Г. М. Борликова Элиста: апп «Джангар», 2005. 224 с. 15Вн 5-230-20213-0 Книга

Когда в семидесятые годы я пришел работать в Калмыцкий госуниверситет старшим преподавателем, Михаил Петрович был уже одним из ведущих и авто­ритетных профессоров. Я смотрел на него, как на Бога! Образован, спортивен, всегда интересно и по-деловому выступал на общих собраниях, за что его

85

Профессор М. П. ИВАНОВ

л
юбили и побаивались. Работая в парткоме, я стал чаще с ним общаться, приходи­лось совместно решать различные текущие вопросы. Я не помню, чтобы в чем-нибудь он покривил душой. Он всегда был резок в суждениях, но справедлив.

Наша повседневная работа в разных корпусах университета совершенно не предполагала частых встреч, и если они случались, то я всегда с интересом общался с Михаилом Петровичем. К сожалению, это были в основном собра­ния, заседания.

Теснее судьба нас свела в группе здоровья в спортзале второго корпуса уни­верситета. Почти круглый год два раза в неделю мы собирались здесь и играли в волейбол. Известно, что в непринужденной обстановке человек более склонен к открытости. И эмоции, как говорят, льются через край. Здесь нет ни старших, ни младших, ни начальников, ни подчиненных. У всех одна задача - победить! Ми­хаил Петрович был всегда на высоте и это несмотря на почтенный возраст. На его семидесятилетний юбилей мы от группы здоровья подарили волейбольный мяч с пожеланием здоровья и спортивного долголетия.

Так как мы жили рядом, мое общение с ним продолжалось и по пути в спорт­зал и обратно. Я интересовался, как он питается, как работает, как относится к тем или иным политическим событиям. Ведь я общался с умудренным опытом аксакалом. Кто, если не он, может на все эти вопросы дать квалифицированный ответ? Времена были бурные - перестройка, приватизация, капитализация, пре­зидентские выборы, критика однопартийной системы и т.д. В беседе я находил ответы на многие вопросы. Общение было скоротечным, не за чашкой чая, а по дороге, поэтому я и старался побольше задавать вопросов. И не помню, чтобы даже на самые каверзные вопросы я не получил исчерпывающего отве­та. Всегда чувствовался опыт и взвешенность суждений.

Запомнились другие эпизоды. После очередной смены ректора универси­тета на большом Совете представитель Совмина Республики представил кан­дидата на исполнение обязанностей ректора. Все к этому предложению отнес­лись равнодушно и проголосовали «за». Только Михаил Петрович встал и ска­зал, что он «против». Аргумент был такой — почему высокообразованный кол­лектив должен возглавить доцент, а не профессор? На этот вопрос вразуми­тельного ответа не последовало. По тем временам это был смелый поступок!

Как-то Михаил Петрович не пришел на очередные тренировки. Оказалось, он попал в больницу. Прошло недели две и он, как всегда, веселый и бодрый явился в спортзал. Я поинтересовался о болезни. И он, как будто ничего не случилось, ответил: «Инфаркт был». Все удивились, переглянулись, а он, как всегда, стал бегать, прыгать; при очередном приеме мяча гремело всем извес­тное: «Уйди!» Это означало: «паса» не будет, он будет мяч «тушить»!

Однажды по семейным обстоятельствам мне пришлись срочно выехать в г. Соликамск. Узнав об этом, Михаил Петрович оживился, стал подробно

86 -

Ежегодно в Калмыцком университете проводится волейбольный турнир памяти профессора М. П. Иванов

расспрашивать о тамошнем житье, бытье. С этими местами, оказалось, у него были связаны тяжелые воспоминания о сибирской ссылке.

Я всегда смотрел на Михаила Петровича с восхищением. Выдержать тяже­лейшие испытания в ссылке, не сломаться, получить хорошее образование -это не каждому дано! Он курил, мог выпить спиртное. Будучи уже немолодым человеком, он был очень закаленным. Я никогда не видел его зимой или в хо­лодную погоду тепло одетым. На тренировку он приходил всегда в легкой кур­тке и берете.

Говорят, чтобы узнать человека - надо вместе съесть пуд соли. За двадцать лет совместной игры в волейбол мы Михаилом Петровичем «потеряли» не один деся­ток литров пота. Если спорт-образ жизни, то я видел его и в радости, когда игра удавалась, и в горести, когда партии были проиграны вчистую. Все это позволяет мне утверждать: он был и останется в моей памяти настоящим мужчиной!

За три дня до ухода его из жизни мы, как всегда, играли в волейбол. Он бегал, прыгал, и не было никаких причин для беспокойства. И только перед уходом домой, он присел на скамейку; я понял - что-то с сердцем. Я проводил его домой. Это была наша последняя встреча.

Память о Михаиле Петровиче живет: проводится традиционный волейболь­ный турнир его памяти, где команда от группы здоровья непременно побежда­ет. Мы бьемся не только за себя, но и за него.

* * *

В конце 1941 года (после начала Великой Отечественной войны) Калмыц­кое педучилище, в котором я училась, было переведено в пос. Калмыцкий Ба­зар - центр Приволжского края Калмыцкой АССР. На одном курсе, в одной

группе со мною оказалась Ма­рия Гонцукова - двоюродная сестра Михаила (их матери были родными сестрами), с которой я вскоре очень подру­жилась. Затем из Москвы при­ехала сестра Михаила Вера, и мы стали дружить втроем. Ес­тественно, я познакомилась с семьей Михаила, с его мате­рью - тетей Катей, которая по­мнится, работала в столовой. Годы войны — годы тре­вожные, холодные и голодные. Мы были подростками и воен­ная разруха с ее непредсказу­емыми событиями, холод и голод более всего одолевали нас. Я часто бывала в семье Марии Гонцуковой, родители которой были очень милые, скромные люди. Михаил Пет­рович и Вера росли без отца, были целиком на попечении одной матери.

М. П. Иванов с матерью и сестрой

П
рофессор М. П. ИВАНОВ

прибегали к тете Кате в столовую. Она нас угощала, чем могла, чаще всего буданом (жидкая похлебка из муки), и мы, довольные, убегали на занятия в училище.

Михаила помню босоногим мальчишкой лет 13-14. Это был худой, высокий, черный от загара подросток, который постоянно пропадал на Волге. Купаться, плавать, удить рыбу, кататься на лодке со сверстниками - были его любимыми занятиями. Может, поэтому он вырос спортивным. Удивительно, что несмотря на попечение матери и сестры (без должного мужского влияния), из него вырос настоящий мужчина (йоста залу кюн): немногословный, деловой, верный друж­бе, настоящий джентльмен. Он отличался самостоятельностью, матери и сестре не доставлял особых хлопот, беспокойств. Я ничего не знала о нем в годы войны и после ее окончания, а также о том, как повлияла на его судьбу депортация.

В 50-е годы я встретила его в Алма-Ате. Это был уже взрослый мужчина, специалист, окончивший исторический факультет Казахского пединститута им. Абая. Встретились мы в доме прокурора С. Бадмаева (отца С. Бадмаевой). Они вместе со старшим сыном Хомутникова отмечали окончание института, полу­чение диплома. Оказывается, Михаил трудился в школах и образовательных учреждениях Казахстана, прошел путь от рядового учителя истории до заведу­ющего отделом народного образования одного из районов республики.

В третий раз мы встретились в родной республике — оказались коллегами, учеными-педагогами нашего университета. Это была радостная встреча на ро­дине, в стенах нашего университета.

В процессе работы над докторской диссертацией, когда я, в частности писа­ла главу, посвященную истории становления и развития интернатных и полуин­тернатных учреждений (на материале Казахстана и Калмыкии), приходилось об­ращаться к Михаилу как к историку и знатоку школьного дела Казахстана и Калмыкии. Помню, он охотно согласился прочитать и проконсультировать меня по этой главе, причем сделал обещанное очень быстро и со знанием дела. Он высказал ряд замечаний, дал советы. Подчеркну, что все это были добрые по­желания. Они мне очень помогли в дальнейшей работе над этой главой. Я еще раз убедилась в том, что его отличает бескорыстие, отзывчивость.

Когда я защитила докторскую диссертацию, он очень радовался моему ус­пеху. Радость была искренняя, братская. Я в знак благодарности за помощь привезла ему из Москвы письменный прибор (индийский, с интересной инкрус­тацией, из кожи темно-вишневого цвета) состоявший из нескольких предметов сувенирного характера), красиво упакованный в коробке. Он сдержанно меня поблагодарил за внимание. Михаил был непритязательным к вещам человеком, Даже несколько пренебрегающим материальными ценностями. Я не знаю, пользовался ли он этим прибором, был ли у него письменный стол, на котором Можно было его поставить.

Михаил ко мне относился очень тепло, по-родственному, особенно в

88

-—• 89

Профессор М. П. ИВАНОВ

Многие пытались пользоваться его простотой, доступностью, чтобы ре­шить свои личные проблемы, а он, если и шел некоторым навстречу, тем не менее старался держаться от просителей на расстоянии. Михаил Петрович был очень образованным, неутомимым ученым-историком. Среди друзей и това­рищей он слыл как любимый, популярный, желанный, лишенный всякой завис­ти, не преклонявшийся перед власть имущими, человек.

В последнее время Михаил собирал и изучал материалы по истории высше­го образования Калмыкии, в частности, обращался ко мне с просьбой написать историю создания и становления кафедры педагогики и психологии. Такой материал я ему подготовила и передала. Я думаю, он находится в его архиве.

Михаил состоялся как отец двух детей: дочери Светланы Михайловны - вра­ча и сына Батра Михайловича - инженера. Дождался внуков: безумно любил пер­вого внука Андрея, который маленьким везде сопровождал деда, в университете их можно было видеть вместе- в коридоре, в кабинете, в аудитории. Не менее он был привязан к внучке Кермен красавице, «Мисс Калмыкии» умнице, выпускни­це КГУ. Дед гордился ею, радовался. Другая внучка от дочери - Оля. На ее гла­зах он покинул наш мир и ушел в мир иной, т.к. она сопровождала его в последние минуты жизни.

Пусть дети и внуки будут достойны памяти своего отца, деда, сделавшего себя Ученым и Человеком.

Жена Оля и сестра Вера, когда он писал докторскую диссертацию, создава­ли все условия для работы. Сестра всегда молилась за «братика Мишу». У нее в ответственные для Михаила Петровича периоды жизни прибавлялись силы, которые ей были необходимо для оказания ему всемерной помощи.

Мы жили в одном доме, но в разных подъездах, и я знала его как человека равного в общении и очень демократичного. Он был хорошим соседом.

У Михаила была энергичная, целеустремленная походка молодого, хорошо

Михаил Петрович Иванов ... Будучи студентами, мы не знали его так хорошо, каким знали и помнят его коллеги и друзья. Однако каждый из студентов, безусловно, по-своему разглядел в нем человека, ученого, педагога. Каким он запомнился мне?

Звенит звонок, извещающий о начале занятия, и мои однокурсники рассаживаются по своим местам. К лекторской трибуне подходит худощавый пожи­лой калмык среднего роста, лоб которого прорезали несколько глубоких мор­щин, а виски убелены сединой. Несмотря на преклонный возраст, передвигает­ся он довольно легко и уверенно. В аудитории стоит тишина - студенты изуча­ют преподавателя. Три десятка любопытных глаз смотрят в одну сторону. По­здоровавшись со студентами, профессор приступил к лекции по истории Кал­мыкии предреволюционного периода. Голос его оказался сильным и слова он произносит четко и внятно, так, что переспрашивать, что иногда бывает на лек­циях, не приходится. Большинство из нас быстро пишет, но кто-то просто слу­шает, рассчитывая переписать потом лекцию у однокурсников. Если некото­рые из нашей группы позволяли себе опоздать на занятие, то, тихо поздоровав­шись и извинившись перед лектором, быстро проходили и усаживались. Миха­ил Петрович не бранил нас за опоздания, но весь его вид говорил о том, что этого делать не следовало бы.

Сессия - самый ответственный период студенческой жизни. У двери аудитории, в которой проходит экзамен, стоит несколько человек. Вот дверь от­крывается и, вытирая пот со лба, в коридор выходит студент с зачеткой в руках. Вокруг «героя» немедленно сжимается живое кольцо. «Ну что, как он прини­мает?», «Валит, нет?», - раздаются вопросы. «Пять!» - выпалил тот, и на лице его появилась счастливая улыбка. После экзамена мы твердо знали, что Миха­ил Петрович - «мужик свой», не из «мучителей». Но спрашивал на экзамене он по существу и не любил, если студенты «мямлили». Особенно мы «зауважали» Михаила Петровича, когда узнали, что во время Великой Отечественной войны он собственной грудью защищал свободу нашей Родины и вскоре после этого вместе с другими калмыками-фронтовиками разделил ужасы Широклага - мон­стра сталинской эпохи, поглотившего здоровье и жизни многих молодых кал­мыков.

В день вручения дипломов мы пригласили наших преподавателей на прощальный вечер, впечатление от которого надолго останется в моей памяти. Было очень приятно провести время вместе с ними во внеучебной обстановке


Профессор М. П. ИВАНОВ

«ЗВЕЗДЫ НАД СТЕПЬЮ. Калмыкия в событиях и лицах. XX век»

и вспомнить самые интересные моменты из пяти лет, проведенных за студен­ческой скамьей. Шутников с обеих сторон набралось достаточно много - то и дело в зале раздавался дружный смех. Под звон бокалов и брызги шампанско­го было произнесено множество красивых тостов и пожеланий. Михаил Пет­рович оказался веселым и остроумным человеком и всячески поддерживал беседу. Потом все пошли танцевать. В общем, отдохнули и повеселились на славу.

После окончания университета я поступил в аспирантуру. Вступительный экзамен по специальности среди прочих членов комиссии принимал Михаил Петрович. Один из трех вопросов билета звучал так: «Зарубежная историогра­фия Великой Октябрьской Социалистической революции и гражданской вой­ны». Рассказывая о ее представителях, я упомянул Джона Рида, бывшего оче­видцем октябрьских событий и оставившего воспоминания о них. «Как они на­зывались?», - поинтересовался Михаил Петрович. «Десять дней, которые по­трясли мир», — ответил я. «Десять дней, которые потрясли мир», — повторил профессор и на минуту о чем-то задумался. После экзамена, увидев меня в коридоре, Михаил Петрович подошел и, улыбаясь, крепко пожал мою руку.

Спасибо, дорогой Михаил Петрович, за то, что, несмотря на нелегкую судь­бу, принесшую Вам немало горя и испытаний, Вы смогли найти в себе силы для того, чтобы продолжить свой труд, обучая и воспитывая многие поколения студентов!

В нашей памяти Вы останетесь навсегда как порядочный и добрый человек, с пониманием относившийся к людям и оставшийся до конца верным своей совести и долгу!

Ю. О. Оглаев,

к. и. н., доцент Калмыцкого госуниверситета

МОЙ ДРУГ ЯВАНА МИИШКЕ

В июле 1965 года у меня был большой и радостный праздник - я получил квартиру. Квартира №21 в только что выстроенном «хрущевском» доме №5 в 1-м микрорайоне казалась мне тогда осуществлением почти сказочной мечты. Я только что, всего лишь восемь месяцев назад, закончил аспирантуру Инсти­тута истории Академии Наук СССР и работал рядовым научным сотрудником Калмыцкого НИИЯЛИ. И вдруг - такая удача! Естественно, на новоселье я пригласил всех своих друзей, кроме двух главных виновников моего торжества

92

_ заместителя Председателя Совета Министров Калмыцкой АССР Дорджи Антоновича Павлова, который, по дошед­шим до меня сведениям, сво­им твердым и решительным заявлением «Оглаев нам ну­жен!» решил вопрос о кварти­ре в мою пользу, и председа­теля Элистинского гориспол­кома Сангаджи Санджиевича Гаряева, который без малей­ших проволочек исполнил ре­шение Совета Министров Кал­мыцкой АССР. (Я и до сих пор сожалею, что по несколько ги­пертрофированной независи­мости своего характера не при­гласил на свое семейное тор­жество этих двух больших на­чальников, которые, как потом, оказалось, были совершенно замечательными мужчинами, ставшими впоследствии мои­ми добрыми старшими товари­щами. Но не о них сейчас речь).

Михаилу Петровичу было тогда уже 7-8 лет, и мой отец с юмором, несколько грустным, рассказывал, как этот мальчишка, сын технички в столовой рыбоза­вода, давно лишившийся отца и живший лишь на материно жалованье, более чем скромно, не имел не только башмаков или хотя бы поршней, но и штанов. В тогдашнем калмыцком крестьянском, да и рабочем быту бегать по степи или по хотону без штанов до 5-6 лет считалось почти нормой, но бегать без штанов до семи-восьми лет, да еще по пригородному поселку, - это был уже

А мой отец и Явана Миишке, как « по старинке» 30-х годов называл мой отец Михаила Петровича, все вспоминали и вспоминали, совершенно забыв обо мне - главном виновнике торжества. Вспоминали о Калмбазаринской ШКМ, в кото­рой учился Михаил Петрович, о замечательном учителе Церене Петкиевиче Петкиеве, о доброй знакомой моих родителей, быстро восходившей тогда звез­де калмыцкой народной песни Улан Барбаевне Лиджиевой, которая жила тогда на Калмыцком Базаре, о замечательном писателе Баатре Басангове, тоже уроженце Калмыцкого Базара, о старом друге моего отца Александре Сергеевиче Свири­дове, работавшем тогда директором рыбозавода «Улан Хальмг», о самом заво­де, о его ледниковых (выходах) и сушильных сараях, в которых всегда висели для просушки тысячи и тысячи чалок (связок) воблы и другой частиковой рыбы. О его огромных рыбопосольных чанах, действующих (под крышей цехов) и дав­но заброшенных (под открытым небом), заполненных подпочвенными (волжс­кими) и дождевыми водами, в которых все мы, заводские мальчишки, брали свои первые уроки плавания, прежде чем рискнуть броситься в могучие объятия ма­тери нашей Волги, которую мы восторженно любили, почитали и никогда не по­зволяли себе панибратства с ее безмерной водной стихией...

В тот вечер я впервые с какой-то новой для себя стороны узнал Михаила Петровича Иванова, который был тогда доцентом только что организованного в Элисте Калмыцкого педагогического института, но уже работавшего в нем деканом чуть ли не всех факультетов сразу - один из парадоксов того «восстановительного» времени.

Весь вечер мой отец разговаривал с Михаилом Петровичем по-калмыцки, и я, «буру келыпя домбр», по выражению моего отца, очень завидовал своей русской матери, что она понимает их гораздо лучше меня, уже 15 лет значив­шегося в паспорте калмыком.

После этого вечера отец назидательно сказал мне: «Учись у Михаила Петровича — он прекрасно владеет языком Баатра Басангова!» К сожалению, я оказался не очень способным учеником и не очень далеко продвинулся с того времени в изучении языка своих предков...

А жизнь шла вперед и выдвигала все новые и новые проблемы, которые нередко приходилось решать нам вместе с Михаилом Петровичем.

В январе или феврале 1966 года первый секретарь Калмыцкого обкома ВКП (б) Б.Б.Городовиков, только что вернувшийся тогда из Монгольской Народной Республики, в которой был он в составе советской партийной правительственной делегации во главе с Л. И.Брежневым, и переполненный впечатлениями от успехов

94

этой братской страны в строительстве новой жизни и, в частности, от знаком­ства с Монгольским государственным университетом, буквально загорелся иде­ей создать государственный университет и в нашей республике.

Некоторое время спустя Б.Б. Городовиков, хорошо знавший все насущные нужды республики, впервые, после многих лет общего молчания, поставил в повестку дня вопрос о необходимости территориальной реабилитации Калмыкии. О восстановлении ее территории в границах, существовавших по Консти­туции СССР, РСФСР и КАССР на момент преступной ликвидации республики 28 декабря 1943 года. И вновь мы работали над соответствующим историчес­ким документом для обкома КПСС и Б.Б. Городовикова вместе с М.П. Ивано­вым, хотя и в несколько ином составе. И, кажется, не было среди нас человека, кто больше Михаила Петровича болел этой идеей. И, если память мне не изме­няет, именно Михаилу Петровичу Иванову и Григорию Джогаевичу Эрдниеву принадлежит авторство в рождении крылатого, но горького выражения «кал­мыцкие палестинцы» в отношении тысяч и тысяч уроженцев бывших Долбанского и Приволжского районов ликвидированной Калмыцкой АССР, из которых мы постепенно были «выдавлены» астраханскими властями уже после возвра­щения из ссылки и о которых нам предлагают иные «навсегда забыть» - якобы во имя нашего всеобщего спокойствия и благополучия.

К великому сожалению, этот замысел Б.Б. Городовикова реализовать не удалось - по независящим от него причинам. И это осталось едва ли не самой большой, так и незажившей болью Михаила Петровича, который был убежден,

'— 95

что дело это крайне важно даже не потому, проживем мы без этих двух районов или не проживем. А потому, что пока этот вопрос не решен в полном объеме мы постоянно будем чувствовать себя реабилитированными лишь частично то есть чувствовать себя виноватыми перед другими народами нашей страны со всеми вытекающими из этого последствиями. Я всегда считал и до сих пор считаю, что Михаил Петрович в этих своих опасениях был тысячу раз прав, не говоря уж о других сторонах этой деликатной и сложной проблемы, которую тем не менее, решать было необходимо, а не загонять ее вглубь.

Довелось работать нам с Михаилом Петровичем и над «Очерками истории Калмыцкой организации КПСС», вышедшими в свет в Калмыцком книжном из­дательстве в 1980 году. Работа эта шла трудно, неровно, «с переменным успе­хом», с нередкими нарушениями графика сдачи глав и под постоянным прес­сом различных идеологических и иных органов, категорически запрещавших то одно, то другое и в особенности - касаться проблемы ликвидации Калмыц­кой АССР и ее областной партийной организации и депортации калмыцкого на­рода, в том числе - и всех его коммунистов. Но даже и в этих условиях Михаил Петрович оказался едва ли не самым дисциплинированным и ответственным автором во всем нашем авторском коллективе. И у главного редактора этого коллективного труда Б.Б. Городовикова, человека железной дисциплины и обя­зательности, не было, кажется, ни единого повода торопить, подгонять или как-то еще «подстегивать» Михаила Петровича, чего, увы, нельзя было сказать о нас, более молодых авторах этого труда...

Вообще, последние годы жизни Михаила Петровича ознаменовались каким-то особенно активным всплеском его научно-исследовательской и научно-популяризаторской работы. Из-под его пера одна за другой выходили все новые и новые книги - выходили буквально ежегодно. И можно только догадываться, каких усилий стоила ему эта работа - и собственно исследовательская, и - осо­бенно-организационно-техническая. Ведь один только поиск денег на издание уже написанной книги способен довести иного исследователя и до инфаркта, и до инсульта, и до иных прочих малоприятных ситуаций. И можно только горько сожалеть, что свою последнюю работу - нашу соавторскую книгу о становле­нии высшего образования в Калмыкии и рождении нашего университета Миха­ил Петрович немного не успел завершить - очередной приступ инфаркта мио­карда доконал-таки нашего старшего товарища и коллегу.

Чрезвычайно рад тому, что составной частью настоящей книги стала эта незавершенная работа Михаила Петровича. Те, кто был с ним знаком, особенно по калмыцкому пединституту и калмыцкому университету, надеюсь, с удоволь­ствием и пользой прочтут эти страницы, как некогда их читывал я.

Профессор М. П. ИВАНОВ

А. С. Романов,

к.и.н.