Генуэзец Георгий Инмериано

1861 год надолго останется памятным Кавказским войскам. Государь Император Александр II в сентябре месяце посетил Кавказ. 14 сентября Государь выехал из Новороссийска на Императорской Яхте «Ливадия» и направился вдоль бывшей Черноморской береговой линии в Сухум. Ровно в 12 часов дня 15 сентября яхта «Ливадия» отдала якорь на Сухумском рейде. Государь Император пересел в гребной катер и направился к пристани. С крепости был произведен установленный салют. Полковник Шатилов встретил Государя Императора с почетным рапортом. Все войска стояли шпалерами от пристани к дому начальника отдела, в котором было приготовлено помещение для Августейшего Гостя. На набережной собрались жители Сухума и представители горских племен.

Приняв рапорт и пропустив почетный караул церемониальным маршем, удостоив его похвалы, Государь отправился пешком к дому начальника отдела, здороваясь по дороге с войсками. Здесь представились Его Величеству начальствующие лица Сухумского гарнизона и города, а также почетные князья, дворяне Абхазии и депутации горских племен.

После завтрака, предложенного полковником Шатиловым, Император отправился осматривать Сухум. Он посетил Сухумский военный госпиталь, милостиво разговаривая с ранеными и больными чинами. Затем посетил казармы линейных батальонов, расспрашивая офицеров и солдат об их службе. В штаб квартире Кавказского линейного № 35 батальона Его Величеству угодно было видеть состоящих еще на службе участников славного Ингурского боя, а также всех георгиевских кавалеров и участников последней экспедиции в Псху. Всех их благодарил за храбрость и понесенные труды, расспрашивая подробно про кровавый Ингурский бой, о котором ему докладывал капитан Яндаливский. На отличившихся в последней экспедиции в Псху нижних чинов Государь Император собственноручно возложил знаки отличия военного ордена.

В 5 часов вечера, когда Император сел на катер для переезда на яхту, обратился к полковнику Шатилову со следующими словами:

«Прощайте, генерал, Благодарю вас за службу и за тот порядок, какой я нашел в Сухуме». Восторженное «ура!» войск и народа, собравшихся провожать монарха, долго раздавалось эхом в соседних горах. Через час Императорская яхта вышла из Сухумского рейда по направлению к Поти.

Еще в сентябре 1861 года начались семейные и другие недоразумения в Цебельде, возбужденные дальскими князьями Маршани. С наступлением весны 1862 г. они начали насильно переселять в верхнюю часть Дала своих крестьян, отказавшихся принять участие в восстании. Однако, цебельдинские князья и жители не сочувствовали дальцам и заявили готовность действовать вместе с русскими войсками.

Опять началась новая экспедиция. Быстрый сбор отряда в Цебельде повлиял успокоительно на умы народа. Но надо было усмирить дальцев, поэтому генерал Шатилов из 2-х путей в Дальское ущелье: через урочище Пскял – к Багадскому мосту и через горы Джампал и Джергел, решил двинуться на Джергел. Скоро подошли к р. Джампал –Амткял, где переправа была чрезвычайно затруднительна, так как мост сделан был из сплетенных виноградных лоз, который качался под тяжестью человека над сердитым горным потоком. Так или иначе, отряд, перейдя через Джергельский снеговой хребет (Багадский мост был уничтожен неприятелем), занял село Лата, где предали огню огромные запасы горцев. Надо было обойти урочище Пскял, что и было выполнено стрелковым отрядом, а потом отряд, не вступая в бой с неприятелем, вернулся в Сухум, минуя благополучно деревню Хенги и осыпы¹ Гопачхери².

В 1863 годах шли работы по проложению участка Военно-Сухумской дороги—между Сухумом и Герзеулом, имея в виду произвести рекогносцировку к Марухскому перевалу.

В сентябре 1863 года появились упорные слухи, что в конце месяца убыхи и другие горские племена поголовно выступают с орудиями на штурм Гагры, угрожая и Бзыбскому округу. Сейчас генерал Шатилов отправляется из Сухума в Гагры на шлюпке «Бомборы» и Корвете «Ястреб» на помощь Гагринскому гарнизону, но горцы не решились сделать нападение и отряд вернулся в Сухум.

С этого года горцы стали просить позволения переселиться в Турцию. В период 1858 по 1864 год выселилось джигетцев:

Из Адлера .... 2618 человек.

Из устья р. Псоу . . . 5040 человек

Из Цандрипша . . . 4215 человек

Псхувцев (из Псоу) . . . 3642 человек

Ахчипсхувцев, Цандрипши . . 4000 человек

Всего 19,515 человек.

Джигетцев считалось 10,318, псхувцев и цан (Цандрипш) – 3700 и ахчипсхувцев 4000 ч. В это число не входили те из псхувцев, что занимали бассейн верхнего течения р. Бзыби. Во всяком случае, сообщенные официальные цифры ниже действительности, так как регистрация отплывающих в Турцию не могла вестись точно: много горцев тайно садились на качермы. Не все, однако, джигеты покинули страну предков; некоторые остались, особенно из князей. Так, правитель общества Цан, или Цамба³ даже был офицером; впоследствии вернулся на родину и глава общества Геч, князь Решид Геч.

Скажем теперь несколько слов о покорении и выселении указанных горцев, именно псхувцев и ахчипсхувцев, живших по верховьям рек между Сочи и Бзыбь. Для их покорения главнокомандующий Кавказской армией Великий князь Михаил Николаевич, видя, что эти горцы не желают променять свою вольность на мирную гражданскую жизнь, нашел необходимым перейти к наступательным действиям с 2-х сторон, от моря—по рекам Мзымта и Бзыбь отрядами ахчипсхувским и псхувским, а со стороны Кубанской области двигался Мало-Лабинский отряд через Главный хребет в верховья реки Мзышты¹. Кроме того, колонна генерала Геймана – Доховский отряд, направлялась от устья р. Сочи вверх по ней до главного хребта, а затем следовала в общество Ахчипсху.

Ахчипсхувским отрядом командовал генерал, князь Святополк-Мирский и отряд этот высадился в Адлер у устья р. Мзышты. Псхувским отрядом командовал генерал Шатилов. К 17 апреля 1864 года они сошлись в Гаграх. Этим отрядам велено было двинуться по р. Псху через землю Аибго и соединиться в Ахчипсху с другими отрядами. Псхувский отряд в полном составе двинулся из Гагр береговой дорогой и расположился по p.p. Бегерепста и Чугухвансхва² для проложения дорог к р. Псоу и постройки мостов. Затем двинулся через долину р. Цандрипш в урочище Микельрибш и занял позицию при слиянии р. Псоу с р. Пхых на урочище Хушкарипш³. Здесь у сел. Лакирха отряд был встречен незначительной перестрелкой, но он все-таки продолжал двигаться на урочище Багрипш. Здесь опять появились горцы, но были отбиты. Затем отряд двинулся в землю Аибго, заняв урочище Хубгаларта-Ахуякя и хребет Алква. Тем временем горцы устроили по дороге к урочищу Абшарбабара несколько крепких завалов, куда двигался из Ахчипсхувского отряда генерал Батезатул, но горцы вынуждены были оставить эти завалы, и, таким образом, колонна Псхувского отряда вошла в соприкосновение с колонной Ахчипсхувской. Пройдя среди аулов племени Аибго⁴, отряд заставил жителей смириться и исполнить требования русских властей. 18 мая отряд двинулся в землю общества Ахчипсху и после незначительной перестрелки занял единственную поляну на урочище Кбаада. Здесь сосредоточились уже остальные отряды, и местные жители были поражены появлением русских войск со всех 4-х сторон.

Этим походом Псхувский отряд под командой генерала Шатилова завершил собою последнюю страницу истории Кавказской войны. Он заставил последних вольных борцов Кавказа сложить opyжиe и признать над собой власть Русского Царя.

20 мая по утру, собравшиеся накануне на урочище Кбаада, войска составили громадный четырехугольник, в середине которого помещалась ставка Великого князя. К вечеру того же дня прибыл в ставку Великий князь и объехал все войска отряда.

Утром, 21 мая, урочище Кбаада оживилось необычайной мирной деятельностью боевых кавказских войск— они готовились к параду. На параде собралось 30 т. русских войск к подножью Кавказских седых великанов и на торжественном молебне была принесена благодарственная молитва Господу Богу об окончании продолжительной кровопролитной войны с Кавказскими горцами. Священники в светлых ризах у аналоя, развевающиеся знамена, Великий князь со свитой и вновь награжденные георгиевские кавалеры, а далее со всех сторон стройные густые колонны войск со сверкающими штыками с непокрытыми головами – все это образовывало картину, достойную кисти великого художника. После молебна Великий князь объехал войска, благодарил каждую часть отдельно за совершенное «трудное великое дело».

Его Высочество донес телеграммой о совершившемся событии Государю Императору в следующих словах:

21 мая (1864 г.) Ахчипсхоу.

«Имею счастье поздравить Ваше Величество с окончанием славной Кавказской войны. Отныне не остается ни одного непокорного племени. Вчера собрались здесь отряды князя Мирского, генерал-майоров Шатилова, Геймана и Граббе. Сегодня отслужено благодарственное молебствие в присутствии всех отрядов. Войска в блестящем виде: не болеют. За все время последних движений потеря не превосходит 100 человек. Михаил».

На посланную телеграмму был получен следующий ответ Государя:
«Благодарю от души всех начальников, офицеров и нижних чинов за их молодецкую службу, увеченную¹ успехом. Я горжусь ими более, чем когда-либо».

О выселении черкесских племен читатели найдут подробные сведения в книге Верже².

В это время, т. е. в 1864 г., владетель Абхазии водворен был в Россию, а Абхазия с Самурзаканью и Цебельдой образовали Сухумский военный отдел, начальником которого был назначен полковник Коньяр.

В 1866 году возмутились жители Бзыбского округа и возмущение это угрожало не только Сухуму, но и всей Абхазии. В этом возмущении выставляют виновными абхазцев, как отказавшихся давать сведения чиновнику горского управления Черепову по вопросу об освобождении крестьян и, вообще, по разбору сословно-поземельных вопросов.

Полковник Коньяр, взяв с собой князей Георгия и Александра Шервашидзе, 25 июля отправился на пароходе в м. Гудауты, а оттуда в Соук-Су, надеясь личным влиянием и присутствием уважаемых князей остановить возмущение и заставить исполнить приказание начальства.

Официальные данные говорят, что будто абхазцы высказали свое неудовольствие по поводу освобождения крестьян и просили разрешения отправить депутацию к Наместнику, или же дозволит им переселиться в Турцию. Коньяр согласился на это, но будто сейчас же раздался в толпе выстрел, и затем абхазцы убили Коньяра, перебили его чинов и сопровождавших их казаков, а затем пошло общее возмущение. Разгромив м. Гудауты, абхазцы двинулись в Сухум и в Пицунду, чтобы и их разгромить.

Но дело обстояло совершенно иначе. Вся вина лежит на чиновнике Черепове, который, не ознакомившись с нравами, обычаями и нуждами населения, пожелал сразу ввести в действие все предложенные им свои проекты. Он издевался над князьями и дворянами, угрожая, что едва ли они будут причислены к привилегированным сословиям. Издевался и над представительницами женского пола, задевая самые священные чувства населения. И вот, когда изрубили Черепова, абхазцы со своей стороны прибегли к тому же издевательству над его трупом. Далее – представители Абхазии не просили переселиться в Турцию, а просили допустить их к Наместнику для выражения своих просьб. Коньяр действительно хотел уважить их просьбу, но тот же Черепов отговорил его и, когда Коньяр действительно крикнул исполнить все предложения Черепова, то в тот же момент кто-то из толпы дал выстрел, а затем пошло то ужасное избиение, о котором нельзя вспомнить без содроганья.

Удивительно, что начальство было так уверено в миролюбивом настроении абхазцев и Черепов так энергически настаивал на трусость населения, что казакам велено было расседлать лошадей и предаться обычному отдыху. В этой ужасной кровавой драме остались целыми только князья Георгий и Александр Шервашидзе и переводчик начальника отдела, дворянин Георгий Ткецишвили.

Критическое положение Сухума заставило, принявшего начальство над войсками полковника Кульмана, немедленно послать оба военные судна в Поти и Гагры для привоза оттуда войска на помощь Сухумскому гарнизону. Коменданту Сухумской крепости майору Павлову приказано было всех жителей города, женщин с детьми и их имущество собрать в стенах крепости, а часть посадить на военные судна; мужское же население привлечь к обороне. Скоро абхазцы явились в Сухум. Более 10 раз бросались на русские войска, но каждый раз были отражаемы штыками. В одну из этих атак был сильно ранен прапорщик Сетницкий. Войска всю ночь оставались под ружьем и вели усиленную перестрелку. Много услуг оказали несчастному населению шхуны «Веер» и «Соук-Су»; обстреливая толпы горцев. Наконец помощь подоспела из Поти. Восстанцы сейчас оставили Сухум. Но тут пришлось пострадать Цебельдинскому гарнизону. Цебельдинский пристав капитан Шавров, находясь в Сухуме, не мог попасть в вверенное ему укрепление. В укреплении было всего 60 человек из роты Кавказского линейного № 35 батальона. Поэтому, в Цебельдинском укреплении принял начальство старший в чине флота капитан-лейтенант Корганов¹, посланный туда для собирания сведений по крестьянскому вопросу. Заметив волнение в окружающем населении, он немедленно приказал очистить дом пристава и слободку, находившееся вне укрепления, а жителям собраться в укреплении.

Большая шайка цебельдинцев ограбила оставленные дома и произвела нападение на укрепление. Осажденные бодрствовали днем и ночью и не будь у них достаточного количества боевых припасов, пришлось бы взорвать пороховой погреб и пожертвовать своей жизнью. Приступы были ежедневны. В числе осажденных находился и абхазский миссионер, протоиерей Давид Мачавариани, который с крестом в руках ободрял горсть русских воинов, защищавших честь русского оружья. Кроме того, дальский князь Алмасхид (Михаил) Маршани, незадолго принявший св. крещение, находясь в Сухуме и узнав о возмущении в Цебельде, немедленно пробрался к ceбе, собрал верных дальцев и 70 ч. из них через два дня ввел в укрепление. Он же привел к Цебельдинскому укреплению сотню Кутаис. конно-регулярного полка, находившуюся на постах по Военнно-Сухумской дороге. Единственным утешением осажденных были сведения о движении к Сухуму русских войск, которые давал знаменитый абхазский скороход князь Адамур Маршани – младший брат князя Александра Маршани.

Скоро появились и другие войска, а с войсками Великий князь Михаил Николаевич и помощник его князь Святополк-Мирский. Цебельдинский гарнизон тоже был выручен полковником Котлеровским, а затем было преступлено к расследованию возмущения. Чрезвычайно великодушно отнеслись Великий князь и князь Мирский к Абхазии, не подвергая ее полному разорению. Главные виновники возмущения были наказаны, население разоружено, а все население Цебельды и Дальского ущелья со своими князьями Маршани, исключая Алмасхида и Адамура Маршани, переселены в Турцию.

С 1867 года начальником Сухумского отдела был назначен генерал Гейман. О деятельности этого знаменитого боевого генерала и талантливого администратора мы уже выше сказали. Оставайся он в Сухумском округе, никогда не пострадали бы ни Сухум ни Абхазия; но в 1877 году возгорелась новая русско-турецкая война. Гейман был отозван из Сухума и получил дивизию, а на его месте был прислан добрейший и кроткий генерал Кравченко для управления Абхазией.

К началу войны 1877 года в Сухумском отряде числились: 4 батальона пехоты с партизанской командой - 3496 штыков, 10 конных сотен—1256 сабель и 4 горных орудия.

12 апреля в 12 часов дня начальник отряда генерал Кравченко получил телеграмму об объявлении Россией войны Турции. Бог ведает, для чего было отряду бросить Сухум, отступить к Ольгинскому селению, имея столько войск, провианта и боевых припасов, но видно наши разведочные силы не соответствовали своему назначению, наводя страх и ужас о многочисленности турецкого десанта. А между тем известно, что с самого начала число всех турецких десантов не превышало 3 или 4 т. ч. Но у страха глаза велики, да притом турецкие начальники прибегли к довольно удачной для них хитрости, напр., высаживая днем десант в Очемчиры или в Сухум, тот же десант ночью появлялся в Гудаутах или в другом месте. Казалось, что весь берег с Гагр до Ингур так бы был полон турецкими войсками. Правда, турки имели преимущества на море, но русские войска могли нанести им поражение на суше. Говорили, что с турецкими десантами высадились в Абхазию и многочисленные партии прежних выселившихся в Турцию абхазцев, но опять-таки цифра эта была слишком преувеличена. Не отступи отряд, никогда абхазцы не решились бы пристать к турецким десантам и приехавшим своим сородичам. Наконец, факт то, что многие абхазцы силой были уведены в Турцию, а многие были найдены убитыми за то, что они обнаружили сопротивление против турок.

2 мая началась бомбардировка беззащитного города Сухума и до вечера почти 1/2 города была уничтожена неприятельским огнем. После этого высадились турки с абхазцами и начали жечь и грабить его. Видя, что турецкий десант намерен высадиться в устье Маджарки и абхазцы двинулись вместе с ним, начальник отряда, чтобы защитить Сухумский военный госпиталь и сохранить наши склады в сел. Ольгинском, приказал отряду отступить через сел. Александровское к дороге, ведущей от Маджарского ущелья.

Оставление Сухума, вследствие преувеличенных слухов, совершилось так быстро, что ни жители города, ни жители окрестных греческих и болгарских селений не

4 мая отряд, пройдя Маджарское ущелье, вступил в селение Ольгинское. У входа Маджарского ущелья для задержания неприятеля были заложены инженером Поликарповым фугасы и камуфлеты, но они не принесли никакой пользы. Поликарпов как дамский кавалер, был незаменим, но как военный инженер не выдерживал никакой критики. Была сделана рекогносцировка через высоты Агиш, но тут русская рота встретила неприятеля, направлявшегося в Ольгинское ущелье и завязалась сильная перестрелка. На помощь роте через гору Чижеуш¹ было послано подкрепление. Затем, обе роты, без ранцев и шинелей, прошли по ущелью Аушт¹ для охраны тропы, ведущей в Ольгинский лагерь.

5 мая восстанцы напали на Анастасиевское село, чтобы прорваться в Маджарское ущелье, но были рассеяны. В это время получилось сведение о высадки турок в Очемчирах, Цхубена² и Драндах. Для наказания изменивших русским жителей был послан полковник Шервашидзе, что и было сделано им, т. е. предал несколько селений огню и взял значительное число скота, но это не могло помочь общему ходу дела.

С Акапской высоты войсковой старшина Голяховский нанес сильное поражение абхазцам и предал огню расположенные сакли на правом берегу р. Келасуры, но тут к абхазцам было выслано подкрепление из Сухума. Голяховский, видя увеличение неприятельской силы, отступил к главному отряду.

Началось отступление главных сил. Едва колонна двинулась в лес, как с фронта и с флангов была атакована густыми толпами абхазцев, а с тылу подверглась преследованию турок, прибывших из Сухума. Натиск врагов был до того силен, что в один миг были перебиты носильщики и раненые, а многие из последних взяты в плен. Словом, что ни шаг – потеря людей и потеря воинского духа. Положение Сухумского отряда, связанного огромными складами в Цебельде, было хотя и затруднительно, но не внушало серьезного опасения, покуда оставался спокойным Очемчирский округ. Кто-то распустил слух о выходе из Константинополя в Сухум эскадры с 10 т. десантом. Это известие заставило придвинуть к р. Ингуру двух батальонов Кубанского полка, Кутаисскую дружину и 4 орудия под начальством генерал-мaйopa Алхазова. Но так как на скорую помощь Алхазова нельзя было рассчитывать, то генерал Кравченко получил разрешение на свое ходатайство от помощника главнокомандующего Кавказской армией князя Святополк-Мирского отступить, в м. Зугдиды, а генералу Алхазову было предложено идти форсированным маршем в селение Наа – на правом берегу Кодора.

Решено было – главной силе отступить из Ольгинского селения к несчастному, все еще неустроенному Багадскому мосту, а раненых и больных переправить у сел. Наа. Перевозочных средств было мало, а так как за рекой Амткял прекращалось («как и теперь») колесное сообщение и начинались вьючные тропы, то оказалось необходимым уничтожить не только провиантскиe склады, цейхаузы и архивы, но даже лагерь, часть боевых запасов, офицерские и солдатские вещи, а также имущество и склады частных лиц.

12 мая оставшие войска Сухумского отряда были собраны на Ольгинском плато, где им было приказано сжечь все, чего нельзя поднять и спешить выступлением. При отряде находились до 150 семейств болгар и греков – переселенцев и жителей г. Сухума, до 70 раненых и более 600 больных, считая и больных жителей, всего 2—т. человек, неспособных к походу. Словом, у солдат остались одни шинели, да ружья. Взято было, на случай крайней нужды, то, что поместилось на своих подъемных лошадях: 38 ящиков патронов, сухарей на 2 и крупы на 6 дней, санитарный вьюк и денежный ящик.

Самые тяжкие испытания и лишения начались с Багадского моста. Начался подъем и бестолковая суета. Болезненные стоны и вопли жителей раздирали сердце на части, а о стонах больных и раненых нечего и было говорить. Участник похода, прапорщик, ныне генерал Баратов, говорит, что «отступление Сухумского отряда из сел. Ольгинского в Цебельдинское и далее составляло ужасный ряд бедствий, с трудом поддающихся описанию. Я сам, продолжает он, был свидетелем, как везли больных на червадарских лошадях не верхом, а положенных поперек лошадей, животом вниз. На одном из привалов я, рассмотрев ближе привязанных к спинам лошадей больных, заметил, что большинство из них были трупы, а их везли да везли. Был не один случай умопомешательства нижних чинов. Сколько погибло таким образом больных и раненных нижних чинов, известно Аллаху». Одним словом, говорит Баратов, все объятое ужасом стремилось вперед без оглядки. «Насколько успевал в этом сам генерал Кравченко, видно из того, что я после селения Ольгинского уже не видел его вовсе. Состояние пути отступления было так ужасно, что по дороге встречались повозки поселенцев, нагруженные их добром и застрявшие в грязи вместе с запряженными в них буйволами, которых хозяева даже не успели отпрячь, боясь потерять из виду успешно отступавший отряд. Много домашних вещей, даже медные деньги, бросали по дороге, лишь бы облегчить себя от тяжести. Несчастные жители брошенных деревень, не менее страдали, одетые в легкое платье; они тряслись от холода, неся за плечами пожитки, а на руках грудных детей. Многие падали от усталости, но никто не подавал им помощи, так как всякий заботился о себе. Путь был устлан брошенными вещами и никто их не брал. Поручик, ныне подполковн. Немсадзе, шел пешком, уступив свою лошадь двум слабым солдатам.

Но самое большое горе было еще впереди – предстоял спуск к реке Кодору и переправа через него. Для отряда ночлег был предположен на Бесландукской поляне. До реки Джимпал¹ дорога была более или менее удовлетворительна, но затем она постепенно обращалась в горную тропу, местами грязную поколено и шла большею частью лесом над обрывом. Почти весь отряд двигался по одному человеку. Наконец – ночлег на Бесландукской поляне. У солдат горячей пищи не было.

В продолжении всей ночи на 15 мая абхазцы с значительными силами пытались переправиться через р. Джимпал и прорваться через цепь, но везде были опрокинуты с большим уроном. До Багадского моста оставалось еще 7 ½ верст. На этом протяжении дорога переходила в еще более трудную и опасную тропу, пролегавшую по карнизам отвесных скал над глубокими пропастями. Надо было, прежде чем добраться до висячего Багадского моста через р. Кодор, преодолеть самый трудный и опасный путь на протяжении 5 верст по скале, известной под именем Пскял. Начиная с подошвы скалы, нужно было карабкаться на четвереньках по крутизне в 35^о, наподобиe огромной каменной лестницы, с трудом доступной лишь для пешеходов между отвесными и острыми камнями с правой и пропастью с левой стороны. Лошади были пущены вброд вниз на 2 версты по Кодору. На всем протяжении Пскяла были расставлены нижние чины. Больных и раненых приходилось переносить почти на руках. Наконец, отряд достиг Багадского моста, совершенно справедливо названного «Чертовым мостом». Мост имел в длину 28 аршин, а в ширину 1 ½ аршина и состоял из толстого бревна с положенной на него тройною плетневою настилкою из виноградных лоз. По одной стороне были устроены поручни из виноградных же лоз. Концы моста, за неимением канатов, прикреплены были также виноградными лозами к 2-м огромным деревьям, стоявшим друг против друга на противоположных сторонах пропасти, глубиной до 40 саженей, на дне которой едва заметный Кодор, катясь по камням, яростно кипит, ревет и клокочет. День и ночь продолжался переход через этот «чертов мост», причем все время шел проливной дождь. Солдаты, закутавшись в насквозь промокшие шинели, засыпали на мокрых листьях, заменявших постель.

Отряд уже готовился следовать к сел. Амзара, как появилась партия абхазцев и завязали перестрелку с русской милицией. Под выстрелами неприятеля Багадский мост был срублен и сожжен. А если бы абхазцы раньше срубили этот мост и сожгли, то погибли бы все. В это время появились и турецкие орудия, но снаряды их не долетали до нашего отряда.

Как только раздались турецкие орудийные выстрелы, отряд поднялся и в паническом страхе спешил в полном беспорядке к сел. Джгерды. Тут было все брошено. Оставлено было 16 ящиков с 94,460 боевыми патронами. По словам участников, начальник отряда генерал Кравченко отступал впереди всех, отдав отряду приказание, торопливо написанное на клочке измятой бумаги: «бросить все, что возможно и спешить идти на соединение с отрядом генерала Алхазова».

В это время горная полубатарея 6-й батареи 20 артиллерийской бригады расположилась на скатах Азнарикетской¹ горы, лежащей на пути отступления, и заставила своими выстрелами замолчать турецкую артиллерию. Эта же apтиллерия и прикрыла отступление русских войск.

Отряд из Амзора¹ к Джгердинскому подъему на Азнарикеты. Особенные трудности были встречены в местности Ачибгалара, т. е «гибель лошадей», но была пройдена сравнительно благополучно. Наконец, 18 мая отряд прибыл в Верхние Джгерды. Здесь генерал Кравченко, получив другое назначение, был отозван в Тифлис, куда немедленно и выехал.

Часть отряда генерала Алхазова 15 мая заняла Азнаракетские высоты и стояла возле переправы у сел. Наа, а часть была расположена у Джгердинского ущелья, где встречены были ею роты Ахалцихского полка, уже переправившиеся у того же Наа. От них узнали, что весь Сухумский отряд переправляется через Багадский мост. Так как джгердинские жители были настроены против русских и, заняв трудно проходимые тропинки, через Азнарикетские высоты, могли преградить путь Сухумскому отряду, то Алхазов оставил три роты занять эти высоты и Джгердинское ущелье, а остальные войска двинул на селение Атара. 21 мая колонна генерала Алхазова прибыла в сел. Моквы.

20 мая Сухумский отряд в полном составе прибыл в селение Моквы, где получено было приказание об образовании из войск Сухумского и Кутаисского отрядов одного отряда Ингурского и командование этим отрядом генералу Алхазову. Скоро войска Алхазова перешли на левый берег Гализги с намерением защитить Самурзакань и Мингрелию от абхазцев и турок. Действие Ингурского отряда до половины июля носили характер оборонительный, что оказали дурное влияние на жителей. Турки с прибытием регулярных войск стали смелее и начали делать нападения на русские позиции, пытаясь перейти к наступлению.

Когда к 11 июля подошло подкрепление к русским войскам, тогда Алхазов решил двинуться за р. Гализгу. Войска имели такое расположение: береговая колонна полковника Дове—в сел. Илори, полковника Яцкевича – в Поквеши, и мaйopa, князя Нижерадзе – в Ткварчели. Последняя колонна сделала несколько успешных действий за Гализгой, произвела сильное впечатление на жителей и расположилась у сел. Тхина.

С 11 числа происходили деятельные переговоры с абхазцами сдать оружие и перейти с семьями к р. Ингуру. Восстанцы уклонялись от ответа и поощряемые махаджирами (вернувшиеся из Турции абхазцы после их переселения в 1864 и 1866 годах) старались склонить на свою сторону и самурзаканцев. Решено было выдвинуть правую колонну к р. Цхенис-Цкали. С этой целью колонна подполковника Цулукидзе двинулась из Поквеши¹ к селению Моквы и, перейдя с боем р. Цхенис-Цкали², расположилась в местности Аквара-Эйхва. 15 июля абхазцы открыли сильнейшую стрельбу и лезли на завалы. Но убийственный русский огонь так их расстроил, что они не могли даже подобрать своих убитых. Повторилась новая атака, но была с большим уроном отбита русскими стрелками во главе прапорщика Абассова. Неприятель, видя стойкость и мужество русских войск, бежал в сел. Джгерды, понеся громадные потери.

Было решено двинуться в сел. Джгерды и наказать тамошних жителей. Часть войск была двинута по нижнему течению р. Джумкура³, а одновременно с этим было велено Илорским батареям открыть огонь по Очемчирам. Несмотря на устроенные завалы и сильнейший огонь неприятеля, колонна Цулукидзе овладела Джгердинскими высотами. Неприятель сейчас же отступил к сел. Атара и далее к Адзюбжа, понеся в течение 6-ти часового боя огромные потери. Затем колонна Цулукидзе двинулась по направлению к Джгердам и, заняв это селение, предала огню все их сакли. Вслед за сим Ингурский отряд быстро прошел до р. Кодора и 20 августа, соединившись с отрядами из Кубанской области генерала Бабича и из Черноморского округа полковника Шелковникова, вступил в Сухум.

Будь у нас дорога по ближайшему Клухорскому перевалу, генералу Бабичу не пришлось бы перенести столько трудностей, сколько вверенные ему войска испытали во время перехода через Марухский перевал.

А знаменитый Багадский мост? Это страшное бельмо и теперь в таком положении, в каком он был в 1877 году. А дорога к Клухорскому перевалу? А головоломные тропы и спуски с оврагами? Тоже в прежнем положении. А между тем какой дивный уголок для всякой культуры! Какой здоровый климат и какие природные богатства!

Грешно не сказать несколько слов о Сочинском отряде под начальством неустрашимого полковника Шелковникова, ведшего свои войска на соединение с войсками генералов Бабича и Алхазова. Назначение Сочинского отряда состояло в отвлечении турок от 2-х остальных отрядов. Турки, узнав о движении Шелковникова, который уже стоял у деревни Веселой на р. Псоу сейчас заняли Гагринский проход и укрепление Гагры. Броненосцы охраняли этот проход и следили зорко за русскими войсками. Тем не менее, Шелковников выступил к р. Сандрипшу (Цандрипш). Оставив часть отряда в деревне Пляенко¹, он двинулся по направлению к Гаграм. Пехота с трудом перешла через узкий, но быстрый Сандрипш. Река не глубокая, но до того быстрая, что даже лошадь с ног сшибает. Переправляться через реку помогали мирные черкесы, которые перетянули канат и солдаты по 20 человек брались за руку, за плечевую кость и т. образом с трудом переходили на противоположный берег. Пройдя несколько верст по вьючной тропе до р. Бегерепсты, Шелковников вынужден был отделить Кавказско-Екатеринодарский полк с артиллерией и возвратить их в Сандринш. Наступила ужасная темень, тропа стала очень узка и опасна. Двигаясь дальше гуськом отряд был застигнут грозой и принужден был остановиться до рассвета. Однако большая часть хребта была пройдена без потерь и втайне от неприятеля. Утром, сотня пластунов, пробравшись сквозь чащу леса, подошла к Гаграм.

В 5 часов пополудни пластуны были открыты турецким разъездом, но они вышли вперед. Турки, защищая один хребет за другим, отступили к укреплению. Броненосцы прикрывали их отступление, открыв по отряду фланговый огонь. Тем не менее, к вечеру отряд сосредоточился близ ущелья Жуэквары. Было решено перейти ущелье Жуэквары и, вскорабкавшись на хребет, обойти укрепление.

После взятия укрепления решено было поспешно двигаться к абхазскому селению Гагрипш. Движение обходной колонны вполне удалось и залп, сделанный ею в тылу укрепления, в то время как фронтальная атака уже началась под сильным огнем неприятеля, заставил его покинуть укрепление. Броненосцы открыли огонь только тогда, когда укрепление уже было в русских руках, и войска по пятам преследовали убегавшего неприятеля. Картечные выстрелы броненосца были безвредны благодаря темноте и войска благополучно прошли через укрепление.

К рассвету авангард, руководимый самим Шелковниковым, подошел к селению Гагрипшу и выбил неприятеля из саклей, садов и сбил его со склона Мамдзышха. Множество абхазского скота и овец досталось в добычу солдатам; большая часть добычи была отправлена в Майкоп.

В это время вторая колонна под начальством подполковника князя Аргутинского-Долгорукова успела уже спуститься к Гаграм и двигалась берегом для соединения с отрядом. Броненосцы стали готовиться осыпать картечью эту колонну, но вдруг на горизонт, из-за Константиновского мыса, одна за другой стали взлетать ракеты: то был «Великий князь Константин». Броненосец сейчас пустился за ним в погоню. Этим воспользовался князь Аргутинский; без потерь обогнул «Гагринскую излучину» и соединился с отрядом. Впечатление, произведенное на абхазцев геройским переходом Шелковникова через Гагринской хребет, было настолько сильно, что тот решил быстро двигаться в глубь Абхазии.

8 августа Кавказско-Екатеринодарский полк был послан на набег на абхазские села, расположенные при устье р. Бзыби, где имел перестрелку с турками, овладевшими Пицундой; здесь садились на пароходы и на кочермы уезжавшие в Турцию абхазцы. Полк отбил около 1000 штук скота и догнал Шелковникова в 10 верстах от селения Лыхны. Узнав, что в Пицунде неприятельская пехота, Шелковников направил туда мaйopa Мухуртова. Завидя его, большой турецкий броненосец, стоявший под парами, открыл огонь гранатами. Однако роты Мухуртова выбили турок из кустов и оттеснили их к берегу. Броненосец, опасаясь бить своих, прекратил огонь, но когда турецкие стрелки сели в лодки, чтобы сесть здесь на стоявшие пароходы, он стал засыпать берег картечью. Турки понесли значительный урон, а, если бы не помощь со стороны броненосца, они были бы все истреблены. У неприятеля было отнято около 100 абхазских семейств, которых насильно забирали на пароходы со всем имуществом, и 1000 голов разного скота. Казачьи сотни, оперировавшие на правом берегу Бзыби, отбили 500 штук рогатого скота, 19 лошадей и взяли в плен 5 абхазцев.

В сумерки роты возвратились в Колдахвару. 10 августа Шелковников получил известие, что несколько сот человек регулярного турецкого войска, под начальством князя Решида-Гечь, произведенного уже в паши, согнали к берегу все окрестное население, чтобы насильно забрать его в Турцию. Ночью было получено новое известие о высадке в Гудауте вечером 10 числа одного батальона регулярной пехоты с артиллерией. Но Шелковников был не из тех, чтобы делать отступление. Он продолжал смело наступать и в 7 часов утра был уже в виду Гудаут. До 10 часов утра продолжался упорный артиллерийский бой: три броненосца не жалели снарядов. Рота, зашедшая в тыл неприятельской пехоте, ударила в штыки; в это же время три другие роты кинулись на неприятеля; турки не выдержали и поспешили отступить к Сухуму. В 7 часов вечера Гудаут был занят ротой русских солдат.

20 августа Сочинский отряд был в Сухуме, где произошло соединение всех трех отрядов – Ингурского (генерала Алхазова), Марухского (генерала Бабича) и Сочинского (полковника Шелковникова). 8 турецких броненосцев открыли по войскам адскую кононаду, но почти безвредную, ибо войска были прикрыты возвышенностями.

26 августа Сочинский отряд возвратился назад и был в Колдахваре, а 27 в Гаграх. Шелковников был принят капитаном крейсера «Веста» — Барановым, а войска частью перевезены на этом крейсере, а частью другим крейсером «Владимир» (капитан Снетов).

Кончилась война. Многие абхазцы, в особенности силой переселенные, вернулись на родину и с 1878 года по cиe время идет мирная жизнь во всей Абхазии.

Любили ли абхазцы свою землю, свою родину? Да, они любили, коли многие из них при переселении в Турцию брали в мешках горсть родной земли, чтобы с ней лечь в могилу на чужой земле.

Нам приходилось быть свидетелем, когда турецкие кочермы, наполненные абхазцами, пристали к Сухумской пристани и эти мученики молили бывшего после Геймана начальника Сухумского отдела гвардии полковника Аракина принять их обратно. Пока шли об них донесения и ходатайства в Тифлис, абхазцы сидели по несколько дней на сильном солнечном припеке на кочермах, так как не выпускали их на берег. Я не оправдываю совсем абхазцев, перешедших на сторону турок, но сотни и тысячи таких абхазцев погибли невинно. До последнего времени многим абхазцам отказывали в отводе участков земли, считая их виновным населением, но честь и слава нынешнему наместнику графу Воронцову-Дашкову, выхлопотав у высшей власти прощение этому населению.

Благородные абхазцы с восторгом встречали на Новом Афонe в 1888 г. в Бозе почившего Государя Императора Александра III и с таким же восторгом представлялись в Гаграх ныне благополучно царствующему Государю Императору Николаю Александровичу II-му 17 мая 1912 года.

Боевые, испытанные и энергичные офицеры, служившие при Геймане, к которым принадлежали полковники и подполковники: Бутми-де-Кацман, Щелкачев, Захаров, Введенский, Александрович, Краевич, Колосов, Циммерман, Колесников, Чудинов и др. впоследствии были заменены мирными чиновниками.

Но дело в том: «для чего лилось столько крови в Абхазии, если по cиe время эта Абхазия остается неблагоустроенной?». Кто теперь пользуется этим дивным уголком и когда настанет то блаженное время, когда мы будем располагать Черноморской железной дорогой? Дорога нужна и для сообщения с Северным Кавказом через Клухорский перевал. Нужен порт для Сухума и нужны более или менее удобные сообщения между разбросанными селами. Когда же, наконец, будет сооружен Багадский мост и когда будут приняты меры к защите поселенцев Дальского ущелья? Когда будут разработаны Ткварчельские каменно-угольные копии и Дзышрские серебросвинцовые руды? Наконец, когда начнется правильная эксплуатация пальмовых дач и благоустройство богатейших минеральных источников? Дайте хоть больным и страждущим пользоваться целебным климатом Псхувского и Дальского ущелья и покажите те благословенные уголки по Клычскому и другим ущельям, которые могут привлечь огромное число туристов и экскурсантов. К несчастию, по этим живописнейшим и богатейшим уголкам у нас не имеется даже сносных помещений, где можно было укрыться от дождя и получить кое-какие необходимые жизненные продукты. Будь какая-либо сносная дорога по Военно-Сухумскому шоссе, то десятки и сотни тысяч экскурсантов двинулись бы в Абхазию и видели бы наш хваленный Сухум.

Мы выше познакомили читателей с фамилией князей Шервашидзе. Теперь перейдем к другим фамилиям. Абхазские названия будут поставлены впереди.

1. Ачба — князь Анчабадзе — самая древняя фамилия.

2. Чачба — князь над князьями — теперешние Шервашидзевы, потомки владетельных князей.

3. Маршан — князь Маршания.

4. Эмх — князь Эмухвари.

5. Чабалурхва — князь Сотишвили – Сотискуа.

6. Дзяпш-ипа — князь Зепишвили –Зепискуа,

7. Инал-ипа – князь Иналишвили – Иналискуа.

8. Чхотуа – князь Чхотуа.

Приставки: «дзе» – по-грузински значит – сын.

Приставка: «скуа» – по-мингрельски значит тоже – сын.

Приставка: «ипа» – по-абхазски значит тоже – сын.

Надо отметить тот факт, что все эти фамилии, исключая «Чхотуа» встречаются в Абхазии и Самурзакани. Встречались такие же фамилии в Дальском ущелье, Цебельде, Псху, Ахчипсху и Аибго. На Северном Кавказе, где живут «абазины» (те же абхазцы) встречается и теперь фамилия Маршан. Самурзаканцы, управляемые прежде фамилией Шервашидзе, хотя доказывали, что они мингрельцы, но сословно-поземельная комиссия настояла на абхазское их происхождение и потому-то они получили усиленный надел земли не как мингрельцы, а как абхазцы. В высшем сословии в Самурзакани не имеется ни одной княжеской и дворянской мингрельской фамилии, а в низшем, если встречаются мингрельские фамилии, то они принадлежат к выходцам из Мингрелии. Таково было заключение комиссии.

Фамилия Шервашидзе больше всего встречается в Самурзакани в сел. Бедии. Лучшими представителями этой фамилии считаются: Григорий, Алексей и Александр (сын Гиди) Шервашидзе. В одно время Самурзаканским округом управлял полковник князь Леван Шервашидзе.

К дворянским фамилиям принадлежат:

1. Маан – у самурзаканцев Маргания.

2. Лакер – Лакербая.

3. Жван – Званбаия.

4. Акерта – Акиртаа.

5. Миканба – Миканбаиа.

6. Цивш – Цишбаия.

7. Маги – это единственная фамилия, которая не встречается в Самурзакани, а встречается исключительно в Абхазии – в Гудаутском участке.

Приведем крестьянские фамилии:

1. Килба – у самурзаканцев – Килбаия.

2. Авицба – Авицбаия.

3. Шамба – Шамбаия.

4. Капба – Капбая.

5. Зухба – Зухбая.

И много других фамилий.

Ищущие дворянство тоже носят двойные фамилии.

1. Шакрыл – Шакрылбая.

2. Коцба — Коцбая.

Фамилии «Маан» (человек) и «Маршан» (купец) не доказывают ли происхождение их от иностранцев.

Фамилия «Маги» не произошла ли от мидийских магов?

Князья Инал-иповы, дознано, выходцы из Аравии и родоначальник их «Инал» сначала жил в Крыму, потом в Джигетии, а затем переселился в Абхазию.
Эмх или Эмухвари, как говорят сами абхазцы, выходцы из Грузии, принадлежали к княжеской грузинской фамилии — «Амилахвари».

Словом, добросовестный лингвист при помощи коренных абхазцев мог бы дать массу интересных сведений об этих фамилиях и местностях в Абхазии.

До сих пор мы все говорили о воинственной жизни абхазцев, а теперь возьмем другую сторону их жизни. Сами абхазцы называют себя и теперь «Апсуа», а страну свою «Апсны». В особенности абхазского языка надо отнести еще и то, что каждое слово может быть разделено на слоги и каждый слог, а нередко и одна буква, будет выражать свое особое понятие. Напр., «Апсуа» состоит из 2-х частей: «Апсы» – душа и «ауа» – люди, т. е. душевные люди. Точно также и слово «Апсны» составлено из «Апcы» – душа и «ны» – страна, что значит душевная страна.

Хотя Розен и барон Услар говорят, что абхазский язык состоит из звуков шипящих, свистящих, жужжащих и гортанных, но язык этот вполне заслуживает особого внимания и потому скажем несколько слов.

Звуки абхазского языка так резко отличаются от звуков индоевропейской семьи языков, что можно изучить этот язык прекрасно, вполне овладеть духом и свойством его, но все-таки произношение его так и останется «варварским». Для объяснения звуков приходится создавать совершенно новые правила фонетики. Одними известными органами (губы, зубы, язык, гортань и др.) нельзя здесь ограничиться. При произношении многих звуков абхазского языка органы произношения принимают совершенно иное положение, что не замечается в других известных нам языках. Kроме того, могут некоторые вывести поспешное заключение, что язык этот беден оборотами и словами, соответствующими ощущениям внутреннего мира. Изучение или близкое знакомство с ним приводит совершенно к обратному заключению. Заметим кстати, что абхазский язык еще до Р. ХР. был только разговорным языком, но в церкви и в литературе не употреблялся. В последнее время мы видим на абхазском языке молитвы, историю Ветхого и Нового завета и даже учебники и книги для чтения.

Вот этим и объясняется тот факт, что все сословия абхазцев, без различия пола, возраста и образования, говорят одинаково красноречиво. Так как, вообще, в народном употреблении язык туго поддается изменениям, сторонним влияниям даже соседних языков, то можно представить себе чрезвычайную важность изучения этого языка для лингвиста, изучающего, вообще, языки научным путем: абхазский язык можно считать первобытным, сравнительно со многими уже известными языками.

Язык абхазский гибок и звучен; он одинаково передает не только торжественный тон возвышенного пафоса, но и ласкает слух самыми нежными выражениями. Как грозные звуки природы, так и мелодия тихого дуновения ветерка, журчание ручейка, горе и радость, гнев и ласки, глубина страсти и нежность находят в этом языке свое полное выражение. В нем отражаются, точно в зеркале, неуловимые движения души, туманные впечатления окружающего нас мира, ускользающие, обыкновенно, от слова, знака и красок, чем объясняется обилие идиоматизмов, решительно непереводимых ни на какой другой язык даже приблизительно.

Послушайте речь оратора абхазца, окруженного многочисленным со всех сторон собравшимся народом и решающего семейные, сословные и общественные дела по обычаю страны под густой тенью векового дуба, или укрывающего целую сотню людей под своею сенью роскошного чинара. Бесконечная речь его, основанная на законах здравого смысла и строгой логики, несется неудержимо на крыльях бешеного воображения. Несмотря на всю свою убедительность в ней то слышится очаровательная нега любви, то раскатистые громы раздражения. В бесконечных сравнениях, фигуральных образах и чудных аккордах — слышатся глубокие истины, практически — годная житейская мудрость, завещанные предками и проверенные опытом собственной жизни советы. Слушая даже обыкновенного оратора или доморощенного народного поэта, беспощадного сатирика, или восторженного панегирика, не знаешь чему удивляться, —способности ли его логически выводить одну мысль из другой, или уменью группировать и связывать в одну речь разнообразные по силе слова и выражения? Часто одно слово, один звук этого языка соответствует 5—6 словам другого языка. Есть такие слова и целые выражения, которые, как мы говорили, решительно непереводимы на другие языки. Есть и такие, которые употребляются только женщинами, в большинстве случаев для того, чтобы поделиться друг с другом своими очаровательными тайнами. Сколько поэзии и музыки в речах абхазской женщины, когда она касается страстной любви! Сколько убедительных и красноречивых доводов в устах абхазки, когда она защищает пред судьями семейные свои интересы.

Тот гласный суд, которого добивались культурные страны в течение многих веков, хорошо был известен абхазцам и широко они пользовались им. А певцы народных героев и обличители общественных пороков, к которым принадлежали популярные народные поэты, пользовались общим уважением. Эти певцы никогда не встречали никакой трудности в облечении своих мыслей в поэтическую форму и поэзия их лилась иногда в течение целого дня и целой ночи, в особенности, когда они являлись на грандиозное народное coбpaниe из разных сел для состязания. И действительно, надо было удивляться их талантливому творчеству. В обширном хороводе стояли эти поэты с 2-х противоположных сторон, и поэзия их лилась широкой волной. Каждая поэма волновала не только молодежь, но и столетних стариков и старух, вспоминая дела минувших дней, минувшей свободы, минувшей вольной жизни.

Переходя к народным обычаям и к судопроизводству в Абхазии, надо знать следующее: к привилегированным сословиям относились князья (тавады), дворяне (амыста у абхазцев), а «жиноскуа», — дети высшего существа — у самурзаканцев. К низшим сословиям: «анхае», т. е. подвластный — у абхазцев, а «пиоши», — у самурзаканцев, затем — «ахойю» или «агирва» (последнее название значит мингрелец, так как абхазцы брали в плен мингрельцев и делали их подвластными себе). Наконец, самое последнее крестьянское сословие это «ахашала» (рабы) у абхазцев и «делмахоре» у самурзаканцев. Каждый из «анхае» по примеру князей и дворян, мог держать себе своих «агирва».

По обычаю края никто из жителей Абхазии не был изъят от обвинения и каждому предоставлялось право потребовать другого в суде. «Ахашала» (раб) мог всегда вызвать в суд своего господина: подвластный («анхае») своего протектора, будет ли он дворянин или князь; дворянин мог вызвать в тот же суд другого дворянина или его подвластных и рабов. Сын мог вызвать мать или отца; жена — мужа и т. д. Словом, никакие сословные преимущества и никакие родственные отношения не могли служить препятствием в подобных случаях.

Дела решались всенародно, большей честью под открытым небом — под сенью столетних широколиственных деревьев. По выслушании сторон — истца и ответчика и их многочисленных свидетелей, судьи уходили для совещания, а потом один из них объявлял решение, приводя предварительно дословно показания сторон и свидетелей. Если истец замечал, что у судей появляется колебание на счет виновности ответчика, тот представлял последний неопровержимый аргумент «я узнал, говорил он, все подробности этого дела от доказчика, которому заплатил столько». Судьи многозначительно переглядывались и расследование по делу оканчивалось и доказчик был—лицо не прикосновенное и никто не смел спросить «кто этот доказчик».

Резюме решения: «суд определил такому-то (истцу) дать присягу с одним, с двумя, тремя... и т. д. соприсягателями в том, что такой-то (ответчик) сделал то-то. По принятии такой присяги ответчик удовлетворял истца полностью (стоимостью украденной вещи, убытков, понесенных при разыскании похитителя, т. е. денег, заплаченных доказчику, или определенной обычаем платы за кровь, если дело касалось кровомщения или тяжкой обиды). Если же истец не соглашался присягой доказать справедливость своего показания, то предоставлялось принять ее такому-то (ответчику) с таким же числом соприсягателей в том, что его обвиняют ложно.

Число соприсягателей бывало различно: от одного человека доходило до 32-х. Присяга принималась или в церкви Св. Георгия в селении Илори, в 4-х верстах от Очемчиры, или же на горе Дудрипш, недалеко от селения Ачандара, в Гудаутском участке.

Увеличение числа соприсягателей зависело от важности обвинения, от общественного положения тяжущихся и от влияния их на народ. Самое большое число соприсягателей назначалось для прекращения кровомщения между князьями и дворянами. Женщины освобождались от присяги, а такая присяга ложилась на ближайших их родственниках.

К прекрасным нравам и обычаям абхазцев относились: широкое гостеприимство, почтительное отношение к женскому полу, а также к старшим по возрасту, такое же отношение к старшим в особенности со стороны детей, безусловная помощь неимущим во время свадеб, похорон и человеческое обращение с пленными после 2 или 3-х летней их жизни в Абхазии.

Защита семейных интересов у абхазцев лежала на женщине, которая во всех своих делах в этом случае шла рука об руку с женщинами, принадлежащими к соседним черкесским племенам: убыхам, абадзехам и шапсугам. Покушение на уничтожение разных прав женщины, освященных веками, вызывало здесь ряд волнений, которые всегда оканчивались победой женского влияния. Большой самостоятельностью пользовались женщины привилегированного сословия: они исполняли в некоторых случаях религиозные обряды, руководили обществен. делами, даже предводительствовали иногда во время ночных похождений с целью грабежа или нападения на врагов, одним словом, стояли наpaвне с мужчинами. Между тем деятельность и влияние женщин простого сословия были более ограничены, так как на них лежали все домашние работы и лишь звание «кормилицы» доставляло ей известное уважение среди своего племени.

Обычай отдавать детей на воспитание кормилицам был основан на стремлении князей быть как можно ближе к простому сословию или к соседним племенам, чтобы снискать у них расположение и преданность к себе. Крестьяне нужны были князю для усиления его могущества и для поддержки его во время разных затруднений боевой его жизни. Со своей стороны и простое сословие всегда радо было породниться с князем, чтобы приобрести в лице его сильного защитника и покровителя. Любовь кормилицы к своим воспитанникам или воспитанницам была безгранична, но и воспитанники и воспитанницы платили им той же монетой. За интересы кормилицы, их мужей, молочных братьев и сестер, даже за целое селение, где они жили, княжеские дети готовы были принести всякую жертву.

Гость у абхазцев считалася священным и желательным во всякое время. В силу установленного обычая, гость не спрашивал хозяина дома, принимают или нет. В случае отсутствия хозяина дома, ему только необходимо было расседлать свою лошадь и седло повесить на стене, затем он становился домашним человеком и за отсутствием мужчин его угощали женщины. Но если хозяева были дома, тогда, прежде чем расположиться под навесом, они и гости некоторое время упрашивали друг друга, с разными церемониями, сесть первым, но ни те, ни другие не соглашались сесть раньше, пока, наконец, какой-нибудь из старших по возрасту не показывал другим пример и не выбирал себе местечка. При этом каждый шаг, каждое движение непременно вызывали с той или другой стороны ряд просьб, поклонов, подниманий и опусканий рук. При появлении женщины, как гости, так и хозяева мужчины, обязательно подымались с места и стоя ожидали разрешения этих женщин занять свои места. Выходя из дому или прощаясь с хозяевами, гости не имели права обернуться к ним спиной.

При встрече гостей или пешеходов и всадников по дороге мужчины не кланялись, не подавали рук и не снимали с головы шапок, а поднимали вверх руку, складывали три пальца — большой, указательный, средний и произносили обычный привет. Эти церемонии соблюдались каждый раз даже и пред князьями, но если крестьянин или дворянин являлся в дом влиятельного князя, то они целовали его в грудь и плечо, а сам князь давал только обычный привет. Точно также соблюдали эту церемонию и женщины.

Во время обеда и ужина пред гостями ставили длинный стол, причем опять начинались церемонии, кому прежде и где садиться, а потом подавали всем умыть руки. Один держал таз, другой кувшин, а третий салфетку. Последняя обязанность обыкновенно выпадала на долю одной из красавиц, дочерей хозяина, дабы гости имели понятие об ее красоте и грации. Хозяин и его родственники все время стояли и слушали рассказы гостей, не перебивая их, хотя бы они врали без зазрения совести. Через несколько времени выходила хозяйка и приветствовала гостей низким поклоном. Гости поголовно вставали и приветствовали ее. Меню обеда или ужина состоял из вареной или жареной говядины, откормленных курей с острым соусом из перца, толченого ореха и гранатного сока или уксуса, затем из кукурузной гоми, сыру и кислого молока с медом. Напитки подавались в достаточном количестве, но, удивительно, никогда не напивались не только абхазцы, но и гости, приезжавшие из Черкесской земли. После обеда и ужина вновь подавали воды умыть руки и выполоскать рот.

Если кто-либо из гостей оставался ночевать, то после ужина хозяйская дочь приносила им чашку с водой и умывала всем ноги. Кроме того снимали с гостей и клали тут около них их шашки, пистолет, черкеску, бешмет, брюки и чувяки. Если замечали, что у кого порвана черкеска или бешмет, то на ночь зачиняли.

Кормилицы следят за жизнью своих воспитанников и воспитанниц до самой их смерти. Они и их родственники и родственницы в сильной тревоге, когда воспитанник их является в качестве жениха, боясь, чтобы его не «испортили». Порча состояла в том, что злые люди посредством разных нашептываний и свинцовых шариков или узлов на платках могут «лишить жениха супружеской способности». Эти нашептывания происходят во время приближения жениха к помещению невесты.

Были случаи, когда молочные братья, узнав о смерти воспитанника своей матери, лишали себя жизни. При оплакивании происходили душураздирающие сцены: мужчины наносили себе удары по лицу, в грудь, и ходили, как потерянные, с открытой головой, проливая горкие слезы. Женщины рвали на себе волосы, царапали до крови лицо и грудь и в припадках сильного горя головой ударялись об камни. В знак траура мужчины не стригли волос в течение 3-х лет, а женщины надевали глубокий траур из черной и даже из желтой грубой материи. На 40 день происходили поминки, а через год совершали тризну. Во время тризны в доме умершего или умершей раскладывали вещи, принадлежавшие им и над ними совершали опять оплакивание. Часть дня посвящалась также скачкам и воспоминаниям о доблестях усопшего. Возле вещей умершего стояла лошадь покойного в траурном одеянии с перекинутым через седло вооружением.

Приезжие плакальщицы шли шеренгами, передавая друг другу душураздирающие слова со стоном и криками, а потом эти стоны и крики, по мере приближения к вещам покойного или покойницы, переходили в бурный и неистовый плач.

Абхазцы были более склонны к гражданскому браку, не признавая для этого ни христианских, ни магометанских обрядов. Если священник обращался к супругам, жившим вместе несколько лет счастливо и мирно и предлагал им укрепить их союз христианским таинством бракосочетания, то обыкновенно отвечали ему:

— «Отец, жили же мы 20 лет хорошо! Чего нам венчаться? Церковный брак нас только свяжет, а теперь, слава Богу, каждый из нас может уйти на все четыре стороны».

И действительно, мужа и жену ничто не связывало и если они не сходились друг с другом почему-либо, то они свободно расходились. Но разводы происходили очень редко.

Более подробные сведения о семейной жизни абхазцев можно найти в нашей книге, под заглавием «Очерки и рассказы из наблюдений разных годов». Изд. 1909 г.

Существовавшая в Мингрелии в значительных размерах продажа крестьянских семейств поодиночке в Абхазии строго запрещалась обычаем. Как только владелец давал разрешение «ахашалу» (рабу) жениться, он, согласно народному обычаю, обязан был дать участок земли, равный стоимости одной коровы или 10 рублей, затем корову, теленка, медный котел и постель. Самый акт женитьбы переводил раба в сословие «ахойю» или «агирва». В сословии «агирва» половину времени он употреблял для своих работ и к улучшению своего хозяйства.

«Ахойю» в Абхазии не могли быть продаваемы своими владельцами не только отдельными членами, но и целым семейством. Всякое покушение в этом роде со стороны владельца влекло за собою потерю ахойю, находившего себе другого покровителя. Повинности его были строго определены и состояли в 3-х дневней полевой работе, превращении кукурузы в муку и приготовлении из нее для стола владельца пищи. От этой повинности сословие это получило свое название «ахойю», что значит «кашевар»; затем — в отдаче для услуг в дом владельца мальчика или девочки, первого до совершеннолетия, а второй — до замужества. В число обязательств входили: заготовление дров, огораживание хлебных полей и резание животных для стола владельца.

Но не все эти повинности были обязательны для каждого дома ахойю; напротив редко какой дом исполнял их все вместе и это, обыкновенно, случалось с тем, кто, по каким-либо обстоятельствам делался кредитором своего владельца.

Надо и то знать, что это последнее сословие «ахашала» (раб) произошло от детей, покупавшихся у соседних горских племен, или от детей, прижитых вне брака девушками сословия «ахашала», которых владелец имел право продавать по своему произволу, или же из пленных, взятых в особенности из Мингрелии.

Вообще, все сословия туземного населения Абхазии были совершенно равноправные поземельные собственники. Закон «Ману» — «земля принадлежит тому, кто ее обработал», был применяем здесь в широких размерах. Все сословия, начиная от князя, и оканчивая «ахашала» были полными собственниками земель, обработанных ими или их предками. Такое поземельное право ставило низшее сословие вне зависимости от привилегированных классов. Владетели видели в существовании такого порядка владения землею силу, противодействующую значительному усилению привилегированных сословий, и потому не только роняли его, но всеми мерами старались поддержать в народе приверженность к установленным обычным отношениям. Сила владетеля была не в высших сословиях, а в расположении массы населения, которое тем более привязывалось к нему, чем более видели в нем охранителя своих прав.

Внутренние волнения, производимые князьями и дворянами, подавлялись при помощи «анхайю». Недаром была у абхазцев поговорка: «Пусть меня накажет Бог, но наградит владетель».

Князья и дворяне, не будучи исключительно собственниками земли, могли приобретать значение только количеством своих подвластных. Ум, отвага, энергия привлекали к ним большое число подвластных, что ставило их сильнее других. Самый переход подвластных происходил при самостоятельности последних, и эта самостоятельность основывалась на праве личной свободы и на принадлежности каждому занимаемых им участком земли. Таким образом, личная свобода массы населения, при праве частной собственности на земли, регулировали отношения между привилегированными сословиями и владетелем. Владетель, по праву блюстителя закона, в форме народного обычая, мог всегда положить предел перевесу одного лица или фамилии. Он не прибегал к насилию, а только приблежал к себе падающую фамилию. Народ считал покровительство владетеля выше покровительства княжеской фамилии, и потому такие приближенные к владетелю лица могли рассчитывать на увеличение числа своих подвластных.

Вобщем, в Абхазии между низшими и высшими сословиями не было того антагонизма и той отчужденности, какие существовали в Гурии, Имеретии и в Грузии. Отношения крестьян, во время разных походов, были такие, какие были между русскими князьями и их дружинами.

В своей нравственности абхазцы гораздо выше стояли многих других племен. Масса абхазского населения смотрела (и теперь смотрит) с отвращением на проявление разврата даже посторонних. «Это я могу подтвердить, говорит знаток Абхазии — член бывшей Сухумско-сословно-поземелной комиссии полковник А. Н. Введенский (впоследствии начальник Сухумского округа), двумя случаями из моей служебной практики. В 1867 г. жители Пицундского округа (ныне Гудаутского участка) обратились ко мне с просьбой уничтожить открытый кем-то, для стоявшей в сел. Лыхнах сотни казаков, дом терпимости, говоря, что с выходом сотни нет в нем надобности и что подобное заведение позорит всех жителей округа. Тоже самое повторилось в 1868 году в Драндском округе (ныне в Гумистинском и Кодорском участке), когда было открыто такое же заведение в м. Очемчиры. Как в этом, так и в другом доме женщины были не абхазские, кои и теперь не встречаются нигде в домах терпимости».

В чистоте нравов абхазцы были обязаны своим честным матерям, добросовестно исполнявшим обязанности жены, матери, хозяйки и воспитательницы. Молодому поколению прививались все лучшие качества предварительно кормилицами, а потом родными матерями. Правда эти кормилицы, матери и народные поэты восхваляли тех молодых людей, которые отличались наездничеством, неустрашимостью, воровством, грабежом, нападениями на соседние земли с целью учинять похищения скота и захват пленных, но что же было делать, когда подобные предприятия давали громкое имя молодому человеку. Иначе он не мог даже достать себе невесту. Если к кровомщении прибегали, то это тоже требовалось народными обычаями, освященными веками. Но удивительно то, что бедных, т. е. нищих в Абхазии не было и протягивать руки для помощи считалось и считается позором и преступлением.

Где же получали специальное образование молодые люди, чтобы слава их гремела по всей Абхазии? Получали обязательно у опытных удальцов, которые брали этих молодых людей во время воровства и набегов и потом давали им подобающую аттестацию.

Правда, абхазцы жили не богато, но зато жили чисто, опрятно; в особенности держали в чистоте одежду и огромное количество постели. Мечников удивился бы привычке абхазцев есть кислое молоко с медом после принятой пищи, а гигиенисты поразились бы обычаем их умывать руки и полоскать рот пред и после принятия всякой пищи. Изготовление бурки, башлыка, шитье обуви из кожи, черкески, бешмета, и всего белья для обоего пола исключительно лежала на обязанности женщин. В случае нужды они являлись такими же образцовыми наездниками, как и их мужья — это были в своем-роде неустрашимые и храбрые амазонки. Недаром, жена князя Аслан-бея (сына владетеля Абхазии Келиш-бея Шервашидзе) сопровождала своего мужа во всех набегах и даже в нападениях на вражеские войска.

В период греческого и, в особенности, римского владычества, религия обитателей Восточного берега Черного моря представляла смесь язычества туземцев с развращенно утонченным и грубым язычеством греков и римлян, загнанных туда ссылкой или торговой корыстью. Но когда в греческой мифологии и в свидетельствах древних писателей изображена жизнь горцев в непривлекательных картинах, то не следует думать, что горцы за все время существования вплоть до Р. ХР. жили беспрерывно в состоянии нравственной испорченности; наоборот, сознавая существование высшего существа, распоряжающегося судьбой людей и веря в загробную жизнь и переселение душ, были периоды, когда многие стороны их жизни заслуживали внимания, как и жизнь других народов, уважающих законы гражданские и нравственные. К сожалению, при каждом стремлении к улучшению, неожиданная волна, нахлынувшая из других стран, уничтожала попытки и вновь направляла горцев к их прежней дикой жизни. Счастье, что ссыльные из Греции и Рима и корыстолюбивые торговцы не имели особенного влияния на горцев, живших в глуби их страны. Это вредное влияние испорченных цивилизаторов отражалось только на береговых жителей.

Мы опять повторяем, что первые семена христианства в Абхазии были брошены апостолом Андреем Первозванным и учеником его Симоном Кананитом. А приобщение абхазцев к среде христиан надо считать с половины VI века при царствовании Императора Юстиниана Великого, о чем подробно будет сказано ниже. До нашествия турок в Абхазию можно сказать процветало христианство. Даже при владычестве турок христианство не прекращалось во многих местах, как в Пицунде, Илори, Моквах. Турецкие торгаши-пропогандисты и безграмотные первоучители, муллы, больше преследовали политическую и коммерческую цель, чем религиозную, и к религии прибегали, как к средству сильнее подействовать на страсти народа. Первыми, принявшими магометанство (на словах, а не на деле, так как во всей Абхазии не было даже мечетей), по словам народа, были люди зажиточные, преимущественно из высших фамилий, имевшие торговые дела с турками.

Как бы ни было велико влияние турок на абхазцев, они однако не вытеснили некоторых древних христианских обрядов, перешедших в обычай. До настоящего времени еще сохранился в крае обычай в праздник св. Пасхи резат ягненка, и обмениваться крашеными яйцами. Хотя празднику этому не везде предшествует пост, но, тем не менее, употребление приготовляемых к этому дню кушаньев имеет вид разговения и самый процесс трапезы сохранил свой прежний патриархальный характер. В дни, совпадающие с празднованием Св. Троицы, устраиваются обеды и гуляния в рощах. В праздник Рождества Христова точно так же, как и на Пасху, по совершении ночного моления, отправляются с поздравлениями друг к другу, причем бывшие подвластные приносят своим владельцам подарки и угощаются за обедом. При всех молениях и религиозных обрядах употребляются абхазцами свечи и курение ладаном. Христианство оставило в народе уважение к храмам; церковь считается местом неприкосновенным, и всякий, прибегающей под защиту ее, спасается от преследования, какое бы он не сделал преступление. Даже развалины храмов считаются святынею, и магометане приносят в них присягу в подтверждение справедливости своих слов. Присяга в развалинах храма на горе Дудрипш считается самою священной и не найдется абхазца, решившегося ложно принять там присягу.

Наряду с остатками христианских верований и обрядов в обычаях и понятиях абхазцев осталось много других верований.

В помощь к Верховному Существу, одаренному всеми высшими по нашим представлениям качествами, абхазская мифология дала множество других божеств, определив каждому свое специальное назначение. В молитвах своих, читающихся и поющихся при жертвоприношениях и при других религиозных обрядах, абхазцы, взывая Богу, говорят: «ах-дау», что значит: Господи, Владыка, Великий, и придают ему все те эпитеты, которые придаем и мы- так напр., обыкновенное начало молитвы следующее: «ах-дау» (или «анцва-дауква») «злыпха-ххаура», что значит: Боже Великий, Милосердный, многомилостивый. Но тому же Богу приписывают мелочное вмешательство в дела людей и самое же жестокое преследование и затем немедленное наказание всех человеческих слабостей. Необходимость второстепенных божеств вызывалось потребностями народа. Всякое атмосферное влияние, всякая опасность, угрожающая человеку или его достоянию, всякий труд, обеспечивающий cyщecтвoвaниe человека, создали в детском воображении народа отдельных покровителей, но видимо управляющих всем этим. Божества эти никогда не имели никаких изображений.

— На первом месте из таких божеств стоит покровительница Посевов —«Джаджы».

— Далее: покровитель домашнего скота и хуторского хозяйства—«Айтар».

— Покровительница вод — «Дзызлан».

— Покровитель кузнечного и слесарного дела — «Шесшу».¹

— Бог и повелитель грома, молнии и всех атмосферных явлений «Афу»²

— Покровитель воровства, грабежей и разбоев — «Эйриг-аацных».

Но сильнейшим из всех святых считается «Аныбсныха-дудрипш».
Немного не доходя до вершины горы Дудрипш, настоящего местопребывания «Аныбсныха», лежит большой камень под дубом, в котором врезан образ Божьей Матери. Немало там же стрел и копий. Там же был найден складной медный образ с изображением Божьей Матери и Святого Николая Чудотворца.

Независимо от признания всех этих божеств жители селений Лыхны, Лзаа (Пицунды) и Илори состояли под покровительством святых. В Лыхнах каждое семейство призывает покровительство «Анан-Лыхных» (храм Лыхненской Божьей Матери), в Лзаа³ - «Анан Лзаа-ных» (храм Пицундской Божьей Матери), а в Илори — «Пицунда Георгий» (Святого Георгия).

Абхазцы и самурзаканцы глубоко верят в загробную жизнь. По их понятиям душа умерших никогда не покидает своих родственников, оставшихся в живых, к которым часто являются с разными просьбами и требованиями. На могилах умерших по праздничным дням кладут хлеб, фрукты и вино.

Вера в домовых, русалок и леших до сих пор остается в правде. Домовые и лешие не вызывают особого страха, но встреча с русалкой признается весьма опасной, так как эта обворожительная водяная красавица с голубыми глазами и с длинными распущенными волосами требует от мужчины любви, обещая за это ему все земные блага; если отчаянному абхазцу удается в борьбе с русалкой вырвать из ее головы хотя бы несколько волос, то она становится невредимой и даже поступает в услужение ему; в противном случае смельчака ожидает неминуемая смерть за то, что он пренебрег любовью красавицы. Некоторые же соглашаются жить с ней на 1 или на 2 года. Черт, по понятиям народа, часто является вором в виде коз или козлят, и надо отличать настоящую козу от черта. Когда убеждались, что какая-нибудь старуха, а иногда и молодая, портят людей, животных и птиц, то таких женщин, как форменных ведьм, или топили, или вешали на дереве и поджигали сильным огнем. Бывали случаи, когда ограничивались прикладыванием раскаленного железа к какой-либо части тела.

Абхазцы, кои утверждают, что они выходцы из Абиссинии, обязательно должны были познакомиться с верованиями, нравами и обычаями колхов не только на старой своей родине, в Египте, но и на новой. Они, т. е. абхазцы, были знакомы с народами и племенами, обитавшими по течению священной реки Индии-Ганга. Такая связь была установлена Сезострисом (Рамзесом) Великим, жившим за 1400 г. до Р. ХР. Этот великий завоеватель, которому приписывают выселение из Абиссинии и Египта абхазцев и колхов на Восточный берег Черного моря, владел странами к югу от Абиссинии к северу до Танаиса (Дон) и к востоку до земель Аравийских. Морем же он проник еще дальше через Аравийский залив (Эритрейское море); он отправился с большим флотом в Индию.

Нам могут заметить, что связь абхазцев с народами Египта или Индии — это гипотеза, фaнтaзия. Так-ли это? Европейцы до близкого знакомства с индийскими факирами критически относились к медиумам, спиритам и в особенности к гипнотизерам. А о том, что человеческий глаз в состоянии испортить не только людей, но и животных, об этом говорили с злобой и насмешкой. Насмешкам подвергались и увлекательные рассказы о факирах и, вообще о сверхъестественных силах, написанных знаменитым французским путешественником Жаколию и отечественной нашей писательницей Бловацкой. Теперь же на все смотрят иначе.

Читатели, конечно, удивятся, если мы скажем, что в Абхазии можно встретить не только гипнотизеров, медиумов, но и таких субъектов, которые умеют воровать «душу». Воровство души состоит в том, что избранные натуры могут оставаться без движения и без всяких признаков жизни в течение одного и двух дней, причем придают своему лицу и, вообще, всему телу, вид трупа. К воровству души прибегают и те, на которых нападают медведи.

Абхазцы глубоко верят в дурной глаз и у них для этого установлена особая молитва. Примерами боимся утомлять читателей, а то привели бы их немало. С гипнозом же прекрасно знакомы абхазские девушки. Чтобы узнать будущих своих женихов, они выбирают девушку, неотличающуюся особенным здоровьем, одевают в белое платье и кладут ее спиной на земле, заставляя смотреть прямо на голубое небо. Девушка скоро засыпает, а потом остальные девушки, по очереди, кладут указательный палец руки на большой палец ноги спящей и спрашивают о своем суженом.

Есть в Абхазии люди, которые прекрасно излечивают больных от укушения змеи и бешенной собаки. Какие силы у этих заговаривающих это неизвестно, но факты остаются фактами. Восток владеет многими тайнами, часть которых перешла и на Кавказ. Близкое знакомство с простым народом дало бы нам много полезных и ценных сведений, а существующие у многих лиц народные лечебники заслуживают особого внимания. Эти лечебники попадаются только в Мингрелии, Грузии, Имеретии и Гурии, а абхазцы лечат по устным указаниям, передаваемым из рода в род. И тут вы встретите замечательных хирургов по лечении холодных или огнестрельных ран.