не может доказать в пользу тождественности Бога евреев с “Отцом” Иисуса. В лучшем случае она только продемонстрировала бы, что Петр остался с начала до конца “апостолом обрезания”, евреем, верным своему старому закону, и защитником Ветхого Завета. Эта беседа, кроме того, доказывает слабость того положения, которое он защищает, так как в этом апостоле мы видим человека, который, несмотря на то, что находился в наиболее близких отношениях с Иисусом, не может нам дать ничего, что послужило бы прямым доказательством, что он когда-либо думал учить, что этот всемудрый и бесконечно добрый Отец, о котором он проповедовал, является мрачным мстителем-громовержцем горы Синай. Но что эти “Homilies”, в самом деле, доказывают, так это опять-таки наше утверждение, что существовала тайная доктрина, которую Иисус давал тем немногим, которые считались достойными стать ее восприемниками и хранителями.

“И сказал Петр: “Мы помним, как наш Господь и Учитель сказал нам, как бы приказывая, сохранять тайны для меня и сыновей моего дома. Затем он также объяснил своим ученикам, секретно, тайны царствия небесного”.¹⁹⁵

Если мы теперь припомним тот факт, что часть мистерий “язычников” состояла из ?рпссЮфб, апорреты, или тайных бесед; что тайные Logia, или беседы Иисуса, содержавшиеся в подлинном “Евангелии от Матфея”, значение и истолкование которого Св. Иероним признал “тяжелой задачей” для себя, было того же рода; и если далее мы еще припомним, что к некоторым внутренним или конечным мистериям допускалось только очень небольшое число избранных; и что, в конце концов, именно из этого небольшого числа выбирались священнослужители святых “языческих” ритуалов, — то мы ясно поймем приведенное Петром выражение Иисуса: “Сохраните Тайны для меня и сыновей моего дома”, т. е. моей доктрины. И, если мы правильно понимаем, мы не можем избегнуть мысли, что эта “Тайная” доктрина Иисуса, даже особая терминология, которая является ничем иным как дубликатом гностической и неоплатонической мистической фразеологии — что эта доктрина, мы говорим, была основана на той же самой трансцендентальной философии Восточного гнозиса, как и остальные религии тех и еще более ранних времен. Что ни одна из позднейших христианских сект, несмотря на их хвастовство, не унаследовала этой Тайной доктрины, видно из тех противоречий, грубых ошибок и неуклюжего перелатывания ошибок каждого предшествующего века открытиями последующего. Эти ошибки в ряде рукописей, претендующих на подлинность, иногда настолько смешны, что сразу видно, что они — благочестивые фальсификации. Так, например, полное незнание некоторыми приверженцами отцов церкви тех самых Евангелий, защитниками которых они выступают. Мы уже упоминали обвинение, выдвинутое Тертуллианом и Епифанием против Маркиона в том, что тот исказил Евангелие, приписываемое Луке, удалением из него того, чего, как теперь доказано, в этом Евангелии никогда и не было. Наконец, метод говорить притчами, применяемый Иисусом, в чем он только следовал примеру своей секты, приписан в “Homilies” пророчеству Исаии! В уста Петра вложено замечание:

“Ибо Исаия сказал: “Я раскрою свой рот притчами и скажу то, что держалось в тайне с основания мира””.

Это ошибочное приписывание Исаие высказывания, которое дано в “Псалтыри”, [LXXVIII, 2], обнаружено не только в апокрифических “Homilies”, но также и в Синайском “Кодексе”. Комментируя этот факт в “Сверхъестественной религии”, автор констатирует, что

“Порфирий, в третьем веке, насмехался над христианами по поводу этого ошибочного приписывания их вдохновенным евангелистом Исайе отрывка из “Псалтыря”, и поставил отцов в весьма затруднительное положение” [259, т. II, с. 11].

Евсевий и Иероним пытались выбраться из этого затруднения, приписывая ошибку “невежественному переписчику”; а Иероним пошел даже дальше, утверждая, что имя Исайи никогда не стояло после вышеприведенного предложения в каком-либо из старых кодексов, но что на его месте находилось имя Асаф, только “невежественные люди удалили его”.¹⁹⁶ На это автор опять замечает, что

“фактом является то, что имя “Асаф” нигде в ныне существующих рукописях не стоит вместо “Исаия”: и хотя “Исаия” исчез почти со всех, за исключением немногих неясных кодексов, нельзя отрицать, что в более отдаленной древности это имя находилось в тексте. В Синайском “Кодексе”, который, вероятно, является древнейшей сохранившейся рукописью... и которая относится к четвертому веку”, — добавляет он, — “пророк Исаия стоит в тексте, написанном первой рукой, но выскоблен второю” [259, т. II, с. 11].

Весьма многозначителен тот факт, что в так называемых священных “писаниях” нет ни одного слова, которое указывало бы на то, что ученики Иисуса действительно рассматривали его как Бога. Ни перед, ни после его смерти они не воздавали ему божественных почестей. Их отношение к нему было просто отношением учеников к “учителю”, как они его называли, подобно тому, как до них последователи Пифагора и Платона называли своих учителей. Какие бы слова ни вкладывались в уста Иисуса, Петра, Иоанна, Павла и других, ни разу не отмечено ни одного деяния с их стороны, носящего характер обожествления, и также сам Иисус никогда не заявлял о своей тождественности со своим Отцом. Он обвинял фарисеев в забросывании камнями своих пророков, но не богов. Он называл себя сыном Бога, но неоднократно повторял, что все они являются детьми Бога, который является Небесным Отцом всех. Проповедуя это, он только повторял доктрину, века до него преподанную Гермесом, Платоном и другими философами. Странное противоречие! Иисус, которому нас побуждают поклоняться как единому живому Богу, немедленно после своего Воскресения говорит Марии Магдалине:

“Я еще не восшел к Отцу Моему, а иди к братьям Моим и скажи им: я восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу моему и Богу вашему” [Иоанн, XX, 17].

Разве это похоже на отождествление себя со своим Отцом? “Мой Отец и ваш Отец, мой Бог и ваш Бог”, — подразумевают, с его стороны, желание, чтобы его считали совершенно наравне с его братьями — и ничего больше. Теодорет пишет:

“Еретики согласны с нами в отношении начала всех вещей... Но они говорят, что нет единого Христа (Бога), но один вверху, и другой внизу. И этот последний прежде обитал во многих; но Иисус, говорят они один раз, — от Бога, а другой раз они называют его ДУХОМ” [452, II, VII].

Этот дух есть Христос, вестник жизни, которого иногда называют ангелом Гавриилом (по-еврейски — мощный от Бога), и который занял у гностиков место Логоса, тогда как Святой Дух считался Жизнью.¹⁹⁷ Однако, у секты назареев Spiritus, или Святой Дух, был в меньшем почете. В то время как почти все секты гностиков считали его Женскою Силою, называлась ли она Бина, , София, божественный разум, — у секты назареев это был Женский Spiritus, астральный свет, породитель всего материального, хаос в своем аспекте зла, завихренный Демиургом. При сотворении человека

“это был свет со стороны ОТЦА, и это был свет (материальный свет) со стороны МАТЕРИ. И это есть “двойственный человек”” [499, c. 12], — говорит “Зогар”. — “В тот день (последний) погибнет семеро ко злу расположенных звездных, а также сыны человеческие, которые поклонялись Spirilus, Мессиям (ложным), Deus, и МАТЕРИ SPIRITUS, погибнут” [257, т. II, с. 149].

Иисус усиливал и иллюстрировал свои доктрины знаками и чудесами; и если мы отбросим в сторону претензии тех, кто его обожествляют, — он делал лишь то, что делали другие каббалисты, и только они, в ту эпоху, когда в течение двух веков источники пророчеств полностью высохли, и от этого застоя публично совершаемых “чудес” возник скептицизм неверующей секты саддукеев. Описывая “ереси” тех дней, Теодорет, который не имел представления о сокровенном значении слова Христос, помазанник-посланец, — жалуется, что они (гностики) утверждают, что этот Посланец, или Delegatus, меняет свое тело время от времени,

“и входит в другие тела, и каждый раз проявляется по-иному. И эти (осененные пророки) пользуются заклинаниями и вызываниями различных демонов и крещениями при изложении своих принципов... Они применяют астрологию и магию и математические заблуждения”, (?) — говорит он [452, II, VII].

Эти “математические заблуждения”, о которых набожный писатель жалуется, привели впоследствии снова к открытию гелиоцентрической системы, ошибочной, по-видимому, и по сей день, и забытой со времени другого “мага”, который ее преподавал — Пифагора. Таким образом, чудеса исцеления и другие тауматургические деяния Иисуса, которые он передавал своим последователям, показывают, что они учились у него теории и практике новой этики день за днем в семейном общении интимной дружбы. Их вера все более росла, как у всех неофитов, одновременно с ростом познаний. Мы не должны забывать, что Иосиф, который, несомненно, должен был быть хорошо осведомленным по этому предмету, называет “наукой” умение изгнать демонов. Это нарастание веры ясно показано в случае с Петром, который из неимевшего достаточной веры, чтобы поддержать себя на поверхности воды, когда он пошел из лодки к своему Учителю, под конец стал таким знатоком в тауматургии, что, как рассказывают, Симон Волхв предлагал ему деньги, чтобы тот научил его тайне исцеления и другим чудесам. Также Филипп представлен, как овладевший искусством поднятия на воздух не хуже Абариса, о котором помнят пифагорейцы, но он был менее искусен, чем Симон Волхв.

Ни в “Homilies”, ни в каком-либо другом раннем труде апостолов нет ничего, что указывало бы, что его друзья и последователи считали Иисуса чем-то более пророка. Эта идея ясно выражена в “Clementines”. За исключением того, что там слишком много места отведено Петру, старающемуся доказать тождественность Моисеева Бога с Отцом Иисуса, — весь этот труд посвящен монотеизму. Его автор кажется с одинаковой резкостью выступающим как против политеизма, так и против обожествления Христа.¹⁹⁸ Кажется, что он ничего не знает о Логосе, и его размышления ограничиваются Софией, гностической мудростью. В них нет и следа ипостатической троицы, но то же самое осенение гностической “мудростью (Христос и София) приписывается Иисусу, как оно приписывалось Адаму, Еноху, Ною, Аврааму, Исааку, Иакову и Моисею [474, “Homilies”, III, 20 ff; II, 16-18, и далее]. Эти персонажи все помещены на одном уровне и называются “истинными пророками” и семью столпами мира”. Более того, Петр яростно отрицает грехопадение Адама, и у него доктрина искупления в таком виде, как ее преподает христианское богословие, совершенно отпадает, ибо он борется против нее, как против кощунства [474, “Homilies”, III, 20 ff]. Теория Петра о грехе, это теория еврейских каббалистов и даже, в некотором смысле, платоническая. Адам не только никогда не согрешил, но, “как истинный пророк, преисполненный Духом Божиим — тем духом, который впоследствии был в Иисусе — не мог согрешить”.¹⁹⁹ Короче говоря, весь этот труд выявляет веру автора в каббалистическую доктрину пермутации. “Каббала” учит доктрине трансмиграции духа.²⁰⁰

“Моса есть revolutio Сета и Авеля”.²⁰¹

“Скажи мне, кто является тем, кто осуществляет новое рождение (revolutio)?” — спрашивают мудрого Гермеса. — “Сын Божий, единственный человек, волею Бога”, — таков ответ “язычника” [501, X, IV, 21-23].

“Сын Божий” — это бессмертный дух, данный каждому человеческому существу. Именно это божественное существо является “единственным человеком”, так как оболочка, в которой содержится наша душа, и душа сама — это только полусущества, и без осенения духом тело и астральная душа представляют собою только животную дуаду. Требуется тройственность, чтобы образовать завершенного “человека” и дать ему возможность оставаться бессмертным при каждом “новом рождении”, или revolutio, во всех, следующих одна за другою и восходящих сферах, из которых каждая приближает его к сияющему царству вечного и абсолютного света.

“Божий ПЕРВОРОДНЫЙ, который есть “священная Завеса”, “Свет Света” — вот кто посылает revolutio Посланца, ибо он есть Первая Сила”, — говорит каббалист.²⁰²

“Пневма (дух) и dunamis (сила), которая от Бога — вот что будет правильно считать Логосом, который также (?) является Первородным для Бога”, — спорит христианин [468, т. II, с. 74].

“Ангелы и силы находятся в небесах!” — говорит Юстин, выдвигая таким образом чисто каббалистическую доктрину. Христиане взяли это из “Зогара” и от еретических сект, и если Иисус упоминает их, то это не потому, что узнал эту теорию в официальных синагогах; он узнал ее непосредственно из каббалистических учений. В Книгах Моисея ангелы очень мало упоминаются, и Моисей, который поддерживает непосредственное общение с “Господом Богом”, — мало о них беспокоится. Эта доктрина была тайной доктриной, и ортодоксальные синагоги считали ее еретической. Иосиф называет ессеев еретиками, говоря:

“Те, кого ессеи допускают в свою секту, должны поклясться, что они никому не передадут этих доктрин в другом виде, как только в том, в каком они сами получили, и равно сохранить книги, принадлежащие их секте, и имена ангелов” [153, II, гл. VIII, 7].

Саддукеи не верили в ангелов; также не верили непосвященные неевреи, которые ограничивали население своих Олимпов богами и полубогами или “духами”. Только каббалисты и теурги верили в эту доктрину с незапамятных времен и, следовательно, также Платон, за ним Филон Иудей, за которым последовали сперва гностики, а затем христиане.

Итак, если Иосиф никогда не писал знаменитой вставки, подделанной Евсевием, в отношении Иисуса, то, с другой стороны, он описал все главные характерные черты ессеев, которые так заметны в этом назарее. Для молитвы они искали уединения.²⁰³

“когда молишься, войди в комнату свою... помолись Отцу твоему, Который в тайне” [Матфей, VI, 6]. “Все, сказанное ими (ессеями), крепче клятвы. Они избегают клятв” (Иосиф, II, VIII, 6). “А Я говорю вам: не клянитесь вовсе... да будет слово ваше: да, да; нет, нет” [Матфей, V, 34-37].

Назареи, также как ессеи и терапевты, больше верили в собственные толкования “сокровенного смысла” более древних священных писаний, чем в более поздние Моисеевы Законы. Иисус, как мы уже раньше показали, питал мало уважения к заповедям своего предшественника, с которым Ириней так усердно стремится его связать.

Ессеи “входят в дома тех” кого они до этого никогда не видели, как если бы они были их очень близкие друзья” (Иосиф, II, VIII, 4). Таков же, бесспорно, был обычай Иисуса и его учеников.

Епифаний, который помещает эбионитскую “ересь” на одном уровне с “ересью” назареев, также указывает, что назареи очень близки керинтянам [477, I, c. 117], на которых с такой бранью обрушился Ириней.²⁰⁴

Мунк в своем труде “Палестина” подтверждает, что в пустыне жило 4000 ессеев; что у них были свои мистические книги и что они предсказывали будущее.²⁰⁵ Набатеяне, с очень небольшим, в действительности, расхождением, придерживались тех же самых верований, что и назареи и сабеяне, и все они больше почитали Иоанна Крестителя, чем его преемника Иисуса. Персидские иезиды говорят, что первоначально они пришли в Сирию из Басры. Они применяют крещение и верят в семь архангелов, хотя и в то же время оказывают почести Сатане. Их пророк Иезед, живший задолго до Магомета [502, с. 229], учил, что Бог пошлет посланца и что последний откроет ему книгу, которая уже написана в небесах с начала веков.²⁰⁶ Набатеяне обитали в Ливане, где их потомки живут и доныне, и их религия по своему происхождению чисто каббалистическая. Маймонид говорит о них как бы отождествляя их с сабеянами.

“Я приведу тебе писания... относящиеся к верованию и учреждениям сабеян”, — говорит он. — “Самой знаменитой является книга “Земледелие Набатеян”, которую перевел Ибн Вахшиджа. Эта книга полна языческих нелепостей... В ней говорится об изготовлении талисманов, о привлечении сил духов, о магии, демонах и вампирах, обитающих в пустыне”.²⁰⁷

Имеются предания у племен, живущих рассеянно за Иорданом, также как имеется много таковых среди потомков самаритян в Дамаске, Газе и в Наплозе (древней Шехем). Многие из этих племен, несмотря на преследования в течение восемнадцати веков, сохранили веру своих отцов в первоначальной простоте. Именно туда мы должны пойти в поисках преданий, основанных на исторических истинах, как бы они ни были искажены преувеличениями и неточностью, и сопоставлять их с религиозными легендами отцов, которые они называют откровением. Евсевий сообщает, что до осады Иерусалима небольшая христианская община — состоящая из членов, из которых многие, если и не все, знали Иисуса и его апостолов лично — нашла убежище в небольшом городке Пелла на противоположном берегу Иордана. Наверняка эти простые люди, веками жившие отдельно от остального мира, должны были сохранить свои предания в более свежем виде, чем какие-либо другие народы! Именно в Палестине нам следует искать чистейшие воды христианства, не трогая его источника. Первые христиане после смерти Иисуса все объединились на некоторое время, независимо от того, были ли они эбионитами, назареями, гностиками или еще другими. В те дни у них не было христианских догматов и их христианство состояло из веры в то, что Иисус был пророк, с тем только различием, что некоторые видели в нем просто “праведного человека”,²⁰⁸ а другие — святого вдохновенного пророка — сосуд, использованный Христосом и Софией, чтобы через него проявиться. Они объединились в оппозицию против синагоги и тиранических обрядов фарисеев — до тех пор, пока первоначальная группа не раздвоилась на две отдельные ветви, которые мы можем правильно назвать: христианскими каббалистами еврейской танаимской школы и христианскими каббалистами платонического Гнозиса.²⁰⁹ Первые были представлены партией последователей Петра и Иоанна, автора “Апокалипсиса”; вторые же входили в ряды христианства Павла, которое в конце второго века слилось с платонической философией и поглотило еще позднее гностические секты, чьи символы и неправильно понятый мистицизм наводнили Римскую церковь.

Среди этой кучи противоречий какой христианин может быть уверенным, что он действительно христианин? В старом сирийском “Евангелии от Луки” [III, 22] сказано, что Святой Дух спустился в виде голубя. “Йешуа, полный священного Духа, вернулся с Иордана, и Дух повел его в пустыню” (древнесирийский Лука, IV, 1, — Tremellius).

“Затруднение заключалось в том”, — говорит Данлэп, — “что Евангелии объявили, что Иоанн Креститель видел, что Дух (Сила Божия) спустился на Иисуса после того, как он достиг совершеннолетия, и если Дух этот тогда впервые спустился на него, то, действительно, у эбионитов и назареев имелись некоторые основания отрицать его предшествующее существование и не признавать в нем атрибутов ЛОГОСА. Гностики, с другой стороны, возражали против плоти, но признавали Логоса” [142].

“Апокалипсис” Иоанна и объяснения искренних христианских епископов, таких как Синезий, который до конца придерживался доктрины Платона, заставляют нас думать, что самый разумный и безопасный путь заключается в том, чтобы придерживаться той чистосердечной первоначальной веры, которая, кажется, стимулировала вышеупомянутого епископа. Этот лучший, чистосердечнейший и наиболее несчастный из христиан, обращаясь к “Непознаваемому”, восклицает:

“О, Отец Миров... Отец эонов... Создатель Богов — да будет священно имя Твое!”

Но наставницей Синезия была Ипатия, и вот почему мы находим его признающимся со всею искренностью в своих убеждениях и в своей вере.

“Толпы ничего другого не желают, как быть обманутыми... Что же касается меня, то я всегда с самим собою буду философом, но для людей я должен быть священнослужителем”.

“Свят Бог-Отец всего бытия; свят Бог, чья мудрость приводится в исполнение Его собственными Силами!.. Свят Ты, чрез Слово сотворивший все! Поэтому я верю в Тебя и свидетельствую и иду в ЖИЗНЬ и СВЕТ” [501, c. 86, 87, 90].

Так говорит Гермес Трисмегист, языческий богослов. Какой христианский епископ мог бы сказать лучше!

Очевидные расхождения в четырех Евангелиях в целом не исключают того, что все повествования Нового Завета, как бы они ни были искажены, имеют основу истины. К ней хитро приделаны подробности — такие, которые соответствовали более поздним необходимостям церкви. Таким образом, попираемые частично косвенными свидетельствами, но еще более слепой верой, они со временем стали догматами веры. Даже вымышленное массовое избиение младенцев царем Иродом имеет некоторое основание в аллегорическом значении. Помимо теперь раскрытого факта, что все это повествование о таком избиении младенцев целиком взято из индийской “Бхагавадгиты” и брахманистских преданий, — эта легенда, кроме того, аллегорически указывает на исторический факт. Царь Ирод — типичный представитель Кансы, тирана Мадуры, дяди Кришны по материнской линии, которому астрологи предсказали, что сын его племянницы Деваки лишит его трона. Поэтому он отдал приказ убить родившегося у Деваки мальчика; но Кришна избег его гнева благодаря покровительству Махадэвы (великого Бога), который устроил так, что ребенок был унесен в другой город вне досягаемости Кансы. После этого, чтобы быть уверенным в уничтожении нужного мальчика, на которого ему не удалось наложить свои руки убийцы, Канса приказал убить всех новорожденных мальчиков по всему царству. Кришне поклонялись также гопи (овечьи пастухи) страны.

Хотя эта древняя легенда очень подозрительно напоминает более современный библейский эпизод, Гаффариль и другие приписывают происхождение его преследованиям в течение царствования Ирода каббалистов и мудрецов, не оставшихся строго правоверными. Последних, а также пророков, вследствие их святой жизни прозвали “невинными” и “младенцами”. Как и в случае некоторых степеней современного масонства, адепты обозначали степень своего посвящения символическим возрастом. Так, например, Саул, который, когда его избрали царем, “был отборный и крупный мужчина”, и “его плечи возвышались над всеми людьми”, описан в католических версиях, как “однолетнее дитя, когда он начал свое царствование”, что в буквальном значении есть явная нелепость. Но в 1 Самуила, X, описано посвящение и помазание Саула Самуилом; и в стихе 6 Самуил пользуется такими многозначительными словами:

“...Дух Господень снизойдет на тебя, и ты будешь пророчествовать им, и превратишься в другого человека”.

Таким образом, вышеприведенная фраза становится ясной — он получил одну степень посвящения и был символически описан как “однолетнее дитя”. Католическая Библия, из которой взята вышеприведенная цитата, с чарующей прямотой в подстрочнике добавляет: “Это чрезвычайно трудно объяснить” (подразумевая, что Саул был однолетним младенцем). Но ничуть не смущаясь трудностью, редактор, все же, берется это объяснить и добавляет: “Однолетний младенец. Это значит, что он был добр и напоминал собою невинное дитя”. Истолкование настолько просто, насколько и благочестиво; и если оно бестолково, то, во всяком случае, безвредно.²¹⁰

Если истолкование каббалистов отвергается, то весь этот вопрос окончательно запутывается, еще хуже — ибо это превращается в непосредственный плагиат из индусской легенды. Все комментаторы пришли к соглашению, что буквальное избиение младенцев нигде в истории не упомянуто; и что, кроме того, подобное событие должно было бы стать такой кровавой страницей в летописях Рима, что описание его сохранил бы для нас каждый писатель тех дней. Сам Ирод был подчинен римскому закону, и, несомненно, за такое чудовищное преступление поплатился бы собственной жизнью. Но если, с одной стороны, в истории нет ни малейшего следа этой басни, то, с другой стороны, в официальных жалобах синагоги мы находим обилие доказательств о преследовании посвященных. “Талмуд” также это подтверждает.

Еврейская версия рождения Иисуса изложена в “Сефер-Толдос Йешу” в следующих словах:

“Мария стала матерью Сына по имени Йешуа, и когда сын подрос, она поручила его заботам раввина Эланана, и ребенок делал успехи в познаниях, так как был одарен духом и пониманием.

Раввин Йешуа, сын Парахии, продолжал образование Йешуа (Иисуса) после Эланана, и посвятил его в сокровенное знание;

но так как Царь, Ианней, приказал истребить всех посвященных, Йешуа Бен Парахиа бежал в Александрию в Египте, взяв юношу с собой.

Далее в повествовании рассказывается, что в Александрии они были приняты в дом богатой и ученой дамы (олицетворение Египта). Молодой Иисус нашел ее прекрасной, несмотря на “недостаток в ее глазах” и объявил об этом своему учителю. Выслушав его, последний настолько рассердился за то, что его ученик нашел что-то хорошее в этой стране рабства, что “проклял и прогнал от себя молодого человека”. Затем следует ряд приключений, рассказанных аллегорическим языком, которые показывают, что Иисус дополнил свое посвящение в еврейскую “Каббалу” дополнительными познаниями сокровенной мудрости Египта. Когда преследования прекратились, они оба вернулись в Иудею.²¹¹

Действительные причины недовольства Иисусом изложены ученым автором “Tela Ignea Satanae” (Огненные стрелы Сатаны) в количестве двух: 1-ое — что, будучи посвященным в Египте, он раскрыл великие мистерии их Храма; и 2-ое — что он профанировал их тем, что раскрыл их простому народу, который неправильно их понял и исказил. Вот что они говорят:²¹²

“В святилище Бога Живого есть кубический камень, на котором высечены священные начертания, комбинация которых дает объяснение атрибутов и сил несказуемого имени. Это объяснение является ключом ко всем оккультным наукам и силам природы. Это есть то, что евреи называют Шам хамфораш. Этот камень охраняется двумя львами из золота, которые ревут, как только кто-нибудь приближается.²¹³ Ворота храма всегда охранялись и дверь святилища открывалась только один раз в году, чтобы впускать туда только Первосвященника. Но Иисус, узнавший в Египте при посвящении “великие тайны”, сковал себе невидимые ключи и таким образом обрел возможность проникнуть в святилище назамеченным... Он скопировал начертания на кубическом камне и спрятал их в своем бедре;²¹⁴ после этого, выбравшись из храма, он отправился в чужие страны, где начал удивлять людей своими чудесами. Мертвые по его велению воскресали, прокаженные и одержимые исцелялись. Он заставил камни, веками пролежавшие на дне моря, подниматься на поверхность воды и складываться в гору, с вершины которой он проповедовал”.

Далее “Сефер Толдос” сообщает, что не будучи в состоянии сдвинуть кубический камень святилища, Иисус изготовил такой же камень из глины, который потом показывал народам, выдавая его за настоящий кубический камень Израиля.²¹⁵

Эта аллегория, как и остальные в таких книгах, написана “изнутри и снаружи”, т. е. она имеет сокровенный смысл и должна читаться двояко. Каббалистические книги объясняют ее мистическое значение. Далее тот же талмудист говорит, в основном, следующее: Иисус был брошен в тюрьму, и там его держали сорок дней; затем его пороли как мятежного бунтаря; потом бросали в него камнями, как в кощунствующего, на месте, называемом Луд, и наконец, предоставили ему медленно умирать на кресте.

“Все это потому”, — объясняет Леви, — “что он раскрыл людям истины, которые они (фарисеи) хотели сохранить только для своего собственного пользования. Он овладел оккультной теологией Израиля, сопоставил ее с мудростью Египта и нашел тем причину для всеобщего религиозного синтеза” [158, с. 37].

Как бы ни осторожным следует быть в принятии чего-либо об Иисусе из еврейских источников, надо признать, что в некоторых вещах они кажутся более правдивыми в своем изложении (когда это не касается их прямой заинтересованности в освещении фактов), чем наши добрые, но слишком рьяные отцы. Одно несомненно, Яков, “Брат Господень”, сохраняет молчание по поводу воскресения. Он нигде не называет Иисуса “Сыном Божиим” или даже Христом-Богом. Только один раз, говоря о Иисусе, он называет его “Господом Славы”, но так поступают и назареи, когда пишут о своем пророке Иоанане бар Захарии или о Иоанне, сыне Захарии (Св. Иоанне Крестителе). Их излюбленными выражениями в отношении своего пророка являются те же самые, которые употребляет Яков, говоря о Иисусе. Человек “от человеческого семени”, “Посланец Жизни и Света”, “мой Господь-Апостол”, “Царь, возникший из Света” и т. д.

“Разве не вера в нашего Господа ИИСУСА Христа, Господа Славы”, и т. д., — говорит Яков в своем послании (II, 1), по-видимому, имея в виду Христа как БОГА. “Мир тебе, мой Господь, ИОАНН Або Сабо, Господь Славы!” — говорит “Кодекс назареев” [II, 19], обращаясь только к пророку. “Вы осудили и убили Праведника”, — говорит Яков [V, 6]. “Иоанан (Иоанн) — праведник, он идет путем справедливости”, — говорит Матфей (XXI, 32, сирийский текст).

Яков даже не называет Иисуса Мессией в том смысле, какой придают этому титулу христиане, а намекает на каббалистического “Царя Мессию”, который есть Господь Саваоф [478, т. 3, с. 61], (V, 4) и повторяет несколько раз, что “Господь” придет, но нигде не отождествляет последнего с Иисусом.

“Будьте терпеливы, поэтому, братья, до пришествия Господа... будьте терпеливы, ибо пришествие Господа приближается” (V, 7, 8). И добавляет: “Берите, братья, пророка (Иисуса), который говорил от имени Господа, в качестве примера страдания, огорчения и терпения”.

Хотя в нынешней версии слово “пророк” стоит во множественном числе, все же это умышленная фальсификация оригинала, цель которой слишком очевидна. Яков, немедленно после того как приводил “пророков”, в качестве примера, добавляет: “Внимайте... вы слышали о терпении Иова и видели конец Господа”, — объединяя примеры этих двух, вызывающих восхищение характеров и ставя их на одном уровне. Но у нас есть еще что-то в поддержку нашего аргумента. Разве Иисус сам не прославляет пророка Иордана?

“Кого пошли вы смотреть? Пророка? Да, я говорю вам, и больше, чем пророка... Истинно говорю вам, среди тех, кто родились от женщины, не было большего, чем Иоанн Креститель”.

И от кого родился тот, кто так говорит? Это только римские католики сделали из Марии, матери Иисуса, богиню. В глазах всех других христиан она была женщиной, независимо от того, было ли его собственное рождение беспорочным или нет. По строгой логике, Иисус тогда признал, что Иоанн превосходит его самого. Заметьте, как этот вопрос полностью разрешается теми словами, какие произносит ангел Гавриил, когда он обращается к Марии: “Благословенна ты среди женщин”. Эти слова недвусмысленны. Он не преклоняется перед нею как перед Матерью Бога и не называет ее богиней, он даже не употребляет при обращении слова “Дева”, но называет ее женщиной и лишь отличает ее от других женщин тем, что она через свою чистоту удостоилась лучшей судьбы.

Назареи были известны как крещенцы, сабеяне и Иоанновы христиане. Они верили, что Мессия не Сын Божий, но просто пророк, который последует за Иоанном.

“Иоанан, Сын Або Сабо Захарии, скажет сам себе: “Кто бы ни поверил в мою справедливость и в мое КРЕЩЕНИЕ, будет приобщен к моей общине; он разделит со мною то место, которое есть обитель жизни, верховного Мано, и живого огня” [257, II, с. 115]. Ориген замечает: “Есть некоторые, говорящие о Иоанне (Крестителе), что он был помазанник (Христос) [309, т. II, с. 150]. Ангел Расиил каббалистов есть ангел Гавриил назареев, и последний является тем, кого из всей небесной иерархии христиане выбрали в качестве вестника “благовещения”. Гений, посланный “Господом Celsitude” есть Эбел Зиво, которого также называют Посланец ГАВРИИЛ” [257, т. I, с. 23].

Должно быть Павел имел в виду секту назареев, когда он сказал: “А после всех [Иисус] явился и мне, как некоему извергу [родившемуся до срока]” [1 Коринф., XV, 8], напоминая, таким образом своим слушателям о высказывании, обычном для назареев, которые называли евреев “недоносками или родившимися до срока”. Павел гордится тем, что принадлежит к ереси.²¹⁶

Когда метафизические концепции гностиков, которые видели в Иисусе Логоса и помазанника, начали получать признание, то ранние христиане отделились от назареев, которые обвиняли Иисуса в извращении доктрин Иоанна и изменении крещения в Иордане [257, т. II. с. 109].

“Как только”, — говорит Милман, — “оно (Евангелие) перешло границы Палестины, и имя “Христа” приобрело святость и почитание в восточных городах, он стал чем-то вроде метафизического олицетворения, тогда как религия теряла свой чисто нравственный склад и приняла характер спекулятивной теогонии” [422, с. 200].

Единственным наполовину подлинным документом, дошедшим с первоначальных апостолических дней до наших времен, является “Logia” Матфея. Действительная, подлинная доктрина осталась в руках назареев, в этом “Евангелии от Матфея”, содержащем тайную доктрину, “Афоризмы Иисуса”, упомянутые Папиасом. Эти афоризмы, несомненно, были того же рода, что и небольшие рукописи, выдаваемые на руки неофитам, которые являлись кандидатами на посвящение в мистериях, и в которых содержалась “Апоррета”, раскрытие каких-либо важных ритуалов и символов. Ибо зачем было Матфею прибегать к таким предосторожностям, чтобы сделать их “тайными”, если было бы иначе?

Первоначальное христианство имело свои особые рукопожатия, пароли и степени посвящения. Бесчисленные гностические геммы и амулеты являются вескими доказательствами этому Это есть целая наука символики. Каббалисты были первыми, украшавшими вселенского Логоса²¹⁷ такими названиями как “Свет Света”, Посланец ЖИЗНИ и СВЕТА,²¹⁸ и мы находим, что христиане in toto приняли эти выражения и вдобавок почти все гностические термины, например, плерома (полнота), архоны, эоны и т. д. Что же касается “Первородного”, Первого и “Единородного”, то они так же стары, как мир. Ориген показывает, что слово “Логос” существовало у брахманов.

“Брахманы говорят, что Бог есть Свет, не такой, какой мы видим, так же и не такой, как солнце и огонь, но у них есть Бог ЛОГОС, непроизносимый, Логос Гнозиса, через которого мудрые видят высочайшие ТАЙНЫ Гнозиса” [310, XXIV].

“Деяния” и четвертое Евангелие кишат гностическими выражениями. Каббалистическое: “Первородный Бога эманировал из Высочайшего”, вместе с тем, что есть “Дух помазания”, и опять “они назвали его помазанником Высочайшего”,²¹⁹ — воспроизводится и по духу и но сути автором “Евангелия от Иоанна”. “То был истинный свет”, и “свет светил во тьме”. “И СЛОВО стало плотью”. “И от полноты [плеромы] его все мы приняли”, и т. д. [“Иоанн”, I, 16 и далее].

Так, “Христос” и “Логос” существовали за века до христианства; Восточный Гнозис изучался задолго до дней Моисея, и начало их нам следует искать в архаических периодах первичной азиатской философии. “Второе Послание Петра” и отрывок “Послания Иуды”, сохранившийся в Новом Завете, своей фразеологией показывают, что они принадлежат к каббалистическому восточному Гнозису, так как они употребляют те же самые выражения что и христианские гностики, которые построили часть своей системы по Восточной “Каббале”. “[Они (офиты)] презирают начальство, дерзки, своевольны и не страшатся злословить ВЫСШИХ”, — говорит Петр [2 Посл. Петра, II, 10], — образец для более поздних ругателей, Тертуллиана и Иринея.²²⁰ “Точно так же (как в Содоме и Гоморре) эти грязные мечтатели оскверняют плоть, презирают ЦАРСТВО и дурно говорят о ВЛАСТЯХ”, — говорит Иуда, повторяя те же слова Петра, то есть выражения, освященные в “Каббале”. Царство есть “Империя”, десятый из каббалистических сефиротов.²²¹ Силы и Власти суть гении, подчиненные архангелам и ангелам “Зогара”.²²² Эти эманации являются самой жизнью и душою “Каббалы” и Зороастризма; и сам “Талмуд” в его нынешнем состоянии весь заимствован из “Зенд-Авесты”. Поэтому, вследствие принятия взглядов Петра, Иуды и других еврейских апостолов христиане стали только раскольничьей сектой персов, ибо они даже не расшифровывают смысл всех этих Сил, как это делают истинные каббалисты. Предостережение Павла своим последователям против поклонения ангелам показывает, как хорошо он понял уже в то время опасность, заключавшуюся в заимствовании метафизической доктрины, философию которой могли правильно истолковать только ее ученые приверженцы, маги и еврейские танаимы. “Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским свои умом” [Колоссянам, II, 18], — это высказывание, прямо направленное в адрес Петра и его последователей. В “Талмуде” Михаил является Князем Воды; он имеет семь подчиненных ему низших духов. Он покровитель и ангел-хранитель евреев, как об этом сообщает нам “Даниил” [V, 21], и греческие офиты, которые отождествляли его со своим Офиоморфосом, олицетворенным сотворением зависти и злобы Ильда-Баофа, Демиурга (Творца материального мира), и пытались доказать, что он также был Самаэль, еврейский князь злых духов или персидских дэвов, — естественно считались евреями кощунниками. Но разве Иисус когда-либо одобрял эту веру в ангелов, за исключением только намеков, что они являются посланцами и подчиненными Бога? И здесь происхождение позднейших расколов между христианскими верованиями можно непосредственно проследить до этих двух ранних противоположных взглядов.

Павел, верящий во все такие оккультные силы мира “невидимого”, но всегда “присутствующего”, говорит: “Вы ходили в согласии с ЭОНОМ мира сего, в согласии с Архоном (Ильда-Баофом, Демиургом), который властвует в воздухе”, и “мы не боремся против плоти и крови, но против властей, сил; властителей тьмы, вредоносных духов в верхних областях”. Эта фраза: “Вы были мертвы в грехе и заблуждении”, ибо “вы ходили в согласии в Архоном”, или Ильда-Баофом, Богом и творцом материи офитов, — недвусмысленно показывает, что 1-ое, Павел, несмотря на некоторые расхождения по самым важным доктринам гностиков, более или менее разделял их космогонические взгляды на эманации; и 2-ое, что он был полностью осведомлен, что этот Демиург, чье еврейское имя было Иегова, не был тем Богом, которого проповедовал Иисус. А теперь, если мы сопоставим доктрину Павла с религиозными воззрениями Петра и Иуды, то найдем, что они не только поклонялись архангелу Михаилу, но что они также почитали САТАНУ, так как последний перед своим падением также был ангелом! Это они делают совсем открыто и бранят гностиков²²³ за то, что те “дурно” говорят о нем. Никто не может отрицать следующего: Петр, браня тех, кто не боятся дурно говорить о “высших”, немедленно добавляет:

“Тогда как и Ангелы, превосходя их крепостью и силою, не произносят на них [на власти] пред Господом укоризненного суда” [2 Посл. Петра, II, 11].

Кто эти власти? Иуда в своем главном послании делает значение этого слова таким ясным, как день. Эти власти — ДЬЯВОЛЫ!! Жалуясь на непочтительность, выказанную гностиками по отношению к силам и властям, Иуда аргументирует теми же словами Петра:

“И даже Михаил, архангел, когда состязаясь с дьяволом, спросил о теле Моисея, не смел произнести укоризненного суда ему, но сказал: да запретит тебе Господь”. (1, 9).

Достаточно ли это ясно? Если нет, у нас есть “Каббала”, чтобы доказать, кто эти власти.

Принимая во внимание, что “Второзаконие” говорит нам, что “Господь” сам похоронил Моисея в земле Моавитской [XXXIV, 6], и что “никто не знает места погребения его даже до сего дня”, — эта библейская lapsus linguae Иуды придает сильную окраску утверждениям некоторых гностиков. Они заявляли только то, чему тайно учили сами еврейские каббалисты, то есть: что высочайший верховный Бог непознаваем и незрим; “Царь Света есть закрытый глаз”; что Ильда-Баоф, еврейский второй Адам, был действительным Демиургом, и что Иао, Адонай, Саваоф и Элои были четвертой эманацией, которая образовала единство Бога евреев — Иегову. Кроме того, последнего они также называли Михаилом и Самаэлем и рассматривали лишь как ангела на несколько этапов ниже Бога. Придерживаясь такого верования, гностики сочувственно относились к учениям величайшего из еврейских докторов, Хиллела, и других вавилонских теологов. Иосиф являет большое уважение официальной Синагоги в Иерусалиме к мудрости школ Центральной Азии. Училища в Соре, Пумбидите и Нахайдее считались главными центрами эзотерической и теологической учености всеми школами Палестины. Халдейская версия Пятикнижия, собранная известным вавилонским теологом Онкелосом, считалась наиболее достоверной изо всех; и именно благодаря этому ученому раввину Хиллел и другие танаимы после него верили, что Существо, которое показалось Моисею в неопалимой купине на горе Синай и, под конец, похоронило его, было ангелом Господа, Мемро, а не самим Господом; и что тот, кого евреи Ветхого Завета ошибочно приняли за Иахо, был только посланец Его, один из Его сыновей или эманаций. Все это приводит к одному логическому заключению, а именно, что гностики намного превосходили учеников в области образования и общей осведомленности, даже в знании религиозных учений самих евреев. В то время как они в совершенстве владели халдейской мудростью, — полные добрых намерений, благочестивые, но фанатичные настолько же, насколько невежественные, ученики не будучи в состоянии полностью понять и охватить религиозный дух своей собственной системы, во время диспутов прибегали к такой убедительной логике, как употребление “скоты”, “свиньи”, “собаки” и других эпитетов так щедро расточаемых Петром.

С того времени эта эпидемия в иерархии священства достигла кульминации. С того дня, когда основатель христианства произнес предостережение, что тот, кто скажет своему брату — “ты дурак — тому угрожает адское пламя”, — все те, кто стали вождями христианства, начиная с одетого в лохмотья галилейского рыбака и кончая усеянными драгоценностями понтифами, кажется, только и старались превзойти один другого в изобретении оскорбительных эпитетов для своих противников. Так мы находим Лютера, произносящим окончательный приговор католикам и восклицающим: “Паписты все ослы, в каком бы виде они ни были; вареные ли, жареные ли, со снятой ли кожей, тушеные ли — они всегда останутся теми же ослами”. Кальвин обзывал жертв, которых он преследовал и иногда сжигал “злобными лающими собаками, полными скотства и наглости, подлыми исказителями священного писания”, и т. д. Д-р Ворбартен называет папскую религию “нечестивым фарсом”, а мосье Дюпело утверждает, что протестантская субботняя служба представляет “Дьяволову мессу”, а все духовенство — “воры и служители Дьявола”.

Тот же самый дух неполного исследования и невежества привел христианскую церковь к тому, что она наделила своих наиболее святых апостолов титулами, перенятыми от их наиболее отчаянных противников, “еретиков” и гностиков. Так, например, Павел назван сосудом избранным Vas Electionis; этот титул, избранный Манесом,²²⁴ величайшим еретиком в глазах церкви в те дни; Манес на вавилонском языке значит избранный сосуд или вместилище.²²⁵

Христианское богословие, получившее доктрины об архангелах и ангелах непосредственно из “Каббалы” Востока, по отношению к которой Моисеева Библия является только аллегорическим экраном, должно бы, по меньшей мере, запомнить иерархию, изобретенную “Каббалой” для этих олицетворенных эманаций. Сонмы херувимов и серафимов, которые мы обычно видим окружающими католических Мадонн на картинках, принадлежат, вместе с элохимами и бени элохимами евреев, к третьему каббалистическому миру, Иецире. Этот мир только на одну ступень выше Асии, четвертого и самого низкого мира, в котором обитают самые грубые и самые материальные существа — клиппоты, которые находят удовольствие во зле и смуте, и чей глава — Велиал!

Объясняя, разумеется, по-своему, различные “ереси” первых двух веков, Ириней говорит: “Наши еретики верят... что ПРОПАТОР ведом лишь единородному сыну, т. е. уму” (ноус). Это были валентианцы, последователи “глубочайшего знатока Гнозиса”, Валентина, которые верили, что “был некий совершенный АИОН”, существовавший до Битоса или Бутона (Глуби), называвшийся Пропатором. Это опять каббалистика, так как в “Зогаре” Симона Бен Иохай мы читаем следующее:

“Senior occultatus est et absconditus; Microprosopus manifesfus est et non manifestus” [505], IV, I].

В религиозной метафизике евреев Высочайший представляет абстракцию; он “без формы или существа”, и “ни на что другое не похож” [256, с. 126]. И даже Филон называет Творца, Логоса, который близко к Богу, “BTOPЫM Богом”. “Второй Бог, который есть его МУДРОСТЬ” [460]. Бог есть НИЧТО, он безымянен, и поэтому его называют Эйн-Соф — слово Эйн означает ничто.²²⁶ Но если, согласно более старым евреям, Богом является Иегова, и Он Сам является несколько раз Моисею и пророкам, и христианская церковь предавала анафеме гностиков, отрицавших этот факт, — то как же мы тогда читаем в четвертом Евангелии, что “Ни один человек НИКОГДА не видел Бога, кроме единородного Сына... свидетельствовавшего о нем”? Это те же самые слова гностиков, и по духу и по содержанию. Эта сентенция Св. Иоанна — или, вернее, того, кто написал Евангелие, ныне носящее это имя — опрокидывает безапелляционно все аргументы Петра против Симона Волхва. Эти слова повторяются и подчеркиваются в главе VI: Не было того, “чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога, Он [Иисус] видел Отца” (46) — то самое возражение, которое выдвинуто в “Homilies” Симоном. Эти слова доказывают, что или автор четвертого Евангелия не имел никакого представления о существовании “Homilies”, или же он не был Иоанн, друг и сотоварищ Петра, которому он противоречит резко и решительно этим категорическим утверждением. Как бы то ни было, эта сентенция, подобно многим другим, которые можно бы с пользой процитировать, совершенно сливает христианство с восточным гнозисом, и следовательно, с КАББАЛОЙ.

В то время как доктрины, этический кодекс и обрядность христианской религии были заимствованы и присвоены из брахманизма и буддизма, его церемониалы, облачения, пышность и великолепие были целиком взяты из ламаизма. Римские мужские и женские монастыри являются почти раболепными копиями подобных же религиозных учреждений в Тибете и Монголии, и заинтересованные исследователи буддийских стран, когда им приходилось упоминать этот нелицеприятный факт, не видели перед собой иного выхода, как только повторять анахронизм, непревзойденный по своей опрометчивости, а именно возведении обвинения в плагиате на ту религиозную систему, которую их собственная родная церковь ограбила. Эта замена не без успеха сослужила свою службу. Наконец настало время, когда эта страница истории должна быть переписана.