Георгий Старков тихий холм (роман по мотивам видеоигр Silent Hill и Silent Hill 3)

– Хизер? Ты меня слышишь? Что случилось?

– Клаудия... Она ваша дочь? – Хизер не узнала собственный голос.

– О, так ты её знаешь, – с иронией протянул Леонард, и вдруг его голос взорвался неприкрытой злостью. – Ну так чего сюда притащилась?! Ты одна из её служак, да?

В любое другое время Хизер, если бы с ней так разговаривали, просто повесила бы трубку. Но она, наоборот, плотнее прижала мембрану к уху.

– Нет, – твёрдо сказала она. – Никогда.

Она вспомнила прищуренные глаза женщины, её почти отсутствующие брови и скользящую по краям губ мерзкую улыбку, и положила сжатую в кулак руку на тумбочку.

– Когда я найду её, я...

Она осеклась, осознав, что сболтнула лишнее, но было поздно. Леонард процедил угрожающе тихим голосом:

– Я чувствую ненависть.

– Что?

– За твоими словами стоит гнев, – торжественно объявил Леонард. Хизер могла бы поклясться, что собеседник на том конце замурлыкал, словно кот.

Она закрыла глаза.

– Да, – призналась она. Какой смысл отрицать, если он уже всё знает. Пластмассовая трубка в руке заскрипела, готовая треснуть. – Извините. Но она... она убила моего отца.

Тишина. Хизер ждала новой вспышки ярости. Сейчас он заорёт снова. А может, просто-напросто бросит трубку, и она никогда больше с ним не поговорит. Так было бы лучше всего.

Но Леонард не бросил трубку и не стал кричать. Он говорил вполне спокойно:

– Клаудия глупа, но она моя дочь. Я ждал её, собирался простить, если она осознает свои ошибки и станет на верный путь. Но теперь я вижу, что уже поздно...

– Хизер? Хизер, ты здесь?

– Да, – сонно отозвалась она, отгоняя дремоту.

– Хизер, ты не можешь мне помочь?

– Хизер, я не могу найти выход. Меня заперла Клаудия со своей сворой, чтобы я не мешал их делишкам. Чёрт побери, я должен выбраться отсюда и остановить её!

Леонард снова начал кричать. Хизер успокаивающе вскинула руку:

– Хорошо, только не волнуйтесь. Где вы?

Леонард подумал:

– Точно не знаю, но где-то в больнице. Дверь находится в конце коридора второго этажа. Это всё, что я могу сказать.

– Ладно, я найду вас, – уныло ответила Хизер.

– Скорее, – поторопил Леонард. – Помоги мне, и, думаю, я тоже смогу тебе помочь. У меня есть Печать. Пожалуйста...

Пошли короткие гудки. Хизер недоумённо посмотрела в мембрану, испрещённую мелкими дырочками:

– Печать?

Она положила трубку на место и посмотрела на зарешеченное окно. На улицу спустилась тьма.

Теперь перед ней был выбор: либо положиться на слова Леонарда и разыскать его в здешних катакомбах, либо уйти. Повернуться и уйти из власти этих осточертевших стен. Последний вариант манил своей простотой и относительной безопасностью, но это был ошибочный путь. Потому он и был прост.

Думаю, я смогу тебе помочь, сказал Леонард.

Неужели он действительно пойдёт на то, чтобы содействовать убийству дочери, пусть и имеющей с ним разлады? Нет, нет и ещё раз нет. Это подстава. Он убьёт Хизер, если она в своей бесконечной наивности заявится к нему. Ни один отец...

До вчерашнего дня Хизер поверила бы этому. До вчерашнего дня, когда она пребывала под куполом любви и доброты, возведённой для неё отцом. Но теперь, когда купол рухнул и она увидела за ним бесконечную жестокость мира, она с неохотой признала: скорее всего, Леонард не хитрил и говорил, что думал. Он действительно готов был помочь девушке, которая планировала убить её дочь. Лишь бы она выпустила его из темницы.

Хизер вышла в коридор. Прибавлений полку мёртвых медсестёр не было, по крайней мере, пока; Колмен тоже ничем не отметился. Она прошествовала мимо пустых палат, переступив через труп, и вышла на лестничную площадку. Спустившись на второй этаж, Хизер прошла в коридор с палатами. К счастью, здесь не было того удушливого запаха гнили, который стоял этажом выше. Да и сам коридор выглядел как-то опрятнее и чище. Хизер подходила к концу, постукивая в дверь каждой палаты. Леонард не отвечал. Дойдя до конца, Хизер не без усилий открыла дверь, разделяющую блоки палат... и остановилась.

Коридор здесь заканчивался. Заканчивалась и больница. Вместо безликих палат и старательно обелённых стен за дверью был каменный коридор, по бокам которого висели забранные проволочной сеткой фонари. Хизер сразу вспомнила о канализации. Жутко походило на подземный проход, по которому она однажды уже имела честь пройтись.

Она обернулась, уверенная, что за спиной тоже появились каменные своды, освещённые тусклыми огнями, отбрасывающими на стены тени. Но там было всё нормально: палаты, неработающие электрические лампы, темнота...

Хизер потрогала первую каменную кладку рукой. Не похоже на иллюзию. Но если это один из тех самых «переходов», почему коридор за ней не изменился? Почему с потолка не капает кровь, а под ногами не звенит стальная решётка?

Она сделала один шаг, переходя от госпиталя в каменный коридор. Шаг дался тяжело, будто на границе висела невидимая упругая плёнка, оказывающая сопротивление. Хизер почувствовала укол боли в задней части головы.

Ну... и что?

Она не могла видеть, куда идёт коридор, потому что в двадцати шагах впереди он поворачивал под прямым углом. Хизер вдруг пришла в голову сумасшедшая мысль: это всё Клаудия. Она хотела посадить своего отца в темницу и добилась, чтобы часть коридора отреставрировали под манер средневековой тюрьмы, где отцу, по разумению любящей дочери, было самое место.

Она пошла вперёд, считая лампы и постоянно оглядываясь, чтобы не потерять из виду коридор госпиталя. Вид палат придавал ей уверенность – осознание того, что в любой момент она может вернуться обратно, стоит только захотеть. Она тешила себя этой мыслью до того момента, пока после очередного шага за спиной с громыхающим лязгом не упала железная решетка, загородившая проход.

– Эй! – закричала Хизер и бросилась назад. Схватившись за толстые прутья, она принялась трясти решётку со всех сил, но без толку: тяжёлая конструкция не шелохнулась. Путь назад был отрезан. В свете лампы на потолке чернел неприметный проём, из которого вывалилась решетка.

Хизер посмотрела на далёкий коридор за металлическими прутьями. Всё... теперь дорога ей только вперёд, вглубь этих сводов. Может быть, теперь она заперта здесь с Леонардом. В какой-то момент её охватил животный страх – ей захотелось кинуться на прутья и дёргать их, толкать, вцепиться в них зубами, чувствуя во рту привкус ржавого металла. Но она удержалась. Если что и могло помочь ей, это собственное спокойствие и уравновешенность. Хизер покрепче схватилась за ножку стула и пошла дальше, туда, где коридор сворачивал в неизвестность.

За поворотом ничего не было. Всё такой же коридор, только на этот раз бесконечный. По крайней мере, таким он казался – ламповый ряд тянулся, как ёлочная гирлянда, и сливался в пару светящихся ниточек далеко-далеко. Хизер сжала губы до крови и пошла вперёд. В голове крутилась одна мысль: что, если коридор действительно бесконечен? Тогда она будет идти, идти... пока не отнимутся ноги от усталости и она не упадёт на каменную кладку пола.

Нет...

В опасной близости за плечами упала ещё одна решетка, подняв невидимое облако пыли. Хизер обернулась и несколько секунд тупо смотрела на неё, потом пошла дальше. Она шла, и толстые решетки одна за другой опускались с потолка, заключая её в самую глубокую из когда-либо существовавших на свете темниц. Хизер уже ни о чём не думала – ни о том, как она вернётся назад, ни о том, что ждёт её впереди. Знала только, что сейчас нельзя останавливаться, иначе решетки запрут её с двух сторон в объятиях, и она умрёт мучительной смертью в узком пространстве между ними, умрёт здесь...

... на «обратной стороне». Пожалуй, точнее названия не отыскать для мира, в котором всё поставлено с ног на голову, который нагло отрицает все истины и законы нормального мира и упивается этим.

Лязг. Стук. Грохот. Лязг. Стук. Грохот... Это когда-нибудь кончится?

Не успела Хизер так подумать, как перед ней, на расстоянии вытянутой руки, опустилась решетка. Она панически обернулась и увидела пыль, умиротворённо кружащуюся у решетки, которая легла сзади.

– Спокойно, – прошептала Хизер, затравленно оглядываясь. – Здесь должен быть выход.

Но обе решётки – перед ней и за ней, – стояли уверенно и твёрдо, плотно прилегая к стенам. Прутья слишком толстые и близко расположенные друг к другу – не прогнуть и не пролезть. У Хизер потемнело в глазах. Нет, это невозможно... Лазейка должна быть, должна...

Лазейка и в самом деле была. Она расплылась на стене фосфоресцирующим алым двойным кругом с вписанным в него треугольником. Знак разгорался всё ярче – прутья решеток уже отбрасывали на порозовевший каменный пол длинные тени. На ободе круга и в треугольнике были видны те же закорючки, что и в тех символах, которые Хизер видела раньше – в туалете торгового центра, в подземке... Но этот знак был другим. Хизер смотрела на пульсирующий розовый свет, изливающийся из него, и голова не болела. Вместо этого появилось чувство необычайной лёгкости, будто вот-вот она оторвётся от земли и воспарит вверх, прямо в небо. Этого не случилось. Но розовый свет паутиной оплетал всё. Хизер не чувствовала боли, и поэтому на этот раз чётко увидела, как стены и прутья постепенно теряют чёткость, растворяются в нахлынувшей стихии. В дымке появились короткие белые сполохи, молниеносно пролетающие вперёд-назад. Их становилось всё больше и больше, они издавали негромкое шипение, которое сливалось в шум, напоминающий треск статических помех. Когда нагромождение белых полос вытеснило из этого тесного мира всю красноту, превратив его в сплошные черно-белые вспышки, Хизер поняла, что это экран. Большой телевизионный экран, транслирующий пустой эфир.

Изображение стало понемногу проясняться, и Хизер с трудом различила посреди экрана силуэт человека. Трудно было сказать, мужчина это или женщина – запись (если это действительно была запись) отличалась ужасным качеством. Человек сидел за столом, уткнувшись в запястья лицом, пересечённым мириадами эфирного «снега». Он плакал?.. Хизер услышала искажённый, прерывистый голос, доносящийся со всех сторон одновременно:

– ... всё ещё необычно сильный жар... не могла прощупать пульс... но она всё равно дышит, очень тяжело...

– Почти вся кожа обуглена. Когда я меняю бинты, я вижу только кровь и гной...

Руки невыносимо жгло. Подняв их, Хизер увидела, что оба запястья покрыты тонкой слизистой коростой, рвущейся при движении. И не только запястья... Вся рука. Всё тело! Серая гноистая масса лениво сочилась из нарывов и ожогов. Самое ужасное – как Хизер бы ни хотела кричать, губы не двигались. Они спеклись, были сцеплены между собой отвратительным кровавым наростом, который образовался у неё вместо кожи. Что... Что это?! Почему?!

– Почему? – кричала Лиза на экране; по её волосам пробежала первая чёрная трещинка. – Что ещё удерживает этого ребёнка живым?.. Я не могу больше терпеть это!

Мир перевернулся. Хизер не стояла, а лежала на кровати, прикованная толстыми кожаными ремнями. Ощущение было такое, будто вместо лица у неё недвижная каменная маска. Что-то застряло глубоко в носоглотке, оно мешало дышать, заставляя её судорожно хватать ртом воздух. Но облегчения это не приносило – каждый вдох сопровождался острой колющей болью в груди, от которой её лихорадило без остановки. Чьи-то руки лежали на плече и придавливали к постели. Хизер не видела лица – было не до того. Боль ввинчивалась, как шуруп, накатывала и отпускала, гудела затупевшей бензопилой, вгрызающейся в живую древесину. Сквозь всё это Хизер продолжала слышать голос Лизы, затерянный где-то далеко за кадром:

– ... отпустите... прошу... пожалуйста...

Так как сиюминутная опасность ей, похоже, не грозила, то Хизер встала не сразу. Она несколько минут расслабленно лежала, изучая потолок, и вспоминала своё недавнее видение. Что это было?.. Сон? Реальность? Скорее второе, чем первое... «Обратная сторона», кажется, так это называется? И почему эта женщина

кажется ей такой знакомой? Хизер провела рукой по лбу, поправляя растрепавшиеся и взмокшие волосы.

Лиза. Так вот почему... Она была добра к ней, когда она лежала, прикованная к больничной койке. Единственный человек, кто по-настоящему заботился тогда о ней, любила её...

Хизер мотнула головой. Медсестры не было. И больницы не было. Разумеется, она никогда не лежала ни в каких подземных палатах и не знала ни одной медсестры по имени Лиза. Это снова была Алесса, её воспоминания. Хизер, к своему ужасу, почувствовала, что чужие мысли не так неприятны ей, как раньше. И боли не было.

Нет. Хизер опёрлась на локти и начала решительно вставать. Как бы там ни было, она не хотела слиться с этой измученной девушкой, в душе которой остались только страх, ненависть и желание умереть. Она не хотела повторять свою судьбу снова... то есть повторять судьбу Шерил, убежавшей от отца в зовущий её лживый туман. Это была её жизнь. Только её, и ничья больше.

Поэтому нужно сопротивляться.

Странно – в тот раз коридор выглядел бесконечным, но теперь Хизер чётко видела его конец шагах в двадцати. Он кончался низкой, почти квадратной дверью с горящей над ней красной лампой. Хизер побрела в ту сторону, то и дело хватаясь за стены от накатывающей слабости в ногах. И не забыла подобрать отломанную ножку стула, которая лежала у правой руки.

За дверью была висячая аварийная лестница, поднимающаяся вверх. Не очень высокая – от силы пять-шесть метров. Хизер прищурилась от яркого кроваво-красного света, бьющего в глаза. Что это за место? Почему все лампы такие красные?.. Она с опаской взялась за перекладину и начала взбираться. За лестницей, там, где сгустился сумрак, что-то капало с чавкающим звуком. Хизер старалась не смотреть в ту сторону, зная, что ничего хорошего не увидит. Она и думать не забыла о каком-то Леонарде. Выбраться из этого кошмарного места. Плевать на всё. Лишь бы вернуться в нормальный, пусть немного и жутковатый, госпиталь.

Источник отвратительного звука приближался. Тяжёлые капли с хлюпаньем срывались прямо у лица и летели вниз. Хизер старательно отворачивала лицо, пока могла, потом сдалась и обречённо посмотрела вперёд, заранее прикусив язык между зубами, чтобы не закричать.

Женщина была прикована к стене невообразимым образом. Её тело выгнулось дугой, руки заведены за спину, словно её натянули на дыбу. Лицо было опущено вниз и частично прикрыто волосами, которые казались чёрными при красных лампах. Но никакие лампы не могли скрыть мертвенную синюшную бледность лица. Кровь стекалась со складок униформы медсестры к её ногам и капала оттуда тяжёлыми каплями вниз, издавая хлюпанье болотной жижи. Хизер не мигая смотрела на лицо женщины, одновременно страдая от тошноты и мучительных попыток вспомнить, где она видела это лицо. Она видела, видела, где-то... Но перекошенное от боли лицо было неузнаваемо.

Дальше, Хизер. Дальше. Ей уже ничем не поможешь.

Хизер поползла вверх. Поднявшись выше головы несчастной, она в последний раз посмотрела вниз и заметила, как неуловимо дрогнули уголки губ женщины. Хизер вскрикнула и поднесла ладонь ко рту. Она... жива? Господи...

– Вы... вы слышите меня?

Медсестра, прикованная к стене, молчала. Нет, она была мертва. Ей просто показалось. Хизер с тяжёлой душой поставила ногу на следующую перекладину.

Дальше она увидела монстра. То есть не совсем монстра. Она уже пару раз замечала это существо раньше – высокое, обмотанное в длинную грязную рясу, с головой, напоминающей две прижатые друг к другу воздушные шарики. В лифте торгового центра, когда она впервые знакомилась с прелестями «обратной стороны», и в коридоре офисного здания, выйдя из комнаты со злополучной ванной. Никогда Хизер не была так близка к нему. Существо висело прямо за лестницей, мотая пупырчатой головой, вцепившись ногами и левой рукой за сплетения ржавых канализационных труб. Правой рукой он беспрестанно крутил скрипящую красную вентиль, приделанную к одной из труб. На Хизер он даже не посмотрел, но это не помешало ей пережить пару неприятных минут, стараясь пролезть мимо незамеченной.

Наконец она оказалась на тесной платформе наверху. Здесь была ещё одна дверь и ещё одна красная лампа. Надеясь на лучшее, Хизер открыла дверь.

– Боже, – вырвалось у неё. Она непроизвольно сделала шаг назад, едва не свалившись вниз с пятнадцатифутовой высоты.

За дверью было царство крови. У Хизер потемнело в глазах от обилия тёмной вязкой жидкости. Стены коридора, пол и потолок были слеплены из крови. Кровь стекала вниз по стенам и поднималась обратно вверх, нарушая все законы физики. Она ручьями текла под ногами и над головой, звонко журчала на стенах. Не краска, не суррогат, а настоящая человеческая кровь, горячая и не свернувшаяся, будто только что выпущенная из чьей-то вены. В воздухе кружились солёные пары. Крови было много – слишком много для человеческого восприятия, слишком много, слишком... Хизер стало дурно. Она могла бы просто закрыть дверь, но это почему-то не пришло в голову. Она продолжала завороженно смотреть на ужасное зрелище. Теперь она заметила, что стены тоже какие-то странные. Каждый раз, когда по ним прокатывалась очередная волна крови, они вибрировали и мягко вминались внутрь, как... как... Хизер не могла подобрать подходящего слова, пока не увидела, как всё новые порции крови каплями проступают сквозь стены через их поры, чтобы втянуться в общий круговорот. Стены были не просто стенами. Они были живыми, из них сочилась кровь. Стены вздрагивали... от боли. Когда Хизер поняла это, земля окончательно ушла из-под её ног. Куда она попала?

Хизер замерла. Что ты сказал?!

Лампа над дверью светила, казалось, всё ярче и ярче, распыляя мир вездесущим цветом крови. Под лестницей мычало существо, повисшее на вентилях. А под ней страдала медсестра, приколотая к стене неизвестным садистом. Хизер вдруг поняла, что она не посмеет вернуться обратно в той же мере, в какой не сможет пойти дальше.

– Будьте вы прокляты, – процедила она, сама не зная кому, и сделала шаг вперёд. Пол вмялся под подошвами, сквозь поры брызнули алые капли. Хизер чувствовала себя, будто стоит на шляпе огромного гриба-шампиньона. Она ждала, что вот-вот кожух разойдётся по швам, не выдержав тяжести, и она плюхнется в море крови и пойдёт ко дну.

Выждав с минуту, она решилась сделать ещё шаг. Теперь всё вокруг было красным, красным до предела. Хизер пришлось закрыть глаза, чтобы не сойти с ума от обилия некогда запретного цвета. Ещё шаг... ещё. Уже легче. Она пошла, понурив голову, глубже в это безумие.

Поэтому, когда одна из дверей, залитых кровью (слава Богу, хоть ручка двери была чиста от вязкой жидкости) вдруг поддалась под рукой, Хизер без колебаний шагнула внутрь. Что там могло ждать? Монстров здесь нет, в этом смысле она в безопасности. А что до всего остального, то, как говорится, хуже уже некуда.

Но хуже всё-таки могло быть. Хизер поняла ошибку, когда увидела тесное квадратное помещение, стены которого были покрыты ржавчиной. Одну стену занимало большое зеркало. Поверхность была мутной и местами искривленной, но исправно отражала скудный интерьер комнаты – а именно прямоугольный медицинский таз, стоящий прямо перед ним. Таз, предназначенный для стерилизации инструментов, тоже весь покрытый красноватым наростом. В свете красной лампы Хизер увидела в зеркале своё лицо, выступающее из темноты. Глаза были дикими, в них виднелся животный страх. Она увидела, что её губы постоянно дёргаются, как в нервном тике. Она и не примечала... С каких пор это началось?

Так или иначе, ей здесь не нравилось. Что-то в каморке было не так, и это «что-то» делало пребывание здесь хуже, чем в кровавом коридоре. Хизер повернулась и дёрнула дверь на себя. К её удивлению, она не шелохнулась. Она потянула ручку сильнее, но дверь оставалась на месте. Она была заперта.

Хизер сорвалась с места и кинулась к двери. Навалившись на запертую дверь, она принялась молотить по нему кулаком с истерическим криком:

– Выпустите! Выпустите меня!

Она не знала, зачем кричит – ведь сама видела, что этот мир пустынен, в нём никого нет... Но не могла не кричать. Страх наполнил её, страх иррациональный и всепоглощающий, как грозовое облако, которое нависает над ночным городом. Хизер потеряла способность соображать. Она обернулась, прислонилась к двери спиной и наблюдала, как за зеркалом комнату заливают галлоны, тонны, мегатонны крови. Видела себя саму, которая забилась в угол и судорожно продолжала нажимать плечами на дверь. А между тем кровь вокруг неё сгущалась и множилась, и казалось, что сейчас это озеро начнёт подниматься, погружая её в себя. Но этого не произошло. Почти дойдя до щиколоток, кровь на отражении начала спадать, втягиваться обратно туда, откуда вышла. С превеликим облегчением Хизер увидела, как красные щупальца отступают обратно от ног её двойника за стеклом, высыхают и исчезают, собравшись в одно пятно на стене. Таз тоже восстановил свой прежний вид. Хизер закрыла глаза.

Но когда она снова открыла глаза, то увидела, что пятно на стене не исчезло, хоть и здорово уменьшилось в размерах. Оно продолжало темнеть посреди ржавчины чёрным кругом. Хизер, не дыша, наблюдала за зеркалом.

Пятно начало увеличиваться вновь. Первые отростки-щупальца оторвались от него и побежали по стенам.

– Нет, – простонала Хизер. Неуловимое движение слева заставило её оторвать взгляд от отражения и посмотреть на настоящую стену. Пятно появилось и там. Теперь зеркало не жило самостоятельной жизнью, а отображало реальный ход дел.

Но нет... не совсем. Двойник Хизер, что жил в зазеркалье, начал менять облик. Из-под волос струями закапала кровь, вскоре залившая всё лицо. Кожа на руках и на лице начала отслаиваться, белая жилетка промокла под напором артериальной крови, сочащейся изнутри. Складки юбки прилипли к ногам. Дрожа всем телом, Хизер поднесла к лицу правую руку. Двойник в точности повторил движение, продемонстрировав девушке почерневшую руку с обильно капающей из запястья кровью и длинными обломанными ногтями, которые на глазах отрывались от пальцев.

Сзади щелкнул замок, но Хизер этот звук почти не услышала. Она, как околдованная, водила рукой перед лицом, наблюдая за окровавленной девушкой со слипшимися волосами неопределённого цвета, которая стояла за зеркалом. Она не обращала внимания ни на пульсирующие вены крови, змеёй ползущие к ней, ни на таз, который снова переполнился свежей кровью. До поры до времени двойник копировал все движения Хизер, но потом, видимо, это ему надоело, и он застыл недвижным истуканом, поднося ладонь к щеке. Сквозь пальцы, с которых сползали остатки плоти, на Хизер взирал, шевеля белком, левый глаз двойника, в котором горело желание убивать... и умереть.

Это она, вдруг догадалась Хизер. Алесса. Она заманила меня сюда, чтобы убить.

Понимание стало финальной точкой, вырвавшей её из пут оцепенения. Хизер развернулась на месте и опять приложилась к двери. На сей раз она была открыта – замок был сломан. Она выбежала в коридор с чувством, что убежала из каменной темницы, в которой её приговорили сидеть до конца жизни. Багровый коридор показался ей безопасным и умиротворяющим. Хизер остановилась, тяжело дыша, посреди коридора. За ней с раздражённым треском захлопнулась дверь палаты. Чёртова девочка! Как ты посмела убежать!

Больше не буду никуда заходить, заклялась Хизер. Никаких экспериментов с палатами. Слишком опасно. Слишком... Нужно найти выход – просто найти выход, и всё. Если она будет идти прямо по коридору, то куда-нибудь, да придёт.

Куда? Да вот хотя бы к лифту...

Лифт, вопреки ожиданиям Хизер, оказался в рабочем состоянии. Наверное, потому, что в этом мире он питался не электричеством, а чем-то другим. Так или иначе, но когда Хизер нажала на кнопку, чернеющую на кроваво-красном фоне, двери радушно двинулись в стороны. Хизер увидела за ними тесную ржавую коробку, и ей тут же расхотелось заходить в лифт. Cлишком было похоже на саркофаг или гробницу, ждущую своего обитателя. Хотя, с другой стороны, вряд ли был выбор. В трёх шагах дальше в коридоре выросла непробиваемая живая стена.

Разыскав панель с кнопками, Хизер нажала на цифру 1. В ответ она услышала над крышей лифта глухой стук и... ничего не произошло. Лифт не сдвинулся с места. Хизер нахмурилась и переместила палец выше, к цифре 2. Стук сопроводился рокотом заработавшего двигателя. Двери захлопнулись, и лифт начал опускаться вниз. Кабину трясло из стороны в сторону. Сквозь решетчатое окошко проникал ярко-оранжевый отблеск, который напугал Хизер в торговом центре до потери пульса. Но с тех пор многое изменилось. Она теперь не забивалась в угол лифта, не выкрикивала бесполезные мольбы о помощи, а покорно стояла в середине кабины, закрыв глаза, и отсчитывала в уме секунды, двигающие время вперёд, к моменту, когда она выберется из плена этой коробки.

На этот раз путешествие обошлось без сюрпризов вроде радиоприёмников, падающих с потолка. Лифт исправно доставил Хизер до пункта назначения. Двери открылись, и за ними были не ручьи тёплой крови, а вполне безобидный коридор. Грязный и сырой, проржавевший до миллиметра, и вместо пола здесь была натянута железная сетка – но Хизер всё равно испытала облегчение. Её уже серьёзно мутило при виде красного цвета, и она была счастлива видеть почти родные тёмно-оранжевые оттенки.

Было на втором этаже ещё кое-что, заслуживающее внимания. Где-то там, за палатами, звонил телефон.

Хизер ни на секунду не засомневалась, что звонят ей. Она здесь одна – кому ещё звонить? Она вышла из лифта и пошла по коридору, стараясь вслушаться в жизнерадостную трель, которая разносилась по зданию. Кажется, источник звука находился даже не в коридоре, а там, ещё дальше.

Двустворчатая дверь, отгораживающая палаты от служебных помещений, была открыта. С этого места звонок слышался громче – он исходил из одного из помещений в северной оконечности. Здесь стены сменялись несколькими рядами сеток, что делало коридор похожим на часть тюремного комплекса. Не хватало только толпы заключённых, протягивающих через сетку к ней свои хищные пальцы. Впрочем, их легко было вообразить. Дойдя до конца, Хизер увидела две закрытые двери. Трель исходила справа. С тех пор, как она услышала звонок, прошло не менее трёх-четырёх минут, но звонивший не вешал трубку, что говорило о его недюжинном терпении... или знании, что Хизер рано или поздно подойдёт к аппарату.

В комнате стояли продолговатые шкафчики, выглядящие так, что казалось – чуть тронь, и всё развалится к чертям. Хизер догадалась, что в нормальном мире это был гардероб, куда медперсонал складывал одежду и личные вещи. Но на «обратной стороне» не было ни медперсонала, ни людей вообще, поэтому шкафчики пустовали. Впрочем, Хизер увидела, что из-за хлипкой дверцы одного из дальних шкафчиков на пол вытекает красная жидкость.

Телефон звонил в одном из шкафчиков. Однозначно определить, где именно, было трудно, и поэтому Хизер сначала открыла несколько не тех шкафчиков. Когда она наконец открыла правильную дверцу, то увидела внутри, конечно же, телефонный аппарат. Самый обычный, настенный, сородичи которой висят в залах ожидания вокзалов. Чёрная полированная трубка висела сбоку и вздрагивала при каждом звонке. Под кнопочной панелью мигал красный огонёк. Хизер представила лампочку глазом, наблюдающим за ней, и приложила к ней ладонь, закрывая обзор. И тут же каждая из дырочек на динамике корпуса превратилась в крохотный самостоятельный глаз, и они уставились на неё немигающим взором. Теперь наблюдателям стало несть числа. Хизер признала своё поражение и убрала ладонь. Огонёк горел по-прежнему ровно и меланхолично.

Чтобы не терзаться думами почём зря, она сняла трубку. Поднесла к уху, но не успела ничего сказать – её опередил дребезжащий пьяный голос, который запел дурным фальцетом:

– С днём рождения тебя, с днём рождения тебя, с днём рождения, дорогая...

Он запнулся и скороговоркой вывел:

– Ой, я забыл твоё имя. Как тебя зовут?

– Кто вы? – удивлённо спросила Хизер.

Голос рассмеялся во весь голос. Смех его был столь же ужасен, как и пение:

– О, хорошо, спасибо. Так вот... С днём рождения, дорогая Кто Вы, с днём рождения тебя! С тридцать первой годовщиной!

В динамике послышалось громкое бравурное хлопанье в ладони. Судя по редкости аплодисментов, собеседник старался в одиночку. Хизер в ярости вскочила:

– Это вы, Леонард?

Конечно, он, кто же ещё. Большой любитель поговорить по сломанным больничным телефонам. Он заманил её сюда, в это неживое царство, и теперь решил над ней понасмехаться.

Голос, однако же, сказал:

– Леонард? Это имя убийцы, не моё.

– Стэнли? – спросила Хизер уже неуверенно. Голос не замедлил с ответом:

– Какая жалость... Но я не твой возлюбленный. Он сейчас под землёй, его новое имя – номер семь. Мне кажется, оно ему подходит гораздо больше, чем прежнее.

Он опять разразился противным смехом. Хизер поморщилась. Какой отвратительный фальцет... Будто кто-то намеренно фальшивит, чтобы не дать узнать себя. И ведь, сколько он ни старается, она знает его! Слышала не далее, чем вчера. Но кто? Кто?..

– Но не беспокойся, – сказал голос, вдоволь насмеявшись. – Ведь сегодня твой день рождения, и мы будем отмечать его с шиком! А?

– Слушайте, вас кто-то ввёл в заблуждение, – Хизер очень хотелось бросить трубку, но проклятая пластмасса словно въелась в кожу ладони. – Сегодня не мой день...

Голос прервал её:

– Тсс... Я не ошибаюсь. Сегодня тебе исполняется ровно двадцать четыре года. И у меня для тебя есть подарок.

– Чего ты хочешь? – вкрадчиво спросил собеседник. – Сделать кому-то больно – или самому почувствовать боль? Выбирай. Но помни – в любом случае ты получишь то, что больше всего ненавидишь.

На последнем предложении тон резко изменился. Теперь собеседник на том конце почти не пытался изменить голос, и Хизер уловила в нём несколько до боли знакомых масляных нот. Пока она старалась припомнить и выкатить этот аргумент в глаза собеседнику, тот сухонько поздравил ещё раз:

– С днём рождения.

И оборвал связь. Теперь у Хизер не осталось сомнений, кто подложил ей ту двустволку в станции Хейзел-стрит. С тридцать первой годовщиной! Сегодня тебе исполняется ровно двадцать четыре года...

– Но ты не прав, – упрямо сказала Хизер в пустую мембрану. – Сегодня не мой день рождения.

Сказала, но не была уверена. Она больше не была уверена ни в чём.