Евгений Иванович Старков родился 27 февраля 1934 года в городе Перми. Его сознательное детство прошло в частном доме на Старом Плоском посёлке. Приходилось много помогать родителям, но если в руки попадала интересная книга



бет3/19
Дата16.07.2016
өлшемі4.05 Mb.
#203995
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

Ночи стали совсем холодными, а по утрам все серебрилось от инея. Но выглядывало солнце, словно слизывая языком иней, становилось тепло, и можно было ходить в одной рубашке. Чтоб сэкономить сено, всё еще выгоняли на пастбище деревенское стадо. Задень животные хорошо наедались, ведь теперь ни пауты, ни мухи их не донимали.

Как-то под вечер пришел я от Афоньки, а мать мне и говорит:

- Сходи-ка, поищи, овца где-то заблудилась.

Я удивился, но пошел. Баран, случалось, увязывался за чужими овцами, но чтоб овца не пришла домой, такого еще не бывало. Пройдясь по всей деревне, я побежал на луга, где обычно пасли стадо.

Уже начало темнеть, когда я, обегав все луга и перелески, направился домой. Вдруг мое внимание привлек шум сорок и ворон в ближайшем лесу. Мне было страшновато идти в полутемный лес, но я все-таки пошел. При моем появлении с одной полянки взлетело больше десятка птиц. На примятой траве я увидел овечью голову. Страх окончательно овладел мной, и я припустил бегом из лесу.

- Может, завтра появится, - успокоил я мать, хотя был уверен, что овцу зарезал Петька.

Отец уже спал. Я, бегая по лугам, устал и тоже хотел лечь спать, но мать вдруг начала всхлипывать,'а потом запричитала:

-Ухаживали-ухаживали, ростили-ростили, и на тебе -потерялась. Нет, это уж точно кто-то украл её.

Я не выдержал, надел пиджак и вышел на улицу.

- Все, хватит, надо разделаться с этим гадом,- решил я и достал из-под крыльца наган.

Света у Фиски опять не было, но даже на улице было слышно, что в избе кто-то разговаривает.

Перебравшись через забор, я на всякий случай открыл ворота и только потом поднялся на крыльцо. Сени были заперты, но я хорошо помнил то время, когда тут был клуб. Ребята постарше выгоняли нас и закрывали двери на деревянный засов, а мы нашли щелку, просовывали туда руку, отодвигали засов и, к удивлению старших, снова появлялись в клубе.

Я нашел эту щель, но рука туда уже не влезала, хотя я пальцем дотрагивался до гладкой палки. Поплевав на палец, попытался сдвинуть её. Сначала ничего не получалось, потом вдруг палка немного поддалась. Минут через пять дверь все-таки открылась. Пройдя на ощупь по сеням, я с трудом нашел скобу дверей в избу. Поправив наган, я резко рванул скобу и так же резко вошел в ос­вещенную лампой избу. Фиска и бородатый Петька, я его узнал сразу, сидели за праздничным столом, на котором стояли наполовину выпитая бутылка, стаканы и большая сковорода с вкусно пахнущим жареным мясом. Все окна были завешаны одеялами, половиками и другими тряпицами.

- Что, пируете?- сказал я, подойдя ближе, и пристально посмотрел на Петьку.

Глаза у него стали квадратными. Он повернулся к Фиске, что-то хотел сказать, но, видимо, лишился дара речи.

- Ты что, забыл, что обещал Степану? Забыл, как валялся у него в ногах? - начал я, все повышая голос. - Люди, проливая кровь, защищают Родину, а ты, трусливый дезертир, прячешься за бабьи юбки и воруешь у своих же соседей!

Испуганная Фиска сжалась в маленький комок и моргала слезящимися глазами. Петька пытался что-то сказать, потом дрожащими руками налил полстакана водки, протянул мне и наконец выговорил:

- Ты чо шумишь? Давай поговорим.

- Поставь на стол, - пренебрежительно сказал я. -У меня с предателями Родины разговор один! -заключил я и выдернул из-под пиджака свой наган. Видимо, я был в таком взвинченном состоянии, что даже не почувствовал, как нажал на курок. Когда дым немного рассеялся, я увидел совершенно дикие Петькины глаза, раскрытый рот и с растопыренными пальцами руки, при­жатые к груди. Из-под пальцев просачивалась кровь.

- Что ты наделал? - прохрипел он и упал рядом со столом.

- Убили!- закричала Фиска и, захватив голову, бухнулась на кровать.

Я шел домой по тёмной улице, а в моей груди клокотал на­стоящий вулкан чувств: то считал себя героем, уничтожившим предателя-дезертира, занимающегося разбоем, то мне становилось стыдно, страшно, и я начинал жалеть несчастного Петьку, который родился и вырос в нашей деревне. Сунув оружие под крыльцо, я вошел домой, молча разделся и полез на полати. Голова моя раскалывалась от водоворота мыслей. Вдруг, словно что-то перегорело, мой мозг выключился, я как будто куда-то провалился и моментально заснул.

Утром мне не хотелось просыпаться. Был воскресный день, и я старался как можно дольше не включаться в реальную жизнь, но меня разбудили. За столом сидел следователь. На нем была военная гимнастерка. Вместо левой руки нелепо болтался пустой рукав.

- Ну, рассказывай, что ты вчера натворил?- сказал отец, вставая с табуретки, стоящей перед столом.

Я, словно на уроке, начал бойко рассказывать о том, как вся страна поднялась на защиту Родины, как наши доблестные воины, не щадя собственной жизни, бьются с проклятыми фашистами.

- Мы это и без тебя хорошо знаем, - перебил меня следова­тель,- ты лучше покажи, из чего стрелял.

Мне было жаль свой наган, но пришлось принести.

- Где же ты раздобыл такую пушку?- удивился следователь.

- Сам сделал из сломанного ружья, - признался я.

- Я же видел эту ржавую рухлядь и совсем не подумал, что из неё можно стрелять,- вставил отец.

- Недооценили вы способности своего сына, Григорий Степаныч, -пошутил следователь и спросил у меня:

- Как же ты обнаружил этого Петра?

Мне хотелось рассказать, как еще Степа ловил дезертира, но, вспомнив разговор с братом, я сказал, что сам еще летом выследил его на речке.

- Что же ты тогда не расправился с ним?- поинтересовался следователь.

- Тогда не было вещественных доказательств. - пояснил я.

- А сейчас?

- Сейчас этот гад совсем обнаглел, с войны сбежал, а мирное население грабит. - с возмущением сказал я.

- А доказательство где? - настаивал следователь.

- Он водку жареной бараниной закусывал. Мы ищем овцу, а он устроил себе пир.

- Но ты хоть понимаешь, что наделал?- докапывался следо­ватель.

- Я расправился с предателем Родины!- гордо ответил я.

- Это самосуд! Надо было в милицию заявить!- кричал сле­дователь.

- Вам ведь заявляли, когда он Маньку изнасиловал, а вы и пальцем не пошевелили,- сказала вошедшая мать.

- Ладно, Тимофей, пойди пока на кухню, а мы тут кое-что обмозгуем,- сказал следователь.

Потом меня позвали и строго-настрого наказали, чтобы я никогда никому ничего не говорил о случившемся. Я вынужден был молчать и даже не знаю, кто и как хоронил Петьку.

Зимой к нам в школу приехала какая-то комиссия и пятерых из нашего класса забрали в школу ФЗО. Я стал каменщиком.

Кончилась война. Надо было восстанавливать Украину. По­том Волго-Дон, новостройки Сибири, целина. Там завел свою семью. Родители мои друг за другом ушли в мир иной. С Афонькой виделись очень редко, но постоянно переписывались. Возвращаясь из служебной командировки, я решил навестить родные места и. конечно, встретиться с Афонькой.

Пазик шел через Осиновку, но мне посоветовали сойти по­дальше на развилке, оттуда до нашей деревни рукой подать. Из автобуса вышла группа подростков. Я пытался кого-нибудь узнать, но, увы, этот народ вырос без меня. Веселая компания направилась в деревню, а я свернул на кладбище и быстро нашел могилы родителей. Кресты недавно покрашены, кругом чистота и порядок - это Афонька с Ниной заботятся. Прошел я и мимо Петькиной могилы с маленьким крестиком, который выковал и поставил мой отец.

Вот и родная улица. Вместо нашей избы стоит новый дом дачного типа с несуразной, не вписывающейся в деревенский пейзаж крышей. Я направился к другу, но вдруг свернул в проулок, где жила тётя Лиза. Повернув кольцо в воротах, я вошел в ограду. На скамейке у крыльца сидела сухонькая старушка. Из-под темного платка торчали совершенно белые волосы.

- Здравствуйте, тётя Лиза! - сказал я, подойдя к старушке.

- Здравствуй, добрый человек! - ответила она, подняв голову. -Я ведь почти не вижу. Кто ты будешь?

- Я Тимофей, тётя Лиза, сын кузнеца Григория Степаныча, -пояснил я.

- А, Тима, давно тебя не было.

- Как поживаете?- спросил я, не найдя лучших слов.

- Да вот маюсь, никак умереть не могу,- тихим голосом отвечала она.

- Тётя Лиза, снимите, пожалуйста, камень с моего сердца, простите меня за Петра, - сказал я, встав на колени, и положил свою голову на костлявые колени старушки.

- Бог простит, - ответила она, поглаживая мои волосы. - Я на тебя не в обиде, сам он виноват. Все равно бы его расстреляли, а сейчас хоть могилка рядом, есть где поплакать.

Я сам чуть не разрыдался и боялся поднять голову.

- Ты, наверно, к Афоне приехал? - спросила она. - Он уж заждался. Ступай, храни тебя Бог!

И она слегка оттолкнула меня. После пережитого я не мог сразу пойти к Афоньке и спус­тился в лог, где когда-то стояла отцовская кузница. Вместо нее сейчас раскачивались буйные заросли ивняка, и только один старый тополь возле тропинки напоминал о прошлом.

- Здравствуй, тополь!- сказал я, прижавшись к шершавой коре дерева. - Это я, Тимка. Помнишь, как мы с Афонькой лазали по тебе? Теперь, когда сняли тяжелый камень с моего сердца, я буду чаще заглядывать сюда. Теперь можно идти к Афоньке. Нам с ним есть о чем поговорить.

ОСОБАЯ ЖИЛКА
Автобус подпрыгнул на последнем ухабе, выбрался на шоссе и словно поплыл по асфальтовой глади. Вечно не высыпающий­ся Андрей Семенович сразу задремал и проснулся только от резкого торможения у первого светофора при въезде в город.

Чтоб не забыть заказ маленького Петюни, он решил прежде всего забежать на базар. При спуске в подземный переход сидела молодая женщина с детьми. Перед ними на картонке было что-то написано. Селиванов спешил и не стал читать. В середине перехода три парня бренчали на гитарах и пели какую-то незнакомую песню.

Купив детям яблоки, Андрей Семенович снова спустился в переход, но там было относительно тихо. Вдруг раздался красивый гитарный перебор. Парни стояли в сторонке, а на их месте у лежащего на полу гитарного чехла стояла молодая симпатичная женщина. Селиванов невольно остановился. Женщина чуть улыбнулась ему и запела приятным грудным голосом: «Гори, гори, моя звезда...» Стали останавливаться прохожие. Слегка прикрыв глаза, черноволосая женщина вкладывала всю душу в замеча­тельный романс.

Кончилась песня, раздались аплодисменты, а певица подняла глаза на Андрея Семеновича и опять улыбнулась.

- Вот это песня!- воскликнул Селиванов.

- А за хорошую песню надо платить, - вставил подскочивший парень.

- Правильно, - согласился Селиванов и вытряхнул в чехол всё содержимое кошелька. Другие тоже стали бросать деньги и уговаривать певицу еще что-нибудь исполнить

Андрей Семенович вспомнил, что через два часа у него отправ­ляется автобус, показал певице поднятый кверху большой палец и заспешил по своим делам.

При выходе из перехода он заметил, что на чемодане сидели только девочка и совсем маленький мальчик. Люди проходили, не обращая на них внимания. Лишь старенькие пенсионерки читали табличку и бросали в коробку какую-то мелочь.

«Люди добрые, помогите, кто чем может. Нашего папу убили бандиты, а дом сожгли», - прочитал Андрей Семенович, вытащил кошелек, но, вспомнив, что он пуст, махнул рукой и зашагал прочь.

Он зашел в свою квартиру, которую уже год сдавал под офис, но ему не повезло. Предприниматель оказался в командировке и должен вернуться только завтра, а деньги за аренду мог выплатить только он. Огорченный неудачей, Селиванов побрел по улице и зашел в парк, где когда-то познакомится с Галей. Вот и заветная скамейка, а вон карусель, на которой катались они с первенцем Игорем. Потом с Анютой. А как радовались они, когда появился Петенька. Счастливые, они три года впятером гуляли по этому парку, и вдруг нелепый случай. Совсем пустяковая операция, и трагический исход.

Неожиданно Андрей Семенович вспомнил, что его просили посмотреть в городе аккумулятор. Он встал со скамейки и пошел в магазин «Автомобили». Цены в магазине поразили Селиванова, и он решил съездить на авторынок. Там цены были ниже, и чем дальше от входа, тем дешевле можно было купить любую деталь и аккумулятор.

Рядом с рынком дымилась шашлычная. Запах жареного мяса вызвал у Андрея Семеновича чувство голода. Он зашел в магазин. Недавно пустые полки и витрины были заставлены яркими импортными банками и коробками. От непонятной пестроты и диких цен Андрей вышел на улицу и вспомнил, что ему не на что купить даже булку хлеба. Никогда в жизни Селиванов еще не был в таком затруднительном положении.

Найдя в кармане единственный абонемент, он запрыгнул в автобус и поехал к подруге жены Луизе. Муж Луизы успешно осваивал бизнес, и она не могла понять переезд Селиванова с детьми из областного центра в какую-то деревню. Накормив гостя вкусным обедом, она принялась его воспитывать и поучать. Андрей Семенович терпеливо слушал Луизу, но когда она пустила слезу, встал, поблагодарил за обед и, сказав, что ему надо встретиться с одним человеком, вышел на улицу. Ему и вправду хотелось встретиться с приятелем по работе, узнать, как обстоят дела на заводе.

Для Селиванова этот день оказался невезучим. Приятеля дома не оказалось и, прождав у подъезда с полчаса, он отправился, сам не зная куда. Часа два он бесцельно бродил по улицам родного города. Разные мысли лезли в его голову. Дойдя до железнодорожного вокзала, он зашел внутрь и решил отдохнуть на удобной скамье, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Отвыкшие от асфальта ноги гудели. Ему не хотелось двигаться.

- Вот тут, пожалуй, я и заночую, - подумал Селиванов, но вдруг ему показалось, что кто-то за ним следит. Приоткрыв глаза, он не сразу поверил в увиденное. Напротив него сидела черноволосая женщина. С одной стороны к ней прижалась девочка, а по другую сторону на скамейке лежал мальчик. Перед ними стоял чемодан. Ну, конечно, это была та самая певица из перехода. По радио объявили о прибытии какого-то поезда, и рядом с ними освободилось место. Андрей Семенович поспешил пересесть и сразу спросил:

- Вы, случайно, не артистка?

- Ах, это вы?! - удивилась женщина, повернувшись к Селиванову. - А я думаю, где вас видела? Нет, я не артистка, а безработный специалист сельского хозяйства.

- Не может быть! - усомнился Андрей Семенович. - Как хорошо вы поете!

- Это я в институтской самодеятельности научилась, - ответила женщина, приятно улыбнувшись, и спросила:

- А вы куда-то едете?

- Еду, - с усмешкой ответил он и добавил: - Правда, не знаю куда.

Девочка с любопытством повернулась к нему.

- Хочешь яблочко? - предложил Селиванов и полез в сумку. Мальчик поднял голову и протянул:

- Я то-оже хочу я-ябло-око-о.

- Сейчас, сейчас достану самое вкусное, - заспешил Андрей Семенович.

- Они, наверно, не мыты, - забеспокоилась мать. -Давайте, я их влажной тряпочкой протру, а то всякое может быть.

- Вы правы. - согласился Селиванов. - Я не подумал. Извините. Вот нам, тоже протрите, и будет у нас яблочный ужин на вокзале.

- Хотя мы сегодня хорошо поужинали, но яблочко не повредит, - приняла предложение женщина, протирая яблоки.

- Так вы куда-то уезжаете? - спросил Андрей Семенович, надкусывая яблоко.

- С печи на полати, - отшутилась собеседница.

- Поговорка-то местная, - заметил Андрей Семенович.

- А я и сама местная, - призналась женщина, - только вот стала чужой среди своих.

- Как это понимать?

- А вот так: ни кола ни двора, и нигде правды не найдёшь. До Бога высоко, до царя далеко, - продолжала женщина сыпать поговорками.

Мало что поняв из сказанного, Андрей Семенович напомнил о табличке и попросил рассказать поподробнее.

- О, это романтическая история! - оживилась собеседница.

- Я окончила сельхозинститут и собиралась работать в какой-нибудь глухой деревне. Неожиданно мне сделал предложение однокурсник Борис. Он давно ухаживал за мной, но я думала, что это несерьезно, хотя была к нему неравнодушна. Он часто рас­сказывал, как красиво у него дома в Таджикистане. Мы ведь тогда все считали нашей великой Родиной - и Дальний Восток, и Прибалтику, и Украину, и Среднюю Азию. Я согласилась, и мы уехали в Таджикистан. Отец Бориса, бывший военный, был секретарем райкома. Таджичка мать работала врачом в районной больнице. Борис сразу возглавил совхоз, а я занималась лошадьми.

- Лошадьми? - удивился Селиванов.

- Да. Я с двенадцати лет пропадала на ипподроме, - продолжала рассказчица. - Таджики меня за свою принимали. Я даже по-ихнему лопотать научилась. Все у нас хорошо было. Родилась Марина, потом Шурик. Построили хороший просторный дом, и вдруг началась эта свистопляска. Первым не выдержал отец, умер от инфаркта. Потом сожгли дом. Чудом спасли документы и кое-какие вещи. И, наконец, зверское убийство Бориса. Совхоз лик­видировали. Я осталась без работы и без жилья, с двумя детьми. Спасибо свекрови, дала мне деньги на дорогу.

Пока я жила в Таджикистане, умерла моя мама. Когда приезжала на похороны, я не выписалась из маминой комнаты, а пустила квартирантов. Потом они писали мне, что наш барак сносят, и надо приехать, чтоб получить новое жилье. У меня как раз был грудной Шурик, и мы только что переехали в новый ши­карный дом. Какая-то комната за тридевять земель мне была ни к чему. Много раз хотела съездить, чтоб выписаться из снесенного барака, да так и не собралась. А сейчас приехала, думала, хоть какую-нибудь каморку получу, но ничего не могу Добиться. Барак сносила организация, которая сейчас уже ликвидирована. В горисполкоме тоже ничего не обещают. Статус беженки мне дать не могут, потому что по прописке я из нашего города никуда не уезжала. Вот и ездим мы с вокзала в переход, а из перехода на вокзал уже третий месяц. Получается заколдованный круг.

- Вот теперь вам надо ехать в деревню, - посоветовал Селиванов.

- В какую деревню? Кто нас там ждет? - с какой-то обреченностью сказала женщина. - Разве вы не знаете, что в России сейчас рушится сельское хозяйство?

- В России сейчас все рушится, но в деревне выжить легче, -настаивал Андрей Семенович. - Я почти такой же бедолага, как вы, с тремя детьми уехал в деревню и не жалею.

Большие черные глаза собеседницы от удивления стали еще больше. Неожиданно для самого себя Селиванов стал рассказывать о своем несчастье. Как при закрытии садика все советовали ему сдать младших детей в детский дом. Как, бросив завод, уехал он в деревню, где нашел работу и жилье в пяти минутах от неё. Как по несколько раз за смену бегал он домой, чтоб попроведать детей.

- Сейчас у нас в огороде растут не только лук да картошка, но и морковь, и огурцы, и даже помидоры, - расхвастался Андрей Семенович. - А в лесу рядом с деревней полно грибов и разных ягод.

Мальчик, съев яблоко, заснул, а девочка, внимательно слушающая взрослых, вдруг потянула маму за рукав и сказала:

- Я хочу в деревню.

- Правильно! - поддержал ее Андрей Семенович. - Завтра же поедем.

- Не обманывайте ребенка, - рассердилась мать. - У вас, наверно, полдеревни родственников, а у нас даже знакомых нигде нет.

- Так это можно исправить,- оживился Селиванов. - Давайте познакомимся. Меня зовут Андрей, а вас?

От такого поворота собеседница растерялась.

- А меня Мария, - ответила она и мило улыбнулась.

- Теперь у вас есть в деревне не только знакомый, но и родственная душа по несчастью, - грустно пошутил Андрей.

- Знаете что, Маша, - заговорил Селиванов после неловкого молчания. - Я завтра получу деньги за квартиру, которую сдаю в аренду, и мы все вместе махнем к нам в деревню. Поживете какое-то время у нас, а там видно будет. Девочке ведь, наверно, в школу надо. У нас в селе и школа, и садик есть. Вы о детях подумайте.

- Я думаю, - тихо ответила Мария.

Утром Андрея Семеновича снова ждала неудача. У предпринимателя получилась какая-то нестыковка, и деньги он пообещал только через неделю. Рассерженный Селиванов стал ругаться, даже пригрозил выгнать «шарашкину контору». Предприниматель дал ему немного из личных денег и пообещал через неделю заплатить больше положенного.

Через неделю Федор, водитель колхозного уазика, поехал за аккумуляторами, Селиванов поехал с ним, чтоб показать, где можно купить подешевле и, конечно, решить все свои дела. Прежде всего он поспешил к переходу.

- Ну как, надумали? - спросил он у сидевшей на чемодане Марии. Испуганная женщина встала с чемодана, отвела его в сторонку и почти в ухо горячо заговорила:

- Послушайте, Андрей, оставьте нас в покое.

- Вы что, боитесь?- перебил Селиванов.

- Разве нормальный мужчина повезет к себе в дом какую-то бомжиху с детьми, - продолжала она.

- А мне непонятно, как это вы, умная женщина, ничего же предпринимаете, чтоб изменить свое положение, - ответил Андрей. - Разве для этого родились ваши дети? - продолжил он, кивнув в сторону детей. - Я ведь о них забочусь, а к вам и паль­цем не прикоснусь.

Мария молчала. Молчал и Андрей. Спешащие люди подталкивали их, а они стояли, глядя друг другу в глаза. Вдруг из красивых черных глаз Марии выкатилась крупная слеза.

- Не надо плакать, - сказал Селиванов и направился к чемодану.

- Стойте! - крикнула Мария. - Мне надо кое-что купить, и у нас еще есть вещи на вокзале.

- Хорошо. Полтора часа вам хватит? - спросил Андрей. - Мы подъедем на колхозной машине к вокзалу. Ждите у входа. Договорились?

- Договорились, - ответила Мария и вдруг спросила:

- А как вы меня детям представите?

- Так это просто. Вы, то есть ты - тетя Маша, двоюродная сестра нашей мамы Гали, и с этой минуты переходим на «ты». Договорились?

- Договорились,- повторила Мария.

Получив деньги, Селиванов бегал по этажам детского мира, заскочил на рынок, наполнил сумку самими необходимыми продуктами, потом они помчались на авторынок.

В самом последнем контейнере они купили сразу два аккумулятора.

- А теперь давай на вокзал, - сказал Андрей Семенович, посмотрев на часы.

- На какой вокзал? - удивился Федор.

- На железнодорожный, - пояснил Селиванов и неуверенно добавил. - Свояченица с детьми должна приехать.

Мария не обманула. Как договорились, они ждали у входа в вокзал.

- Ну, готовы? - спросил Андрей Семенович, поднявшись по лестнице.

- Готовы! - дружно ответили ребятишки.

- Тогда - в машину! - скомандовал Селиванов и взял чемоданы.

- А где ваша машина? - спросил малыш.

- Вон крайний - наш колхозный вездеход, - ответил Андрей Семенович. - Сейчас нас дядя Федя повезет в деревню.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет