Я засмеялся и сказал:
- Так ведь давно известно, что молодежь предпочитает сама набивать шишки, а не учиться на ошибках других.
- Это точно! - поддержал меня сосед сверху.
- Ну почему? -возразил молодой человек. - Иногда стоит прислушаться к умному совету.
- А хотите, я расскажу одну житейскую историю, а там уж сами разбирайтесь, - предложил мужчина и спустился со своей полки.
- Конечно, хотим! - обрадовались молодые.
Мужчина сел рядом со мной, откашлялся и неспеша стал рассказывать.
Я смолоду увлекался охотой и после окончания биофака стал работать в охотинспекции. Платили там немного, но постоянно находясь в лесу, я смог собрать богатый материал для кандидатской работы. Чаще всего я бывал в Бондаревском охотхозяйстве. знал многих жителей Бондарей. Иногда ночевал у бабы Аграфены, которая жила на краю деревни. Покойный муж у нее был заядлым охотником и она умела очень быстро приготовить утку или рябчика - Недалеко от тропинки, по которой я ходил в лес, в зарослях репейника стояла вполне приличная изба. Такое веселое место, и рядом в овраге - родник с чистой водой, а заброшенная изба постепенно разрушалась.
Но в один прекрасный день всё изменилось. Бурьян исчез, а вокруг избы ходил с молотком в руках пожилой, но еще довольно крепкий мужчина.
-Вот купил, хочу облагородить да пожить рядом с лесом, -объяснил он свое присутствие.
Василий Петрович (так звали мужчину) оказался охотником и всякий раз, когда я проходил мимо, выспрашивал у меня все лесные новости. Он очень переживал, что не может выбраться даже в ближайший лесок за грибами. Дело в том, что обустраивал он избу не кое-как, а капитально, с выдумкой, крепко и красиво. Помощников у него не было, а работа двигалась медленно. Даже открытие осенней охоты он пропустил.
Иду я в очередной раз из лесу, а на стройке - тишина. Решив, что хозяин уехал в город, я проследовал мимо, но тут же был остановлен сердитым окликом:
-Что, и ты меня предал?
Василий Петрович был пьян, причем сильно.
-Что случилось? - спросил я.
Он молча взял меня за локоть и новел в дом. Только теперь я увидел, какую колоссальную работу проделал хозяин этого жилища. Все стены были обиты ровной вагонкой. На кухне над прочным самодельным столом висели шкафчики и полочки. На столе, покрытом клеенкой, стояли недопитая бутылка, стакан и тарелка, на которой с одного краю лежали соленые огурцы, а с другого - колбаса. Усадив меня за стол, он достал из шкафчика еще один стакан и разлил водку.
-Давай за охотников! - сказал он, поднимая стакан.
Выпив, я ждал ответа на вопрос, а Василий Петрович распечатал банку сайры и достал новую бутылку.
- Эта водка все лето стояла и вот пригодилась, - сказал он, немного отпив из стакана, а помолчав, продолжил: - Кинули меня, как самого последнего дурака.
-Что, жена не едет?
-Совсем не это. Тут, братец, одним словом не ответишь. Жену я и не собирался сюда вытаскивать, ей дороже каменная клетка с телевизором и диваном. Да мы с ней и живем, как соседи в коммуналке.
-Это как же так?
-А вот так. Чужие мы с ней. Нет, сначала мы жили, как все. Тянулись друг к другу, старались делать приятное. Она даже покладистой была, пока не было детей. С появлением детей ее словно подменили, сущим диктатором стала. Как она считает, так и должно быть. Если я что-нибудь предлагаю - обязательно возражение. К нам перестали ходить родственники и друзья. Праздники для меня были мукой. С детьми я пытался быть добрым, но требовательным, а она меня не поддерживала. часто при детях читала мне нотации.
Я люблю все делать своими руками, а ее не заставишь ни сшить, ни связать. Одна отговорка: «Не умею». Вешалку пришить или хорошего чаю после ванны не допросишься. Перед телевизором обложится газетами да журналами, и попробуй ее оторви! Ночью в постели то же самое - лишь бы ее не тревожили!
У меня начались проблемы со здоровьем. После бронхита стала донимать астма. Врачи советовали сменить место жительства, вот у меня и появилась мысль уехать куда-нибудь, начать всё сначала, но жалко было детей.
На работе предложили горящую путевку на курорт. Отказаться было глупо, и я поехал первый раз в жизни.
В санатории у нас подобралась веселая компания, душой которой стала Вера Павловна. Мы ходили на прогулки, на танцы и постоянно пели песни. У Веры Павловны была толстая тетрадь с текстами песен.
Скоро вокруг нашей запевалы стали крутиться мужички из соседнего корпуса. Не знаю, как другим, а мне не хотелось ее терять. Внешне она чем-то походила на мою жену, но с ней было так легко и весело, что у меня начинала кружиться голова, и я стал проявлять какие-то знаки внимания.
Потом Вера Павловна долго смеялась надо мной, но тем не менее мои ухаживания были замечены и оценены, правда, курортного романа у нас не получилось.
— Как же так? - удивился я.
— Мешала моя излишняя скромность и порядочность. Но нам повезло: оказалось, что мы с ней из одного города.
О! Как я волновался, когда шел к ней на первое свидание! За первой встречей последовала вторая, за ней третья, и у меня началась новая жизнь. Я никогда никому не врал, а тут вынужден был выкручиваться. Случалось, что заваливался к ней прямо в охотничьем одеянии. У меня словно выросли крылья, я сочинял и пел романсы, меня уже не угнетали постоянное раздражение и холодность жены, потому что я знал - меня ждут, меня выслушают, поймут и приласкают. Я впервые почувствовал себя мужчиной, в моей жизни появился стимул. Я стал больше заниматься с детьми, часто ходил к ним в школу, водил в лес и боялся мысли, что придется их оставить.
У Веры Павловны была уже довольно взрослая дочь - Таня. После школы она поступила в университет. Ко мне она относилась очень хорошо, мы даже ездили втроем за грибами. Чтоб покончить с двойной жизнью, я решался на самые радикальные меры, но Вера Павловна не хотела, чтоб из-за неё страдали мои дети.
Шло время. Таня получила диплом, стала работать и скоро вышла замуж. Мы с Верой могли встречаться в любое время суток, но недолго. У неё умер отец, и старенькая мать переехала к ней. Она сначала не могла понять наших отношений, но потом в хорошую погоду стала выходить погулять, оставляя нас одних.
В пятьдесят пять лет я вышел на пенсию, и чтобы облегчить нашу проблему, купил эту хибару. Вера Павловна была здесь. Место ей очень понравилось, а из хибары я пообещал сделать картинку. Сам видел, как я вкалывал. Внутри почти все сделал и крыльцо с верандой заканчиваю. Вон какую кровать сварганил!
Я заглянул за заборку и увидел широченную кровать с резными спинками.
— Только всё это зря!—продолжал он.
— Как это зря?
— Утром ходил на телефон, спросил, когда она навестит меня и посмотрит на мою работу.
— И что? - торопил я.
— Сказала: никогда. Живи, говорит в своей деревне, если о нас забыл. Это я-то забыл? Да я день и ночь только о ней и думаю. Что бы ни делал, все прикидываю, понравится ли ей, удобно ли будет. Ох, как кинули меня! - простонал он и разлил остатки водки.
— Мало ли, может, что-нибудь... — пытался я успокоить Василия Петровича.
— Не что-нибудь, а кто-нибудь! Видел бы ты, как на неё мужики глаза пялят. Конечно, надо было мне чаще звонить. Ведь говорят, что женщины любят ушами. Л ещё, видимо, они больше привыкают, а не любят, хотя мне казалось, что у нас взаимные чувства.
Опрокинув стакан, хозяин поднялся, прошелся по кухне и, Ударив кулаком по новой заборке, закричал:
— Все спалю к чертовой матери! Вырою в тайге землянку и буду жить, как медведь, чтоб никого не слышать и не видеть!
— Зачем в землянке, если есть охотничья изба? И зачем, как медведь, если можно быть хорошим егерем? - сказал я на всякий случай. Василий Петрович сел на стул и, взяв меня за плечо, стал переваривать услышанное.
— Егерем, говоришь? Так я ведь об этом всю жизнь мечтал! -сказал он немного погодя.
— Закрывай свой дом, попроси Аграфену Ивановну, чтоб приглядывала, и поехати на дальние тока!
Через неделю мы с егерем Василием Петровичем Кармановым обходили его владения. Он то и дело высказывал критические замечания и что-то записывал в блокнот.
Окинув хозяйским взглядом избу, он сказал:
— Не дворец, но жить можно, только привезите доски, крышу надо починить, иначе скоро потолок сгниет.
Дней через десять я снова заглянул на дальние тока, чтобы узнать, как прижился новый егерь, и был поражен его деятельностью. На двух токовищах он соорудил шалаши для весенней охоты. Пусть, говорит, птицы за зиму привыкнут к ним. Начал делать укрытие на ближайшем озерце, чтоб наблюдать за его обитателями. Но больше всего удивил он меня ключом, который оборудовал в логу. Сколько лет охотники черпали там из маленькой ямки родниковую воду, зимой пользовались снеговой водой. Карманов на месте родника поставил сруб с деревянным желобом, по которому струится чистейшая вода. Чтоб зимой не заносило снегом, над ключом построил лубяной навес.
— Не скучно? - спросил я.
— Разве можно скучать в лесу! Такая красота! Птицы, разное зверьё. В пойме Кашинки кабаны появились. А вчера воспитывал кашинских вольных стрелков, пригрозил с участковым изъять у них ружья, если не вступят в общество.
— Как ты узнал, что они кашинские?
— Видел их в магазине, когда в Кашино за продуктами ходил.
Одного так и зовут - Ваня-стрелок.
— Ты осторожней, на рожон-то не лезь!
— Так ведь должность у меня такая!
Уезжая, я попросил Петровича понаблюдать за лосями.
— Скоро начальство приедет на большую охоту, надо знать, куда его вести.
— Задание понял, - ответил Карманов, приложив руку к козырьку, и попросил отправить письмо.
Опуская письмо, я глянул на адрес и прикинул, где примерно проживает дама сердца нашего егеря.
Охота на лосей прошла очень удачно. Василий Петрович грамотно расставил стрелков и загонщиков, и без единого подранка завалили двух быков. Лосей разделати и погрузили в бортовой УАЗ. По традиции в большой сковороде нажарили печень, водку пили кружками. Два водителя с завистью смотрели, как разливают водку, и запивали вкусную печенку крепким чаем.
— Ну-ка, Серега, повесели душу! - сказал один из «шишек». Серега отставил чай, взял гитару и запел. Он пел и Митяева, и Визбора, и Высоцкого. Иногда пьяные голоса нестройно подтягивали. Воспользовавшись каким-то перерывом, вдруг запел Василий Петрович. Серега быстро уловил мелодию и стал ему подыгрывать. Все удивленно притихли.
Если ты меня совсем забудешь,
Я приду к тебе в приятном сне,
И, уверен, ты, как прежде, будешь,
Улыбаясь, радоваться мне.
Петрович пел, жестикулируя руками, приятным баритоном:
Вспомним мы, как встретились с тобою,
Как сердца забились в унисон,
И стараться буду, я не скрою,
Чтоб подольше длился этот сон.
И опять мы будем молодыми,
Как весною птицы, запоем,
За любовь шампанское поднимем,
В мир волшебных сказок поплывем.
Захмелев, уста твои целуя
, Я скажу как будто невзначай
, Если даже навсегда уйду я
, Ты меня, смотри, не забывай!
Последние слова Петрович пел с особым чувством и, когда повторял их второй раз, Ссрега очень красиво подпевал ему. Кончилась песня. Раздались аплодисменты и выкрики:
— Ай. да песня! Ай, да егерь! Надо выпить за нашего егеря! Когда охотники собрались домой, было уже темно. Я остался
с Петровичем, чтоб назавтра помочь ему отремонтировать крышу. Вдвоем мы довольно быстро заменили несколько досок в прохудившейся кровле и занялись уничтожением остатков « с барского стола». Среди них оказалась и начатая бутылка. Выпив, я предложил Петровичу поехать в город.
— Летом, приезжая с дачи, я больше двух дней не выдерживал, а сейчас меня совсем съедят. — ответил он. - Она ведь не знает, что я живу в лесу.
— Слушай. Петрович, вот ты, вроде бы, неглупый мужик, а что же такую жену выбрал? - спросил я.
— Так уж получилось, — ответил Василий Петрович, — а ведь были у меня неплохие девушки. Одна до сих пор снится, но не зря говорят, что мы любим одних, а женимся на других. А с Ниной мы встретились случайно и как-то сразу решили пожениться. Видимо, время пришло. Я тогда наивно считал, что можно любого человека перевоспитать по своему вкусу. Но, увы... А тут в лесу такая тишина! Такая красота! Нет, не поеду я в город. А ты меня как-нибудь попроведай!
В конце года разные отчеты и собрания занимали много времени. Наконец я собрался к Петровичу. Сойдя с электрички на Кашинском полустанке, я надел лыжи и по целине направился в охотничью избу. Снег был настолько мягкий, что даже охотничьи лыжи утопали в нем.
Неспеша любуясь зимними пейзажами, я добрался до дальних токов. Вот и изба, но что это? Вокруг ни одного следа. В волнении сбросив лыжи, я поспешил внутрь.
В холодном полумраке стал вслушиваться в пугающую тишину.
— Живой, живой я! — послышалось с топчана.
— Ну, напугал! - выдохнул я облегченно. Оказывается, Василий Петрович, заготовляя дрова, пытался
вытащить тяжёлую сушину, резко напрягся - и вот результат. Так скрутил радикулит, что еле добрался до постели.
Сбросив рюкзак, я прежде всего принес дрова и затопил печь. Когда стало тепло, раздел несчастного Петровича и натер ему поясницу подогретой водкой. А приняв водочку внутрь, он сам поднялся, прошелся по избе и сказал:
— Все, завтра пойдем за дровами! - но, повернувшись, застонал и, держась за стенку, медленно опустился на топчан.
— Да тебе, братец, нужен врач! - сказал я, глядя на страдания егеря.
— Толку от нынешних врачей! - скептически заметил Петрович. - Вот Вера Павловна мигом ставила меня на ноги.
Разложив на столе рядом с топчаном разную еду, я отправился в Кашино. Там у одного умельца был самодельный снегоход. На нем я планировал доставить в охотничью избу местную фельдшерицу, но мне не повезло - она уехала на какую-то учёбу. Осталось одно: разыскать Веру Павловну и любым способом доставить её к Петровичу.
Нужную квартиру я нашел довольно быстро, а вот уговорить уже немолодую женщину поехать в глухой лес оказалось не так-то просто. Особенно возражала её престарелая мать. Я уже собрался было уходить, но Вера Павловна провела меня на кухню и с интересом стала расспрашивать о Василии Петровиче. Я взял грех на душу и рассказал о страшной депрессии, в которой оказался Петрович после телефонного разговора, как он, работая егерем, вылечился от этого глубокого душевного потрясения.
— Вот дуралей; он ведь там погибнет! - возмущалась Вера Павловна.
— Утром надо выезжать! - как можно убедительней сказал я.
— Я подумаю. Позвоните мне вечером, — не решительно ответила она.
Утром мы встретились у железнодорожной кассы. Оделась она, по моей просьбе, сравнительно тепло, у ног её стояла туго набитая сумка. Полдороги ехали молча, а потом Вера Павловна стала расспрашивать о работе егеря и все удивлялась, как это он один в глухом лесу. В Кашино мы нашли умельца, но его снегоход был разобран. Такого я не ожидал. Нам предложили прогуляться на лыжах. Я-то и так должен был идти на них, а вот Вера Павловна?
— Я лет пять не ходила на лыжах, — призналась она.
— Ничего, — подбодрил умелец, — часа два. и будете там. Вон сеструхины лыжи надевайте, и вперед!
Вера Павловна долго не соглашалась, но все-таки удалось её уговорить. Ей даже дали болоньевую куртку. Сумку и шубу я положил в свой рюкзак, и мы направились в лес.
Когда мы вышли на мою вчерашнюю лыжню, я пустил Веру Павловну вперед. С каждым километром она чувствовала себя уверенней и понемногу прибавляла скорость. Иногда в красивых местах я просил её остановиться, чтоб полюбоваться природой и немного передохнуть. Вот осталось преодолеть один небольшой ложок, и мы на месте.
_Я не умею кататься с гор, — неожиданно заявила лыжница.
_Да тут не гора, а пологий спуск, — поправил я.
— Все равно я врежусь вон в то дерево! —Оно ведь совсем в стороне стоит.
— А я не умею править.
После долгих уговоров она все же решилась скатиться, но не по лыжне, а по рыхлой целине. Буровя снег, она медленно покатилась вниз, все дальше отклоняясь от лыжни в сторону дерева, у которого на всякий случай встал я. Шагнув вперед, я попытался остановить её, но мы оказались в разных весовых категориях. У меня слетели лыжи, и я бухнулся в сугроб. Вера Павловна, растопырив руки с палками, приземлилась прямо на меня. Её красивое, припорошенное снегом лицо было так близко от моего лица, что я, наверно, даже покраснел. С большим трудом нам удалось подняться и снова встать на лыжи. А хохотали мы так громко, что даже с ёлок посыпался снег.
Петрович принял Веру Павловну за фельдшера и недовольно застонал:
- Ну, зачем? Ну, что ты выдумал? Я и так скоро встану... Вера Павловна сняла куртку, шапку и, подойдя к топчану,
сказала:
- Ну что, дуралей, куда ты забрался со своим радикулитом?
- А ты откуда взялась? - прошептал обалдевший Петрович. Вместо ответа Вера Павловна молча присела на край топчана. Я растопил печку, сходил за свежей водой и поставил кипятить
чайник, а голубки все ворковали и ворковали. Петрович сначала хмурился и ворчал, а когда вскипел чайник, он уже улыбался, сам поднялся и сел за стол. Мы пообедали, чем Бог послал. Я хотел налить водочку, но целительница запротестовала, сказав, что скоро будут лечиться. После обеда, поглядывая на часы, я засобирался домой.
- А как же я? - заволновалась Вера Павловна.
- Вот поднимете на ноги больного, он вас и проводит. В выходные я или кто-нибудь из охотников вас навестят.
В воскресенье вечером мне позвонили и сказали, что наш егерь ходит по лесу на лыжах с очень симпатичной дамой. Эта симпатичная дама ещё не раз появлялась в охотничьей избе. Весной она даже наблюдала, как токуют глухари, а на озере с расстояния в пять метров разглядывала диких уток.
И в инспекции, и все охотники очень были довольны егерем, но он сказал, что ему надо достраивать дачу.
Летом я перешёл работать в научно-исследовательский институт. На охоту ездил с коллегами по работе в институтское охотхозяйство. От старых знакомых охотников слышал, что Карманов живет в Бондарях с той дамой, которая навещала его в лесу.
Прошло лет десять. Несмотря на то, что я вел здоровый образ жизни, ко мне стали приставать разные болячки. Наш заботливый профсоюз решил меня оздоровить и выделил путевку в санаторий. Лежу я как-то после лечебной ванны, отдыхаю в полудреме, а в соседнем помещении зазвенел женский голос:
- Ой, Василий Петрович, какая встреча! Надо же, где
встретились!
Шумную женщину урезонили, но в моей голове продолжали прокручиваться её слова. Скоро Василия Петровича пригласили в ванну. «Бегу, бегу!» — отозвался глуховатый, но знакомый голос. Я поднялся и поспешил в зал, где несколько человек спокойно ждали своего вызова. Выделялась одна женщина в ярко-красном костюме. Наклонившись к соседке, она что-то бойко щебетала.
- Извините, это не Вы встретились с Василием Петровичем? - спросил я у женщины.
- С Кармановым? Да, я - это мой сосед. У них такая семья, такие дети! Моя дочь училась в одном классе с их сыном...
- Значит, и он здесь, — прервал я болтливую женщину. -Надо непременно с ним встретиться!
Этот день у меня был очень загружен, а на следующий сразу после ванны я занял позицию на центральной площади, через которую проходили все пути. Просматривая газету, я следил за любым передвижением через площадь. Рядом за кустом жасмина стояла другая скамейка, на которой громко разговаривали пожилые женщины. Громче и больше всех говорила всё та же дама в красном костюме. Занятый газетой, я сначала не обращал внимания на женские разговоры, но потом невольно стал прислушиваться... Уж очень интересно они рассуждали о взаимоотношениях женщин с мужчинами.
- А потом я познакомилась с одним женатиком, — рассказывала женщина в красном. - У нас с ним была такая любовь, такая любовь! Мы даже постель не убирали.
- Разве только в этом заключается любовь? - возразила ей полная собеседница.
- Ну, почему? Он для меня делал всё, что ни попрошу: переставить мебель, отремонтировать кран, розетку...
- По-моему, такая любовь называется на букву «б», — продолжала возражать полная дама, — а точнее, просто ты использовала мужика. К тебе постоянно приходил ремонтник, а дополнительно ещё и доставлял удовольствие в постели.
- А что было дальше? - заинтересовалась третья дама.
- Ходил он ко мне лет пятнадцать, — продолжала женщина в красном, - а потом у него сильно заболела жена, и он ухаживал за ней.
- Вот, оказывается, где любовь-то была! — вставила полная.
- Похоронив жену, он снова приперся ко мне, а у меня что-то охота на мужиков уже пропала, и я его отшила.
- Вот тебе любовь! У тебя пропала охота на мужиков, а о нем ты подумала? Ведь они считают себя мужчинами, пока их интересуют женщины, а ты убила этот интерес.
- Так он хотел жить у меня, а это значит - корми его, стирай его портки. Нет уж, лучше жить одной! Недавно видела его с алкашами у магазина.
- А что же ему ещё делать, если старая любовь предала? Какое-то время женщины молчали, потом полная заговорила
снова:
- А я бы с удовольствием стала ухаживать за каким-нибудь порядочным старичком. Одной-то ведь, ой, как плохо! Даже поговорить не с кем. Мы бы с ним ходили в кино, в театр, гуляли бы по парку. А вечерами я вязала бы для него свитеры.
- А в постели? - ехидно вставила женщина в красном.
- А что в постели? Постаралась бы, конечно, ему угодить, хотя забыла уж, как это делается.
— Если так тебе хочется, пойди на дискотеку «Кому за 50» и цепляй того, кто понравится.
— Заходила я вчера: не цеплять, а просто посмотреть. Одно бабье там. Полтора мужика на всех. Да на таких толстых, как я, никто и не посмотрит. Там все любовались одной прекрасной парой.
— Что, здорово танцевали?
— Танцевали они, может, и не очень, но вели себя очень молодо, влюбленно и так красиво, словно сошли с экрана старого фильма. Да вон они идут! Смотрите, какие симпатичные!
— Это ведь Карманов, но с кем это он? - удивилась дама в красном. - Я отлично знаю его жену. Ну, прохвост!
Я понимал, что подслушивать чужие разговоры нехорошо, зато мне стало известно, как женщины относятся к нам. Когда симпатичная пара приблизилась к нам, я встал и шагнул в теплые объятия. Мы пошли в кафе, пили шампанское и наперебой рассказывали обо всем, что произошло в нашей жизни за прожитые годы.
Достарыңызбен бөлісу: |