Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

именно насели на природу чужой им, не родной и не

любимой земли, стали ее покрывать, насиловать, испе-

пелять, выветривать, заражая воды и воздух, И природа

мстит: взрывом в душах человеков, оставшихся един-

ственной живой природой в машинных казематах го-

родов. Хулиганство двух детей-молодчиков - истери-

ческое, надсадное, отчаянное, с мольбой о выходе -

это именно стихийное бедствие, извержение вулкана

человеческой души, изувеченной Психеи, И когда на-

конец выдоили из человеков-рабов воскресение души,

когда салага с перевязанной рукой вступился за девоч-

ку и вышел на двух хулиганов с финками и когда рас-

пластался на полу вагона первый, а второй завизжал,

как бесноватый, - будто от облегчения, что у него

наконец его черную душу, что мучила его, выпустили

вон, - какое успокоение и разрешение у первого: кре-

стообразно раскинувшись, он лежит, как распятый за

грехи общие.
Но единичен отпор и героизм: одиночка, как Мартин

Иден, выходит на поединок. Не общее это дело, а общ

пока лишь стыд: всеми разделяем он пассажирами, ког-

да они переступали через два тела, покидая ковчег ва-

гона. И вопрос: когда перестанут чувствовать себя в

американской жизни не пассижирами-иммигрантами, а

ответственной общностью - семьей?.. Но общий стыд -

уже есть нечто и полдела для рождения общей чисто-

душной Психеи.

Декабрь 1971 г.

рассказ о моем втором вхождении в грузинский Кос-

мос. Это - выступление на <круглом столе> по со-

временной грузинской прозе в Пицунде 4 декабря

1983 г.
Космософия - это <мудрость Космоса>, Что это

значит? Это значит, что Природа, в которой живет На-

род, есть не просто вещество, <территория> ему, а есть

некий завет, некий смысл, скрижали завета, которые

нужно народу рассчитать и понять. Понимает он в про-

цессе всей своей истории. И вот три с половиной года

назад я сделал свое интеллектуальное путешествие в

Грузию. То есть сначала обложился книгами, читал не-

сколько месяцев, потом, по любезности Отара фили-

моновича Нодия, приехал в Грузию с дочерью как

странствующий космограф, общался, спрашивал, видел,

думал, писал, И вот в результате у меня образовался

текст книги: <Грузинский Космо-Психо-Логос>. Ее ре-

зюме и изложу тут.

лена горами; горы - это спасение (оборона) и казнь

Грузии. Потому что горы, во-первых, отняли полнеба.

Во всем мире Небо - это Отец, архетип Отца, Бог

Отец, а земля - Мать. В Грузии ж. горами земля взды-

билась на небо и отняла ббльшую часть его 1. И соб-

ственно, поэтому и в культуре: когда я анализировал

национальный образ божества, я понял, что из христи-

анской Троицы в Грузии Отец слабо чувствуется, верх

берут другие ипостаси.

это - твердь. Одно дело, допустим, русский космос:

мать-сыра земля. Она мягка, сдобна, рассыпчата, как

тело человека. Человек вообще - срединное существо

Ведущий. 17.VJ11.87 г.

лирует между ними, У равнинного народа таким архе-

типом - братом человека по срединности - является

дерево. И модель Мирового Древа руководяща

в Логосе равнинных народов, так же как животные -

в космосе пустынь, кочевья (Конь, Верблюд и др.).

Здесь же аналогичную роль играют горы. В Грузии не-

действительна модель Мирового Древа - ее замещают

Горы.
Далее: древо мягко, растет, умирает. Над ним вла-

стна смена времен года, оно несет в себе идею изме-

нения. Горы ж - неизменны. Идея круговорота, об-

легчающая существование и понимание (надежда, вы-

ход), здесь не так действует. В космосе Грузии все

остается, пребывает, потому что некуда деваться: ка-

мениста почва. Остается и добро и зло, грехи. Космос

совести.
Сравните равнинный народ, Россию например. Это

же космос переселения: нагрешил здесь - переехал

туда, никто тебя не знает - и все списано. Потому

Достоевский и мог задаться метафизическим вопросом:

если бы вот ты там, на Луне, нагрешил, а живешь здесь

и никто об этом не знает - каково б тебе было? В

России это решается просто: а ничего б не было. Ну,

не для всех, конечно. Но сколько мы имеем случаев:

нагрешил где-то на Дальнем Востоке, а потом живет

себе в Центральной России и возделывает на пенсии

свой вольтеровский садик.

ся. Ему жить там же, где и грех совершил, - всему

здесь и память. Значит, тут какой выход? Во-первых,

в человеке неизбежно развивается сознание вины, раз

ее некуда расплескать. Помните <колодец совести> ца-

ря Аэта в романе Отара Чиладзе <Шел по дороге че-

ловек>? Как царь опускает туда бечеву и чувствует,

что там колхи, которых он изгнал. Все отразится - и

с этим надо считаться,
Равнинные народы могут быть беспамятны: рвется

традиция через переселение или кочевье, напряжение

греха ослабляется. Я не вижу убийцу отца - он пе-

реехал, а я переселился. И дело с концом. Ни у него

нет долга совести, ни у меня нет долга отмщения. А

в горах - вендетта. Никуда не девается добро и зло,

действует их накопленная энергия. Но зато тут и ми-

лость прощения требуется. А также - юмор, ослаб-

но в повестях и рассказах молодого прозаика Годердзи

Чохели. В его <Гудамакарских рассказах> все пробле-

мы Бытия - в одной деревне. Нужно провести межу,

чтобы по ту сторону поселить нагрешивших, а здесь

чистых оставить. В общем, развертывается своя книга

Бытия и мифологема мировой истории.
Так вот: о милости и прощении. Я вспоминаю, как

Алико Гегечкори показывал мне семейную фотографию

1936 г., на которой изображен и Георгий Димитров:

<Вот мы, наша семья. А вот, видишь, этот старик оса-

нистый - это убийца Ильи Чавчавадзе>, Этот человек

30 лет спустя покаялся сам, и он благодаря покаянию ^

имеет права. Поразительная нравственность. Но, с дру-

гой стороны, грузин вне Грузии может утратить удерж

и стать гением бессовестности...

вое - это человек. Поэтому на него особо ложится

эта нагрузка чувствительности, изменения. Грузины во-

обще - очень хрупкие и чувствительные сосуды. Это

не всегда чувствуется, понимается, ибо они заброни-

рованы ритуалами, воспитанностью своей родовой, си-

стемой общения, выработанной веками, за которой лег-

ко прятать свою суть. До нее трудно добраться. В от-

личие от русского, который готов душу свою распах-

нуть, грузин - нет.

чапури, что подают в погребке на проспекте Руставели.

Что собой представляет это блюдо? Твердь лепешки,

крепость лепешки - с жизнью внутри: яйцо в сыре пла-

вает, как озеро в берегах. И все искусство - так есть эту

ватрушку, чтоб обламывать стены городские из хлеба и

макать эти кирпичи в гущу жизни внутри, умудрясь не

расплескать, не вылить жизнь наружу, надрезав брешь,

проход, туннель. Так и Грузия: тоже не само-держица, а

народом держится, как стенами, имеет стыд и уклад,

ориентирована на суд и взгляд со стороны рода и села и

памяти из прошлого. Грузин тоже есть хачапури: жизнь

души в стенах крепости: одет, вышколен, глядит воинст-

венно, а в душе чувствителен, даже плаксив. Моя дочь

поразилась, как непрерывно плачут виТязи в поэме Рус-
^ Фильм <Покаяние> Тенгиза Абуладзе об этом... - В

д у щи и. 17.V111.87 г.

робкие грузины>, то тут, увы, даже наш любитель Кавка-

за, по русской, равнинной модели <поля Бородина>

храбрость вообще оценивает. Но ведь они не <бежали>,

а скрывались в горы, которые - стены их дома-то и кос-

мос, и помогают.

прозвища: Давид Строитель, Димитрий II Самопожер-

твователь. Потрясающа эта история: когда Димитрий

во избежание вторжения монголов сам поехал к хану

и был казнен. Про это есть и поэма Ильи Чавчавадзе.

Внешняя, политическая история Грузии сама по себе

однообразна: расширились - сузились, снова расши-

рились - опять какие-то земли потеряли. Не в этом

смысл истории здесь. А в накоплении нравственных,

этических ценностей, которые создавались в этом ше-

велении. Собственно, расширение Грузии при царице

Тамаре, быть может, и совершилось главным образом

для того, чтобы была создана Библия грузинства = по-

эма Руставели. Ценности Грузии в другой колодец

складываются: нравственно-художественной памяти.

Идея величия Грузии чужда. Тут - Строитель, Само-

пожертвователь, Георгий Блистательный: <блеск> -

красота, эстетическая категория. Этика и эстетика, ка-

тегории невоинственные, несолдатские, - здесь в по-

чете. А если и воинские категории чтутся, то ценна

тут не победа любой ценой, а нравственное поведение

в битве. Честь важнее славы и победы, достигнутой

коварством. В Грузии цель не оправдывает средства.
Как видите, я все время докапываюсь до Логоса,

до некиих ценностных ориентиров, которые у каждого

народа свои. В Грузии средства важнее цели, ибо внеш-

ней цели, собственно, и нет: некуда развиваться (по

территории), стремиться. К чему? К расширению зе-

мель? К величию, славе? К мировой политике? К вла-

сти над соседями?.. Но Грузии извечно даны: ее земля,

горы, Космос: ей не расширяться, а сохраняться надо,

расти не в ширь геополитическую, а в глубь экзистен-

циальную. Такова, я чувствую, <энтелехия> народа, це-

левая причина, его призвание. Тут нет цели, но есть

Целое. Его себе сохранять, осваивать - вот это задача.

Потому тут - самоудовлетворение. Космос самодоста-

точности. Фаустовское стремление к эфемерному иде-

алу, чем так гордится <германский гений>, тут чуждо,

Эта стремительность опасна уничтожением народа и

стремление: все переделать, все переменить, начать

сначала! Для этого здесь есть космо-психический шанс:

простор дает возможность уйти отсюда (<от самой от

себя у-бе-гу!>) и где-то начать новую жизнь. Тут же

переделать все на новый лад - равносильно самоуни-

чтожению, самовыкорчевыванию. И потому нравствен-

ный герой Дата Туташхиа в итоге приходит к принципу

Дао, недеяния, воздержания от всяческого действия,

ибо у него все хуже получается в итоге.

варианта Абсолюта: Истина, Высшее Благо (Добро), Кра-

сота. Так вот: для Грузии именно Красота есть та

ипостась Абсолюта, которая наиболее реализуема. Сюда

устремляется духовный потенциал нации. И именно по-

тому, что Красота есть чувственный и конечный вариант

Абсолюта, дух тут воплощен, телесен. Чистая спириту-

альность, рассудочность - это не внемлется грузином.

Недаром и в философии за своего приняли именно Дио-

нисия Ареопагита, христианского неоплатоника, кто в

сочинении своем <О небесной иерархии> божество

представил многоярусно - как гору. Идея бесконечно-

сти чужда здешнему Космо-Психо-Логосу.
Тут - окоем всего. Небо могло бы быть образом

бесконечности, но ведь оно уловлено зубчатостью гор,

Море могло бы быть таким образом бесконечности для

приморской Грузии, Абхазии (кстати, если посмотреть

по карте, Абхазия и Грузия находятся в перпендику-

лярном друг к другу отношении, как в электромагнит-

ной волне, и они создают особый сюжет грузинской

истории). Так вот: море могло бы стать образом бес-

конечности для приморской Грузии и Абхазии; но по-

следняя чувствует себя скорее как Колхиду, место при-

бытия, берег, конец странствия тех же аргонавтов, при-

ход к цели, осуществление, свершение.

ствую, архетипы - это берег, порог и канун, причем

берег не как приплытие, а, наоборот, как отплытие;

порог - не как приход, а как выход из дома в путь-

дорогу (ибо место Абсолюта на Руси - в Дали, и Бог -

вдали, а не наверху^); и канун: душа русского вечно

но понятие царя здесь потеснило Бога - отчасти и потому, что

архетип дали здесь интимнее выси.
накануне, в ожидании главного события и разрешения

всех мучительных проблем, она эсхатологична, а сим-

волическим изображением ее может служить геомет-

рический <луч>, однонаправленная бесконечность: ^> оо

то в Грузии мы имеем скорее пункт прихода Бытия к

своему осуществлению, к цели, свершению. Тут пункт

при-б ы ти я, при-сутствия. Тогда как на Руси

вечный ток вдаль, от-сюда куда-то, Психо-Космос от-

бытия. Вечная неудовлетворенность. <Не-присебей-

ность>. А в Грузии - самодостаточность.

и прямо упираюсь в Логос застолья. Тамадизм - фи-

лософия застолья. То, что совершается за грузинским

пиршественным столом, - это совсем не просто на-

сыщение. Это национальная литургия, домашняя цер-

ковь. Тамада - это первосвященник. На столе распла-

стана сама Грузия, ее плоды. Происходит таинство пре-

существления материи в дух, в Логос - речами, вели-

колепными речами. Застольный Логос Грузии продол-

жает, конечно, традицию Платона: <Пир> - <симпози-

ум>, когда происходило это же пресуществление ве-

щества в дух. В тамадизме происходит Евхаристия

Илья Чавчавадзе. В застолье непрерывно пробивается

материя к духу. Раскрывается эта дверь,
Что происходит в застолье? Речи - беспардонное

ласкательство. Гиперболическое восхищение. Это тип

слова безусловно восточный, не христианский: не по-

добают человеку такие похвалы. Человек-гость тут иг-

рает роль одновременно и агнца жертвенного, и бога.

Земной бог! - и каждый поочередно в этой роли вы-

ступает. О дурных качествах умалчивают. Человеку

преподносится возможный идеал, икона его самого,

как бы платоновская идея тебя в наилучшем твоем ви-

де, И, получив такое в речах, в застолье, человек и в

будни как-то будет подтягиваться, стараться соответст-

вовать этому идеалу.

Когда собираемся мы, если мало, - так начинается

тяга к покаянию, биению себя в грудь, к исповеданию,

Если грузинское застолье - это <аллилуйя> = <хвалите

Господа>, то русское застолье - это <Господи поми-

луй!>, печалование, покаяние, биение себя в грудь со

слезьми. Но это еще вопрос: что лучше воспитывает

человека? Говорить ли ему, что он хороший, как гово-

гой бы меня утешал и говорил бы: <Ну, не совсем уж

ты такой плохой, Гоша, ты еще не знаешь, какой я

мерзкий бываю!> - и так мы взаимно поочистимся?..

во застолья. Это совершенно очевидно в грузинской

поэзии. Но так оно и в философском умозрении. Я с

большим наслаждением хаживал на лекции Мамарда-

швили, грузинского философа. Это действительно фи-

лософ-тамада: он держит перед очами ума некую идею,

как икону, и описывает ее так витиевато, красиво, ар-

тистически, ходя кругами в слове, применяя все изо-

щрения диалектики. В Москве двух я таких разных

противофилософов слушал: Библера и Мамардашвили,

И так себе я сформулировал: у одного - талмудизм,

у другого - тамадизм.

и Кант. Кант - это рассудочная аналитика, диалектика;

Платон - это умозрение. Грузинский Логос склонен

к платонизму, умозрению.

с языка. Я был поражен в грузинском языке такой

категорией глагола, как <кцеба>, т.е. <версия>. Я не-

много изучал грузинский и был удивлен в языке субъ-

ектно-объектной формой глагола, Это значит, что не

просто <пишу>, не просто <я пишу>, но <я пишу лекцию

для тебя>. Особая форма, которая учитывает косвенный

объект: <пишу тебе>, <шью платье - для тебя>. Здесь

воплощена идея взаимности и возврата. Субъект зави-

сит от объекта. Это есть хоровой, общинный Логос. И

в этом мне увиделось что-то очень философически

важное. То, что резко разрубил европеизм: <Я> и <Не-

Я>, субъект и объект, и никак из этой оппозиции не

может выйти, - здесь же гармония и имеется способ

мыслить Единство Целого. Это подтверждает ту мою

интуицию, что грузинство располагается как бы в Бы-

тии, в центре Целого, в Космосе совершения, и поэ-

тому никуда не торопится от себя: переходить и транс-

цендировать...
Еще это и в такой черте грузинского глагола, как

его полиперсонализм, т.е. многоличностность, - сказы-

вается, Не просто множественное число <мы>, где сни-

велированы всякие <я>, <ты>, <он>, - а встречность

лиц и душ в одном действии, их взаимосоотнесенность,

увязка. Такое многоличие глагола должно иметь глубо-

зинства и образует важнейшую черту Логоса. Нет та-

кой жесткой, резкой тяги у грузина обособиться в чи-

стый субъект, стать личностью, стать абсолютно сво-

бодной личностью.
Это, между прочим, важнейший момент для прозы

и мышления. Главный вопрос для Грузии - развитие

личности, а отсюда - и личностного сознания и ре-

флексии, чем и рождается проза. Я вижу, что здесь

нет европейской тяги стать абсолютно свободной лич-

ностью, потому что личность грузина связана с родом:

и самый свободный из известных мне образов, Дата

Туташхиа, весь - в перекрестных отношениях, счита-

ниях, ориентировках на людей: как бы не принесть зло

своим, пусть и нравственным вмешательством в ситуа-

цию, которая всегда ведь многоперсональна, неучиты-

ваема в своих причинах и последствиях, но каждая

ситуация хороша по составу и сути, так что лучше и

не вмешиваться...

зинском языке. Что это значит? Дело лингвиста и на-

уки - как это появилось. Но что бы это могло зна-

чить? - дело мыслителя. Еще и в английском языке,

мы знаем, стерты историей родовые различия: нет ведь

ярого Эроса в космосе Англии - андрогинен Альбион.

Например, в семитских языках, в древнееврейском, на-

пример, столь резкое расчленение всего поля языка на

полы, что и глагол весь генитален, - мощен тут Эрос

и противостояние полов. И у арабов, турок, персов,

вообще в зоне ислама и иудаизма, - резко означены

мужская и женская половина, огромная разность по-

тенциалов, ярое влечение.
В Грузии ж, в сравнении с ними более суровой и

аскетичной по природе, где горы, камень, снег, - Эрос

не ярок. И не случайно Дружба тут первее Любви.

<Витязь в тигровой шкуре> - ведь это есть не поэма

войны, как <Илиада>, не поэма любви-страсти, как во-

сточная <Лейла и Меджнун>; это, конечно, эпопея

Дружбы. Или, например, повесть Казбеги <Хевисбери

Гоча>. Там обратный случай: герой, который возлюбил

невесту своего друга, оказался преступен, и грешен, и

отлучен, потому что он любовь предпочел дружбе, А

в <Витязе> недаром Тариэлу, сыну условного Индоста-

на, придано свойство <меджнуна> (== <исступленного>,

<неистового>, <одержимого>). Это он безумен и юро-
див от нестерпимой любви к женщине, любви метафи-

зической. А вот наш Автандил, сын условной Аравии,

а по сути страны христианской, более северной, как

Грузия, - он <меджнун> не от страсти к женщине, а

от страсти к другу. Любовь же его к Тинатин - более

покойная, разумная, как и ее к нему. Она скорее -

сестра ему: не по внешнему положению, а по сути их

отношений, не пылких.

Чтобы понять это, вникал в символику стихотворений

Важи Пшавелы. Вот <Гора и долина>. Естественно, гора

выступает как мужское начало:

На сады, что зреют впереди, -

Это ль не жемчужлые застежки

На расшитой золотом груди?

ную: Гора = муж, Долина = жена: тут низ, и лоно, и

даже грудь под лифом застежек жемчужных, И вдруг:
Не тебе ль сестра (!) она родная -

Та долина, полная плодов?

есть не прямо противоположное, не полярность, а не-

кая скошенность вбок, умягченность Эроса. Не лют он

тут и рьян, как где прямопротивостояние. Даже графи-

чески это можно изобразить. Допустим, если в Космо-

се ислама, в Аравии, где земля = равнина, прямоли-

нейно-молнийный Эрос между Небом-Отцом и Землей-

Матерью, перпендикуляр, - то в Грузии по скатам гор

получается некая всемоделирующая наклонная плос-

кость. Так что здесь Эрос мягче, ослабленной. Кстати,

и лицом и статью грузинка сходнее с мужчиной: гор-

боноса и сухощава, не разнеженно-колышущаяся ее

плоть, как широкие бедра и осиная талия персиянок

или индианок, жриц чувственности. Подруга она, ум

мужу и воля, как Тинатин Автандилу. Энергична, как

властная, мужеподобная Дареджан в одноименном рас-

сказе Пшавелы.
Так что если в послании Иоанна <Бог есть Любовь>,

то для Грузии надо переформулировать: <Бог есть Друж-

ба>, В <Витязе в тигровой шкуре> что происходит? Ав-
тандил-полководец во время отечественной войны поки-

дает войско, действует как предатель родины и едет ис-

полнять любопытную волю своей возлюбленной Тина-

тин: узнать, что это за странный витязь там? Долг побра-

тимства и дружбы превышает для него и отношения

любви, и интерес политики. Императив Дружбы и побра-

тимства здесь абсолютный, категорический. Об этом

свидетельствует и поэма Важи Пшавелы <Гость и хозя-

ин>, где Хозяин идет против всего своего села на бой и

защищает врага своего народа и убийцу своего брата -

только потому, что тот в ночи, неузнанный, попросил

приюта у очага и принят под кров Дома его.

друг, но Истина - мне более подруга>, то для Грузии

это не действует. Друг дороже Истины. То же самое,

кстати, и Достоевский говорил: <Если бы так случилось,