Ga 148 Восемнадцать лекций, прочитанных в 1913-1914 г г. В разных городах

Но теперь нами рассмотрена — так, как ее удается установить духовно научными средствами — история юности Иисуса из Назарета, дабы посмотреть, как то существо, что именуется нами Иисусом из Назарета, прибыло к Иоанну Крестителю в тот момент, когда им должно было завладеть существо Христа. Теперь нам было бы желательно с помощью того, что удалось получить при наблюдении Пятого Евангелия, продвинуться дальше в понимании того, что связано с Мистерией Голгофы. Попытаемся сегодня в первую очередь направить свой душевный взор на того, кого обычно принято именовать «предтечей»: на Крестителя Иоанна и на некоторые обстоятельства, связанные с миссией Крестителя.

Когда мы хотим понять Крестителя Иоанна и отношение к Крестителю Иоанну Христа Иисуса, а именно то, как оно намечено в Евангелии Иоанна, возникает необходимость бросить взгляд на духовный мир, из которого ведет свое происхождение Креститель Иоанн. Нет нужды даже и упоминать о том, что это — духовный мир древнееврейской старины.

Впрочем, по ходу развития человечества на эту древнееврейскую старину была возложена совершенно особая миссия. При этом мы вспоминаем, что исходя из воззрений нашей духовной науки мы должны понимать развитие Земли как берущее начало от развития Сатурна, Солнца и Луны, и что на счет развития Земли мы в первую очередь должны отнести то, что в дополнение к возникшему на более ранних стадиях развития Земли в качестве физичекого тела, эфирного тела и тела астрального, в ходе как раз земного развития происходит обретение человеческого «Я». Разумеется, это «Я» не может обрести себя разом, но необходим весь без изъятия путь развития Земли, чтобы сформировать «Я» таким, каким ему надлежит быть, дабы человек мог, так сказать, вписать свое развитие в рамки вечности.

Предпослав такое вступление, мы и в самом деле должны рассматривать Землю, - до некоторой степени, как ту площадку внутри космоса, на которой человек должен развить свое «Я». Седая еврейская старина именовала Яхве или Иеговой то существо высших иерархий, под влиянием которого это «Я» и возникало. Если мы займемся библейской историей творения (я попытался обсудить соответствующие моменты в цикле о «Тайнах библейской истории творения», Мюнхен, 1910), то также и в ней нам в высшей степени наглядно откроется, как из седмицы существ высших иерархий, из седмицы элохимов развивается один из элохимов, Яхве или Иегова. Можно сказать, что подобно тому, как вся человеческая структура сформирована по образу и подобию головы, так и седмица элохимов расчленена так, что седмица эта обретает особое оформление в одном из них, в Яхве или Иегове, так что он становится для развития Земли как бы его головным существом. Вот что открывается древнему еврейству и что оно признает. Поэтому оно усматривает в Яхве или Иегове то существо из ряда высших иерархий, с которым необходимо вступить в особые отношения, чтобы развить «Я». И в самом деле, развертывание древнего еврейства представляет особый этап формирования «Я» человечества, и в рамках древнего еврейства влияние Яхве или Иеговы воспринималось так, что в зависимости от того, как люди себя в отношении его позиционировали, как его воспринимали и ощущали, и могло постепенно

пробудиться «Я».

Так что же это, собственно говоря, за существо — Яхве, или Иегова? Это как раз то самое существо, которое следует представлять находящимся в теснейшей связи с развитием Земли. Он является, так сказать, господином, повелителем развития Земли или, лучше будет сказать, фигурой, в которой старинное еврейство усматривает господина, повелителя развития Земли. Потому-то мы и видим, что вся древнееврейская культура фактически устроена с прицелом на то, чтобы рассматривать Яхве или Иегову в качестве бога Земли, помышлять, что Земля, можно было бы сказать, пронизана таким божественно-духовным властвованием, и что человек, желающий осознать свою собственную реальную связь с мирозданием через Землю, должен прежде всего придерживаться земного бога Яхве или Иеговы. Все древнее еврейство сориентировано на это.

В самом начале книги Бытия нам изображают, что из вещества Земли Яхве создает человека. «Адам» значит «сделанный из Земли», земной. И в то время как обитавшие вокруг древнееврейского народа религиозные системы (это можно показать на частностях) во всем исходят из того, чтобы усматривать стихии, в которых они почитают своих богов, в том, что, собственно, происходит не с Земли, но поступает на Землю снаружи, древнее еврейство усматривает стихии, в которых следует почитать бога Яхве или Иегову, в Земле и во всем, что происходит на Земле. Отдельные из окружающих народов взирали на звездное небо, на светила и их обращение. У них было то, что именуют астральной религией. А другие народы, в свою очередь, наблюдают гром и молнию, как выражаются стихии в них, и после задаются вопросом: как возвещают о себе божественно-духовные существа посредством языка грома и молнии, облачных образований и тому подобного?

Точно также обитавшие вокруг древнееврейского народа племена отыскивали свои религиозные символы в том, что выше Земли — в звездах или в атмосфере, искали в них то, что могло для них служить выражением того, как они соотносятся со всем, что превыше Земли. Однако еще и сейчас слишком мало внимания обращают на то, что для древнееврейского народа было характерно, что он сознавал себя целиком и полностью связанным с Землей, с тем, что исходит из земного нутра. Во всех частных моментах находим мы указание на эти связи древних евреев с тем, что происходит из Земли. Говорят, что в своих походах они следовали за облаком или за огненным столпом. Они «следовали за огненным столпом» постольку, поскольку такой огненный столп может быть вызван к жизни силами Земли.

Есть в Италии местности с вулканическими породами: достаточно зажечь здесь листок бумаги и провести им вдоль трещины в земной поверхности, как из нее сразу показываются клубы дыма, поскольку силы Земли устремляются к нагретому воздуху. Вот и огненный столп следует представлять порождаемым внутриземными силами, за которыми следовали евреи. Также и водные или облачные столбы не следует воображать в качестве порождений атмосферных сил, но вызываемыми к бытию снизу, со стороны пустыни. И знаки, обозначавшие Яхве или Иегову у древнего еврейства, связаны с земными процессами. Даже возникновение «великого потопа» следует отыскивать в том, что пульсирует в Земле в качестве ее сил, что порождается не снаружи, как следствие космических процессов, но процессами теллурическими.

Желая признать бога Земли, древнееврейский народ бросал великий вызов окружавшим его народам. Однако все то, что приходит сверху, что поступает на Землю извне, воспринималось как нечто такое, что не доросло до задач формирования Земли, но так и осталось на стадии формирования Луны. Все это, заодно со всем прочим, заносили по разряду земных деяний «змия», того, что произвел задержавшийся на стадии лунного развития Люцифер. Этот вызов, брошенный древним еврейством окружающим религиозным системам, можно еще описать, выразившись так: если вы желаете возвыситься до божественного, вы должны отвратить свой взор от Земли, должны воспарить в космос. То, что происходит в космосе, или что поступает из космоса в земную атмосферу — вот этому-то мы и должны молиться. Но древнее еврейство говорило: мы молимся не тому, что приходит сверху, как и не тому, что создается внеземными силами, нет — истинный Бог с Землей!

Теперь это слишком мало принимают во внимание, ибо когда ныне произносят такие слова, как «Бог» или «дух», а затем заглядывают в древние времена, то неизменно испытывают ощущение: и тогда под ними понимали то же самое. Поскольку ныне западное человечество под влиянием почти двухтысячелетнего христианского развития вновь, и совершенно обоснованно, взирает ввысь, принято полагать, что также и древнее еврейство взирало вверх. Ничего подобного! Древнее еврейство говорило: миссия, которую Яхве уготовил Земле, оказалась нарушенной богом, явившимся извне, тем, который символически представлен в райском змии.

Однако ведь евреи многое переняли от соседних народов, и мы можем понять, почему именно евреи переняли очень многое от соседних народов. Ведь у них была, так сказать, наиболее уязвимая во всей древности религия, чему люди в наше время поверить почти не в состоянии: что Яхве или Иегова — земное божество, в том смысле, в каком мы это только что обсуждали. Разумеется, это нисколько не отменяет того факта, что Яхве, хотя он и земное божество, как я изобразил это в «Очерке тайноведения», оказывает действие в лунных силах Земли, так что с иной точки зрения является лунным божеством. Однако в данном контексте это совершенно неважно. У древних евреев была самая беззащитная религия среди всех народов того времени. И как сегодня люди не в состоянии поверить в то, чтобы кто бы то ни было, говоря о Боге, к которому он обращается едва ли как не к

чему-то высшему, мог взирать не вверх, но вниз, в направлении центра Земли, то эту устремленность вверх переняли также и иудеи. И в первую очередь они восприняли эту устремленность, видя у всех окружающих народов одно и то же: они молятся тому, что имеет происхождение вне Земли.

Но великое отличие иудейского тайного учения, в сравнении с теми, что пребывали вне этого учения, в том, что оно с полной отчетливостью доводило до людей: из Земли происходят силы, вплоть до самой Луны, за которые нам следует держаться, и придерживаться иных сил — это соблазн; ибо прочие силы сосредоточены в том, что выражается в символе змия. Итак, древнееврейский народ ощущал в своем учении часть того, что мы, до некоторой степени, вновь отыскиваем в нашем духовно-научном мировоззрении.

Впрочем, в силу только что указанных причин древнееврейский народ все больше уклонялся от таких воззрений, и прежде всего тогда, когда настало время Мистерии Голгофы. И тут появился некто ощущавший себя облеченным миссией энергично указать на то, что должно было быть свойственно евреям. Это как раз и был Креститель Иоанн. Прежде всего он чувствовал в себе призвание энергично указать на то, в чем состояла сила евреев, то есть то, что мы теперь охарактеризовали.

Составив представление о тенденциях в развитии иудейской религии, он облек свои ощущения в слова, облек их в громкие, значительные слова. Он сказал примерно так: вы именуете себя «чадами Авраама». Будь вы чада Авраама, вы должны были бы знать, что ваш Бог, Бог Авраама, Исаака и Иакова, бог Яхве или Иегова, связан с земным началом, что сам он выразил в том, что вылепил первых людей из Земли. Однако в душе своей вы больше — не чада Авраама. Вы из племени тех, кто взирает вверх, на высшие силы. Вы поддались соблазну того, что принято обозначать, и справедливо, символом «змия». Вы — змиевы дети!

Глубокое значение во многих отношениях имело то (я уже говорил об этих словах в ином аспекте), что Креститель Иоанн воспользовался именно этими словами. Ведь, по сути говоря, что представляет собой то, что мы привыкли обнаруживать в Библии как произнесенные там слова? Когда бы мы только пожелали быть хоть на чуточку честнее сами с собой, то признали бы, как же скверно мы теперь читаем! Ведь как, по большей части, воспринимаются теперь людьми слова, значащиеся там в Евангелии, слова «вы — порождения ехиднины»? Они понимают эти слова не иначе, как если бы Иоанн и в самом деле так вот резко и грубо бранил окружающих его людей «вы — порождения ехиднины». Да, это было не особенно вежливо. Но вряд ли можно назвать сколько-то мотивированным то, что, желая обратиться к сердцу человека, ты начинаешь с того, что обкладываешь его бранными словами. И не так уж это к лицу Иоанну, когда приходится слышать: то был его божественный гнев! Здесь я могу прибегнуть к самым банальным аргументам: ругаться дело нехитрое! За этим дело не станет. Но в данных словах, воспринимаемых многими исключительно как бранные, заложен весь смысл того, на что желал обратить внимание окружающих Иоанн: вы более не ведаете, в чем заключается миссия бога Яхве; ибо вот так, как вы обращаетесь не к силам Земли, но к силам вне Земли, вы не дети Авраама, так как вы поклоняетесь тому, что принес вам змий. Так что вы из племени тех, кто вокруг вас поклоняется богам под самыми различными именами, но имеют в виду как раз то, что вы описали как «змия».

И здесь мы оказываемся в святая святых Иоанновой души. Возможно, у него были основания именно так обращаться с людьми. Я говорю это теперь не на основании Пятого Евангелия (в том, что касается Пятого Евангелия, до фигуры Крестителя Иоанна дело еще не дошло), но говорю на основании тех вещей, которые могли быть получены откуда-то еще. Так что у Крестителя Иоанна, пожалуй, могли быть основания обращаться к приходившим к нему на Иордан так, словно он подметил в них, что они переняли у язычников определенные нравы и обычаи. И правда, в самом имени, данном ему теми, кто сюда являлись, присутствовало нечто из того, что он вообще слышать не желал....

В тех местах, где Креститель Иоанн произносил свои речи, бытовали древние учения, которые можно было бы описать примерно так. Однажды, в начале развития человечества, из источника Яхве человек и высшие животные обрели воздушное дыхание, однако козни Люцифера это дыхание осквернили. Добрыми и благими пребыли лишь те животные, что остались, так сказать, на стадии первоначального развития, у которых воздушного дыхания нет: рыбы. Вот многие и являлись на Иордан (как это делают евреи во многих местах еще и по сей день) и в определенное время года вставали у воды и трясли свою одежду, потому что верили, что тем самым перебрасывают свои грехи на невинных рыб, которым так и придется нести их далее. Такие вот и подобные этому обычаи, связанные с окружающим язычеством, Креститель Иоанн усматривал в тех, о ком он как раз и говорил: «В змии вы поняли больше, чем в Яхве. Поэтому вы безосновательно именуете себя детьми того, кто был предопределен вам в предки, детьми Авраама. Я говорю вам: Бог Авраама, Исаака и Иакова мог бы вновь приступить к своей изначальной миссии и из этих вот камней, то есть из Земли, вновь произвести на свет человеческий род, который понимал бы его лучше!»

В этом месте, где Библия донесла до нас именно такое выражение: «Бог может пробудить Аврааму детей из этих вот камней», употреблено на тогдашнем языке так много явно двусмысленных слов с намеками. И они, эти слова, преднамеренно употреблены так, чтобы привлечь внимание к тому, что в этих вещах содержится глубинный смысл. Но вполне это понять можно лишь сопоставив то, что я только что изложил, с миссией Павла.

Я уже неоднократно высказывался относительно миссии Павла, и теперь мне хотелось бы представить тот аспект, который может оказаться важным для нашего понимания того, к чему мы стремимся. Как же все-таки могло случиться, что Павел, как упоминалось уже много раз, не подвигнулся на то, чтобы вместить в свое мировоззрение значение Мистерии Голгофы на основании того, что стало ему известно в Иерусалиме, между тем как событие под Дамаском всецело убедило его в том, что он назвал Воскресением Христа? Впрочем, здесь нам необходимо чуть заглянуть в то, какую подготовку получил Павел для того, что явилось ему в событии под Дамаском.

Павел прошел иудейскую пророческую школу своего времени. Он точно знал: вплоть до определенного момента в развитии человечества благодать — и в первую очередь для самого развития человечества — зависит от того, чтобы крепко держаться за Бога Земли, чтобы понимать, что миссия Яхве связана с Землей. Но настанет время (и об этом тоже было известно Павлу), когда важным вновь сделается «верхнее», то, что приходит на Землю со стороны внеземных обстоятельств. И важно понимать, что Христос, прежде чем ему довелось принять на себя — через Мистерию Голгофы — миссию в отношении Земли, исполнял в качестве Христа свое предназначение в космических областях, что он обитал в надземных сферах. С большей обстоятельностью это изложено в том цикле, который я недавно прочитал в Лейпциге.

Можно проследить внеземные обстоятельства более подробно, и окажется, что поначалу Христос действовал в надземных царствах, а затем все больше и больше приближался к Земле, пока наконец через тело Иисуса из Назарета он не влился в земную ауру. Павел знал, что когда-то этот момент должен наступить, но прежде события при Дамаске он не видел: «Христос уже здесь!» Однако он был готов к этому, и вполне определенно говорит о том, что был к этому готов. Прочтите в этой связи 12-ю главу 2-го послания коринфянам:

Что мне пользы от похвальбы; и все же я приступаю к видениям и откровениям Господа. Знаю я одного человека во Христе [здесь Павел подразумевает самого себя]; четырнадцать лет назад (был ли он в теле при этом — того не знаю; или он был вне тела — не ведаю и этого; Богу это известно) был он вознесен на Третье небо. И знаю того же человека (был ли он в теле или вне тела, не знаю; Богу это известно), который был вознесен в Рай и слышал несказанные слова, которые не в состоянии сказать ни один человек. Вот чем хочу хвалиться, самим же собой хвалиться не хочу, разве лишь слабостью моей.

Что говорит здесь Павел? Не более и не менее, как то, что еще за 14 лет до этого (то есть, согласно хронологическим данным, следует исходить из того, что это переживание имело место приблизительно через шесть лет после события Голгофы) он был в состоянии ясновидческим способом восходить в духовные области. Это значит, что он удостоверяет самому себе: в нем обитает человек (и только им желает он хвалиться, но не материальным человеком), который положительно способен заглядывать в духовные миры. И когда он изведал это переживание, ему стало ясно: «Что же ты тогда видел в духовных мирах, всматриваясь в них прежде? Да ты ведь видел Христа, каким он был еще наверху, в небесных областях!» Через событие при Дамаске Павлу стало ясно, что Христос излился в земную ауру и пребывает в ней.

Вот что здесь важно, и потому-то многие умы приблизительно во времена закладки христианства и высказывали мысль, звучащую ныне достаточно странно. «Истинный Люцифер — это Христос», — говорили они. Ведь они понимали: если прежде кто-то всматривался в сверхчувственные обстоятельства, он должен был, если правильно понимать ход развития человечества, держаться за «змия». Однако после того, как событие Голгофы наступило, победитель змия спустился вниз и сделался теперь хозяином Земли. Но все это связано со всем вообще развитием человечества.

Ну, и какой же тогда смысл следует вкладывать в то, что древнее еврейство являет собой, так сказать, вызов и отповедь астральным религиям окружающих народов, выступает против религий, усматривавших символы божественного в облаках, в громе и молнии? Смысл в том, что человеческая душа должна подготовиться, воспринять «Я» так, чтобы получать откровения духа не через звездные письмена, не через то, что является в громе и молнии, но чтобы это «Я» получало такие откровения в духовном через сам же дух. И если прежде человек действительно желал узреть Христа, он мог это сделать лишь в том смысле, как это делал Заратустра, поскольку он взирал на то, что может быть названо материальной оболочкой Христа, Ахура Мазды. Человек мог взирать на материальное Солнце и при этом знать: там, внутри обитает Христос. Но с Мистерией Голгофы Христос оказался одновременно выделен из материальных солнечных воздействий и — в качестве духовного Солнца — пронизал земную ауру. Так вот чем сделался, пронизывая земную ауру, Христос, после того, как он был в какой-то степени подготовлен теми, кто поклонялся Яхве или Иегове. И становятся понятными самые значительные высказывания Крестителя Иоанна, если мы будем их трактовать именно в таком ключе.

И вот теперь началась подготовка Мистерии Голгофы. Между тем как шла подготовка (я желаю теперь представить все более в абстрактном аспекте: у нас еще будет возможность углубиться в конкретику позже), Христос Иисус и Креститель Иоанн, в некоторой степени, противостали друг другу. Если вызвать перед своим душевным взором то, что было нами только что сказано о Крестителе Иоанне, это укажет нам, в каком именно смысле Христос Иисус, так сказать, противостоял Крестителю Иоанну: он противостоял тому в Крестителе Иоанне, что, в некоторой степени, имело самое исчерпывающее представление о том, что значит поклоняться духу Земли.

Но откуда все же взялся этот дар в рамках иудаизма, а также в рамках иных кругов (ибо были и другие люди, неизменно побуждавшиеся к тому — в большей или меньшей степени — мистериями), дар к тому, чтобы надлежащим образом почитать дух Земли? Откуда этот дар? Прежде Мистерии Голгофы они были связаны с тем, что мы могли бы назвать материальной наследственностью, с той материальной наследственностью, которая ведь является земным законом. То, что я сейчас скажу, современной науке представляется полной нелепостью; но пусть это будет та глупость, которая есть «глупость перед людьми и мудрость перед Богом»*. Прежде Мистерии Голгофы то, что принято называть познавательными способностями, было в некоторой степени связано с наследственными процессами, и прогресс человеческого развития в том-то как раз и состоит, что благодаря представлению познание сделалось независимым от всех природных моментов наследственности.

(* Ср. 1 Коринф. 3,19. - И. М).

Поэтому в древних мистериях нередко поступали правильно, когда должность в них переходила от отца к сыну и так далее. Во времена Мистерии Голгофы, и это важно, познание сделалось для земного человечества независимым от чисто физических обстоятельств.

Благодаря прогрессу человечества познание стало чисто душевным делом, и это душевное дело стало святая святых человеческой души, теперь уже независимым от внешних моментов наследственности

Но благодаря чему стало возможным то, что человек, таким образом, сберег свое наивнутреннейшее, свое святая святых неповрежденным? Постарайтесь постигнуть все значение того, что самое потаеннейшее свойство человеческой души, познание, сделалось чисто душевным аспектом, что в том, что касается способностей, человек, так сказать, не мог более ничего наследовать от своих предков. Разумеется, сегодня многим людям все еще хотелось бы унаследовать от предков свои познавательные способности, но не получается. Это уже заметно. Способности Гёте не перешли непосредственно к его потомству, да и у других их тоже что-то не обнаруживается.

Но что случилось бы с этими способностями, когда бы они не получали одновременной духовной поддержки со стороны, когда бы им не было дано духовного импульса? Ушедшие внутрь человека способности оказались бы неприкаянными. Человек попал бы на Земле в такое положение, что ему пришлось бы ожидать, что уготовит ему в качестве среды, в прямом соответствии свойствам его кармы, Земля, и что проблеснет в его чувствах здесь. Однако он не смог бы особенно все это ценить, и был бы рад, если бы вскоре ему удалось снова удалиться с Земли, потому что здесь он не смог бы обзавестись какими-то особенно ценными способностями. На это очень удачно обратил внимание людей Будда; отсюда и его учение, уводящее прочь от всех земных чувственных восприятий.

И вот теперь Христос дал о себе знать в Иисусе из Назарета в качестве чего-то такого, про что Христос Иисус мог сказать при Иоанновом крещении в Иордане: «Здесь в меня из надземного мира низошло нечто такое, что способно плодотворно вмешаться в «Я»». Впоследствии в человеческой душе будут содержаться такие обитатели, что происходят из внеземных областей, а не просто унаследованы. Все, что люди могли знать прежде, все это просто унаследовано, это с материальными свойствами переходит из поколения в поколение. И Иоанн Креститель был последним, кому еще удалось достичь того, что высшие способности оказались унаследованы им на основе того, что может быть унаследовано. «Один из величайших среди тех, кто рожден женщиной», — так сказал о нем Христос Иисус. Тем самым он обратил внимание на то, какой разрыв имеет место между стариной и новым временем, что старина с полным основанием могла сказать: «Когда я отыскиваю то, что должно обитать в моей душе в качестве путеводной нити к высотам человечества, я вспоминаю об Аврааме, Исааке и Иакове, ибо от них в линию наследственности, тянущуюся вплоть до меня, низошли способности, достигающие высот человечества. Однако теперь эти способности должны приходить из внеземных областей. Теперь надо не просто взирать на Землю и отыскивать в Христе бога Земли, но осознавать небесное нисхождение Христа в душу». Это и подразумевал Христос Иисус, говоря об Иоанне Крестителе как об одном из величайших людей среди тех, что «рождены женщиной», то есть которые несут в себе способности, которых можно достичь непосредственно через телесное наследование.

Это дает нам ответ на вопрос, который может оказаться в самом деле немаловажным для нашего времени. В момент, когда в нашем пятом культурном периоде о себе, так сказать, заявил (так, как я это указывал уже неоднократно) третий послеатлантический период, люди принялись вновь взирать на то, что земному человеку может показаться внеземным. Теперь была возможность воспринимать эту возродившуюся заново астральную религию не так, как воспринимали свою астральную религию египтяне или халдеи, но ее следовало воспринимать так, как воспринимал бы ее тот, кто действительно вправе рассуждать об этих предметах.

В 1607 г. прозвучали слова, которые я желал бы вновь повторить здесь. Один человек сказал: «Во всем мироздании усматривается великолепная, достойная всякого изумления гармония, причем как в чувственном, так и в сверхчувственном, как в идеях, так и в вещах, в области природы и благодати. Эта гармония имеет место как в предметах, так и в их связях между собой. Высшая гармония — это Бог, и в качестве своего образа он напечатлел внутреннюю гармонию всем душам. Числа, фигуры, светила, природа в целом гармонируют с определенными тайнами христианской религии. Как, например, во Вселенной существуют три покоящихся вещи: Солнце, неподвижные звезды и пространство (Intermedium), а все прочее подвижно, так и в едином Боге: Отец, Сын и Дух. Шар также являет собой Троицу: Отец — это центр, Сын — поверхность, Дух —равенство отстояния центра от поверхности, радиус, равно как и иные тайны. Без духов и душ гармонии бы нигде не было. В человеческих душах пребывают бесконечно разнообразные гармонические предрасположенности. Вся Земля одушевлена, и тем самым создается великая гармония как на Земле, так и между ней и светилами. Эта душа действует во всем теле Земли, однако обиталище свое имеет в определенной ее части, подобно тому, как и человеческая душа пребывает в сердце; и уже оттуда, все равно как из фокуса или из источника ее действия распространяются на океан и на атмосферу. Отсюда между Землей и светилами существует симпатия, отсюда и порядок в природных явлениях. О том, что Земля действительно обладает душой, нагляднее всего свидетельствуют наблюдения за бурями и вызывающими их всякий раз аспектами*. При определенных аспектах и констелляциях воздух неизменно приходит в волнение; если же их нет, либо они малы или скоропреходящи, он остается спокойным».

(* Астрологический термин. — И. М).