Теория культуры Ж. Делеза и роль наследия Ф. Ницше в ее формировании

Жиль Делез - один из последовательных продолжателей и завершителей дела Ницше по преодолению линейного понимания культуры в рамках философии культуры (философии мысли). Если оценивать вклад Делеза в развитие постмодернистской рефлексии общества и культуры, то она состоит в подготовке «теоретической базы» для постструктурализма как важнейшего философского направления в эпоху постмодерн. Он, вслед за Ницше стремился к низвержению устаревших идолов, то есть классических просвещенческих представлений о структуре личности, общества и культуры, которые сложились на базе рационалистических установок. Он сам и в союзе с Феликсом Гваттари стал создателем оригинальной теории культуры, в которой одной из центральных тем была тема осознания кризиса культуры.

Делез, занимаясь анализом идей Ницше о культуре, возводил их в ранг концептов постмодернистского дискурса. Когда он рассматривал такие идеи Ницше как нигилизм, переоценку ценностей, смерть бога, последнего человека, вечное возвращение того же самого, сверхчеловека, волю к власти, то он не просто их анализировал, он утверждал эти идеи в качестве концептов – важнейших смыслосодержащих понятий своей философии. Практически все эти понятия или концепты пронизаны ощущением кризисности – это важная черта постмодернистского осмысления действительности.

Делез в своем творчестве активно использовал критический потенциал идей Ницше. Так Ницше активно критиковал разум и рационализм – Делез использовал некоторые его подходы. Французский исследователь, в частности занимался анализом противоречий капиталистического общества и культуры его репрессивного характера по отношению к индивиду, обществу и культуре. «Шизоанализ» Делеза провозглашает отказ разуму в его созидательных потенциях, определении и обосновании всей культуры, построенной на основе рациональности, как это было установлено в философии культуры. Делез вместе с соавтором Гваттари надеялись на возможность освобождения человека и общества от репрессивных канонов культуры капитализма, являющихся причиной массовой невротизации граждан. В этом деле они в определенной степени опирались на такие концепты, почерпнутые у Ницше как нигилизм, последний человек, самопреодоление человеческого. Воля к власти Ницше используется Делезом как свободная и неограниченная ничем энергия дионисического начала, которая способна помочь преодолеть противоречия современной культуры. В данном параграфе мы рассмотрим ряд идей Ницше о культуре, которые превратились для Делеза, а вслед за ним и для всего постмодернистского интеллектуального сообщества в смыслосодержащие концепты.

Фигура Ницше сыграла очень важную роль в становлении научного мировоззрения Делеза. Французского исследователя роднит с Ницше не только содержательная сторона их идей, но эмоциональное отношение к тому, чем они занимались. «Мы не какие-нибудь мыслящие лягушки, не объективирующие и регистрирующие аппараты с холодно установленными потрохами, - мы должны непрестанно рожать наши мысли из нашей боли и по-матерински придавать все, что в нас есть: кровь, сердце, огонь, веселость, страсть, муку, совесть, судьбу, рок. Жить – значит для нас постоянно превращать все, что нас составляет, в свет и пламя, а также все с чем мы соприкасаемся, - мы не можем иначе» (208. С. 325) - писал Ницше в книге «Веселая наука» - все это вполне подходит и для характеристики Делеза. Ницше считал, что философия может спасти мир, и он философствовал молотом, вслед за ним Делез жил своими идеями и жил ради своих идей, эти идеи имели рекомендательный практический характер для выхода из сложившихся общественных трудностей. Он был теоретиком практической направленности, не даром считал, что все действия и мысли в конечном итоге можно свести к политике.

Делез обращался к Ницше на протяжение всего своего творческого пути, начиная с ранних работ: «Ницше и философия» и заканчивая более поздними, в которых французский мыслитель сформировал уже свою теорию такими как «Логика Смысла», «Различие и повторение», в соавторстве с Феликсом Гваттари «Капитализм и шизофрения», «Что такое философия?». Хорошо известно то, что Делез стал одним из инициаторов и активных участников коллоквиума во французском Руайомоне на котором определялись позиции обновленного европейского ницшеведения. После этой дискуссии было начато новое издание произведений Ницше, возглавленное Делезом и Мишелем Фуко.

Монография Делеза «Ницше и философия» вышла в 1962 году и стала одной из самых влиятельных книг французского ницшеанства. Особое воздействие подобная антигегелевская и плюралистическая трактовка идейного наследия Ницше оказала на Фуко, который был буквально очарован книгой Делеза. Впоследствии в процессе разработки своей собственной теории Фуко активно использовал основные идеи Делеза выраженные в работе «Ницше и философия».

Главный пафос данного знакового для Делеза (и Фуко) произведения – это критика философской диалектики Гегеля с ее концептами тождества и противоречия. Фигура Ницше, вернее его идеи парадоксальным образом превращаются в руках Делеза в молот, которым предлагал философствовать сам певец Заратустры. В то же время этот самый молот временами напоминает тонкий хирургический инструмент «врачевателя», которым Делез следуя установкам Ницше, осуществляет философию различия деталей, нюансов и обертонов. Французский мыслитель полагает, что именно Ницше было свойственна больше чем кому бы то ни было тонкое искусство различения в противовес тяжеловесной и абстрактной гегелевской философии тождества. С точки зрения Делеза исторический контекст идей отшельника из Сильс-Марии - это борьба с диалектикой Гегеля как философией тождества с ее «слишком крупной сетью, сквозь которую проходит самая важная рыба», то есть своего рода антидиалектика выступающая против тотальной типизации и схематизации реальности. Диалектика становится у Делеза символом конформизма и реакции, а философия Ницше с ее логикой различия и генеалогией ключом в деле преодоления подобного застоя. Французский философ видит в диалектике возврат к метафизике тождества, господствовавшей еще до Канта и Ницше, в конечном итоге, приводящей к обожествлению человека: «Разве, превращая теологию в антропологию и помещая человека на место Бога, мы устраняем существенное в Боге, то есть само его место?» (89. С. 189). «Философия бытия» то есть философия тождества всегда выступала в качестве реактивной силы, обосновывая статус-кво всяческим иерархиям и догматическим парадигмам, преобладание единого над многим, общего над особенным. Разорвать иерархию и догматический порядок призвана философия жизни Ницше интерпретируема Делезом как философия ценностей и философия воли, это и есть «подлинное осуществление критики, единственный способ, позволяющий осуществлять тотальную критику, т, е. философствовать «молотом»».

Критика философии тождества у Делеза приписывается и самому Ницше, как будто вся его философия жизни строилась как негативная реакция на Гегеля: «Интегральное целое ницшевской философии остается отвлеченным и невразумительным, если не раскрыть, против кого она направлена. И хотя сам вопрос «против кого?» побуждает к нескольким ответам, однако один из них, особенно важный, состоит в том, что идея сверхчеловека направлена против диалектической концепции человека, а переоценка ценностей - против диалектики присвоения или диалектики снятия отчуждения. Антигегельянство пронизывает творчество Ницше, подобно путеводной нити агрессивности» (89. С. 46-47). В данном случае можно говорить о том, что Делёз понимает самого себя как двойника Ницше, то есть он использует разработанную им технику «концептуального персонажа». В целом интерпретация Делезом философии жизни Ницше как философии ценностей и воли, использование генеалогического метода, идеи плюрализма, темы телесности и трактовка смерти бога получила широкое распространение, во французском постмодернизме особо повлияв на теорию Мишеля Фуко.

Теория Делеза о «концептах» и «концептуальных персонажах», подробно излагается в совместной с Гваттари работе «Что такое философия?». «Концептуальный персонаж - это не представитель философа, скорее даже наоборот, философ предоставляет лишь телесную оболочку для своего главного концептуального персонажа и всех остальных, которые служат высшими заступниками, истинными субъектами его философии. Концептуальные персонажи - "гетеронимы" философа, а имя самого философа - просто псевдоним его персонажей» (95. С. 83). Концепт, для Делеза – есть основное смыслосодержащее понятие того или иного мыслителя, вокруг концепта выстраивается вся теория, причем некоторые концепты характерны своей преемственностью переходя от одного мыслителя к другому. Уже во введении цитируемой работы тандем авторов отвечает на вопрос «что такое философия» следующим образом: «философия - это искусство формировать, изобретать, изготавливать концепты» (95. С. 10). При этом Делез понимает концепт не только как явление идеального порядка, концепты реальны, они есть, прежде всего, руководство к действию. Делез и Гваттари находят начало развития идеи концепта у Ницше: «Ницше так характеризовал задачу философии: "Философы должны не просто принимать данные им концепты, чтобы чистить их и наводить на них лоск; следует прежде всего самим их производить, творить, утверждать и убеждать людей ими пользоваться. До сих пор, в общем и целом, каждый доверял своим концептам, словно это волшебное приданое, полученное из столь же волшебного мира"» (95. С. 14). Концепты, по мнению Делеза, всегда явление авторское, не существует концепта без подписи творца. Но еще важнее то, что Делез не только теоретически исследует концепты и концептуальные персонажи других философов, но сам создает свои концепты, пользуется концептуальными персонажами в своих трудах для достижения своих же целей. Так одним из его концептуальных персонажей, как уже отмечалось, становиться Ницше, а концептами – воля, генеалогия, вечное возвращение того же самого, а у самого Ницше концептуальными персонажами, по мнению Делеза, являются Заратустра и Дионис.

В обширной статье «Ницше» Делез анализирует основные идеи немецкого мыслителя, при этом он, продолжает использовать «технику» концептуального персонажа и развивать некоторые идеи, выработанные в монографии «Ницше и философия». Делез утверждает, что Ницше сумел проникнуть в самую суть культурных процессов последних тысячелетий. Ницше обнаружил подлинную глубину и правду в «досократиках» - это были врачеватели и «физиологи». Они были истинными творцами новых ценностей, созидателями великой культуры. Но с появлением Сократа и его последователей начинается упадок, «декаданс» который проявляется в виде разрыва между мыслью и жизнью. Мысль отстраняется от жизни коварным метафизиком Сократом и с него начинается линия упадка через Платона к Канту и Гегелю. Философия перестает восприниматься как жизненная сила, а именно такой она была у досократиков и это приводит кризису культуры. Постепенно жизненная культура вырождается и вместо мыслителя – «танцора», творца - появляется мыслитель – «послушник», монах - хранитель банальных общепризнанных ценностей. Развивается культура повиновения, культура «переносчиков тяжестей», философы говорят о любви к истине, но в действительности им нет дела до истины. Ницше, в интерпретации Делеза считает, что именно Сократ изобрел метафизику и тем самым поработил самого себя и всю человеческую культуру (88. С. 7).

От последователей Сократа и до Гегеля лучшие умы человечества подчинялись внешним для них условиям и ценностям, а также придумывали всевозможные оправдания своего подчиненного положения. Такое положение вещей, такая «деградация» касается не только области философии, но и собственно всего хода истории и культуры, считает Ницше в понимании Делеза. Ход истории последних двух тысячелетий – есть нигилизм, Делез пишет: «…реактивные силы одерживают верх, в воле к власти торжествует отрицание! Причем не только в истории человека, но и в истории жизни, во всей истории Земли, по крайней мере, в той ее части, где обитает человек. Повсюду мы видим торжество «нет» над «да», реактивного над активным» (88. С. 9). Для французского мыслителя важнейшее значение имеет ницшевский концепт власти и силы, на его основе Делез формирует свои представления о кризисе общества и культуры. Речь здесь идет о понятиях которых мы уже касались, понятиях "активного" и "реактивного", соединенные у Делеза в обобщающей ницшевской теории «становления» и «вечного возвращения того же самого». Далее эти понятия-концепты органически «встраиваются» в теорию самого Делеза, играя роль инструментария посредством которого он производит анализ состояния общества и культуры.

Делез уточняет «триумфальное» шествие нигилизма в теории Ницше. Этапы движения нигилизма состоят из злопамятства, нечистой совести, аскетических идеалов, смерти Бога, что приводит к появлению последнего человека и человека желающего смерти. Это, по сути, история декаданса – упадка, кризиса культуры и такой ход событий, этот нигилизм готовит возможность перехода от деструктивизма к конструктивизму и позитивному движению в виде переоценки всех прежних ценностей. (88. С. 10-11). В конечном итоге сам нигилизм побеждает себя, происходит своего рода «самопреодоление» деструктивности как сущностная черта воли к власти. Переоценка Ницше всех прежних ценностей выступает, согласно Делезу, в виде четырех фигур - это дионисийское утверждение воли к власти, Дионис-Ариадна – раздвоенное утверждение, Вечное Возвращение и Сверхчеловек. Коренным образом переосмысленная культура, согласно Делезу, представляется у Ницше в виде «торжества утверждения в воле к власти» - утверждение становится сущностью воли к власти, сущностью культуры. Воля к власти, по мысли Делеза, - это «генетический и дифференцирующий момент силы», это принцип, который реализует отбор, отрицает отрицание, утверждает случай, создает многообразие. Причем главная задача – утверждение многообразия и становления вместе с единством и метафизикой. Утверждается единство многообразия, бытие становления и необходимость случайности, то есть Ницше, по мнению Делеза не видит во всем этом противоречий. Делез, заостряя внимание на данной проблематике, отмечает критику Ницше принципа тождественности как основополагающего начала во всем западном мышлении и, в частности, в философии тождества Гегеля. Делез пишет по этому поводу в одной из своих важнейших работ «Различие и повторение»: «…современная мысль порождается крушением представления, как и утратой тождеств, открытием всех тех сил, которые действуют под воспроизведением тождественного. Современный мир — это мир симулякров. Человек в нем не переживает Бога, тождество субъекта не переживает тождества субстанции. Все тождества только симулированы, возникая как оптический "эффект" более глубокой игры — игры различия и повторения» (91. С. 8). Различие против тождества, плюрализм против монизма - это одни из фундаментальных положений постмодернизма и они, по мнению Делеза, обнаруживаются уже в текстах Ницше, в которых он производил критику классической философии культуры. А в интерпретации Делеза, эти положения затем становятся концептуальными основаниями теории самого Делеза.

Далее проступает облик третьей фигуры переоценки всех ценностей – Вечного Возвращения. Вечное возращение рассматривается в работе Делеза «Ницше» как своего рода культурологическая идея Ницше, которая вместе с другими четырьмя «фигурами» переоценки всех ценностей жестко «бьет» по основам классической философии культуры с ее метафизичностью и линейностью. Тем самым, в определенной степени, Ницше закладывает традицию по осмыслению кризиса философии культуры с его отказом от метафизики и идеями линейного прогресса. Очерчивая контуры «вечного возвращения», Делез опирается на программную работу Ницше «Так говорил Заратустра». По его мнению, не следует трактовать эту идею в виде простого повторения всех событий через огромные промежутки времени, такое представление о процессах происходящих в природе и обществе уже встречалось у египтян, индусов и греков. Герой произведения Заратустра «срисован» с легендарного основоположника Древнеиранской религии Зороастра. Суть этого выбора Ницше в том, что Заратустре вкладываются в уста идеи не свойственные, противоречащие Зороастру и уже, поэтому нельзя отождествлять вечное возвращение с космическими циклами древних. «"Свою" гипотезу Ницше противопоставляет гипотезе циклической. Повторение в вечном возвращении он понимает как Бытие, но противопоставляет это бытие любой узаконенной форме, как бытию-подобию, так и бытию-равенству. Каким образом мыслитель, дальше всех продвинувший критику понятия закона, мог бы вновь ввести вечное возвращение в качестве закона природы? И как он, знаток греков, имел бы основание считать свою собственную мысль чудодейственной и новой, удовлетворись он этой плоской банальностью общности природы, прекрасно известной древним?» (91. С. 18). Главное здесь заключается в том, что, по мнению Делеза, вечное возвращение «является избирательным», то есть возвращается не все подряд, а самое лучшее, жизнеутверждающее, возвращается сила и красота – отрицание, слабость, а значит, нигилизм не возвращаются. Делез обратил внимание, что у Ницше «вечное возвращение не возможно без трансмутации. Будучи сутью становления, вечное возвращение – результат двойного утверждения, заставляющее повторяться то, что утверждается, и ведущего к становлению лишь то, что является активным. Ни реактивные силы, ни воля к отрицанию не повторяются: они устранены благодаря трансмутации…» (92. С. 52). Избирательность вечного возвращения проявляется двояко: во-первых, как мысль, во-вторых, как бытие. Диалектика бытия-мысли видится Делезу в том, что раз важные, мощные события возвращаются, значит и желать, хотеть надо чего-то великого, мощного и неповторимого. То есть надо понимать, что всевозможные «полухотения» - бессмысленны и даже опасны, нужны только сверхжелания ибо, реализовавшись, они возвратятся еще много раз: «Вечное возвращение говорит себе: чего бы ты ни желал, желай этого так, чтобы желать также его вечного возвращения» (91. С. 19).

В «Заратустре» есть места, где вечное возвращение описывается и как банальный цикл, но в этом случае Ницше «драматизирует», преувеличивает, считает Делез. Делает он это для того, чтобы ярче показать саму продуктивную идею возвращения утверждения и позитива. Выздоравливающий Заратустра уже не боится вечного возвращения, осознав его истинную, избирательную и «искупительную» сущность. В этом месте мы выявляем еще один важнейший концепт теории Делеза, почерпнутый у Ницше – это повторение. В книге «Различие и повторение» Делез объединяет идеи различия и повторения «Оба эти направления исследования спонтанно соединились, потому что понятия чистого различия и сложного повторения во всех случаях, казалось, совпадают и смешиваются. Постоянному расхождению и смещению различия непосредственно соответствуют смещение и маскировка в повторении» (91. С. 9). Можно предположить, что концепт повторения у Делеза выкристаллизовался из идеи Ницше о вечном возвращении того же самого. Правда Делез отмечает, что на ряду с Ницше схожие мысли высказывали каждый по своему Серен Къеркегор и Шарль Пеги. «Кьеркегору и Ницше присуща одна и та же сила. (Следовало бы присоединить к ним Пеги, чтобы создать триптих: пастор, антихрист и католик. Каждый из троих по-своему превращает повторение не только в силу, свойственную языку и мышлению, пафосу и высшей патологии, но и в фундаментальную категорию философии будущего. Каждому из них соответствует Завет и Театр, концепция театра — и выдающийся персонаж этого театра как герой повторения: Иов - Авраам, Дионис - Заратустра, Жанна д'Арк - Клио)» (91. С. 17). Но Делез все же делает больший упор на идею вечного возвращения у Ницше, и отводит анализу данного концепта достаточно много места во многих своих работах. Об этом пишет современный французский философ и коллега Делеза Ален Бадью: «Можно утверждать, что основное в работе Делеза – защита, развертывание, постоянное углубление базовой интуиции Ницше, касающейся вечного возвращения. Я говорю это с восхищением, ибо для меня любая истина является верностью. Соблюдаемая Делезом верность была тем более необходима, что этой теме постоянно угрожают серьезные искажения смысла» (17. С. 92). Бадью, например, в цитируемой работе производит анализ вечного возвращения, предупреждая об опасности искажения смысла этой фундаментальной идеи Ницше и концепта Делеза. Бадью интерпретирует данный концепт Ницше и Делеза как противостоящий идее единого и неизменного бытия, берущий свое начало в теориях Парменида и Платона. Такое понимание вечного возвращения, на наш взгляд, соответствует пониманию и самого Делеза.

Завершение переоценки ценностей подводит нас через идею вечного возвращения к сверхчеловеку. Делез в работе «Ницше» утверждает, что сверхчеловек означает не что иное, как сосредоточение в человеке всего, что может быть утверждено, это высшая форма того, что есть, избирательное бытие, порождение и субъективное начало этого бытия. Именно и только сверхчеловек может соответствовать вечному и избирательному космическому циклу возвращений, тем самым способствовать преодолению кризиса культуры. «И когда Ницше представляет вечное возвращение как непосредственное выражение воли к власти, воля к власти вовсе не означает "хотеть власти", как раз напротив: придать желаемому "энную" власть, то есть выявить его высшую форму благодаря избирательной операции мышления в вечном возвращении, благодаря особенности повторения в самом вечном возвращении. Непосредственное тождество вечного возвращения и сверхчеловека - высшая форма всего сущего» (91. С. 20) - утверждает Делез.

Сверхчеловек у Ницше в таком понимании может означать только «высший тип всего, что есть». По мнению Делеза, идея сверхчеловека отражает ориентацию современного человека на совершенно новые внешние ему силы. В статье «О смерти человека и о сверхчеловеке» Делез очерчивает контуры своего понимания проблемы сверхчеловека, тем самым, возводя понятие «сверхчеловек» в очередной концепт своей теории культуры. Главный вопрос, которым задается Делез в отношении сущности человека - это вопрос о том какие внешние силы воздействуют на человека на протяжении той или иной исторической формации. Он считает, что «форма–Человек» существовала далеко не всегда. Согласно, например, раннему Делезу («Ницше и философия»), история человечества и человека как типа, представляет собой переход от предыстории к постистории. Между этими двумя формациями нужно было посредством культуры подготовить переход от человека как первобытного животного в суверенного индивида, который способен созидать, создавать законы. Делез здесь отталкивался от идеи Ницше о человеке как о животном, которое смеет обещать.

Что касается статьи «О смерти человека и о сверхчеловеке», то Делез выделяет классическую историческую формацию, формацию XIX века и далее делает переход к формации будущего. Классическая формация охватывает XVII-XVIII века и характерна тем, что «…силы в человеке входят во взаимодействие с силами извне таким способом, что их соединение есть форма-Бог, а вовсе не форма-Человек. Таков мир представления бесконечного (90. С. 2). Делез ссылается здесь на идеи Паскаля, Спинозы и Лейбница. На человека воздействуют силы бесконечного, трансцендентального, божественного, принижая его роль и статус. Следующая историческая формация XIX века дает пример взаимодействия человека с конечными силами, находящимися за пределами бытия. Первым философом, обосновавшим такое отношение человека и запредельного конечного, был Кант, утверждает Делез. В результате «…силы в человеке входят во взаимодействие с силами конечности, пришедшими извне, тогда и только тогда совокупность сил образует форму-Человек (уже не форму-Бог)» (90. С. 2). Современная эпоха, по мысли Делеза стоит перед проблемой необходимости преодоления современного человека как культурного типа, человеку нужно в ступить в отношение с новыми силами. Делез вопрошает: «…если силы в человеке образуют форму, только вступая в соотношение с силами извне, то с какими новыми силами рискнут они вступить в отношение теперь и какая новая форма может из этого возникнуть, не будучи больше ни Богом, ни Человеком? Вот точная постановка проблемы, которую Ницше назвал «сверхчеловек»» (90. С. 4). Делез считает, что Ницше, а вслед за ним Фуко дали только еще наброски, примерные ориентиры человека будущего, концепты которые еще не работают. «Ницше сказал: человек заключил жизнь в тюрьму, сверхчеловек — это тот, кто освобождает жизнь в самом человеке в пользу другой формы...» (90. С. 4), но эта другая форма еще точно не определена, не сформулирована, полагает Делез. Он сам как раз и пытается создать концепт человека будущего, способного реально противостоять современной репрессивной капиталистической действительности. Делез старается нащупать характеристики сверхчеловека используя идеи Ницше, Фуко и даже французского поэта Рэмбо: «Согласно формуле Рембо (Rimbaud), сверхчеловек - это человек, наделенный даже свойствами животных (некий код, который может улавливать фрагменты других кодов, как в новых схемах бокового или обратного развития). Это человек, наделенный даже свойствами камня, или неорганического вещества (где господствует силициум). Это человек, наделенный сущностью языка («той бесформенной областью без слов и смыслов, в которой язык может обрести свою свободу» - даже от того, что он должен нечто говорить). Как сказал бы Фуко, сверхчеловек — это гораздо меньше, чем исчезновение существующих людей, и намного больше, чем просто изменение понятия: это явление новой формы - ни Бог, ни человек, - относительно которой можно надеяться, что она будет не хуже, чем две предшествующие» (90. С. 4).

Делез относит Ницше к разряду «номадических» мыслителей – это значит мыслителей настроенных антиметафизически, мыслителей натуралистов. Ницше, Лукреций, Юм, Спиноза, Бергсон, – мыслители, которые закладывают основы критики западной классической традиции, при чем немецкий ученый и в этом ряду выдается и своей радикальностью и своей общей близостью к идейным исканиям самого Делеза. Он считает, что наиболее влиятельные философы традиционалисты стоят на службе у власти, работают на официальные институты, создавая систему культурной субординации, тем самым, усугубляя ситуацию кризиса общества и культуры. Делез вместе с Гваттари попытались создать теорию кочевой культуры и философии - номадологию. Номада – означает кочевник. Кочевая мысль противостоит общепринятой генеалогии. В отличие от традиционной оседлой, системной и жестко структурированной мысли, кочевая мысль и культура свободны от всевозможных догм, от закрепощающих иерархий, тем самым создаются предпосылки для наиболее полной реализации творческих потенций человека. Ни об этом, ли заботился и Ницше, моделируя свои представления о переоценке всех прежних ценностей, преодолении человеческого, слишком человеческого, о сверхчеловеке, а главное в своем стремлении пересмотреть основные положения классической философии культуры. Номадология опирается на свободное и хаотическое движение к внешним элементам, она сопротивляется идентичности, суть ее состоит в различии. С номадологией связан и очередной концепт Делеза и Гваттари «ризома», который представляется в виде философии и культуры поверхности.

Ризома – есть вид философско-культурологической оппозиции по отношению ко всему системному, иерархизированному, застывшему и центрированному. Теория ризомы и ризомности излагается Делезом и Гваттари в двухтомнике «Капитализм и шизофрения», но еще в более ранней работе «Логика смысла» есть глава, где идея поверхностностного мышления рассматривается Делезом с использованием фигуры Ницше. В этой главе анализируется «три образа философов» то есть три вида философии: философия высоты, философия глубины и философия поверхности. Платон – представитель высоты, досократики – мыслители глубины, а Ницше открыл для себя глубину досократиков и встал на их путь. «Ницше смог переоткрыть глубину только после того, как овладел поверхностью. Но он не остался на ней, считая, что поверхность необходимо осудить с новой точки зрения - взгляда из глубины» (87. С. 177). Делез выявляет философию поверхности как предпочтительную и наиболее продуктивную, он отмечает, что Ницше считал греков основательными в своей поверхностности, то есть у него были прозрения на этот счет, но далее намеков он не пошел. В работах Ницше есть места, где идея поверхности в мышлении и знании выступает достаточно ясно, например, в «Веселой науке» мы находим: «Мы больше не верим тому, что истина остается истиной, если снимают с нее покрывало; мы достаточно жили, чтобы верить этому. Теперь для нас это дело приличия не все видеть обнаженным, не при всем присутствовать, не все хотеть понимать и «знать»… нужно храбро оставаться у поверхности, у складки, у кожи, поклонятся иллюзии, верить в формы, звуки слова, в весь Олимп иллюзий!» (206. С. 492).

Третий образ философов – киники и стоики – вот кто мыслители поверхности – Антисфен, Диоген и Хрисипп, считает Делез. Истинный смысл появляется и разыгрывается именно на поверхности, нет больше смысла ни в высотах чистых идей ни в вулканических глубинах, только поверхность (206. С. 181). В данном случае фигура Ницше, наряду с другими, выступает как своего рода инструмент для выявления логики новых, нарождающихся смыслов. Ницше становиться, как мы уже отмечали, концептуальным персонажем, с точки зрения которого смотрит на теоретические проблемы сам Делез, ему нужна глубина Ницше, для того чтобы осмыслить поверхностность киников и стоиков.

Идея философии поверхности несколько позже трансформировалась для Делеза и Гваттари в концепт ризомы, который занял одно из центральных мест в теории французских мыслителей. Во втором томе «Капитализма и шизофрении» они подробно излагают смысл этого концепта, Ницше присутствует и в этом произведении. Ризома гораздо более сложное и многозначное явление теории Делеза по сравнению с тремя образами философов. Ризома касается не только философии, но и культуры вообще, в частности искусства и политики. Ризома – это растение поверхности, которое ни возвышается над ней, ни углубляется под поверхность, ее можно сравнить с сетью. Она свободно раздается вширь в любые стороны, у нее нет центра и иерархии, нет ни начала, ни конца. Ризома, прежде всего, противопоставляется древесному типу организации с корнями и стеблем, то есть с определенной структурой, которую ризомность напрочь отрицает. «Мир потерял свой стержень, субъект больше не составляет дихотомию, он получает доступ к единству более высокого уровня, амбивалентности и сверхдетерминации, в измерении, всегда дополнительном к измерению объекта. Мир превратился в хаос» (93. С. 2) - пишут французские исследователи. В деле выделения и формирования данного концепта идеи Ницше также играют определенную приуготавливающую роль. Делез и Гваттари считают, что афоризмы немецкого философа разрушают «линейное единство знания», они предлагают другое прочтение истории культуры через концепт вечного возвращения, который присутствует в мысли еще в не проявленном виде (93. С. 2). И действительно один из лейтмотивов творчества Ницше – это умышленная или не умышленная антисистематичность его мышления и одновременно с этим стремление вскрыть противоречия системности традиционного знания. Ницше видел в догматичности и панлогизме новоевропейской философии истории и культуры, проявление кризиса, и всячески старался дискредитировать классическую философию культуры, предлагая нетривиальные решения и ходы мысли.

Делез и Гваттари противопоставляют ризомность всякой жесткой системности и единоначалию: «Этим централизованным системам авторы противопоставляют нецентрализованные системы, сети конечных автоматов, где коммуникация осуществляется от одного соседа к другому, где стебли и каналы не пред-существуют [друг другу], где все индивиды взаимозаменяемы, и определяются только по состоянию на определенный момент» (93. С. 9). По сути дела французские мыслители предлагают альтернативный проект устройства общества и культуры, культуры в которой индивид получил бы наибольший простор для своего творческого развития.

Концепт «Ризома» - есть часть более общей теории – теории «шизоанализа», которая была разработано совместными усилиями Делеза с психоаналитиком Гваттари. Они создают пространство «шизоанализа», которое охватывает не только философию и психологию, но и такие сферы культуры как литература, музыка и многие другие. Поэтому «шизоанализ» не только критика марксизма и фрейдизма – это своего рода теория культуры, которая показывает противоречия современной капиталистической системы, при которой происходит непрямое и ненасильственное принуждение через всевозможные институты государства и общества. Вот что писал Мишель Фуко в предисловии к книге Делеза и Гваттари «Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения» когда он в сжатой форме хотел изложить основную идею этого произведения: «Освободитесь от доверия к старым категориям Негативного (Закона, предела, кастрации, нехватки, лакуны), столь часто сакрализованным западной мыслью в качества формы власти и доступа к реальности. Отдавайте предпочтение позитивному и множественному, различие предпочитайте однообразному, поток — единствам, подвижные сборки — системам. Не забывайте: продуктивное — это не оседлое, а кочевое» (94. С. 9).

В теории «шизонанлиза» нам так же видится опосредованное влияние идей Ницше на французских исследователей. Речь здесь идет о проблеме декаданса, упадка и кризиса философии культуры, высокой античной духовности, о том, что проект формирования нового человека средствами культуры провалился. Человек, согласно Ницше, в результате декаданса становится озлобленным, заболевает нигилизмом. Делез и Гваттари обнаруживают анализ культурно-исторических корней «болезни века» еще у Ницше. «Шизонанлиз» предлагает, по нашему мнению, ту же историю, но только излагает ее другим, более современным языком. Французские ученые объявляют «болезнью века» шизофрению, считая, что необходимо заменить шизофрению пассивную (пациенты психиатрических клиник) активной. Кризис современной культуры сосредоточен не в психиатрии, а во всеобщей истории и истории идей. Именно в истории идей Ницше, для Делеза и Гваттари занимает место их одно из предшественников, мыслителя к какой-то степени предвосхитившего идеи «шизонализа». Так, например, там, где рассматривается проблема преодоления эдипова комплекса привлекается идея Ницше о смерти бога. Смерть отца и смерть Бога – это идеи одного порядка, необходимо вырваться из этой зависимости, навязанной психоанализом. Уже у Ницше обнаруживается ключ к этому выходу из психологической зависимости от отца и бога: «Ницше слишком сильно устал от всех этих историй, которые были придуманы вокруг смерти отца, смерти Бога, он хочет положить конец бесконечным разговорам на эту тему — разговорам, которые вошли в моду еще в гегелевские времена» (94. С. 170). Французские исследователи считают, что Ницше хотел, чтобы мы перешли к серьезным вещам, ведь смерть бога – это событие большой давности, и оно не играет сегодня никакой роли. Не играет роли по той причине, что на место реального бога пришли религиозные организации и государственные институты, правящие и подавляющие личность от имени Бога. «Ницше говорит, что важна не сама новость о том, что Бог мертв, а время, которое ей понадобится, чтобы принести плоды» (94. С. 171). В конечном итоге, согласно логике Делеза и Гваттари, время принесло свои плоды, и в рамках их собственной теории происходит освобождение человека от его, навязанной извне, несуществующей вины. Работа, которую начали еще Лукреций, Спиноза, Лейбниц, Ницше, продолжается Фуко, Делезом и Гваттари, а может быть всем постмодернизмом – эта работа приносит свои плоды, хотя бы в области идей. В будущем, по мнению французских исследователей, их теория может претвориться в жизнь, ведь Делез считал себя эмпириком.