Эллюль, Жак. Политическая иллюзия. Пер. В. В. Лазарев
жүктеу/скачать 1.49 Mb.
|
| 1 Ellul J. The Tecnological Society. N. Y., 1964; Boisde R. Tecnocratie et Democratic P., 1963; Meynaud J. La technocratic
2 Термин "эксперт" употребляется здесь в общем значении. Более детально определение дает Ж.Мейно ("Технократия"). Я целиком согласен с его выводами: следует проводить различие между техническими специалистами, "обобщающими" специалистами (последние призваны обобщать, синтезировать) и, наконец. функции". Таким образом, поле новых возможностей, открывавшееся для политического человека, становится еще более суженным. Могут сказать: "Великие выборы фактически ограничены, их проведение требует использования современной техники... по существу независимо от того, какая партия их организовала", т.е. какое правительство их объявило, "Вряд ли политика все еще питает иллюзии по поводу своей ведущей роли в их политических выборах"... "Министр должен с кем-то еще посоветоваться, чтобы ему можно было сделать выбор между различными возможными решениями, предложенными экспертами"1. В действительности решения по актуальным проблемам сегодняшнего дня вовсе не опираются на те декларативные и острые вопросы, которые подогревают общественное мнение и становятся порой предметом великих споров; скорее напротив, решения, коренным образом затрагивающие будущее нации, локализуются в сфере техники, финансовых операций и полицейских методов; это выбор между электрификацией и разработкой нефти в Сахаре, выбор средств для выполнения пятилетнего плана и т.п. Но все эти бесчисленные решения суть продукт труда экспертов. Политический человек явно некомпетентен в этих областях, если только он не специалист. Но если он даже и специалист, то специалист в особой области, а все остальные он должен оставить для своих коллег. И решение больше не экспертами. Согласно Мейно, когда технические специалисты, имеющие действительную или воображаемую компетентность, участвуют в решениях и когда техническая компетентность присуща всем учреждениям, предназначенным для принятия и проведения в жизнь решений, то это и есть технократия. 1 L'Etat et le citoyen. Ed. Club Jean Moulin. Paris, 1961, p. 168. будут принимать на основе философского или политического принципа, или же на основе учения и идеологии; его придется принимать, исходя из докладов экспертов, объясняющих, что полезно, возможно и эффективно1. Конечно, эксперты могут предлагать различные решения. И некоторые используют это обстоятельство, чтобы сказать: политический человек остается в конечном счете хозяином своего решения. Но это неверно. Политик находится внутри системы, очерченной экспертами, и его выбор, если он серьезен, будет иметь основу, подготовленную экспертами. Он может располагать и другой экспертной установкой, но и она окажется ориентированной на "наиболее практичное". Разумеется, здесь могут быть и ошибки. Я никогда не утверждал, что подобная практика отличается непогрешимостью2. Важно и то, что политические решения по необходимости подчиняются экспертным оценкам3, поэтому собственно политические решения все чаще становятся редкостью. Если политика все еще определяется как искус- 1 Meynaud J. La Technocratic, p. 70 ff. 2 Ошибки экспертов, равно как и усугубление существующих обстоятельств в результате их рекомендаций, происходят довольно часто. Например, грандиозные усилия, направленные во Франции в 1945 г. на сооружение дамб; решение внедрить интенсивное сельское хозяйство на целинных землях в Советском Союзе и т.д. Но остается фактом, что нельзя ничего противопоставить экспертному изучению некоторых проблем, даже если выводы оказываются ошибочными, почти никто не может оспаривать их. Остается фактом, что психологические и социальные мотивы неизменно приводят нас к необходимости полагаться на экспертов, и по этой причине их власть практически абсолютна. 3 Андре Филип прав, утверждая: "В настоящее время самое ство возможного, то теперь не кто иной, как эксперт, авторитет которого становится все внушительнее, определяет, что именно возможно. Все это есть результат действия бесчисленных сил, анализ которых не является здесь нашей задачей, — общество становится все более техническим по своей природе, когда заботу о нем берет на себя государство; прославление экспертов самим общественным мнением, которое, в свою очередь, доведено до такого состояния, когда ничто уже не принимает всерьез, если оно не есть продукт техники1 и т.д.2. Как бы то ни было, потребность в технических экспертах, в технократии для проведения в жизнь всякого политическо- важное — это не собственность, а способность решать, которая все больше отделяется от собственности и расходится с ней". Способность решать, тщательно проанализированная Жаном Баретсом, господствует в современной экономике и в политике. 1 Здесь и часто в других местах термин "техника" употребляется Жаком Эллюлем в очень широком смысле, охватывая не только и не столько, производственную технику, машины, орудия и т.п.; он относит сюда технику пропаганды, решений, технику управления; этот термин охватывает собою также то, что Маркс называет "государственной бюрократической машиной", орудиями государственной власти. — Прим. перев. 2 Хороший пример авторитарной природы технической деятельности приводтся в работе Жана Баретса "Конец политики" [Barets J. La Fin des politiques. P., 1962), которая одновременно и совершенно логична, и фантастична, стройна и нереалистична (под маской статистического и псевдоаналитического реализма). Несмотря на все недостатки, она хорошо рисует портрет диктаторской власти технократов. Технократическая власть в делах политики очень отчетливо вырисовывается в знаменитом отчете Стен-фордского университета "Развитие научного и технического прогресса и его влияние на внешнюю политику США' ("The Development of Scientific and Tecnological Progress and Effects on U.S.Foreign Policy", 1960). Хотя я и согласен с Мейно, я не думаю, что власть. го решения сближает противостоящие друг другу страны, режимы. Все дальновидные политики желают обзавестись техническим аппаратом, и Соединенные Штаты, как и СССР, идут по пути, ведущему ко все большему подчинению политики технике. Хотя и кажется, что дело обстоит противоположным образом, все же Пьер Мендес-Франс и президент де Голль относятся к политике по существу одинаково, потому что оба они настаивают на первостепенной роли экспертов. Более того, они даже мечтают об одних и тех же экспертах. Несмотря на то, что так кажется? Но это не просто видимость. Например, хотя мы знаем, что парламент получает букеты от Мендес-Франса и презирается Де Гол-лем, но он одинаково беспомощен в обоих случаях. Исполнитель кажется самостоятельным в одном случае и ответственным в другом, но там и здесь он целиком зависит от технической структуры; и великие решения во всех случаях оказываются вынужденными1. Другой важный аспект технического аппарата, кото- которой обладают технократы, равнозначна правлению технократов. Не из-за изменения в управлении, а скорее по причине перемещения компетенции происходит усиление влияния технократов в политических решениях, как это было показано в работе Берна-ра ГУрне "Административная наука" (Gournay В. La Science administrative. P., 1962). Гурне полагает, что их власть основывается на всей идеологии технизации, хотя при отсутствии всякого заговора технократов, будто бы мечтающих прийти к управлению. Теодор Каплоу (Caplow T. Arguments. 1962) правильно подчеркивает, что технократы имеют слабость впадать в "гражданскую апатию", что также делает технократический режим непривлекательным. 1 Мейно часто указывает на беспомощность политических деятелей перед силой выводов, к которым приходят эксперты; даже рый мы стремимся сохранить, — это непременная преемственность решений или развитие ранее уже принятых решений. Прежде всего потому, что решения основываются главным образом на технических соображениях и являются техническими по своему содержанию, они охватывают продолжительный период и предполагают известную преемственность. Никакое политическое изменение не может перевернуть того, что уже было сделано или еще должно быть сделано в будущем, потому что технические факторы обусловливают друг друга. Изменится ли принятый к исполнению план, если произойдет смена правления, законодательства или даже режима? Может ли это изменить характер решений, касающихся нефтяной промышленности или исследований в области ядерной энергии? Спорная разработка проекта Пьерлатта1 была начата в 1955 г. и продолжалась далее всеми последующими правительствами2, т.е. даже теми, которые первоначально отказывались его принять на том основании, что это милитаристский проект. Это хорошо иллюстрирует зыбкую основу политического мнения, когда ему приходится иметь дело с уже проводящимися в жизнь последовательными техническими мероприятиями. Более того, мероприятие такого рода само по себе, конечно, вовсе не "милитаристское"; нет строгой разграничительной там, где эти выводы по существу не категоричны, политический деятель не может оспаривать их. См.также: Debre M., La Mort de 1'etat republicain. P., 1947. 1 Проект освоения ядерной энергии. См.: Mendes-France P. La Republique moderne. P., 1964, p. 124. 2 Статья Даниэля Ф.Доллфуса в "Монд" [Daniel F. Dollfus's article // Le Monde. 1963, july). линии между мирным применением атома и использованием его в военных целях. Какой бы ни была политическая ориентация правительства, оно не в силах изменить уже начатого. Правительство правой ориентации должно одобрять курс на национализацию предприятий не на основании своей, отвергающей это, доктрины, а главным образом в силу технических причин, точно так же, как оно вынуждено поддерживать проекты социального обеспечения. Безуспешная попытка идти вразрез принятому ранее в Англии показывает, в какой мере правительства стали бессильными проводить в жизнь подлинно политические решения. Во всем этом мы ограничились выведением общих и наиболее очевидных заключений о процессах хорошо известных, описанных и проанализированных. Большей частью мы не отваживаемся действительно иметь дело непосредственно с вещами; как правило, мы ограничиваемся усмотрением в них сдвига от выработки решений к выполнению этих решений1, но мы чувствуем что решение все же остается внутри политической сферы. А это смещение к исполнительной функции служит только ступенью в дальнейшем элиминировании самого политического действия. Поэтому усилия вновь привести в равновесие парламент и исполнительную власть представляются напрасными — проблема лежит уже в иной плоскости. Мишель Крозье2 уверен, что роль, которую играют эксперты, следует считать переходной, но никак не оп- 1 См., например, статью Андре Хорио (Andre Haurio) в "Le Monde" (1962, дек.) 2 Crozler M. Le Phdnomene bureaucratique. P., 1964, p. 220. ределяющей. Он полагает, что, проявив способность решать (т.е. делать выбор в альтернативных ситуациях, или, иначе, обнаружить подлинно политическую способность), эксперты после известных периодов неопределенности сменяются, и, как только дело будет организовано на научной основе или понимание экономического явления позволит правительству строить рациональные проекты в данной области, власть экспертов ослабевает. В быстро изменяющемся обществе успех экспертов, согласно Крозье, ведет к истощению их реальной силы: "Процесс рационализации дает эксперту власть, но ее ограничивают его (этого процесса) результаты. Коль скоро какая-нибудь сфера серьезно проанализирована и познана, коль скоро проницательные предвидения и новые начинания переведены на язык правил и программ, власть экспертов близится к концу. Эксперты фактически не имеют никакой реальной социальной силы никогда, кроме начального периода прогрессивного развития, а это означает, что их власть неустойчива и переменчива..." Их власть, утверждает он, теряет свою прочность "до такой степени, что методы и программы, основанные на науке и технике, могут использоваться и проводиться в жизнь людьми, которые вовсе не являются экспертами". Но Крозье упускает из виду различие между экспертами и техницистами. Несомненно, эксперта призывают на помощь совершенно случайно, просто желая выслушать его мнение по поводу неясной ситуации. Но роль технициста, который при случае также может быть привлечен в качестве эксперта, этим не ограничивается. И влияние технициста не ослабевает оттого только, что ситуация уже более не представляется неопределенной. Кроме того, мы отнюдь не считаем, что технические средства легко и просто приспосабливать. Крозье, рассуждая о технике экономического упреждения, забывает, что чем больше она развивается, тем реже оказывается вне пределов досягаемости кого бы то ни было. Далее, по мере того как техника осваивается и все шире внедряется, технициста призывают, по меньшей мере в качестве эксперта, чтобы он оказал свою редкую и несколько мистичную услугу. Он интегрирован в систему всего государства на перманентной основе (но не поглощен бюрократией), и его власть фактически усиливается, потому что он постоянно участвует в принятии решений. Необходимость экономического предвидения диктует необходимость организации постоянной службы плановиков. И технические средства в руках технициста представляются для политического человека столь же мистичными, сколь и искусство эксперта (в том приземленном смысле, в котором понимает Крозье этот термин). Наконец, чем более усиливается вмешательство государства в области, где необходимо применение технических средств, тем более оно нуждается в техницистах, а также в экспертах. Даже если бы анализ Крозье был верен, приводимые им доводы все равно играли бы на руку противоположному мнению, не только потому, что эксперт исчезает из одного сектора и заменяется другим в ином секторе, но и потому, что изменяется коренная основа, и особенно отношение между политической властью, с одной стороны, и ее техницистами и экспертами — с другой. Но мне хорошо известен аргумент: следует различать цели и средства1. Техницист — это только средство. Политик сохраняет за собой право выбора и принятия решения в области целей, общих направлений, основного пути национального развития. Парламент должен и может предписывать проектам определенные цели, "которые избирает сам народ и делает их своими целями". В таком случае проект будет ограничен координацией средств для достижения этих целей. Чтобы выбор стал эффективным, можно даже апеллировать к народу. Упрощая процесс обсуждений, придут к заключению, что определение того, какие нужды должны быть удовлетворены, остается актом политическим, а обращение за помощью могло бы вызвать только всеобщее одобрение. Таким образом, это и стало бы ответом на вопросы, например: что признать целью потребления? Какова желаемая пропорция между потреблением и вкладами? Какова приемлемая продолжительность рабочего дня? Но все это довольно иллюзорно, потому что выбор ограничен по всем его направлениям. На политическом уровне — общая ориентация уже установлена. Никто не может повернуть к противоположному направлению. 1 Грегори (Gregoire) наряду с некоторыми другими говорит о необходимости "отделять выбор фундаментальной цели, т.е. такой, за который ответственны ведущие политические деятели, от менее значительных решений, которые должны быть оставлены за экспертами". Он приводит пример: если многообразные направления экономического плана твердо установлены, то претворение в жизнь грандиозных народнохозяйственных дел должно быть отдано в руки экспертов. Но кто анализирует условия, формулирует возможности и устанавливает пути, по которым будет выполняться такой экономический план? Разумеется, другие эксперты. В связи с этим широкая критика была дана Мейно в работе "Технократия" [Meynaud J. La Technocratic P. 266). Сторожевые фразы, такие, как: "ускоренное экономическое развитие, удовлетворение общих потребностей, помощь слаборазвитым странам"1, формулируют, например, три цели (и мы могли бы назвать много других), по которым никто уже не может выносить решений, потому что "деньги на бочке". На операциональном уровне — решение очень сильно зависит от реальности его выполнения, ресурсов, технических возможностей (в строгом смысле этого слова). Даже здесь техницист скажет нам, что именно возможно, а что нет. Было бы предрассудком различать политические цели и технические средства; сегодня средства ограничивают эти цели, но они также позволяют нам и определить их. Между политикой и операциональными уровнями, которые мы только что отметили, пролегает поле сравнительно широких политических решений. Но можем ли мы полагать, что даже эти решения — свободные? На деле и другие неизбежные факторы оказывают здесь давление, такие, как, например, неодолимый социальный процесс урбанизации, который можно только признать и принять2. И даже если спрашивать только о том, какую из одинаково же- 1 Мысль, что великие решения неизбежны, потому что они зависят от международной системы, хорошо известна, даже несмотря на то, что никто не делает из этого никаких выводов. См. статью: Хорио Андре [HaurionA.)B "Le Monde" (1962, дек.) 2 Йозеф Шумпетер (Joseph A.Schumpeter) дал нам следующую удивительную формулу: "Если бы результаты предоставления народу долговременного благоденствия должны были служить пробным камнем, позволяющим ответить, является ли правительство народным, то народовластие не всегда выходило бы победителем в подобном испытании" (см.: Kapitalismus, Sozialismus, Democratie. Bern, 1946). ланных целей должно предпочесть другим, то наиболее веским аргументом (если речь идет о проблемах, которые могут оказаться в значительной мере политическими) всегда служит скользящая шкала технической возможности выполнить поставленную задачу. В результате опять-таки именно техницист показывает, как последовательные этапы выполнения задач взаимно обусловливают друг друга. Например, если необходимо сначала строить ядерный реактор, то именно потому, что результаты этого открывают путь к чему-то еще, что, в свою очередь, снова приведет к чему-то другому. Там, где техницисты безмолвствуют, мы обнаруживаем удивительную неспособность принимать решения в политической сфере. Когда Жан Мейно приводит примеры, показывающие, что политическая власть, идущая вразрез власти техницистов, остается самостоятельной, то это лишь подтверждает наш тезис. Проблемы, связанные с социальными противоречиями, начальными школами, деколонизацией или с Европейским оборонительным сообществом, показывают, до какой степени обезоружен политический деятель, когда он не может ни опереться на очевидный авторитет технической экспертизы, ни прикрыться им. Таким образом, Мейно прав, когда он считает, что во многих случаях, где можно обойтись без помощи технициста, политические деятели тем не менее к ней (этой помощи) прибегают1. Это особенно заметно в международных отношениях. Оказавшись перед "чисто" политическими проблемами, такими, как алжирская война или берлинский кризис, политические деятели не способны принимать решения, как мы это можем наблюдать ежед- 1 MeynaudJ. La Technocratic P. 100. невно. Но, заметят на это, вы все же признаете существование чисто политических проблем и возможность самостоятельной инициативы самих политических деятелей? Да, конечно, но со следующей двойной оговоркой: неуверенность политического деятеля проистекает из факта отсутствия у него опекуна и привычного для него консультанта, и прежде всего также из того факта, что он обнаруживает себя отданным во власть тех необходимых явлений, которые мы отметили выше. В алжирском вопросе не принято ни одного решения, которое не было бы продиктовано необходимостью; ни один политический деятель не сумел повернуть ход событий. Могли бы они протекать иначе? Думаю, что нет. Так, тот, кто с самого начала предсказывал, что победа Французского национального легиона неизбежна, и, провозглашая себя сторонником мира, уговаривал своих слушателей подчиниться грядущей судьбе, выдавая за свободный и независимый акт давно уже прогнозируемое как наибольшая вероятность. Но были ли подобные люди столь же точны в расчетах, непосредственно касающихся настоящего? Они не приняли во внимание, что в 1956 г., и даже еще в 1958 г., 70% всех французов твердо стояли на стороне Французского Алжира, еще в большей мере это относилось к армии, не говоря уже о французах, проживающих в Алжире. Необходимость, которую можно было предвидеть с самого начала, побеждала и постепенно доходила до сознания все большего числа людей, пока не стала совершившимся фактом. Все попытки найти оригинальное решение, предпринятые между 1956 и 1960 гг., провалились1. 1 См. замечательное описание развития политической структуры во Франции в статье Пьера Виансон-Понте под заголовком Разумеется, политический мир не превратился в "машину". Я хорошо ознакомлен со школой социологии, которая настаивает на легком, свободном и пластичном характере мира политики и общественного мнения, на социальной мобильности и "неформальных" отношениях. Я знаю, конечно, что лихорадочная агитация царит во всех политических кругах; существуют бесчисленные комитеты и комиссии, принимается масса решений; подписывается огромное количество манифестов, заключаются союзы, обсуждаются бюджеты, исключаются кандидатуры, назначаются чиновники, устанавливаются процедуры, планируются действия и приступают к реализации программ1. Эта колоссальная деятельность усиливается и подкрепляется иллюзией деятельности; это масса слов, бумаг и комитетов создает для нас иллюзию принятия решений. На деле сама эта деятельность в значительной мере подкрепляет социологию, которая обращает мало внимания на инициативу и свободу. Такая политическая деятельность развертывается в соответствии со строгими нормами и подчиняется той самой неизбежной необходимости, на разновидности которой я указывал выше. Но надо понять, что остается еще масса микрорешений, воздействующих на общую оценку событий, микрорешений, которые появляются на свет в результате выбора, который делают политики, и предлагаемых ими инноваций. Подлинное их значение мизерно. "Лобби и технократы" [Viansson-Ponte P. Lobby et Technocraties // Le Monde. 1962, 8 may) Но автор, пожалуй, ошибается, утверждая, что это лишь случайное развитие; в действительности французское государство приспосабливалось к существующим политическим условиям. 1 См.: MeynaudJ. La Technocratic P.72. Однако мне возразят: разве не достигают прогресса путем идеологической полемики? Разве политические деятели не подчиняются идеологии? А если подчиняются, то разве это не средство преодоления необходимости? Не желая вступать в общую дискуссию об идеологии, я отвечу только, что единственная идеология, которая принимается во внимание — марксизм, — навязана фактами и обстоятельствами, а вовсе не принята добровольно. Более того, марксизм в наше время считается "имеющей силу" идеологией, идеологией в собственном смысле слова, находящейся в точном соответствии с теми ее чертами, которые теперь уже вышли из моды. Марксизм — идеология, выражающая экономическую, правовую и политическую ситуацию середины XIX в. В то время она давала возможность объяснять и контролировать ситуацию. В 1870 г. человек, который связывал себя с марксизмом, совершал волевой акт и стремился овладеть ходом событий. Но теперь эта идеология уже ничего больше не объясняет. Она никоим образом не связана с насущной действительностью — ни своим философским учением, ни экономическим, ни всеобъемлющим взглядом на историю, ни концепцией общества, государства или права. Столетие назад марксизм позволял людям предвидеть, что должно произойти и что действительно происходило (за исключением некоторых сравнительно маловажных событий). Но именно потому, что эти предсказания сбылись, марксизм как система мышления тем временем пережил себя. Нет больше никаких идеологических споров, а споры, которые еще ведутся людьми, остаются всецело академическими. Массы принимают марксистскую идеологию, потому что ход событий подтвердил ее; поэтому они просто отдаются этому ходу событий, т.е. наиболее сильному их направлению. Те, кто становятся марксистами, идут на это главным образом потому, что Советский Союз имеет сильнейшую армию, которая всегда была признаком наличия основательной философии и выражением полной свободы. Но имеются и дополнительные причины: массы одобряют эту идеологию прежде всего потому, что она устарела, главным образом потому, что она больше уже не имеет реального отношения к господствующей социальной действительности и к современной политической ситуации. Она стала служить надежной ширмой, за которой можно скрыть действительность и также спрятаться от действительности. Она стала защитным приспособлением против столкновения с реальными проблемами, которых люди не могут обнаружить, потому что полагают, что в их руках уже имеется ключ, отворяющий все двери. Здесь, в области политики и экономики, формулируется обвинение, столь часто выдвигаемое против христиан: ваше христианство превратилось в теологию, ваша мораль прежде всего навязывает решение всех духовных и моральных проблем; поэтому вы можете избежать этих проблем; они для вас не существуют. Такого же облегчения и спасения ищут те, кто в наши дни исповедует марксизм. Но в нем нет выражения человеческой свободы, нет атаки против политических действий, нет вызова со стороны тех людей, которые пытались бы управлять политическими отношениями и изменять их. жүктеу/скачать 1.49 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|